Время как аспект социального изменения

Время является не только универсальным измерением соци­ального изменения, но и его основой, конституирующим его фактором. В социальной жизни изменение происходит повсе­местно, оно «вездесуще»; строго говоря, нет двух различающих­ся по времени состояний любой социальной сущности (дейст­вия, группы, общности, института, общества и т.д.), которые были бы идентичными. Конечно, для практических целей допустимо игнорировать определенную степень различия, и тогда мы гово-

рим о стабильности, постоянстве как противоположности изме­нению. Например, историки, сравнивая современный период, для которого характерны ускоренные процессы, сдвиги, с древними обществами, рассматривают их как стабильные, неизменные в течение столетий. Социальные антропологи описывают некото­рые примитивные, неразвитые общества как «холодные», проти­вопоставляя их «горячим», урбанистически-индустриальным, «переразвитым» обществам Запада. Все это, однако, относитель­но. То, что рассматривается как стабильное, «принадлежит боль­шей частью к таким изменениям, которые протекают гораздо мед­леннее, чем происходит их осмысление наблюдателем. Традицион­ные общества изменяются крайне медленно, если их сравнивать и определять по нынешним западным стандартам» (4; 29).

В реальности изменения и время существуют всегда, а идея стабильности является лишь вспомогательным, подручным сред­ством, «для удобства». Даже когда мы пользуемся этим средст­вом, мы не можем игнорировать время, потому что, говоря о стабильности, мы имеем в виду, что отсутствие различий не аб­солютно, а относительно, и что постоянные черты наблюдаются на протяжении сравнительно продолжительных периодов вре­мени. «Говорить о социальной стабильности, абстрагируясь от времени, невозможно, поскольку стабильность означает продол­жительность во времени» (147; 199). Более того, говорить о ста­бильности правомерно лишь применительно к чему-то изменя­ющемуся. Например, общество эскимосов стабильно по сравне­нию с канадским, датским или итальянским. Американская кон­ституционная система стабильна по сравнению с американской экономикой или технологией. Католическая церковь стабильна, несмотря на постоянную «текучесть» верующих, увеличение и сокращение их численности за многие века.

В социальных изменениях время проявляется в двух ипоста­сях. Прежде всего, оно может служить своего рода внешней рам­кой для измерения событий и процессов, упорядочения их хао­тического потока таким образом, чтобы человек мог ориентиро­ваться и координировать социальные действия. Это — «количе­ственное время», его показывают такие удобные приборы, как часы и календари, позволяющие нам идентифицировать относи­тельный поток, скорость, интервалы, продолжительность различ­ных социальных событий, связывать или разделять по порядку бесчисленные действия, предпринятые индивидами и группами. Была бы возможна академическая лекция, если бы профессор и студенты не появились в одной и той же аудитории примерно в один и тот же момент, а студенты предыдущей лекции ее зара-

нее не покинули? Была бы возможна религиозная церемония, если бы священник и паства не пришли в церковь одновремен­но? Мог бы быть отправлен поезд, если бы машинист, провод­ники и пассажиры не собрались в одно и то же время на одной и той же платформе? Чем сложнее становится человеческое обще­ство, тем более возрастает важность временного порядка и коор­динации. В нынешнем обществе ни одна организация не смогла бы работать без учета времени. Представьте себе большую фаб­рику без рабочих смен, железную дорогу или авиакомпанию без расписания, рестораны без часов работы. С изобретением при­боров для измерения времени все социальные изменения — со­бытия и явления — могут быть помещены в эти внешние рамки, т.е. мы можем говорить о «событиях во времени».

Но есть и вторая ипостась времени в социальных изменениях: время связано с социальными изменениями как внутреннее, им­манентное, онтологическое свойство событий и процессов. Это «качественное время», определяемое природой социальных про­цессов. Когда мы рассматриваем какие-либо социальные процес­сы, то видим, что они проявляют различные временные качества.

1. По своему типу они более продолжительны или более крат­ки. Сравним, например, битву и войну, законодательную рефор­му и медленное моральное разложение, революционную моби­лизацию и экономический рост.

2. Они протекают быстрее или медленнее. Сравним, напри­мер, галопирующую инфляцию и постепенную эмансипацию женщин, мгновенную карьеру в поп-арте и постепенное про­фессиональное совершенствование в медицине.

3. Социальные процессы характеризуются ритмически или беспорядочно чередующимися интервалами. Сравним, например, волны экономического процветания или упадка, взлеты и спа­ды с беспорядочными изменениями фасонов и моды в мире искусства.

4. Они разделяются на единицы различных самостоятельных качеств посредством естественных или социальных обстоя­тельств. Сравним, с одной стороны, периоды работы и отды­ха, соответствующие естественным периодам — времени су­ток (дня и ночи), или в сельской местности — фазы фермер­ского труда, также разделяемые естественными границами — временами года (весна, лето, осень, зима), а с другой, — со­циально обусловленные различия, например, время молитвы и время светской жизни, национальные праздники и будни, дни поминовения и медовый месяц, дни торговли и Рамадан, экза-

менационные сессии и университетские каникулы. Во всех этих случаях мы имеем не просто «события во времени», а «время в событиях», т.е. то, что в социологии обозначается термином «со­циальное время».

Счет времени

Для измерения времени необходимы шкала и единицы, ко­торые могут быть построены для повторяющихся событий, отме­чающих интервалы, и уникальных событий, отмечающих начало шкалы. Естественные события обеспечивают очевидные точки отсчета, и самый простой из них — астрономический цикл, пос­ледовательность дней и ночей, чередование сезонов. Идея рас­света, восхода, утра, полудня, послеполуденного времени, вече­ра и захода солнца, вероятно, является универсальной, обуслов­ленной первичными условиями существования человека на зем­ле. Чередование сезонов — весны, лета, осени и зимы, — чаще всего различающихся по климатическим, атмосферным услови­ям, естественно связано с циклом размножения и вегетации, что тоже не осталось незамеченным даже самыми древними племе­нами. Такое разделение становится центральным для организа­ции годового цикла деятельности в обществе, основанном на жестких образцах культуры, и в земледельческих обществах. Дру­гой, вероятно, повсеместно принятой и осознанной единицей времени является месяц, вычленение которого основано на лун­ном цикле в 29,5 дней. Для оценки времени в обществах, эконо­мика которых базируется на рыболовстве и морских занятиях, особенно важна связь с приливами.

Остальные единицы времени отражают скорее общественный, чем природный опыт. Например, социальное, т. е. до некоторой степени договорное, происхождение недели ясно видно на при­мере варьируемости длины, которую она принимает в разных культурах: восемь дней в раннем Риме, семь — в иудео-христи-анской традиции, десять — в Китае, пять или шесть дней в от­дельных районах Африки и Центральной Америки. Основание для определения недели усматривается в повторяющемся ритме рынка и ярмарок (159; 34—35). Здесь отражается и биологичес­кая необходимость в отдыхе. Один день выделяется для отдыха или духовных нужд, молитв и ритуалов (пятница в исламе, суб­бота в иудаизме, воскресенье в христианстве). Разделение, свя­занное с религиозными предписаниями, можно найти и в годо­вой (например, литургический год у христиан), и в дневной шкалах

(жизнь монастырей, размеченную часами молитв, великолепно описал Умберто Эко в книге «.Имя Розы»).

Первые технические приборы, отмечающие и измеряющие время, — солнечные и водяные часы (клепсидры) — появились в Вавилоне и Египте за тысячи лет до нашей эры. Потом последо­вала длиннейшая череда многочисленных изобретений, и нако­нец, в середине XIV в. в Европе были сконструированы первые хронометры с гиревым механизмом. Затем был придуман пружин­ный механизм, но лишь в середине XIX в. на рынках Швейцарии и Соединенных Штатов появились дешевые личные часы для мас­сового потребителя, а не только для самых богатых. В XX в. часы стали наиболее распространенным техническим прибором.

Настенные и наручные часы позволили отделить время от конкретных событий — как естественных, так и социальных — и ввести договорные единицы времени равной длительности, так что их легко подсчитать. Разделение дня на 12 часов, основанное на зодиакальной системе, было введено уже в древней Греции, а вот разделение часа на шестьдесят минут и минуты на шестьде­сят секунд имеет гораздо более позднюю историю и относится к середине XIV в.

Время в сознании и культуре

Будучи всепроникающей чертой социальной жизни, прони­зывающей все социальные события и процессы, время нашло свое отражение на субъективном уровне сознания. Восприятие и понимание времени является всеобщим человеческим опытом. Индивиды поразительно отличаются друг от друга своим «чувст­вом времени», в частности, способностью оценивать длитель­ность событий, идентифицировать моменты времени без часов (например, угадывать час дня), предусматривать длительность процесса, необходимую для достижения определенной цели (ус­танавливая точки отсчета), делить процессы на интервалы (при планировании дневной работы). Одни люди просто одержимы пунктуальностью, другие почти всегда надолго опаздывают. Пси­хология времени — это поле, которое фокусируется на таких и подобных явлениях, или, иначе говоря, на «внутреннем време­ни» индивидов.

Для социологии интереснее другое отражение реальностей времени — социопсихологическое или культурное. Мы имеем в виду относящиеся к тому или иному конкретному времени ти­пичные символы, ценности, правила и ориентации, которых 74

придерживаются различные группы, сообщества, классы и т.д. Они фиксируются в определенных кодексах и включаются в со­циальное сознание или культуру, приобретая характер норм и правил межличностного общения, придавая различным общест­вам отчетливый «временной профиль». Отпечаток таких распро­страненных культурных образцов может ощущаться в различных сферах социальной жизни, проявляясь в специфических стилях поведения.. Если сравнить современную американскую культуру с мексиканской или немецкую с итальянской, либо в историчес­кой перспективе — более ранние, традиционные общества с со­временным индустриальным, то можно легко обнаружить фун­даментально различные временные ориентации. Некоторые за­нятия и профессии очень жестко требуют пунктуальности, «эко­номии времени» и т.д., для других это не столь важно. Сравните бизнесменов, предпринимателей с артистами, пилотов на авиа­линиях с фермерами. Не только занятия и профессии, но и со­циальные классы, тендерные группы (т.е. мужчины и женщины) и группы возрастные различаются между собой в их временных перспективах.

Говоря о временной ориентации, или временной перспекти­ве, следует различать несколько аспектов.

1. Уровень осознания времени. Это наиболее важная черта. На одном полюсе — одержимая озабоченность течением, про­хождением, недостатком времени и т.д. (синдром «время-день­ги»), на противоположном — безразличие, пренебрежение вре­менем, вседозволенность обращения с ним (синдром «отложим-на завтра»).

2. Глубина осознания времени. Иногда такими характеристи­ками, как значение и важность, наделяется лишь непосредст­венное, ближайшее время, а иногда и отдаленное. Говорить о краткосрочной и долгосрочной перспективе можно независимо от того, смотрим мы вперед или назад, в прошлое. Крайний слу­чай краткосрочной ориентации иногда называют «презентизмом» («сиюминутностью»).

3. Форма или вид времени: циклическое или линейное. Мир-цея Элиад (112) считает, что «древний» человек воспринимал время в виде цикла, в рамках которого события раскрывались в повторяющемся ритме природы. Линейное видение времени на­чинается с христианства, с идеи будущего воздаяния и спасения, к которому неуклонно приближается все человечество. Но хотя в современном индустриальном мире линейные представления о времени явно преобладают, тем не менее существуют важные

области, в которых господствует циклическое видение. Микаэль Юнг (456) подчеркивает, что циклические ритмы социальной жиз­ни самым тесным образом связаны с ритмической сущностью социальных процессов, и в качестве иллюстраций ссылается на ежедневные циклы работы и отдыха, солнечного и религиозного года, недели и даже академического и спортивного календаря. Дж. Дэвис Люис и Эндрю Дж. Вейгарт (241) рассматривают три цикла, базирующиеся на трех естественных последовательнос­тях, которые можно определить как единицы времени, — днев­ной круг, недельный оборот и времена года.

4. Ориентация на прошлое или будущее. «То, как члены группы соотносят себя с прошлым и будущим (т. е. их временной пер­спективой), в большой степени зависит от ее структуры и функ­ций» (84; 191—192). Некоторые группы обращены назад: к тра­дициям, достижениям прошлого, они «живут в истории». Другие обращены вперед: они порывают с традициями, игнорируют про­шлое, смотрят в будущее. В связи с этим можно говорить о рет­роспективной и перспективной ориентациях. Например, счита­ется, что американское общество обращено к будущему, «китай­ское же использует настоящее как центральную точку, из кото­рой поток существования растекается в обе стороны» (84; 192). Внутри каждого сообщества также существует дифференциация, но уже на более низких уровнях: одни группы — этнические, религиозные, по роду занятий — принимают временную пер­спективу, существенно отличающуюся от других. Например, в американском обществе некоторые анархистские политические движения или религиозные секты ориентируются на будущее, утопическое или хилиастическое (тысячелетнее) видение. Пред­ставители большинства профессий также ориентированы на бу­дущее, хотя и в более прозаической форме, поскольку более ре­алистично оценивают время. То же можно сказать и по поводу американского среднего класса, который стремится к достиже­ниям, карьере и готов отложить немедленное вознаграждение на будущее. А, например, отдельные регионы (Старый Юг) или пат­риархальные семьи живут своими воспоминаниями о прошлом. Наконец, представители некоторых маргинальных групп — бро­дяги, бездомные, безработные, живут исключительно сегодняш­ним днем. Такое сокращение временной перспективы характер­но и для тех, кто оказался в необычных, неустойчивых или опас­ных ситуациях, например, в сражении на войне. Очевидно так­же, что у «маленьких детей временная перспектива наиболее краткосрочна, старики же, как правило, обращены в прошлое» (241; 82). Короче говоря, «люди воспринимают настоящее в за-

висимости от того, сосредоточивают они свое внимание на «здесь и сейчас», видят в настоящем инструмент для конструирования будущего или усматривают в нем искаженный фрагмент славно­го прошлого» (84; 3).

5. Интерпретация будущего, к которому можно подходить либо как к чему-то, что нужно принимать пассивно, либо к чему-то, что надо активно конструировать. Если первое предполагает со­гласие и адаптацию, то второе — планирование и формирова­ние. Соответственно можно говорить о пассивном, или фаталис­тическом, отношении (например, в религиозных хилиастичес-ких сектах) и активном, или волюнтаристском (например, в ре­волюционных социальных движениях). Сочетание активного от­ношения к будущему с широким временным воображением, ох­ватывающим и повседневную жизнь, и исторические процессы, называется «историчностью». Говоря словами Адама, это — «осо­знание того факта, что мы не только сформировались истори­чески, но и сами формируем историю, что не только история творит нас, но и мы творим историю» (4; 146). По мнению Гид-денса, «это осознание линейной протяженности своей собствен­ной трансформации» (147; 221).

6. Предпочтение ценностей. Ориентацию на изменения, но­визну и прогресс можно квалифицировать как прогрессивную. Если же предпочтение отдается повторяемости, сходству и по­рядку, то такую ориентацию правомерно считать консерватив­ной. Эта идеологическая модель относится, конечно, к гораздо более широкой области, нежели просто осознание времени, но в данном случае она тоже играет немаловажную роль.

Фактор времени входит в культуру общества, общности или социальной группы не только в качестве способности к той или иной временно'й ориентации, но и в гораздо более специфичес­кой форме. Это — правила (нормативные ожидания), регули­рующие различные аспекты человеческого поведения. Они дей­ствуют среди различных институтов, т. е. средоточий норм и цен­ностей, связанных с важными социальными функциями, как, на­пример, система образования, институт семьи, системы экономи­ки, политики и т.д., а также внутри различных социальных ролей, т. е. средоточий норм и ценностей, связанных со специфическими социальными позициями (статусами), например, учителя, менед­жера, рабочего, студента, полицейского и т.д. Короче говоря, правила, имеющие дело со временем, структурно встроены в более широкую сеть правил социальных нормативных систем.

Роберт К. Мертон выделил важную категорию подобных пра-

вил, назвав их «социально ожидаемыми длительностями» (294; 295). Он полагает, что существуют социальные нормы, которые составляют «первичный временной компонент социальных струк­тур и межличностных отношений» (287; 365—366). Встроенные в социальную структуру, они регулируют продолжительность оп­ределенных актов, длительность существования групп и органи­заций, сроки служб и т.д. Суть не только в том, что некоторые формы социальной жизни действительно существуют дольше, чем другие. Есть нормативные ожидания, которые предписывают их продолжительность, и любой отход от этих норм воспринимает­ся обществом как отклонение, что влечет за собой социальные санкции. Сравните женитьбу с мимолетным увлечением на ка­никулах за границей, семью с каким-нибудь комитетом по вы­полнению задания, рассчитанного на два месяца, или, напри­мер, отцовство, по определению пожизненное, с президентст­вом, законодательно ограничиваемым определенным сроком.

Как и все социальные правила, «ожидаемые длительности» существенно влияют на мышление и действия социальных ис­полнителей. Обычно, если предполагается, что продолжитель­ность социальных связей, членства в группе или статуса будет велика, то люди станут воспринимать их более серьезно, посвя­щать им больше времени, энергии, денег, эмоций и т.д. Срав­ним, например, положение матери в семье с положением вре­менного сотрудника фирмы. Даже если люди занимаются одной и той же работой, то исполнение может быть совершенно раз­личным в зависимости от нормативно установленной длитель­ности. Достаточно вспомнить японские корпорации с их прави­лом пожизненной работы на одной фирме, или университеты, определяющие долгие сроки пребывания в профессорской долж­ности, чтобы понять то влияние, которое оказывают эти нормы на отдачу в работе.

Если длительность нормативно ограничена, то можно наблю­дать поразительные вариации поведения и исполнения между начальным периодом, средней фазой и временем, близким к окон­чанию срока. Образцы поведения в конце службы, напоминаю­щего «хроменькую уточку» из сказок Андерсена, или лихорадоч­ная деятельность комиссии, желающей уложиться в срок, — это лишь некоторые иллюстрации зависимости деятельности от вре­мени.

Однако структурные правила, включающие в себя время, не ограничены аспектом длительности. Существуют множественные нормативные ожидания, рассчитанные на скорость определен­ных процессов (например, правила движения, предписанные

сроки обучения в школах и университетах и т.д.). Есть также правила, определяющие надлежащие моменты для принятия тех или иных статусов (например, совершеннолетие, призывной воз­раст, принцип старшинства по роду занятий, пенсионный воз­раст). Наконец, существуют нормы, предписывающие ритмы и интервалы процессов (например, приема пищи, ежедневных об­ходов в больнице, длительности перерывов на работе и т.д.).

Не удивительно, что время — столь проникающий в социаль­ную жизнь фактор — регулируется обществом.

Функции социального времени

В каждом обществе время выполняет некоторые универсаль­ные функции, причем его роль в ранних традиционных и совре­менных индустриальных обществах существенно разнится. Уил-берт Мур (303—305) выделяет триединую функцию времени, свя­занную с тремя универсальными аспектами социальной жизни: синхронизация одновременных действий; последовательность действий, совершающихся одно за другим; определение уровня действий внутри временной единицы. Опираясь на это положе­ние, логично представить более расширенную типологию соци­ального времени.

1. Первое универсальное требование социальной жизни — синхронизация активности. Основная часть социальной жизни в каждом обществе заполнена коллективными действиями, кото­рые совершаются совместно множеством людей. Для того чтобы коллективное действие произошло, люди должны встретить друг друга в одном и том же месте в одно и то же время (например, прийти на стадион, чтобы стать зрителями матча). И даже если их физическое присутствие не обязательно, они должны пред­принимать определенные действия в один и тот же момент (на­пример, включить свои телевизоры, чтобы составить зритель­скую аудиторию того или иного представления). «Чем сильнее взаимозависимость участников действия, тем более необходима временная синхронизация» (241; 96).

2. Следующее универсальное требование — координация. Индивидуальные действия происходят не в вакууме. В совокуп­ности они приводят к единой цели или вносят вклад в производ­ство общего продукта. Разделение труда, одна из классических проблем социологии, является типичным примером социальной координации. Для того чтобы индивидуальные усилия служили инструментом решения общей задачи, они должны предприни-

Классический эволюционизм