Мировой истории, отправляясь от осевого времени

Ряд приведенных мною соображений недостаточен для решающего обоснования истинности исторического воззрения. Дать ясность атому тезису — или привести к отказу от него — может только отчетливое представление о всей совокупности исторических дан­ных. Создать его одна небольшая книга не может.

Мои указания — не более чем постановка вопроса и предло­жение проверить значимость этого тезиса.

Если мы сочтем его истинным, то окажется, что осевое время как бы проливает свет на всю историю человечества, при­чем таким образом, что вырисовывается нечто, подобное структу­ре мировой истории. Попытаюсь наметить эту структуру:

1. Осевое время знаменует собой исчезновение великих куль­тур древности, существовавших тысячелетиями. Оно растворяет их, вбирает их в себя, предоставляет им гибнуть — независимо от того, является ли носителем нового народ древней культуры или другие народы. Все то, что существовало до осевого времени, пусть оно даже было величественным, подобно вавилонской, еги­петской, индийской или китайской культуре, воспринимается как нечто дремлющее, непробудившееся. Древние культуры продол­жают существовать лишь в тех своих элементах, которые вошли в осевое время, восприняты новым началом. По сравнению с ясной человеческой сущностью осевого времени предшествующие ему древние культуры как бы скрыты под некоей своеобразной пеле­ной, будто человек того времени еще не достиг подлинного само­сознания. Этого не меняет ряд таких поразительных по своей глу­бине, но не оказавших серьезного влияния свидетельств, кото­рые мы обнаруживаем в Египте («Разговор утомленного жизнью со своей душой») *, в вавилонских покаянных псалмах и в эпосе о Гильгамеше *. Монументальность в религии, в религиозном искус­стве и в соответствующих им огромных авторитарных государст­венных образованиях была для людей осевого периода предметом благоговения и восхищения, подчас даже образцом (например, для Конфуция, Платона), но таким образом, что смысл этих об­разцов в новом восприятии совершенно менялся.

Так, идея империи, которая к концу осевого времени вновь обретает силу и в политическом отношении завершает этот период, заимствована у великих культур древности. Однако если перво-





начально эта идея была творческим принципом культуры, то те­перь она становится принципом консервации и стабилизации гиб­нущей культуры. Создается впечатление, будто принцип, который некогда служил импулксом развития, принцип, фактически деспо­тичный, теперь вновь утверждается, но уже в качестве осознанно деспотического, и, замораживая общество, ведет к окостенению и застылости.

2. Тем, что свершилось тогда, что было создано и продумано в то время, человечество живет вплоть до сего дня. В каждом своем порыве люди, вспоминая, обращаются к осевому времени, 'воспламеняются идеями "той эпохи. С тех пор принято считать, что воспоминание и возрождение возможностей осевого времени — Ренессанс — ведет к духовному подъему. Возврат к этому нача­лу— постоянно повторяющееся явление в Китае, Индии и на За­паде.

3. Вначале осевое время ограничено в пространственном от­ношении, но исторически оно становится всеохватывающим. На­роды, не воспринявшие идей осевого периода, остаются на уров­не «природного» существования, их жизнь неисторична, подобно жизни множества людей на протяжении десятков тысяч и сотен тысяч веков. Люди вне трех сфер, составляющих осевое время, либо остались в стороне, либо вошли в соприкосновение с каким-либо из этих трех центров духовного излучения. В последнем слу­чае они вошли в историю. Так, в орбиту осевого времени были втянуты на Западе германские и славянские народы, на Востоке — японцы, малайцы и сиамцы. Для многих пребывавших на уровне природного существования народов такого рода соприкоснове­ние означало вымирание. Все жившие после осевого времени люди остались на уровне первобытных народов либо приняли участие в новом движении — единственном, имевшем основопо­лагающее значение. Первобытные народы в период, когда уже существует история, являют собой пережиток доистории, сфера которой все время сокращается вплоть до того момента, когда она — и это происходит только теперь — полностью исчезает.

4. Между тремя сферами, о которых здесь идет речь, возмож­но— если они соприкасаются — глубокое взаимопонимание. Встречаясь, они осознают, что в каждом из них речь идет об одном и том же. При всей отдаленности они поражают своим сходством. Правда, здесь нет того, что доступно объективации как общезна­чимая истина (впрочем, это вообще возможно только в строгой, методически продуманной науке, которая способна без какого-либо преобразования распространиться на весь мир и призывает всех к соучастию); однако то подлинное и безусловно истинное, чем мы, люди, черпая из разливных источников, живем в нашей истории, соотносится друг с другом и распознается в разных куль­турах.

Все это можно резюмировать следующим образом: осевое время, принятое за отправную точку, определяет вопросы и мас­штабы, прилагаемые ко всему предшествующему и последующему

развитию. Предшествующие ему великие культуры древности теряют свою специфику. Народы, которые были их носителями, становятся для нас неразличимыми по мере того, как они примыка­ют к движению осевого времени. Доисторические народы остают­ся доисторическими вплоть до того времени, пока они не раство­рятся в историческом развитии, идущем от осевого времени; в противном случае они вымирают. Осевое время ассимилирует все остальное. Если отправляться от него, то мировая, история обретает структуру и единство, способные сохраниться во време­ни, и, во всяком случае, сохранившиеся до сего дня.

Наши рекомендации