Но колокол уже не зазвонит никогда 5 страница

Я не смогла запихнуть все копии в свой рюкзак, и мне пришлось тащить высоченную стопку в руках, пока я шла домой. Я думала о том времени, когда мы ходили купаться. Я помню, как Дилан нырял под воду и хватал меня за лодыжки, заставляя меня визжать. Улыбка не сходила с моего лица, когда я завернула за угол и пошла к дому. Я так глубоко погрузилась в воспоминания, что не заметила гостя на пороге.

Я увидела парня с зелено-голубыми глазами, и он ждал меня. Моё сердце чуть не выскочило из груди, и он понял, что я счастлива снова его увидеть. Ком подкатил к горлу, и я чуть ли не плакала, но продолжала смотреть на него, хотя это было опасно.

Он подошёл ко мне.

— Ты всё ещё можешь чувствовать? — спросил он, поражённый.

— Да. И сильно, — кивнула я.

Я протянула свободную руку и взяла его за руку. Этого было достаточно, чтобы моё сердцебиение участилось. Когда я почувствовала, что он сжал мою ладонь в ответ, я стала собой.

— Я думал, что тебе будет безразлично, что я тут, — признался он.

— Нет, не безразлично, — прошептала я. — Даже если бы меня накачали тонной наркотиков, мне не было бы безразлично. Дилан, я не хотела уходить. Моника сказала, что я должна это сделать. Сказала, что меня разыскивали. И что я должна уйти, пока никто не видел. Я не могла смириться с мыслью, что они могли арестовать тебя.

На его лице появилось выражение непонимания, но быстро исчезло, словно всё для него стало абсолютно ясно.

— Моника, — сказал он. — Ну, конечно же, это была Моника.

Он покачал головой, и до меня дошло насколько легко она меня одурачила. Встреча со мной лицом к лицу стала для неё толчком к действию. Могла ли я её осуждать? Если бы я была на её месте, разве я бы не избавилась от нее?

Это не имело значения. Если Дилан все еще хотел быть со мной так, как хочу этого я, тогда ничто не встряло бы между нами.

— Я люблю тебя, — сказала я. — Мне так жаль, что я ушла.

Он сжал губы, пытаясь не улыбаться слишком широко.

— И я люблю тебя.

Это все, что мне было нужно. Дилан любил меня. Я справлюсь со всеми трудностями.

— Это хорошо. Потому что у меня есть работа для тебя. — Я смахнула слезы и вручила ему.

— Это хорошо. Потому что у меня есть работа для тебя.

Кира Касс

§ 4. “Иные”

— Давай перейдём его, пока он ещё на плаву.

Эйм всегда спешила в такие дни. Ей почти восемнадцать лет, и она никак не могла понять, что у неё впереди ещё довольно много времени, прежде чем она стала бы Иной.

— Подожди, — сказала я ей, и она прислушалась.

Я тоже прислушалась и услышала странный шум снова сквозь легкий ветерок: это работал двигатель. Звук, характерный для машин, которых раньше было полно на дорогах, если вспомнить те времена, когда мне было всего одиннадцать. Некоторые из старых моделей до сих пор работали: те, что без микросхем.

Раздалось ровное урчание, словно эти звуки издал большой толстый кот, — и тут я увидела движущуюся вспышку вдалеке на мосту: солнце на капоте или лобовом стекле. Я подняла свой бинокль и убедилась: грузовой пикап двигался в нашу сторону, на восток, направляясь к нам из Сиэтла.

— Что там, Ло? — спросила Эйм.

Если бы я могла видеть их, то, возможно, они могли бы видеть нас.

— Пойдем. Тащи сюда чемодан. Я помогу.

Мы вместе подняли наш чемодан на колесиках, и я повела нас в кусты, густо растущие на обочине. Листья и шипы кололи нам ноги, руки и лица. Я развела листву в стороны и обнаружила чистое пространство посередине. Наверное, это место использовали для каких-то целей: площадка для мусорных баков или еще что-нибудь. Летний, черный и сухой мох хрустел, когда мы по нему шли. Мы спустили тяжелый чемодан с инструментами Эйм, я должна была объяснить ей, почему мы прятались, но теперь грузовик шумел, и я точно знала: она тоже его слышит. Все, что она сказала:

— Что они подумают, если увидят, что мы пропали?

У меня был нож, который я регулярно затачивала. Я достала его из кожаных ножен, которые сделала сама. Достаточно для ответа Эйм. Она злобно улыбнулась, но мне нравилось в ней все: ее запах, длинные косы, ее грязные обгрызанные ногти.

Я подумала, что мы просто везунчики, ведь грузовик двигался довольно быстро — тридцать миль в час, но потом он заскрипел и остановился. Две дверцы с лязгом открылись. Каблуки застучали по асфальту. Громче и громче. И остановились около места, где мы нырнули в кусты.

— Эй! Чувак. Ты можешь выйти, мы не причиним тебе вреда.

Ни одна из нас ни повела и бровью. Ругань, затем звук буксировки, ещё больше ругани. Шум от грузовика становился громче, чувак из грузовика стал пробираться через ежевику. Он не нашел бы нас, — подумала я и была права. Его напарник пробрался с другой стороны, бесшумно, как клещ.

— Они попались, Клод, — закричал он, поднимаясь из зарослей сорняков с пистолетом в руке. Он наставил его на нас с Эйм и заговорил спокойным тоном:

— Вы двое можете встать, если хотите. Но только медленно.

— Цыпочки. Одна из них симпатичная вроде, но другая толстуха, — сказал он Клоду. — Давай поборемся кому какая достанется?

Клод перестал ругаться, но продолжал пробираться к нам, ломая деревья и разрывая колючками одежду на себе. Я не двигалась, свернувшись калачиком — пусть лучше недооценивают меня, к тому же так мой нож не выпал бы: он был зажат между бедер. Я чувствовала, как дрожат руки Эйм, когда Клод выходил из тени. С ней всё будет хорошо. Мы убежим, чтобы спастись.. Я прислонилась к ней на секунду, что бы она поняла это.

Чувак с пистолетом ненамного старше нас. Конечно, он ненамного старше нас. В противном случае он бы уже стал Иным, нашел бы свою собственную карманную вселенную, как многие другие, мозг которых достиг зрелости, по крайней мере так говорили.

Клод был примерно моего возраста или немного младше. Ему было четырнадцать. Или пятнадцать. У него и его напарника были русые волосы, у обоих раскосые глаза: братья, наверное.

Я злобно смотрела на вооруженного парня.

— Хочешь посмотреть как мы с ней это сделаем?

Он плюнул на мое запрокинутое лицо.

— Уродина! Ты будешь молчать, пока я не разрешу тебе говорить.

Слюна щекочела мою щёку, стекая по ней.

Я не почувствовала ненависти. Не было на это времени. Я размышляла над тем, что сейчас сделала бы.

— Эй, Дуайт, как ты думаешь, что там внутри?

Клод нашёл наши чемоданы, а я теперь знала имя вооруженного парня.

— Открой и выясни, придурок.

Я не могла повернутся, чтобы увидеть чемодан, не отрываясь от Дуайта, а это не казалось мне хорошей идеей. Я слышала, как открывается молния, звон стали о сталь: стамески, молотки, гаечные ключи и зажимы стучали друг по другу, вывалившись на землю.

— Ух ты! Взгляни на это, Клод. Ты думаешь эта страшила знает, как ими пользоваться?

Дуайт отвел от нас глаза и опустил пистолет, я ждала, когда он это сделает. Я повисла на его ноге, на этом двухметровом вышибале. Затем услышала треск, когда его левое колено согнулось. Затем громкий выстрел из пушки, но только один: я успела приставить нож к его горлу.

— Ээнннн! — заскулил он.

Коленка, наверное, сильно болела, но мой клинок утыкался в нижнюю часть его подбородка, поэтому он держал рот на замке.

Я кивнула Эйм, и она взяла его пистолет. Клод удрал: я слышала, как он бежал через кусты в сторону дороги.

— Сейчас вернусь, Ло.

С Эйм всё было в порядке, как я и предсказывала, она мыслила здраво и вела себя как крутая девчонка. Она преследовала свою добычу спокойно и осторожно, держа пистолет наготове.

Я качнулась назад, чтобы ослабить давление на ребра Дуайта. Его нога была сломана. Проблема. Что мне теперь делать с этим калекой? Может быть, мне не следовало бить его так сильно. По крайней мере, не так, что теперь мне надо везти его в больницу. Я почувствовала, что он набрал в легкие воздух, и из его тела хочет вырваться крик, и тогда я всем своим весом снова навалилась ему на грудную клетку.

— Ло[4], иди сюда! — Эйм кричала с дороги.

— Идти туда? Что? Зачем? Ты же не могла ...позволить сесть ему в грузовик? Не могла?

— Подойди! — голос звучал злобно.

Дуайт ещё не скоро подошел бы на своих двоих, но на всякий случай я стянула с него ремень, сапоги и брюки, забрала оставшееся оружие: бритву, кусок дерева, складной нож с половинкой лезвия и длинный кожаный мешок, наполненный явно не песком. Ему было больно только когда я снимала с него джинсы.

Я поднялась на ноги и посмотрела на него, интересно, не лучше ли пристрелить этого человека и избавить его от страданий? Даже после долгих лет участия в спасательных операциях я не могла найти на это силы.

Я погрузила хлам парня и инструменты в чемодан Эйм и потащила его вдоль кустов. Когда он увидел, что я ухожу, он начал звать на помощь, как будто кто-то может прийти. Это беспокоило меня. Я поспешила к Эйм. Вдруг Клод каким-то образом нашёл себе оружие.

Клода нигде не было видно. Эйм стояла у грузовика, теперь нашего грузовика. Она держала дверь открытой, уставившись внутрь. Пистолет, наш пистолет, лежал у неё в одной руке, а другая рука была протянута внутрь машины.

— Иди ко мне, — сказала она, но не мне. — Всё хорошо.

Она потянула кого-то за руку, и из машины вышел ребёнок: белокожий, с каштановыми волосами, как у его братьев. Должно быть, они и вправду были его братьями, я подошла к нему ближе и заметила те же раскосые глаза, смотрящие на меня.

— Слушай, — сказала я. — Оставь его и забирайся машину. Они могут быть тут не одни...

Бум!

Выстрелы прозвучали жутко громко. Пули просвистели в сторону дороги. Не на шутку испугавшись, я втащила чемодан в грузовик в одиночку. Затем я запихнула Эйм в дверь машины и прыгнула следом. Я повернула ключ зажигания — они забыли его вытащить, и начала сдавать назад так быстро, как только могла. Я развернулась где-то на скорости сорок километров в час и переключилась на вторую скорость. Врубила третью, когда мы приблизились к мосту, прыгая по асфальту из одной ямы в другую. Некоторые части моста были ниже других: что поделать, понтонный мост. Любая буря снесла бы его, как сказала Эйм. А я твердила себе, что если он выдержал, когда по нему ехали парни, то и с нами всё будет в порядке.

Я посмотрела вправо. Эйм протолкнула ребёнка вперёд, и он съежился около самой дальней двери. Я затормозила.

— Окей, давай выходи. — Но он не собирался даже двигаться. — Ну, что такое? Думаешь стрелять буду? Иди, мы тебя не тронем.

— Он дрожит, — сообщила Эйм. — Плохо дело. Я думаю, он до смерти напуган.

— Ну просто прекрасно! Открой ему дверь и поехали.

— Нет.

Я вздохнула. Никто не заподозрил бы в Эйм такое упрямство до тех пор, пока не пообщался бы с ней достаточно длительное время.

— Слушай, Эйм. Ты просто гений, что решила захватить его с собой, пока я уезжала с линии огня, но...

— Мы не можем бросить его одного.

— Он не один, прямо за нами его братья!

— Один из них со сломанной ногой.

— Точнее, у него повреждено колено.

Но я поняла, что она имела в виду.

— И да, они вряд ли смогли бы хорошо заботиться об этом мелком парнишке. C’est la flippin vie[5].

Я перегнулась через неё, чтобы дотянуться до дверной ручки. Она посмотрела на меня, и моя рука упала на моё колено.

— Ох, Эйм...

Эйм скучала по своей семье. Я знала всё о том, как её родственники отправились в отпуск в Мир Диснея без неё, так как она посчитала, что уже слишком взрослая для такой ерунды. Их обратный рейс отменили, сначала один, затем другой, и ещё один, и так до тех пор, пока не сообщили, что больше рейсов не будет, телефон перестал работать, а последний автобус до Паско уже прибыл, и её семьи там не оказалось.

— Гектор, — она могла вымолвить лишь его имя.

— Эйм, ему двенадцать. Он в порядке. Даже если ты... даже если его мама и папа покинули его, как многие родители, чтобы жить Иными, там, где у них есть все, что нужно, всё точно так же, как если бы они приняли наркоту, только это уже навсегда. По крайней мере, ходят такие слухи. Прекрасный дом. Прекрасная работа. Прекрасные дочери. Прекрасные сыновья.

— Хорошо. Малыш, ты хочешь поехать с нами или остаться с Клодом и Дуайтом?

Тишина в ответ.

Я попробовала еще раз.

— Малыш, нам нужно оставить тебя. Мы встречаемся с другом в... — в зеркале заднего вида я увидел пятерых парней, пешком идущих по дороге. Один махнул длинной тонкой черной штукой над головой. Это дробовик? Я захлопнула грузовик и сорвалась с места. Они исчезли в пыли.

Эйм стукнула меня по плечу и ухмыльнулась.

— Ты молодец, — сказала она.

Я посмотрела на нее: ей пришлось одной рукой крепко держать маленького ребенка, поэтому я сосредоточилась на поиске пути для грузовика, который состоял в основном из пеших тротуаров.

Здесь начинался туннель под островом Мерсер. Становилось страшно, и не только потому что в туннеле не было освещения, но я всё равно направила грузовик вперёд и увидела несколько лампочек среди веток плюща, которые нависали над разинутым ртом туннеля. Кто-то позаботился. Нам ещё повезло, что мы идём не пешком.

Богачи... большинство из них предпочли остаться здесь вместо того, чтобы стать Иными. И это имело смысл: у них свои собственные препараты вместо Лайквайса, и всё вполне себе неплохо. Раньше их жизнь была идеальной, но только до тех пор, пока многие простые люди не уехали, и они не смогли найти никого, кто драил бы их туалеты или вывозил мусор. Не было никого, кроме нас.

Когда дела пошли плохо, государства рухнули, а богачи стали вершить закон для всех и вся. Они получали все, что хотели в этом мире, так же, как Иные. Им нужны были рабы. Они называли нас слугами, но в действительности мы были рабами: кто захотел бы тратить своё время, оставшееся до того момента, когда они станут Иными, на бездарный труд? Никто. Только по принуждению.

Мы ехали через занавес плюща. Я заметила высокую балку и замедлилась, чтобы проверить, были ли тут сети или другие признаки засады. Хотя о чем я говорю, когда этот же самый грузовик проезжал здесь меньше чем полтора часа назад? Но всё же.

— Как всегда, слишком осторожна.

Эйм всегда знала, о чем я думаю.

Фары выловили из тьмы нагромождение чего-то коричневого и серого, раскиданное по всей дороге, и у меня появилась парочка вариантов: А. ускориться или Б. ещё сильнее притормозить; А. проехать напролом или Б. объехать. Я выбрала А: нажала на педаль газа и крепко схватилась за руль. Вдруг ближе я увидела ноги, руки, раздутое лицо, почуяла запах смерти. Я почувствовала ужасный толчок под нашими шинами. Это была преграда в виде кучи тел — осколки блестели в том месте, куда мы бы поехали, если бы я решила их объехать, и там же распластались на асфальте два свежих трупа: кровь была всё ещё влажной и алой. Это была ловушка, но мы проскочили. Спасибо, Клод. Спасибо, Дуайт.

Груда разлагающихся мертвецов, к счастью, быстро осталась позади. Я решила мельком посмотреть на ребенка. Он смотрел прямо перед собой, словно мы везли его домой после просмотра фильма в кинотеатре, и он мысленно прокручивал в голове кадры киноплёнки. Как будто снаружи грузовика не существовало ничего, на что стоило смотреть, и никогда бы не существовало.

— Может это его и испугало? — спросила Эйм. — Ну, то есть, когда он ехал с ними.

Как вариант.

Мы снова выехали на долгожданный свет. Я помнила, что по пути в город должен был быть ещё один короткий туннель. Я остановила грузовик, чтобы поразмыслить. Когда мои пальцы стали неметь, я отпустила руль.

Птица села на тросы ещё одного моста, который находился параллельно нам. Эйм сказала, что этот мост был самым широким в мире.

Она разбиралась в таких вещах.

Солнце уже взошло достаточно высоко. Мы ушли из нашего лагеря в горах сегодня рано утром и прошли двенадцать миль преимущественно по холмистой местности, а затем наткнулись на братьев этого малыша. Мы планировали пересечь мост незаметно и пешком, затем затаились бы в Сьюард Парке у Гремучих и ждали бы, когда появился бы Роб. В общем, незаметно пройти не вышло.

— Точно обратно не хочешь? — спросила я Эйм. — Они нам будут рады, да и на грузовике быстро доберемся, к тому же, это будет просто невероятное приключение...

Я остановила машину.

— Дерзай, если хочешь.

Она, конечно же, знала, что я отвечу. Мне даже не надо было это озвучивать. Эйм — главная причина, по которой я осталась в Паско, а не стала выбивать себе местечко в резиденции, где разрешали жить даже людям смешанных рас, таким, как я. Я уже достаточно далеко зашла, и всё потому, что любила её. И я пойду дальше. На край земли. От начала до конца.

Хотя, наверное, с ней должен был быть Роб. Эйм не переставала болтать о его рыжих волосах, веснушках, голосе и умении играть на гитаре с тех пор, как мы получили сообщение. Когда мы были ещё в лагере, она сказала, что в нём есть какой-то тайный огонь, который горел будто зажженная сигарета. Он достойный вариант для неё.

— Хватит дуться. — Она состроила гримасу и скосила глаза. — А то так и останешься с таким лицом. Давай я поведу. Обожаю машинки.

Она отдала мне пистолет, наше единственное оружие, я даже не догадалась прихватить обоймы у Дуайта, но уже поздно думать об этом, затем она скользнула обратно, а её теплое бедро прижалось на мгновение к моему.

— Давай. Выходи.

Ребенок не пошевельнулся, когда я открыла дверцу, поэтому мне пришлось перелезть через него.

Эйм водила так, словно была в потоке автомобильного движения: аккуратно, включая поворотники. Думаю, она научилась этому у своей семьи. Туннель оказался пустым, не считая парочки дерьмовых фургонов, до которых никому не было дела. На разбитых окнах одного из них всё ещё висели занавески, которые затрепетали, когда мы проехали мимо. Мы с волнением выехали на главную улицу, Рейньер Авеню, название которой всплыло у меня в голове. Эйм затормозила в конце съезда.

— Куда теперь?

— На юг, — указала я налево.

Улица Рейньер явно видала лучшие дни. Края дороги обрамлял щебень, поросший травой, сужая её до тропинки. Полусгоревшая вывеска ресторана рекламировала горячие булочки. Мешки с песком были накиданы в виде преграждения и служили своего рода наблюдательным пунктом для охраны перекрёстка, от которого расходились пути вниз. Изодранные куски камуфляжа висели на поваленном фонарном столбе. Всё это было напоминанием о былых временах, когда солдаты решили первыми выбраться из этой окружающей нас тюрьмы и стать Иными, дезертируя огромными количествами, так как реальная жизнь становилась всё паршивее и паршивее.

— Ух. Ну и бардак.

Эйм легко объехала груду кирпичей и поставила двигатель на первую передачу, чтобы разглядеть все вокруг повнимательнее.

— Как ты вообще сможешь понять, где тут парк?

— Фуух. Нам что, подкоп делать? А, нет, сюда!

Тут лежали всё те же мешки с песком, но некоторые из них свалились с верхушки самодельных стен, и нам всего лишь оставалось отодвинуть их с пути, чтобы добраться до четырехполосной улицы рядом с озером. Мы отправились прямиком туда, где находились одни из первых наблюдательных пунктов Гремучих, которые возвышались словно гигантские кормушки для страусов. Одна девчонка уже заприметила нас и направила свою рогатку в сторону лобового стекла нашего грузовика. Её напарник окрикнул её, мы наконец-то узнали друг друга, и они пропустили нас к воротам сквозь изгородь, сооруженную из цепей. Ещё одно здание, которое было больше похоже на бункер, блокировало вход внутрь. Здесь разместилось четверо из Гремучих, который были похожи на гиков из команды по пейнтболу, не первой свежести. Они удостоверились в наших благих намерениях по кусочку бумаги с криптографией и по половике резиновой змеи, которую передал нам их посыльный вместе с сообщением от Роба. Они забрали мой нож. Но я не виню их за это. Они разрешили оставить нам пистолет, но, правда, без пуль.

— Что у вас в багажнике?

Я даже и не подумала вытащить чемодан. Вот тупица. Хотя открыв тяжелые металлические дверцы, дозорные не нашли там ничего, кроме бензина, и никого, кто мог бы там спрятаться и, выскочив, перерезать всем горло.

Все стальное пространство багажника было забито закрытыми бочонками: из белого пластика высокого качества, которые используют для брожения пива.

— Добро пожаловать домой, — сказала девочка приблизительно моего возраста. Она сказала это недовольно, но всё же сказала. Она пошла вперед, чтобы указать нам путь в главный лагерь.

Нам не пришлось долго ждать. Всего через пару минут я увидела костровые места и столы для пикника, выстроенные полукругом, над площадкой был натянут брезент от одного дерева до другого, словно огромная палатка. Мы направились к игровой площадке, а солнце в это время уже собиралось садиться. Девочка дважды ударила по капоту нашей машины, затем кивнула и грозно посмотрела на нас. Эйм тоже кивнула и выключила зажигание.

Ребенок открыл дверцу грузовика. Мы с Эйм молча переглянулись. Затем она ухмыльнулась:

— Вот и приехали!

Может быть, его привлекли другие дети, которые лазили по канатам и металлическим конструкциям. Он соскользнул на землю, сделал несколько шагов в их сторону, затем остановился. Я тоже вышла из машины и захлопнула дверь. Только бы не вспугнуть его. Его внимание захватили игры и веселье.

— Кто это тут у нас?

Усатый парень с длинными волосами, одетый в робу, подошел ближе к играющим детям.

Эйм тоже открыла дверь и вышла.

— Мы, кажется, прибыли на день раньше. Я Эми Нихаузер, а это Долорес Грант.

Я всегда подшучивала над Эйм, что она плохо кончит с таким не испанским именем, и она тут же начинала печалиться, что в её имени нет чего-нибудь вроде "Шаника" или "Бегущий Олень".

— Мы из Кионы. Ты из Паско?

Парень кивнул.

— Точно. Пока Бритни вела вас сюда, я догадался, кем вы можете быть. Я Кёртис. Кстати, мы не ожидали, что вы притащите машину.

Он махнул рукой в сторону грузовика.

Бритни снова подскочила к багажнику, пока мы разговаривали и стала открывать крышки пластиковых бочонков.

— Лайквайс! — закричала она. — Вы только посмотрите!

Эйм и я одновременно наклонились в сторону, чтобы получше разглядеть происходящее. Бритни срывала упаковку одну за другой. Не было абсолютно никаких сомнений, что в пяти открытых и во всех остальных бочонках была густая, ярко голубая жидкость с пенными бледно-фиолетовыми прожилками. Я ещё никогда не видела так много Лайквайса сразу.

Кёртис потерял самообладание.

— Какого чёрта! Мы же говорили, что у нас запрещены эти...эти...

Он никак не мог подобрать бранного слова для наркотиков.

— Нет, это не наше...мы украли этот грузовик, и мы не знали...

Эйм пыталась успокоить его. Она схватила первый попавшийся бочонок.

— Вот, мы поможет вылить это в озеро.

— Вы что серьезно думаете мы станем загрязнять нашу воду этим?

— Слушай, я всего лишь хочу сказать, что мы хотим избавиться от этого. Мы ничего не знали, мы просто угнали этот грузовик у каких-то чуваков, которые возомнили себя ковбоями, на той стороне моста, они братья этого малыша и у них было подкрепление...

Эти слова привлекли внимание Бритни.

— Они вас преследовали?

— На самом деле, недолго, — сказала я, вмешиваясь в разговор.

— Когда мы забрали машину, им явно пришлось идти за нами пешком. И они стреляли в нас всего один раз, видимо, тому причина топливо. Они не самая главная проблема. Я бы волновалась больше на вашем месте за остров Мерсер, а не за парочку приятелей с моста, ну, или за груз Лайквайса, который мы можем утопить где угодно.

— Точно.

Похоже, Кёртис успокоился и стал обдумывать план.

— Да, мы выроем яму или что-то вроде...

Никто ещё не смог доказать связь между Лайквайсом и тем, что взрослые начинали говорить о жизни в роли Иного, а затем исчезали. Никто не мог доказать этого в течение долгого времени. Но в тюрьмах, где впервые стали готовить наркотик, стали одновременно "убегать" большое количество людей и, наверное, только поэтому стали замечать, что люди пропадали пачками. В новостях всё чаще и чаще говорили о подобных случаях за пределами страны, у нас и ещё в некоторых странах.

Некоторые продолжали готовить его. Некоторые всё еще пили его. Сколько нужно было ждать побочного эффекта? Если ты выпил его в шестнадцать, исчезнешь ли ты только несколько лет спустя, когда твой мозг созреет? Модно ли понять, обратился ты или нет?

Те, кто знал это, не могли нам ничего рассказать. Они были Иными.

Бритни пошла в штаб, чтобы доложить о нас, как она сказала. Несколько двенадцатилетних ребят показали нам, куда разгружать топливо. Я помогла Эйм вытащить чемодан из багажника, и как я только затащила его туда в одиночку? Руки точно болели, когда адреналин поутих. Эйм отдала им ключи. Они поехали в бункер вместе с грузом Лайквайса, который был бы под присмотром дозорных.

Эйм в конце концов пришлось отправиться на детскую площадку. Казалось, маленький паренёк ожил: он скинул свою куртку и бегал с дикими криками вместе с ребятнёй, как будто он всю жизнь жил тут.

Комитет Гремучих встретился с нами за обедом в одном из своих нелепых типи, который они наспех построили на пляже. На обоих сторонах постройки были нарисованы быки и молнии. Хочу сказать, я понимала, что типи — это очень примитивная постройка и, в данном случае, не имела ничего общего с племенами. Но, тем не менее, Гремучие вели себя очень гордо и торжественно, приглашая нас войти внутрь, попросили нас снять обувь и объяснили, как лучше сесть вокруг костра, и, черт возьми, я бы не удивилась, если бы они стали передавать по кругу настоящую, дымящуюся трубку, после того как накормили нас салатом и какой-то бесцветной жижой, которая выглядела намного хуже, чем чувствовалась на вкус. И ещё тортильей, которую они настоятельно называли жаренным хлебом.

Тина, их старейшина, сидела на диванной подушке; она была приблизительно одного с Эйм возраста или, возможно, старше. Пытаясь показать комитету, как вести дела, когда она стала бы Иной, Тина начала спрашивать о населении в Кионе: кто был с кем, как много беременных, натыкались ли мы на что-нибудь интересное, встречали ли взрослых, которые все еще бродят в округе. Эйм отвечала на её вопросы.

По обе стороны от Тины стояли два парня, наверное, мужья? Гремучие частенько вытворяли такие вещи, а парочка младших девочек пытались очаровать нас комплиментами о том, как нам хорошо удалось со всем справляться в одиночку. Я вежливо выждала, когда они подняли бы ту тему, о которой они хотели на самом деле поговорить. И я подозревала, что разговор пойдет о пяти бочонках Лайквайса.

Они решили нас помиловать и вылить жидкость в одну из ям, как и предлагала Эйм.

У Тины голова варила.

— Интересно, они везли этот груз из самого Сиэтла?

Она вытянула ноги, подняв большие пальцы вверх и подвинув ступни в шерстяных носках поближе к огню. Август, вечера становились прохладными.

— Не все в городе завязали, — осмелилась сказать одна из девчонок.

— Ага.

Я кивнула парню, который сходил за мужа, потому что носил на пальце кольцо, точно такой же, как кольцо Тины на её левой руке.

— Это банда из Гэз Воркс? Они вполне могут разливать по своим старым бочкам Лайквайс, но как мы можем знать наверняка?

Второй парень вмешался в разговор.

— Они точно не везли нам это на обмен.

Он носил кольцо, которое было таким же, как кольцо на правой руке Тины.

Девочка, которая уже высказывалась, поинтересовалась, было ли их прямой обязанностью следить за порядком в Сиэтле и окрестностях. Муж Номер Один предложил подумать об этом.

— Следующий вопрос.

Тина снова заговорила.

— А что, если эти парнишки с моста захотят вернуть свой груз?

Она посмотрела на меня, хотя Эйм начала говорить первой.

Мы не говорили Клоду или Дуайту, куда мы направлялись, не рисовали им карт местности, поэтому я думала, что Гремучие были в полной безопасности. Плюс ко всему, я покалечила Дуайта, сломав ему как минимум одну кость. Но комитет решил, что грузовик стал бы для них обузой, даже если они замаскировали бы его, и они попросили нас забрать его с собой, когда мы покинули бы их территорию. Что, судя по всему, было бы довольно скоро.

— Завтра? — спросил Муж Номер Два.

Эйм взволнованно прикусила губу на несколько секунд. Мы ожидали более теплого приёма, учитывая её способности. Она надеялась, что сможет задержаться здесь хотя бы на неделю. Или Гремучие не хотели, чтобы она встретилась с Робом? Но по сведениям шпионов комитета он был уже рядом, направляясь на юг. Он мог прибыть с минуты на минуту. Рандеву могло всё ещё состояться.

Чёрт возьми.

В конце-концов я должна разузнать поподробнее, откуда взялись все эти трупы в туннеле.

Богачи, как я и подозревала. Но было не похоже, что комитет был настроен распространяться на эту тему. Люди, которых убили богачи. Но как? Неизвестно. Не думаю, что это было важно: мёртвым всё равно. И к чему эта антисанитария, почему они свалены в одну кучу посреди дороги, а не похоронены по-человечески? Надо бы узнать подробности и позаботиться об этом. А два свежих трупа? Тина предположила, что это последствия путешествия Клода и Дуайта сквозь блокаду.

Так зачем всё это? Ну, это очевидно: используй мёртвых, как наживку, чтобы поймать живых, которые стали бы работать на них.