Обращение к биологическому эволюционизму

Как мы уже отмечали, Конт и Спенсер заимствуют формули­ровку своей основной идеи из биологии, в частности, опираются на наиболее известное положение Чарлза Дарвина (1809—1882) в его фундаментальном исследовании «Происхождение видов» (92). И представители классического эволюционизма в социологии, и большинство неоэволюционистских школ придерживались ско­рее спенсеровского представления об органическом росте, а не дарвиновского естественного отбора. Лишь недавно социология всерьез обратилась к дарвиновскому наследию. Вместо прежних теорий, известных как «теории развития», или «онтогенетические теории» (69; 3) и «теории стадий», или «теории органической диф­ференциации» (82; 13), некоторые неоэволюционисты предложили «теорию естественного отбора» (82; 29) и теории «социокультурно-го изменения» и «селективного сохранения» (245; 236). Их авторы убеждены, что «дарвиновская модель обнаруживает фундаменталь­ные аналитические сходства между биологической и социокулыур­ной эволюцией» (229; 306) и что можно «описывать механизмы социокультурной эволюции по аналогии с дарвиновской моделью случайного изменения и отбора» (245; 264). Фактически главные аналогии и модели, составляющие основу эволюционной теории, были полностью переведены на ее собственный язык.

Рэндалл Коллинз определяет разницу между прежними и но­выми взглядами следующим образом.

Если, согласно классической эволюционной теории, общество уподобляется растущему организму, в котором идет постоянная дифференциация на специ­ализированные органы и функции, то новое направление разделяет дарвинов­скую идею о возникновении видов путем изменений и естественного отбора тех форм, которые лучше всего приспосабливаются к окружающим условиям. В первом случае общество рассматривается как единый организм, который растет в течение жизни; во втором — как разнообразные виды (популяции организмов), часть из которых смогла адаптироваться, а часть — нет (82; 13).

Подобное изменение перспективы стимулировало новую вол­ну теоретических поисков. «Эволюционное мышление продви­нулось с периферии социальной теории к ее центру» (69; 3).

Базовый механизм эволюции был определен Дарвином как «удержание благоприятных и отказ от неблагоприятных измене­ний» (92; 81). Логика процесса подчиняется трем принципам: принципу вариации (случайных мутаций в популяции); принципу отбора (борьбы за существование); принципу выживаемости наи­более приспособленных (репродуктивный успех), что приводит к воспроизводству черт, присущих выдержавшим отбор индивидам («наследуемые» характеристики), в будущих поколениях.

Как известно, когда-то в биологии бытовала весьма наивная точка зрения, согласно которой между полностью сформировав­шимися индивидами идет своего рода соревнование, борьба за существование и таким образом производится естественный от­бор. Открытия Иоганна Г. Менделя (1822—1884) привели к пре­дельно абстрактной идеи о генах, участвующих в эволюционной селекции. Нечто похожее наблюдается и в социологической, или «социокулыурной», теории эволюции, где в качестве эволюцио­нирующих рассматриваются уже не популяции или личности, а, скорее, некоторые совокупности абстрактных социальных отно­шений, или, по последней версии, совокупности правил, собран­ных в «системы правил» (69; 261; 96). «Наш подход, — пишут Дитц и Берне, — концентрирует внимание на процессах, благо­даря которым социальные правила отбираются, обобщаются и передаются или репродуцируются... Эволюционные силы влияют на многообразие популяции, а процессы передачи и селекции благоприятствуют некоторым правилам, в результате чего они на­чинают доминировать. Это — репродуктивный успех, или куль­турное соответствие» (96; 263).

И для биологической, и для социологической теорий пока остается открытым вопрос относительно источников первичных изменений (отклонений). Почему элементы популяции столь раз­нообразны и разнородны? Некоторые авторы утверждают, что, «как и Дарвин, современные обществоведы не разбираются в за-

конах, управляющих возникновением изменений» (229; 292). Боль­шинство из них ссылаются на инновации, открытия, аберрации, отклонения в поведении, смещения и тому подобные случайные и непредсказуемые факторы. Согласно другой позиции, измене­ния не обязательно имеют случайный характер, они могут быть результатом целенаправленного конструирования, «поиска людьми таких стратегий поведения, которые в чем-то превосходят преж­ние» (245; 247). Более глубокое проникновение в загадку измене­ний принадлежит авторам, которые обращают внимание на эво­люцию систем правил. Том Берне и Томас Дитц предполагают, что изменчивость правил может определяться рядом обстоятельств. (1) Во время социальной передачи правил (учителями) они выра­жаются словесно, что открывает путь к своеобразному смешению формулировок. (2) Любое применение достаточно общих правил | требует их интерпретации, и в этом заключается еще одна пред­посылка для искажения первоначального смысла. (3) Люди до­пускают ошибки и погрешности при формулировании и вы- | полнении правил. (4) Люди активно ищут правила и экспери­ментируют с ними, особенно, если они не удовлетворены теми, которым непосредственно должны подчиняться сейчас. (5) Люди участвуют в игровых и даже ненормативных видах деятельности, которые могут порождать, вырабатывать новые правила, распро­страняющиеся на важные стороны жизни. (6) Всегда есть воз­можность проникновения правил извне — либо через личные контакты, либо через средства массовой информации (69; 264).

Существует еще одна загадка — механизм отбора, т. е. «выбо­рочного воспроизводства образцов поведения и сознания в рам­ках общества» (229; 302). Почему одни элементы наследуются, тогда как другие отбрасываются? «Как среди множества комби­наций, постоянно возникающих в любой популяции, отбираются те, которые сохраняются и институциализируются?» (245; 251). Этот вопрос в действительности заключает в себе три различных вопроса: кто или что служит в качестве движущей силы, произ­водящей отбор? какой критерий используется в процессе отбора? как действует отбор?

Берне и Дитц различают «/?-отбор» («р-селекцию»), сознатель­но осуществляемый власть предержащими, реформаторами, ли­дерами, устанавливающими правила для других; «s-отбор» («S-CG-лекцию»), непреднамеренно производимый посредством принуж­дения или благодаря возможностям, возникающим в установив­шихся структурах; «m-отбор» («/я-селекцию»), который «работа­ет» через естественные, объективные ограничения материально­го окружения. Например, «люди не могут вводить правила, кото-

рые нарушают законы физики или биологии» (69; 266—267). Ав­торы подчеркивают важность сознательных, целенаправленных действий человека, что игнорируют или полностью отрицают сто­ронники более механистических версий эволюции.

Что касается адаптивного или воспроизводственного (репро­дуктивного) успеха, т. е. функциональной ценности какого-либо института, правила, образа жизни для выживания и способности к воспроизводству, то, по мнению некоторых авторов, редко бы­вает так, что единственная цель человека — просто выжить или приспособиться. «В человеческом обществе важное значение имеет повышение чувства удовлетворенности или комфорта» (245; 256). Наконец, в качестве конечного критерия можно предположить усиление способностей общества к деятельности, составляющих потенциал его самотрансформации (см. гл. 15).

Способы отбора трактуются весьма широко: от простой дар­виновской «борьбы за существование», затем «борьбы за подкреп­ление» (имеются в виду усилия, затрачиваемые на приобретение вещей, с помощью которых удовлетворяются человеческие по­требности) (229; 297) до «борьбы за удовлетворение», т. е. «благо­приятный баланс удовольствия и страдания» (245; 257). Я пред­ложил бы еще один, может быть, последний способ отбора: «борьбу за деятельность», т. е. за освобождение от негативного принужде­ния и расширение позитивной свободы преобразовывать собст­венное общество (см. гл. 15).

Как откровенно заявляют сторонники неоэволюционистской теории социокультурного отбора, она еще находится «на началь­ной стадии развития в системе социальных наук» (69; 275). Тем не менее эта теория выглядит гораздо более перспективной, чем классический эволюционизм и некоторые «не-дарвинистские» ветви неоэволюционизма, рассмотренные ранее. Ее принципи­альная новизна заключается в отрицании детерминизма, фина-лизма, фатализма, линейности и постепенности. Вместо этого в ней большое значение придается случайности, вероятности, ог­раниченности, открытости процесса, качественным факторам и решающей роли человеческой деятельности. «Для того чтобы до­биться успеха, необходим теоретический синтез эволюционной биологии и социальной науки, равно как более полное и систе­матизированное познание окружающей среды, в том числе куль­турной, условий и исторических превратностей судьбы Homo Sa-piens и его общества» (245; 236).