Допрос с пристрастием хеттских перебежчиков.
Копия египетского рельефа из Рамессеума
Ну разве мог Амон не отозваться на такой крик души? Нечеловеческие силы вселил он в фараона, и тот ринулся в бой на своей колеснице «Победа при Фивах», запряженной великими конями Бодрость духа и Мут[348]Благая, в сопровождении единственного колесничего‑щитоносца по имени Менну.
И началось. «Я подобен был Монту в миг величия его, – скромно признается Рамсес, – Я стрелял правой рукою, а левой – захватывал в плен! Я был для врагов подобен Сету в миг славы его. Две тысячи пятьсот [вражеских] колесничих, окружавших меня, распростерлись пред конями моими, ни один из них не поднял руки на меня. Сердца их утратили мужество от страха передо мною, руки их обессилели, они не могли натянуть тетиву, не нашлось у них сердца, чтобы взяться за копья. Я поверг их в воду, как крокодилов, и упали они лицами друг на друга; и перебил я многих из них. Ни один из поверженных не взглянул назад, ни один из них не обернулся! Кто упал – уже не поднялся! Только жалкий поверженный правитель хеттов стоял среди колесничих своих, взирая, как мое величество ведет в одиночестве бой, без войска своего и без колесничих своих. <…> Я ринулся на них, как Монту! Я мгновенно дал им почувствовать могущество длани моей! Находясь один среди них, я истреблял их без устали. И один из них воззвал к другим: „Это не человек среди нас! Это Сет, великий силой, это сам Ваал! Недоступные людям деяния творит он!“ <…> Мое величество сокрушил сотни тысяч врагов и лишь тогда прекратил избиение».
Насколько известно, в истории зафиксирован всего один случай такого же индивидуального воинского триумфа. Написанная по‑латыни английская хроника VIII века повествует о событиях 516 года: «В те дни сражался с саксами военачальник Артур совместно с королями бриттов <…> и пало в один день девятьсот шестьдесят вражеских воинов, и поразил их не кто иной, как единолично Артур[349]». Простой подсчет показывает, что для достижения такого результата славный король Артур весь световой день должен был работать мечом, как машина, поражая от двух до четырех противников в минуту. Но как ни эпичен этот подвиг, даже легендарному Артуру далеко до фараона, повергшего во прах тысячи колесниц по три человека на каждой… Остается признать, что за разделяющие эти два сражения восемнадцать столетий герой порядком измельчал…
Но, считают египтологи, в конце концов перед нами литературное произведение, имеющее право на поэтическое преувеличение. Как говорится, «простим поэту» и обратимся к ходу событий.
Египетская боевая колесница. Серповидная насадка на дышле является штандартом из чеканной листовой меди шириной до 70 см. Одновременно это и символической щит для колесничего, своим блеском наводящий на врагов страх
Итак, царь Египта единолично поверг всех (ну, почти всех) противников. Узрев сей акт высочайшего героизма, его войска воспряли духом и завершили разгром хеттов и их союзников, после чего спешным маршем отправились восвояси – судя по всему, развивать успех представлялось победителям ниже их достоинства.
На обратном пути их догнал хеттский посланец с письмом, заканчивавшимся так: «Говорит слуга твой [царь хеттов. – А.Б. ], дабы ведали: ты – сын Ра, зачатый от семени его. Дал он тебе одолеть все страны, собравшиеся вместе. Страна Египет и страна хеттов – рабы твои, они под стопами твоими, дал их тебе Ра, отец твой прекрасный. Не сокрушай нас. Ведаю – мощь твоя велика. Сила твоя тяготеет над страною хеттов. Разве хорошо, что ты убиваешь слуг своих? Твой лик свиреп, нет у тебя милосердия. Смотри, вчера ты убил сотни тысяч. Пришел ты и не оставил наследников нам. Не будь жесток в деяниях своих, царь! Мир благотворнее битвы. Дай нам дышать!»
Рамсес посоветовался с военачальниками, и те признали: «Очень, очень хорошо заключить мир, царь, владыка наш, и нет зла в примирении, которое ты совершишь». Сказано – сделано, и перемирие было подписано, чем Рамсес II в глазах людей понимающих стяжал славу не только великого воителя, но и великого миротворца.
Тут и сказке – то бишь поэме – конец.
Пожалуй, добавить стоит лишь одно. Со временем выяснилось, что «поэма» представляет собою не результат поэтического вдохновения и трудов великого древнеегипетского поэта Пентаура, так живо описанного Георгом Эберсом[350]в романе «Уарда», а просто копию, для собственного удовольствия снятую в XIII веке до Р.Х. писцом по имени Пентаур с текста царской победной надписи, повествующей о битве Рамсеса II Великого. Однако принципиального значения для нашего сюжета сей факт не имеет.