Но колокол уже не зазвонит никогда 4 страница

Мне ничего не оставалось, как признать, что Дилан был прав. Я пыталась найти другие объяснения происходящему, но не могла. Дело было в еде.

Пока Элейн спала, я спросила Алисию, было ли всё это правдой, и это ли она имела в виду, когда говорила, что хотела свободы.

— Да. Я знала, что что-то было не так. С одной стороны, мне было плохо, я не могла есть ещё несколько дней, и я прошла через подобный процесс. Но затем, — она замолкла, качая головой. — Всё прояснилось. Я ела понемногу в течение ещё пары дней, я шла на поправку и стала осознавать такие вещи, которые я раньше даже почувствовать не могла. Например, то насколько сильно я любила свою маму. Я была не просто к ней привязана, а действительно очень, очень любила её.

— Впрочем, мы с Таней были соседями. Я поделилась с ней своими чувствами, но она уже всё знала. Мы решили, что мы лучше будем чувствовать по-настоящему, чем вообще ничего не ощущать, и мы сбежали. Моника нашла нас в лесу, как раз в тот момент, когда мы собирались сдаться и вернуться. Мы умирали с голода.

Я обдумала ее слова:

— Но если ты так сильно любила маму, как же ты её так просто оставила?

— Но я хотя бы могу чувствовать, что люблю её. Я могу скучать по ней. Я знаю, это кажется довольно слабой заменой настоящему пребыванию с ней, но все равно мысленно я с ней, — сказала она. — Ты не сможешь понять, пока сама не почувствуешь.

Я попыталась прислушаться к себе. Если и была возможность это сделать, то нужно было использовать её прямо сейчас. Время близилось к обеду, и теперь когда я об этом подумала, мне показалась, что моя способность улавливать суть вещей улучшилась, начиная с того момента, как я позавтракала. Я попыталась докопаться до истины и почувствовать хоть что-нибудь.

Я закрыла глаза и сделала попытку. Я сжала руки, нахмурила лоб и постаралась заставить себя почувствовать что-то ещё, кроме удовлетворенности, умиротворенности, что-то, что выходило за рамки уюта и совершенного счастья, которое я хотела разбавить каплей печали.

В дверь постучали. Это была доктор Сара.

— Маккензи, тебе нужно поесть. Дилан передал тебе твой обед, — сказала она, входя в комнату, и села на моё место. — Вторая дверь налево.

Разочарованная своими безуспешными попытками, я вышла. Я открыла вторую дверь слева и обнаружила там Дилана, который сидел на одной из двух кроватей в комнате. На его коленях был поднос с едой для него, а мой поднос стоял напротив.

— Что случилось? — воскликнула я. У Дилана был фиолетовый синяк под глазом.

Он лишь слегка пожал плечами.

— Остин хороший боец. Думаю, ты слышала.

— Да, но всё же... — Я подошла к нему и легонько коснулась пальцами синяка. Его кожа была тёплой. — Тебе надо показаться Доктору Саре.

— Уже показался, — сказал он. — Ничего не поделаешь, надо ждать, когда само пройдёт. Он на мгновение заколебался. — У тебя нежные руки.

Я отвела взгляд от припухлости на его лице и посмотрела ему в глаза. В их глубине было что-то спрятано. Я не знала, что мне делать, поэтому я села на другую кровать, где меня поджидал мой обед.

Я содрала плёнку и обрадовалась, что еда была ещё горячей. Её можно было есть, когда она была и комнатной температуры, но все же горячей было лучше. Я взглянула на то, что ел Дилан. Суп и миска сочных ягод. Он поймал мой взгляд и стал что-то обдумывать у себя в голове. Он взял одну ягоду клубники и протянул мне.

— Всего одну, — сказал он.

Я ощутила некое... душевное волнение. Было похоже на то. И на мгновение я перестала ясно соображать. Я должна была забрать у него ягоду руками, но я этого не сделала. Вместо этого, я наклонилась и взяла её зубами из его рук, прикоснувшись губами к его пальцам.

На меня нахлынуло всё разом. Вкус чего-то очень свежего у меня во рту, желудок словно перестало скручивать, а ещё — выражение глаз Дилана.

Его глаза. Я пристально всматривалась в них и поняла, что они были зелёно-голубого цвета, как в моём сне. Он посмотрел на свои пальцы, которые всё ещё держали хвостик от клубники, а затем снова на меня.

Я не могла со всем этим справиться. Я зачерпнула горсть еды со своей тарелки, чего-то мягкого, безвкусного, и отключилась.

* * *

Это были три долгих дня, но оно того стоило. Элейн бегала по полю, оживленная и радостная, у всех поднималось настроение, когда они смотрела на неё. До этого момента у неё скорее всего никогда не появлялось желания побегать. А Остин, как оказалось, был не таким уж и плохим парнем. Каждый раз, когда он встречался со мной взглядом, он снова и снова извинялся.

Джесси немного расслабился, когда снова обрёл своего потерянного друга, а все вокруг были рады, что среди них появились новые лица. Все, кроме Маккензи. Она внимательно за ними наблюдала, и мы все понимали почему.

Было ясно, что правда беспокоила её, и не только потому, что её обманули, а ещё и потому, что она не могла решить хочет ли она измениться или нет. Я почувствовал это ещё тогда, в тот день у Доктора Сары. Она посмотрела на меня и почувствовала что-то, что её испугало. Я был тоже напуган.

Я пытался держаться на расстоянии от неё, чтобы она могла решить, что ей делать самостоятельно, но я не мог больше избегать её. Я нашёл её на пристани на нашем маленьком озере, она опустила одну ногу в воду и размышляла. Она услышала меня и оглянулась.

— Не против, если присоединюсь? — спросил я. Она кивнула головой, и я сел около нее.

Она долго молчала, но я был не против. Мне просто было приятно сидеть рядом с ней. Мне показалось забавным, что она продолжала приходить на пристань, опускала ноги в воду. Многие люди утрачивали всякую способность чувствовать, не могли различать температуру или предметы на ощупь. Даже в одурманенном состоянии, она могла оценить такие вещи.

— Где твои родители? — спросила она.

Я не любил говорить на эту тему, но учитывая, что я сделал с ней, я решил, что я ей обязан.

— Они в тюрьме. Их арестовали, когда они пытались рассказать всем о наркотиках. Но, видимо, пытались рассказать не тем людям. Джесси пообещал им, что присмотрит за мной, когда за ними пришли копы, а через два часа мы уже были тут. Мои родители помогали строить это место.

— Ты тоже прошёл через всё это? То есть, я имею в виду, так же как Остин и Элейн?

— Не совсем. У моих родителей был сад, поэтому я ел готовую еду только раз в день. Мне было от неё плохо, но не настолько. Я пережил всё намного быстрее.

Она снова замолчала, задумчиво выстраивая какие-то фигурки из веточек. С ней что-то происходило.

— Моя мама мертва, ты, наверное, знаешь.

— Нет, — сказал я тихо. — Я не знаю. Мне жаль.

— Вот именно, — сказала она. — Тебе жаль. Ты сочувствуешь мне, ей, возможно, даже моему отцу. Но я ничего не чувствую. Я даже не скучаю по ней. Это же нечестно. Я уже не видела своего отца, кажется, около недели? Кроме того случая в хижине у меня ни разу не появилось желания увидеться с ним.

Даже когда она говорила это, её голос был абсолютно спокойным. Словно она не ощущала связи с миром, как будто её отключили, оборвали провода — она разговаривала в одном месте, а её эмоции были в другом и при этом оставались под запретом.

— У меня такое чувство, что всё скрыто какой-то пеленой, — призналась она.

— Это всё из-за жирдяев, — я усмехнулся. — Так мы называем Регуляторов. Жирдяи, стадо, зомби. — Я улыбнулся ей, но она не улыбнулась в ответ.

— Я хочу почувствовать, каково это, скучать по маме, Дилан.

Я глубоко вздохнул и выдохнул. Она согласна на большее? Это то, на что я надеялся? Но не мне было решать.

Пускай выбирает.

* * *

Я много плакала, прямо как Элейн. Я ворочалась на матрасе, открывала и закрывала глаза, находясь в бреду. Я чувствовала усталость и затем ворочалась в течение часа, выпивала воды и затем выплевывала ее. Мир то находился в фокусе, то нет, будто увеличительное стекло, которое то появлялось, то исчезало в моем сознании.

Но каждый раз, когда я хваталась за кусочек реальности, он был здесь. Дилан расхаживал по комнате, запускал руки себе в волосы, смотрел из окна, спал на кровати рядом.

Эти три дня были ужасными. Но, по крайней мере, я могу сказать, что они были.

* * *

Я не знал точно, сколько раз я наблюдал, как люди проходили через это, но труднее всего мне было смотреть на Маккензи. Обычно, мне доставались любители помахать кулаками. Маккензи же много плакала, словно в бреду. Но когда она проснулась на третий день, я понял, что всё прошло. Она оглядела комнату, в которой было всё так же обыденно, как и прежде, и казалось, она была очарована каждой мелочью. Она смотрела на свои руки, прикасалась к одеялу, глубоко дышала. Она посмотрела на меня и улыбнулась.

Я ждал этой улыбки. С самого первого момента её пребывания здесь. Я надеялся увидеть этот ясный, ничем не затуманенный взгляд, который узнавал меня. Она вскочила с кровати, полная жизни и восторга, и кинулась в мои объятия.

— Ты не оставил меня. — Я ощутил её дыхание на своей шее.

— У меня просто не было никаких других планов, — пошутил я.

Она подалась назад, и я смог разглядеть её лицо. Я воодушевился, когда увидел, что оно полно эмоций. Выражение её глаз медленно менялось. И я ощутил то, с чем не сталкивался за все эти годы.

Дверь открылась.

— Корова уже очухалась или..?

Мы отпрянули друг от друга, но не настолько быстро, чтобы не заметить то, как на нас посмотрела Моника. Хотя она смотрела не на меня. Она окинула взглядом Маккензи и вышла.

— Ха, — сказала Маккензи, когда мы снова остались наедине. — Я как раз думала, сколько должно пройти времени, чтобы я снова не захотела ничего чувствовать.

* * *

Я бежала, я прикасалась, я смеялась в голос. Я ходила босиком по траве и скучала по уютным объятиям моего отца. Я сидела на солнышке и так хотела, чтобы моя мама была со мной, что сама эта мысль причиняла мне нестерпимую боль, которая уничтожала меня. Это было ужасно, но мне это нравилось. Мне нравилось ощущение легкого ветерка, мои локти, моя решительность. Мне нравились те вещи, которые я предполагала, что полюблю, еще до того, как я стала чувствовать.

И затем, к удивлению, я нашла и полюбила здесь то, что не могла обрести даже в своём воображении.

Я не могла перестать смотреть на Дилана. Я продолжала размышлять о его чувствах ко мне. Хотя мне и показалось странным, что он мне вообще смог понравиться, но это было так. Я доверяла Дилану. Он рискнул ради меня, тогда когда я даже не знала, что нуждалась в этом. И с тех пор, как я оказалась здесь в качестве Отшельника, его действия были направлены только на защиту и помощь мне.

Может, виной тому было то, что я, вообще, в первый раз думала о парне, но я просто не могла отделаться от своих мыслей о нём. Среди всех новых ощущений, чувства к Дилану были самыми сильными и поглощающими.

Я вертелась всю ночь без сна, гадая, были ли мои чувства ответными.

* * *

Я работал до изнеможения, чтобы поскорее провалиться в сон, но заснуть оказалось нелегко. Я поймал себя на том, что думал о том, как смеётся Маккензи, как она играет с малышами или сидит на пристани, скрестив ноги, и слезы катились у неё по щекам. Я хотел спросить ее обо всем, что она чувствовала. Но об одном в особенности.

Возможно, я себе это надумал, но я часто стал замечать её взгляд на себе. И, казалось, через несколько секунд после этого ее щеки розовели. Я продолжал надеяться, что это было неспроста, но у меня не хватало уверенности так думать.

Я больше не мог этого выносить. Я встал с постели и вышел на улицу, чтобы проветрить мозги. Я подумал, что мог бы пойти в мастерскую. У меня было много неоконченных проектов. Я пошёл длинным путём, чтобы подольше подышать, но замер, как вкопанный, когда увидел силуэт на пристани. Ночью или днём, на свету или в тени, я бы везде узнал Маккензи.

Она увидела меня и слегка помахала рукой, пока я приближался к ней.

— Не можешь уснуть? — спросил я, хотя это и так было ясно.

— Слишком много мыслей в голове.

— Что-то случилось? — Она была опечалена.

— У меня такое чувство... Я даже не знаю, как назвать его, — сказала она.

— Что ты чувствуешь?

— Во мне борются два противоположные друг другу чувства. Я запуталась.

— Амбивалентность, — сказал я. — Два одновременно существующих чувства, которые конфликтуют между собой. Амбивалентность.

— Я вовсе не фанат этого понятия, — кивнула она.

— Что вызывает у тебя трудности? — спросил я. — Может, я могу помочь?

— Хорошо, послушай, правда, сейчас я немного нервничаю. Вот представь, чисто гипотетически, что кто-то тебя забрал отсюда и поместил в совершенно незнакомое место. — Маккензи вглядывалась в темноту, улыбаясь.

— Хорошо, — усмехнулся я.

— А потом, давай представим, что тебя совсем сбивают с толку, говорят, что всё, что ты до этого знал — ложь, но при этом тебе не говорят, почему выбрали именно тебя или зачем рассказали тебе всё это, — сказала она.

Это было уже вовсе не смешно.

— Ладно, — опасаясь смотреть на нее, я уставился вглубь воды.

— А затем, тебе вдруг начинает казаться, что человек, который сделал это всё с тобой... самый лучший из всех.

Я не осмеливался пошевельнуться. Я не мог поверить в то, что услышал.

— Хорошо, — мой голос прозвучал слишком самодовольно, когда я это произнес.

— Что обычно происходит, когда людям говорят, что они замечательные? Или ничего не происходит? Или, может быть, им вообще не хочется этого слышать..?

Она боялась, что мне это не понравится? Я обратил на неё взгляд, она же подтянула одну ногу к груди и обхватила её руками. Она уткнулась в колено, чтобы спрятаться, и явно не хотела смотреть на меня.

Я смотрел мимо неё и признался:

— Наверное, тебе бы сказали, что... заметили тебя уже очень давно. — Я видел, как она подняла вверх голову после этих слов. — Наверное, тебе бы сказали, что ты тоже замечательная, и это было ясно уже давно. Тебе бы сказали, что очень сожалеют, что причинили тебе боль, и очень хотелось бы видеть тебя счастливой, чтобы тебе не приходилось переживать всё это… — глубоко вздохнул я. — А ещё тебе бы сказали, что ради тебя готовы изменить весь мир.

Я наконец-то осмелился посмотреть на Маккензи. Я не знал, поняла ли она меня, но она умоляюще смотрела на меня. Я прикоснулся рукой к ее щеке и поцеловал.

* * *

Внезапно, все обрело смысл. Когда Дилан поцеловал меня, все остальное, что я чувствовала, обострилось. Все эмоции слились в одну. Сожаление, надежда, злость. Они все прояснились в эту секунду.

Я никогда не чувствовала такой необходимости прежде. Даже голод или жажда не могли сравниться с этим. Словно, я просто зачахла, если бы не смогла приблизиться к нему, не смогла держаться с ним за руки. И, как ни удивительно, казалось, что он чувствовал то же самое.

Своими руками Дилан прижал меня так крепко, что даже малейшее дуновение ветра не могло просочиться между нами. Его пальцы скользили по моему изгибу спины, линии бедер и впадинке под моим коленом.

Каждый раз, когда его губы или руки прикасались ко мне, я пыталась запомнить это, чтобы сохранить в памяти. Я поняла, что не стоило беспокоиться, что все заходило слишком далеко.

* * *

Часы пролетели, как одна секунда. Мы сидели вместе на пристани, казалось, растворившись в объятиях друг друга, пока луна медленно плыла по небу.

Я ломал голову над тем, как мне доказать ей, что всё это было крайне важно для меня, не имело значения, сколько людей ещё встретились бы на моём пути или какие сложности нам предстояло бы пройти вместе, я ни за что её не отпущу. Я подумал о своём отце. Он часто приносил маме цветы и дарил подарки. Я помню, как загорались её глаза, словно она не могла до конца поверить, что он всё ещё думал только о ней. Моё сердце кольнуло, когда я подумал о том, что могли ли они всё ещё любить друг друга там, где они сейчас? Способны ли они?

Я отогнал от себя эти мысли. Они пожертвовали своей свободой ради моей, и они хотели, чтобы я был счастлив. Поэтому я решил взять пример со своего отца. Я захотел что-нибудь сделать для Маккензи.

С завтрашнего дня я начал строить для нас дом. Если я еще одновременно помогал бы семье Арона со строительством, это заняло бы почти год. К тому моменту Маккензи исполнилось бы восемнадцать лет, а мне девятнадцать. По нашим меркам, никто не смог сказать, что мы слишком молоды, чтобы жить вместе, создать семью.

Я даже мог бы построить дом около озера. Ей тут на самом деле нравилось. Я ощущал восторг, когда думал об этом. Я даже хотел поделиться с ней своими мыслями прямо сейчас. Но решил подождать. Лучше я покажу ей результат, например, фундамент, часть стены или что-нибудь в этом духе.

Когда у меня появилась цель, я почувствовал умиротворение. Я устроился поудобнее рядом с Маккензи и заснул так, как спал только в своём детстве, когда знал, что меня любили.

* * *

Я просто не хотела отпускать Дилана. Я просто хотела быть рядом с ним, в его объятиях до самого восхода солнца. Но тогда бы все нас увидели, а мне пока хотелось сохранить всё в тайне. Около четырёх утра мы попрощались и незаметно прокрались в наши домики. Я смотрела ему вслед до тех пор, пока он совсем не скрылся из виду. Когда он целовал меня на прощание, в его взгляде промелькнула озорная искорка, и я гадала, что же он задумал.

Я так глубоко погрузилась в мысли, что не заметила Моники, сидящей возле нашей комнаты, пока она не заговорила.

— Позволь мне рассказать, почему ты совершаешь большую ошибку, — сказала она.

— Что ты здесь делаешь? — подскочила я от удивления.

— Ты знаешь, что не можешь оставаться здесь вечно. Дилан, должно быть, спятил, если не рассказал тебе, что они разыскивают тебя, чтобы вернуть домой.

— Что?

— Они ищут тебя. Твое фото повсюду, дорогуша. Это лишь вопрос времени, когда они найдут нас. — Она смотрела на меня со злостью в глазах. — Ты знаешь, что тогда произойдет, верно? Не похоже, что они просто позволят нам присоединиться к обществу. Нас будут судить. Меня нисколько не удивит, если Дилан и Джесси получат максимальное наказание, так как их будут рассматривать в качестве наших лидеров.

— Никто нас не найдёт. — Я покачала головой.

Даже я сама не имела точного представления, где находилась. Я только знала, что мы где-то с другой стороны высокого каменистого пика горы. Я знала, что сквозь гору был ход, который вёл на поляну. Но у меня не было никаких догадок, как выбраться обратно в город. Это место было поразительно надёжно спрятано.

— Они выяснят это рано или поздно, — вздохнула она. — Малышей отдадут в богатые семьи. Только представь себе, что будет, если у Додсонов заберут их близняшек? Что с ними станет?

В моей груди, словно что-то разлетелось на части. Миссис Додсон всегда беспокоилась о своих детях. Казалось, они для неё были всей жизнью, они всегда ходили за ней хвостиком. Она никогда не расстраивалась, когда они пачкали одежду, и никогда не жаловалась на усталость, хотя я знала, что ей нелегко. Она просто наслаждалась радостью материнства.

— Моника, этого никогда не случится, — сказала я, прерывисто выдохнув, а по моей щеке потекла слеза.

— Ты не можешь обещать этого, — она встала и подошла ко мне. — Твой отец — мэр. Ты думаешь, он сдастся? Уже прошёл месяц. И ты должна понимать, что они уже близко.

— Я не могу уйти просто так, — прошептала я. — Знаю, что ты расстроена, но я люблю...

— Ты на самом деле думаешь, что любишь его? — выпалила она. — Ты никогда не чувствовала ничего и думаешь, что за несколько недель узнала, что такое любовь?

Я знала, что она могла лгать, пытаясь манипулировать мной, но мне так не показалось. Как я могла быть уверенной, что это любовь? Она провела здесь годы и, кажется, знала больше. И я была уверена, зная, какой силой обладал мой отец, что я сейчас для него была на первом месте. Если Моника была права, и они искали меня все это время, они и вправду находились слишком близко и могли обнаружить нас.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спросила я.

На её лице проскользнул намёк на улыбку, но только лишь намёк. Она вытащила тканевую повязку из своего кармана и сказала:

— Идём со мной.

* * *

Я слишком поздно узнал. Я пропустил завтрак и отправился в мастерскую поработать с деревом и всё пропустил. Эндрю сказал мне, что узнал всё от кого-то, кому это рассказал ещё кто-то. Несомненно, слишком много всего навалилось на Маккензи. Она не могла справиться со своими чувствами, эмоции переполнили её до краёв. И до такой степени, что она начала умолять Монику дать ей возможность уйти в предрассветные утренние часы. Моника сказала, что чувствовала себя просто отвратительно, но не знала, как ещё могла бы поступить. Маккензи была сама не своя, сказала она.

Вот так вот всё и закончилось. Всего за пару часов я потерял то, что могло превратить это место в мой настоящий дом. Эндрю отправился работать, а я остался таращиться на деревяшки. Всего за полчаса я превратил древесину в отличные, крепкие доски, из которых я разжег костёр.

* * *

— Так вы говорите, что понятия не имеете о местонахождении вашего похитителя? — спросил меня снова офицер.

— Боюсь, что нет, — я пыталась говорить монотонно, как мне и следовало говорить.

— То есть вас похитил Отшельник, который действовал в одиночку? — уточнил он.

— Да, он меня похитил и держал в палатке. Я думаю, он хотел получить за меня выкуп. Но он всё никак не мог найти на это время. А потом он просто вернул меня. Кажется, это был какой-то незадачливый преступник, — сказала я, усмехнувшись.

— Очевидно это так. Вы сказали, он не причинил вам вреда? — улыбнулся офицер.

— Нет. Как я и сказала, думаю, он хотел, чтобы я была здоровой, чтобы он мог потребовать выкуп. Он украл много нашей еды, но кормил меня и держал в тепле. Он вовсе не причинил мне вреда.

На лице моего отца безошибочно читалось выражение облегчения. Конечно же, он был готов к худшему. Я никак не могла поверить в то, что он боялся за меня. Когда я вернулась, я планировала пойти в свою комнату и укрыться там до рассвета. Но папа был на кухне, смотрел на мои фотографии и плакал.

Сначала я испытала шок. Затем разозлилась. Он не был одурманен. У него было право на чувства всё это время, но при этом он предпочёл держать меня в неведении. Утром я вспомнила одну деталь, которая казалась мне теперь очевидной.

У меня и у папы была разная еда. Он даже зашёл настолько далеко, что помечал и считал свою еду, чтобы точно быть уверенным, что он ничего не перепутал. Когда в твоей голове туман, ты не задаёшь себе лишних вопросов.

— Ну, похоже, это было однократное нападение, — офицер закрыл записную книжку. — Учитывая, как он себя вёл, он не станет возвращаться.

Мне захотелось плакать, потому что это было правдой. Дилан не узнал бы, почему я ушла и, конечно, не стал бы идти на риск, чтобы увидеть меня. А я не смогла бы найти его, даже если захотела бы. Я больше не увижу его.

— Как вы думаете, мы можем установить замки? Я знаю, их сейчас трудно добыть, но возможно в администрации есть несколько штук, — предложил отец.

— Я спрошу, сэр. У вас есть на то причина, — ответил офицер. — Ну, юная леди, если вспомните что-то ещё, немедленно звоните.

— Спасибо, офицер, — сказала я, когда он уходил, закрывая за собой дверь.

Когда офицер и отец ушли, я обернулась и посмотрела на поднос с едой. Было время обеда и, следовательно, я должна была поесть. Может быть, это было к лучшему. Разве мне не хотелось сейчас прекратить чувствовать? Притупить пульсирующую боль в груди?

Я зачерпнула ложку жидкого фруктового коктейля. Как я буду жить, когда вернусь к прежнему состоянию? Я смогу отпустить Дилана и мне не будет больно. Но ещё я не смогу думать о маме, не буду различать запахи или цвета, не смогу ясно думать.

Я снова задумалась о еде. Потому что я могла думать. Я могла подумать о том, что будет, если я не стану есть. И этого было вполне достаточно, чтобы оттолкнуть поднос.

* * *

В основном я проводил все время, думая об одной вещи: находиться в оцепенении лучше, чем чувствовать себя так? Было ли призрачное чувство к Маккензи лучше, чем осознание того, что моя жизнь бессмысленна без нее?

Я сорвал плакат, который украл из города. Уставился на него. И задумался.

* * *

Это должно было случиться рано или поздно. Мне нужно было поесть, и я удивилась, когда закончила трапезу. Границы моих ощущений стали размыты, но я всё ещё не утратила чувств. Я предположила, что, так как я знала, что наркотики меняли моё мироощущения, я пыталась побороть их.

Я хотела рассказать кому-то об этом, но кому?

Я обрадовалась, что могу контролировать свои мысли, так как, обдумав ситуацию, я решила, что я была счастлива, что могла скучать по Дилану. Так же как была счастлива скучать по маме. Я впустила в себя боль, боль помогала ощутить реальность. Когда я оставалась одна, я позволяла себе плакать. Я могла быть живой.

Но я не позволяла своему разбитому сердцу поглотить меня. У меня была работа. Мне было на руку, что в доме не было замков. Я без труда могла проникнуть в кабинет отца. В комнате было три массивных шкафа с документами, не считая упорядоченных коробок на полках, и я знала, что я могла найти что-то важное здесь. На это могли потребоваться недели или целый год, если не повезёт. Но мне было всё равно.

Сейчас я проснулась.

* * *

Дилан, тебе нужно завязывать с этим, дружище. Ты уже не первую неделю в депрессии. Джесси хотел всеми правдами и неправдами взять на себя роль моего отца. Этот разговор был лишь вопросом времени.

— Я ничего не могу сделать, — сказал я, снова почувствовав себя слабым. — Я так по ней скучаю, что едва могу дышать.

— Она хотела уйти. Ты должен принять это, Дилан. Сейчас у тебя два пути: либо ты забудешь ее, либо ты отправишься за ней, и нет никакой гарантии, что ты сможешь там выжить.

— Почему это? — спросил я.

Неужели он думал, что я недостаточно силен, чтобы найти альтернативную пищу самостоятельно? Черт, мы выращиваем здесь половину еды только потому, что мои родители научили меня этому.

— Ладно, это не то, что я хотел сказать.

— Тогда что ты имеешь в виду? — спросил я нетерпеливо. Я был сильно вымотан, и у меня не было времени на игры.

— Я хотел сказать, что не перенесу твоего ухода, — признался Джесси.

Я снова посмотрел на него, в его глазах обычно была уверенность, но сейчас они были печальными.

— Мне ненавистна мысль, что ты живешь без того, кого ты полюбил, но ты не можешь представить насколько ты мне дорог. Я даже не знаю, смогу ли я жить без тебя. — Я заерзал в кресле. Мне было неловко. — Знаешь, ты мне как сын. Я скучаю по тебе так же, как и ты по своим родителям. Даже сильнее. Мы все в тебе нуждаемся, — говорил он, показывая на окно. — Эти люди свободны благодаря тебе. Ты поддерживаешь нас больше, чем кто-либо.

— Ты справишься без меня, — возразил я.

— Мы справимся, ты прав. Но с тобой мы процветаем здесь.

Джесси обратил на меня тяжелый взгляд, и я понял, что не было никакого способа просто уйти от него или из этого места.

Я потерял девушку, которую любил, но по-видимому и семью тоже.

* * *

Я заметила, что часто думаю о Дилане в самых разных ситуациях, это стало моим любимым занятием. Мне нравилось, что мои мысли блуждали и находили его, возвращали его ко мне, когда я мыла голову или складывала рубашку.

Я улыбалась сама себе, удерживала его образ в своей голове и продолжала заниматься делами. И сейчас результат моих стараний одновременно воодушевил и ужаснул меня.

Я нашла, что искала. Сначала я проверила самые труднодоступные места, и в углу кабинета моего отца на самом высоком шкафчике обнаружила собрание документов, в которых была прописана годовая норма опиатов на каждый грамм еды. Так же там были предложения, которые должны были подталкивать людей проявлять активность. Обязательные мероприятия после школы, графики работ на неделю, и один из самых сильных стимулов — новая служба знакомств, которая была самой популярной из предложенного. Список дел для ходячих мертвецов.

Я пошла в библиотеку, где могла бы воспользоваться ксероксом, который стоял в углу помещения. Он непрестанно работал. Я сделала сотни копий наиболее обличающих страниц, и лишь только раз задумалась, правильно ли я поступаю. Но я решила, что если бы у меня был выбор между знанием и неведением, я бы выбрала знание. Такой выбор сделала Моника. И Арон. И Таня. По крайней мере, когда ты в курсе событий, ты можешь выбирать.

Я знала, что я рискую, что я могу попасть в тюрьму. Если они поняли бы, кто стал причиной утечки информации, меня тут же арестовали бы, снова вернули бы в состояние оцепенения без всяких разбирательств. Или ещё хуже: они могли убить меня. Но я составила неплохой план, следуя которому я раскидаю листовки ночью, а ещё я предположила, что мой старый добрый похититель мог вернуться. Эти два пункта в моём плане и классическая игра в дурочку, возможно, обеспечивали мне безопасность. В любом случае, мне было всё равно, если план не сработал бы.

Я была влюблена, я точно знала это теперь. Отсутствие Дилана убедило меня в том, что я и так знала, и во что Моника не могла поверить. Дилан стал всем для меня. Если в моей жизни его не будет, то с кем же ещё я её разделю? Ну, если только с приятелями по камере.