И пришли по смерти Гостомысла Рюрик со двумя братьями и родами их.».

Яким, безусловно, владеет фактическим материалом. Рассказ его внятен и последователен. Единственный художественный элемент здесь – сон Гостомысла. Можно гадать, видел ли его озабоченный старец, или придумал для убеждения сограждан, или это вставка позднейшего писателя, но это не важно. Выбор Рюрика удовлетворял тем критериям, которые мы выше сформулировали, и потому был одобрен горожанами. Какую-то роль в предвыборной агитации, видимо, сыграли неоднократно упоминаемые вещуны, которые, надо полагать, правильно понимали обстоятельства. Заметим, что в эпоху Гостомысла наследственное княжение у славян ещё не утвердилось. Князей выбирали и приглашали, учитывая их возможности, личные и деловые качества.

Автор «Сказания о Словене и Русе» подтверждает, что выбор Рюрика сделан по желанию Гостомысла. Видимо, у него был тот же источник информации, что и у Якима. Но здесь этот текст менее подробен и подвергся сильной правке в витиеватом верноподданническом стиле, вероятно, в эпоху абсолютизма «Рюриковичей». У первоавтора «Сказания» был ещё какой-то источник, из которого и в основную версию проникли Синеус и Трувор. Эти имена, на самом деле, есть записанные кириллицей со слуха стандартные скандинавские термины, означавшие «с родом и дружиной» (о чём знал ещё Шахматов). Информатор летописца произнёс эти слова по-шведски после упоминания о братьях Рюрика, а летописец, не знавший шведского, принял их за имена братьев и так записал. Реально, это могло произойти не ранее, чем в окружении летописца оказались люди, говорящие по-шведски. Такие люди, скорее всего, были из окружения Ингигерды Шведской, жены Ярослава. Когда Ярослав перебрался из Новгорода в Киев, предание о Рюрике вместе с «Синеусом и Трувором» последовало за ним. Возможно и более поздняя дата ошибки из окружения Кристины, жены Ярославова внука. Но братья Рюрика, видимо, существовали. Яким упоминает их, но не делает ошибки с именами – он писал до появления шведов при дворе Ярослава.

Итак, братья Рюрика разошлись в Изборск и Белоозеро. Сам же Рюрик сел в Ладоге (это было известно уже Татищеву). Поэтому в цитате из Сильвестра я выделил Новгород курсивом. Новгород в издания Лаврентьевской летописи вошёл от Карамзина, который опирался на пометку неизвестного читателя на полях поздней Троицкой летописи, вскоре сгоревшей. Это размещение варягов отвечает поставленной им задаче – охране рубежей Новгородчины с севера, запада и востока.

Почему осталось без прикрытия южное направление? Да потому, что юг был для новгородцев глубоким тылом. Они распространялись на север с юга, точнее, с юго-запада. Экономическая экспансия Новгорода (более всего, ради добычи мехов) направлялась на северо-восток. В тылу у них оставались родственные славянские племена, не представлявшие угрозы. Оттуда же, с юго-запада пришли и варяги. По «Сказанию» Гостомысл посылает за Рюриком «в Прусскую землю». Я подозреваю, что поздний редактор просто заменил «Русскую» на «Прусскую». Этот же редактор, видимо, для вящего превознесения «Рюриковичей», сочинил Рюрику родословную от «рода кесаря Августа». Но даже если оставить «Прусскую», это, опять-таки, к юго-западу от Новгорода.

Откуда произошли новгородцы?

Далее в переведённом тексте вставки читаем: «И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были славяне.».

Более близкий к оригиналу текст списка Лаврентия (без перевода) дан во 2-м издании ПСРЛ:

«ѿ тѣхъ… прозвасѧ Рускаӕ землѧ Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска . преже бо бѣша Словѣни».

Переводчики вставили из других списков варягов, убрали повторяющееся Новгородцы и заменили «словен» на «славян» (что не одно и то же!).

Этот абзац есть комментарий то ли самого Сильвестра, то ли ещё более позднего редактора. Написано сие сбивчиво. Знаки препинания расставить здесь трудно, и любая расстановка не облегчает понимание. Выражение «от рода варяжского» довольно бестолково, т. к. варяги были не родом, а воинским сословием. Точный перевод «Новгородцы из рода наёмных пехотинцев» воспринимается комично и говорит о том, что автор этих слов плохо знал то, о чём писал, или затруднялся с выражением мыслей.

Непонятно также, какая «Русская земля» прозвалась от варягов – та, из которой они пришли, или Новгородская? И как новгородцы, ранее принадлежавшие к племени словен, оказались «от рода варяжского»?

Этот редакторский комментарий противоречит основному (более раннему) тексту летописания, где сказано, что варяги (вкупе со словенами и проч.) назвались русью после того, как пришли вместе с Олегом в Киев, что лишний раз подчёркивает его принадлежность иному лицу. Во всяком случае, можно вывести, что варяги – не норманны, ибо словене не могли стать норманнами и не стали ими.

Ряд авторов уже выражали подобные недоумения. Более того, по поводу их ведутся дискуссии и предлагаются другие переводы и толкования. Но это занятие представляется нам излишним, т. к. здесь получаются уже «комментарии на комментарии». Единственное, что можно извлечь из этого фрагмента, – это заключение о слабой информированности автора и о неясности его представлений о предмете.

Итак, рассказ Сильвестра о призвании Рюрика, за вычетом комментариев и сочинённого обращения послов, даёт крайне мало. Это – лишь «экстракт» устного предания, которое после многих пересказов едва сохранилось в весьма сжатом и неточном виде. За достоверное можно принять только сам факт приглашения Рюрика, его приход, смерть и передачу княжения Олегу. Допустимо принять наличие у него двух братьев и последующее установление его единовластия. Это подтверждают и другие, независимые от основной версии, источники. Но они содержат значительно больше информации и описывают события более правдоподобно. Поэтому, при рассмотрении вопроса о приходе Рюрика им следует отдать предпочтение. «Вставка Сильвестра» скорее показывает меру его осведомлённости, чем является первичным и надёжным источником в этом вопросе.

Путч или переворот?

Теперь – следующий абзац «вставки»: «По двою же лет Синеус умер, и брат его Трувор. И принял власть Рюрик.». Я намеренно сохранил архаизм начала. Эта форма встречается и в других местах летописи и не есть точное указание времени. Её современный эквивалент: «через пару лет», что может значить и полтора года, и три, а то и четыре. Далее увидим, что так оно и есть.

Здесь странно, то, что вдруг, одновременно, умирают молодые, здоровые мужи, живущие в разных городах. Вряд ли их свалила случайная хвороба. Ни о какой эпидемии летописцы не пишут. Вероятность двух несчастных случаев одновременно, да как раз с братьями Рюрика, крайне мала. Следователь заподозрил бы здесь насильственную смерть.

Опросим других свидетелей. «Сказание» никак не проясняет смерть братьев, заканчивая это известие так: «и был Рюрик единодержавен над всею Рускою землею, державствовал лет 17.». «Единодержавен» есть перевод греческого «монарх», и вписано позднейшим редактором. Здесь указан срок княжения Рюрика, с которым согласны даты его прихода и смерти в основной версии.

Примечательно продолжение этой записи: «Новгородцы же, видевши Рюриково доброродство и мужественное его остроумие, пророчествовали к себе, глаголюще: «Разумейте, братья, яко непременно имеем быть под единым игом державного обладателя. От сего Рюрика и от рода его не токмо упразднится им самовластие наше, но и рабы им будем». Тогда Рюрик убил некоего храбра новгородца именем Вадима и иных многих новгородцев и советников его. Аще тогда и нечестивы были новгородцы, но по пророчеству их, паче же благоволением Божьим и доныне царствуют ими от Рюрикова семени благородное изращение.».

Следы позднего редактора здесь явно видны в таких словах, как остроумие, иго, державный, самовластие и др. Заключительная фраза указывает, что сей редактор жил не позже последнего «Рюриковича» – Василия Шуйского. Понятно, что он обязан был восхвалять Рюрика и «Рюриковичей». Вследствие стараний этого редактора начало цитаты весьма комично. Новгородцы видят угрозу своей свободе и самостоятельности в «доброродстве и мужественном остроумии» князя. Ясно, что эти качества приписаны Рюрику взамен совсем иных, указанных первоначально и не столь похвальных. Это тем более очевидно из дальнейшего текста. «Доброродство и мужественное остроумие» Рюрика выразилось в убийстве Вадима «и иных многих новгородцев». Но должно поблагодарить этого редактора, оставившего в панегирике Рюрику ценное свидетельство о факте. Средневековые редакторы других летописей, писавшие в эпоху усиления власти «Рюриковичей», дошедшей до абсолютной монархии Ивана IV, имели меньше смелости (или хитрости). Сведения о том, что княжение Рюрика протекало не столь идиллически, как надлежало его описывать, не были допущены в последующие списки.

Свидетельства первоавтора Сказания усиливают подозрения в неестественной смерти братьев Рюрика. Военным людям давно известно, что войска, не имеющие боевой задачи, не занятые плотно службой или работами, деморализуются. Быстрее это происходит в подразделениях, удалённых от высшего начальства. Именно это, видимо, и случилось в Изборске и Белоозере. При отсутствии внешней угрозы, не имея на мирное время устава и дисциплины, без надзора князя и воеводы, варяги в сих городках быстро «расслабились». Возникла типичная ситуация: группа молодых, здоровых холостяков, не обременённых трудами и заботами, по положению своему оказалась господствующей силой в городке. Варяги начали бражничать, обирать горожан, чинить насилия над женщинами. Братья Рюрика, видимо, не уступали своим подчинённым. Вспыхнуло возмущение, и пришельцы были перебиты.

Мы уже говорили, что именно такая ситуация повела к избиению варягов при Ярославе. То же самое привело к их изгнанию при Гостомысле. Заметим, что варягов Рюрика было не так уж много. Три рода могут мобилизовать от силы три десятка боеспособных парней. Сколько-то варягов, возможно, было нанято дополнительно, но не много, уже из-за скудного финансирования. Если всего Рюрик имел около сотни дружинников, отряды в Изборске и Белоозере не могли превышать 20 – 30 человек. Так что сотня озлившихся мужиков вполне могла расправиться с рассредоточенными, утратившими бдительность и застигнутыми врасплох озорниками.

Прямого доказательства такого развития событий мы не найдём. Очень постарались позднейшие переписчики изъять саму мысль о возможности успешного восстания против власти. Но другого правдоподобного объяснения преждевременной и одновременной смерти братьев Рюрика нет. С учётом нашего предположения, вернёмся к эпизоду «Сказания». Возможно, в Новгороде варяги вели себя не столь нагло. Начальство было рядом, город был многолюден, горожане помнили о предыдущем изгнании варягов и держались потвёрже. Но поводы для недовольства копились. Самого Рюрика, видно, не устраивало положение наёмного смотрителя Ладожской крепости. Да и жалованье, отпускаемое новгородцами, казалось ему маловатым. Привыкший к военному образу правления, он всё более прибегал к нему, не ограничивался данью оговоренного размера (так же вёл себя Игорь у древлян). Дошедшие слухи об избиении варягов в Изборске и Белоозере, всколыхнули Новгород. Можем лишь гадать, было ли собрано вече, и что оно решило. Но восстание произошло, во главе его встал Вадим. Однако, в Новгороде оставались и сторонники Рюрика, поспешившие известить его и обещавшие поддержку. Рюрик нагрянул в город с дружиной и при помощи местных союзников истребил вождей возмущения и других противоставших ему горожан.

Уточнить течение событий помогает Яким. Из его повести рассказ о Вадиме, видимо, изъят и в список Татищева не попал. Минуя этот момент, читаем далее: «Рюрик по смерти братии обладал всею землею, не имея ни с кем войны. В четвертое лето княжения его переселился от Старого в Новый град Великий ко Ильменю, прилежа о расправе земли и правосудии, яко и дед его.». Итак, третий год Рюрика пришёлся на противоборство с Новгородом. Сильвестр об этом не знает или умалчивает. Спор решился в пользу Рюрика использованием военной силы. Произошёл переворот: Рюрик из князя договорного, нанятого, превратился в князя-правителя, который сам себе закон (этакий Ельцин IX века).

Ещё о Рюрике и варягах.

Далее Сильвестр пишет: «И раздавал мужам своим грады: тому Полоцк, тому Ростов, другому Белоозеро. (И по тем городам суть находники варяги, а первые населенцы в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома. И теми всеми владел Рюрик)». Скобками выделен комментарий Сильвестра, что видно из упоминания Мурома, которого в IX в. не было, да и племя мурома тогда новгородцы не знали. Полоцк и Ростов – действительно древние города, они упоминаются уже в русско-византийских договорах начала Х в.

Сходно пишет и Яким: «И дабы всюду расправа и суд не оскудел, посажал по всем градам князей от варягов и славян. Сам же проименовался князь великий, еже греческий архикратор или василевс, а оные князи подручные. По смерти же отца своего обладал варягами, имея дань от них. Имел Рюрик несколько жен, но паче всех любил Ефанду, дочерь князя урманского, и когда та родила сына Ингоря, дал ей обещанный при море град с Ижорою в вено.» (Ефанда – грецизированная запись западнославянского имени Ванда).

Начала этих цитат сходны. Сильвестр перечисляет города, которых Яким не называет, но последний приводит подробности, неизвестные Сильвестру. Вывод из обоих сообщений таков: утвердившись в Новгороде, Рюрик подчинил себе и обложил данью его пригороды, ранее имевшие, видимо, широкое самоуправление. Изменился порядок управления землёй. Власть в градах и весях перешла к наместникам князя. Конечно, сии наместники и их наёмные отряды желали получше «прокормиться» с отведённых им земель. Да и сам Рюрик, видимо, наложил тяжёлую руку на городские доходы – ведь власть, обычно, нужна властителю, как средство обогащения. Впрочем, позволительно усомниться в распространении власти Рюрика на далёкие от Новгорода и населёнными иными племенами Полоцк и Ростов. Скорее, как и в других подобных случаях, мы имеем здесь заявку на право «Рюриковичей» XII в. владеть этими городами.

По Якиму Рюрик – сын варяжского князя. Ранее же Яким сообщал, что дочери Гостомысла были выданы за соседних князей. Отсюда видно, что варяги были соседи ильменских словен. Но вряд ли можно считать соседями Новгорода шведов. Это опять показывает, что норманисты ищут варягов не там. Примечательно, что по смерти отца Рюрик стал князем и у варягов. Это означало, во-первых, расширение пределов княжества, и, во-вторых, подчинение, по крайней мере, части варягов Новгороду. Подчеркнём, что с этого момента варяги платили дань Новгороду, а не Новгород варягам, как полагали иные авторы XIX в., писавшие о «варяжском гарнизоне» в Новгороде (прямо, оккупационные войска!). Кстати, и самые рьяные норманисты не решаются утверждать, будто шведы платили дань Новгороду, либо Швеция входила в Новгородское княжество Рюрика.

Итак, последний абзац «вставки Сильвестра», относящийся к Рюрику, не даёт почти ничего фактического. Большую часть его составляет комментарий. После этого упоминания Рюрик практически исчезает из летописания, являясь лишь на миг в 879 г, чтобы тут же умереть.