Неудачный заговор. присяга мешико 10 страница

Сильно удивлялись также наши капитаны и солдаты, как мало золота идет в общий раздел. Кое-кто даже предлагал отдать все инвалидам и больным. Ведь на всадника приходилось лишь по 80 песо, а на арбалетчиков, аркебузников и щитоносцев по 60 или 50 песо, я точно не помню. Конеч­но, это было ничтожно; и против Кортеса, а также казначея Хулиана Альдерете возник­ло, как и раньше, подозрение, будто многое и лучшее они утаили. А тут еще поджигали прежние сторонники Диего Веласкеса, губер­натора Кубы, и те, что прибыли вместе с Нарваэсом и после, и вышла порядочная су­мятица. Кортес в то время жил в большом дворце в Койоакане, стены которого только что были заново побелены. На них и появля­лись каждое утро новые пасквильные надпи­си. То говорилось: "Порядок в мире всюду точный, луне не быть солнцем заочно. Так и Кортеса смешно старание доном Карлосом быть Новой Испании". Или: "Плох обману­тый воитель: не ликует, больше тужит. Побе­жденный победитель, кто Кортесу верно слу­жит". Или: "Наш Кортес генерал-капитан все вдвойне забирал; теперь же дал себе во­лю: забрал "королевскую" долю". Или так: "Эх, ты, моя доля, "доля золотая"... Чья та­кая воля ее умчала злая?!" Подобных надпи­сей появлялось так много, что Кортес как бы привык к ним и нередко сам приписывал от­веты. Но почему-то вдруг он рассвирепел и под страшным наказанием запретил нару­шать дисциплину пачканьем стен.

Отсутствие добычи угнетало нас вдвой­не, так как все залезли в неоплатные долги ввиду неслыханной дороговизны. О покупке лошади или оружия нельзя было мечтать: за арбалет надо было платить 50 или 60 песо, за аркебузу — 100, а за лошадь — 800 или 900 песо и за меч — 50[403]; хирург и аптекарь заламывали несуразные цены; всюду теснили нас надувательство и обман. Кортес составил особую комиссию из двух заведомо почтенных персон, и она должна была про­верить все претензии; из назначенных одним был — "Санта Клара", личность очень известная, а другим был — некий де Льерна, также весьма известная персона; объявлен был денежный мораторий на два года, снижены проценты, выданы кое-какие ссуды.

Но общее положение улучшилось мало, а посему Кортес решил новые средства извлечь из провин­ций, учредив там ряд колоний. Для этой цели он приказал Гонсало де Сандовалю идти в Туштепек, по­карать несколько гарнизонов мешиков, которые убивали наших, когда нас выбили из Мешико, и осно­вать поселение — 78 человек и 6 женщин из Кастилии, из прибывших с Нарваэсом, заселили городок под названием Медельин[404], переехав по Коацакоалькосу и поселившись у гавани; также Кортес приказал Кастаньеде и Висенте Лопесу идти завоевывать провинцию Пануко; и приказал Родриго Рангелю, находив­шемуся в Вера Крусе, как и прежде, быть там, направив к нему Педро де Ирсио; и приказал Хуану Аль­варесу Чико отправляться в Колиму[405], а Вильяфуэрте — в Сакатулу, и Кристобалю де Олиду отправлять­ся в Мичоакан[406]. Уже в это время Кристобаль де Олид был женат на португалке, которую звали донья Фелиппа де Араус или Сараус, что было тогда незаконно в Испании. И послан был Франсиско де Ороско заселять Оашаку[407]. Во всех этих провинциях завоевание Мешико считали делом немыслимым. Когда же всякие сомнения на этот счет исчезли, местные касики и сеньоры перепугались и слали послов за послами с изъявлением покорности и богатыми подарками. Брали они с собой и своих сыновей и показывали им поверженный Мешико, как в древности смотрели разрушенную Трою.

Что касается меня, то я решил отправиться с Гонсало де Сандовалем, хотя Кортес и хотел меня удер­жать при себе; но, наконец, он согласился и обещал, что, дескать, где бы я ни был, он всегда позаботит­ся, чтобы я не нуждался ни в чем.

Ежели, наконец, читатель спросит, почему мы, настоящие конкистадоры, не остались в городе Ме­шико или подле него, а пошли столь далеко, в условия необеспеченные, то я отвечу: в податных списках Мотекусомы мы нашли указания, сколько и откуда идет золота, какао, материй. Разумеется, все эти до­ходы должны были пойти нам, а не кому-либо иному. Но, конечно, дело было трудное, и не напрасно Кортес отпускал нас столь неохотно...

Как раз в это время прибыли в гавань Вера Круса два судна с неким Кристобалем де Тапией. Рань­ше он служил королевским веедором на острове Санто Доминго, а теперь, при помощи дона Хуана Родригеса де Фонсеки, епископа Бургоса, архиепископа де Росано, назначен был Его Величеством губерна­тором Новой Испании. Кроме этого патента, он привез с собой еще множество бумаг для Кортеса и его сотоварищей, а также ряд подписанных уже назначений с непроставленными пока именами. Так он хо­тел составить себе партию сторонников.

Комендант в Вера Крусе, конечно, должен был подчиниться, ибо бумаги были подлинные; зато ме­стные городские власти заявили, что дело требует тщательного обсуждения. Кристобалю де Тапии это, разумеется, не понравилось, но он все же известил Кортеса о своем прибытии и о занимаемой им долж­ности. Кортес ответил наилюбезнейшим образом, а кстати написал своим капитанам, ушедшим по про­винциям, о положении дел. Те наспех съехались в Вера Крус, как бы для приветствия Кристобаля де Та­пии, но в то же время не скрывали своих мнений: назначение — подлинное, от нашего короля и сеньора, что и говорить, но выхлопотал его епископ Бургоса Фонсека, заклятый враг Кортеса и его войска; ежели государь знал бы, что делается в Новой Испании, нe послал бы он Тапию, человека нового, неподготовленного.

Кристобаль де Тапия все больше убеждался, что его положение ложное и безысходное. С горя он даже захворал. А наши капитаны посоветовали Кортесу послать как бы невзначай Тапии несколько слитков золота. Купили у Тапии также несколько негров, трех лошадей и один корабль, и он отправился на остров Санто Доминго, где его тоже приняли неласково, ибо Королевская Аудьенсия в свое время запретила ему добиваться назначения в Новую Испанию, но он ее не послушался, возлагая все надежды на благоволение епископа Фонсеки, поскольку тот был президентом Совета по делам Индий, и на королевский патент; а сам Его Величество был в ту пору во Фландрии и не посещал Кастилию.

Рассказывали, что в Вера Крусе Тапия имел разговор с Панфило де Нарваэсом и тот будто бы ска­зал: "Сеньор Кристобаль де Тапия, Ваше право похоже на мое, хотя за мной и стояла огромная армада. Смотрите, как бы Вас не убили! Счастье пока на стороне Кортеса и его шайки. Соберите пока как мож­но больше золота, отправляйтесь с ним в Кастилию и там жалуйтесь Его Величеству, при поддержке сеньора епископа Бургоса [Фонсеки]. Вот все, что я могу Вам посоветовать".

Когда Кортес узнал об этом разговоре, он послал в Вера Крус, чтобы ему доставили Нарваэса в Койоакан. В дороге Нарваэс немало дивился богатству и благоустроенности страны; когда же он увидел Тескоко, Койоакан и великий город Мешико, его изумление достигло крайних пределов. При свидании Нар­ваэс перед Кортесом преклонил колено и хотел поцеловать его руку, но Кортес не допустил до этого, под­нял его и облобызал. Тогда Нарваэс дрогнувшим голосом сказал: "Сеньор полководец, скажу правдиво, будет мизерной всякая милость Вам и Вашим храбрым солдатам за Новую Испанию! Да, теперь я убедил­ся, что Ваша победа надо мной не была самой великой победой в этих странах. Только теперь я узнал, как велики Ваши заслуги перед Богом и нашим императором. Вы и войско Ваше будут вознаграждены по за­слугам, а пока что не хватает слов для должной Вам похвалы. И слава Ваша настолько превыше славы дру­гих полководцев, насколько Мешико сильнее и больше всякого иного города". На это Кортес смиренно от­ветил: "Не нами все это содеяно, а великой милостью Бога и счастливой звездой нашего государя"...

Кортес все свое внимание сосредоточил на восстановлении Мешико. Всюду воздвигнуты были церк­ви, монастыри, общественные здания, множество частных домов, и сейчас уже город, по мнению многих, является одним из самых красивых и многолюдных в мире.

Но не всегда удавалось все время уделять мирному строительству. Так и сейчас пришла весть, что взбунтовалась провинция Пануко, многие поселенцы перебиты, а другие взывают о помощи. Послать кого-либо было нельзя, так как все видные капитаны разъехались. Пошел поэтому сам Кортес, взяв с собой 130 всадников, 250 солдат, среди них аркебузники и арбалетчики, и 10 000 мешиков, и все же ос­тавив достаточно сильный гарнизон в Мешико, ибо количество войска значительно увеличилось вновь прибывшими людьми Тапии. Поход удался вполне. Несмотря на огромное, до 50 000, число врагов, несмотря на то, что восстание охватило всю провинцию, Кортес одержал две решительные победы, и врагу пришлось подчиниться. При этом у Кортеса погибло 3 солдата, больше 30 были ранены, по­гибло 4 лошади и многие бы­ли ранены, также убито 200 и ранено 300 мешиков. Но Кортес этим не огра­ничился: после короткой передышки он от­правился к реке Чила [(Chila)], что была в 5 легуа от моря, в глубь страны, туда, где два года назад погибла экспедиция капитанов, кото­рых послал Гарай, и там, после многих удач­ных стычек с уастеками, Кортес основал город Сантэстебан дель Пуэрто[408], в легуа от Чилы, со 120 жителями, из них 27 всадников и 36 аркебузников и арбалетчиков, назначив над ни­ми капитаном Педро Вальехо и распределив им в энкомьенду окрестные поселения. Нако­нец, третий поход пришлось предпринять про­тив тамошних горных племен. Удался и он, и Кортес, несмотря на всю дороговизну таких предприятий, мог считать их вполне удавшимися.

Вернувшись в Мешико из Пануко и вновь принявшись за трудную работу застройки и заселения горо­да, Кортес получил, наконец, ответ от Королевской Аудьенсии на острове Санто Доминго, для чего, как я уже рассказывал[409], послан был Алонсо де Авила. Теперь Авила вернулся и привез Кортесу полномочия за­воевывать всю Новую Испанию, клеймить пленных и бунтарей на рабство, распределять индейцев по энкомьендам, как то практиковалось на Эспаньоле, Ямайке и прочих островах. Полномочия эти имели силу до той поры, когда сам Его Величество препо­даст иные указания, а посему Королевская Аудьенсия на острове Санто Доминго отправила осо­бый доклад на специальном корабле в Испанию. Но Кортес и со своей стороны решил по­слать кого-либо в Испанию и для этого избрал того же Алонсо де Авилу, не только потому, что считал его дельным и расторопным человеком, но и для того, чтобы удалить его под благовид­ным предлогом, так как он служил епископу Бургоса [Фонсеке] и отправлял ему письма. С ним вместе послан был капитан телохранителей Кортеса, которого звали Антонио де Куиньонес. Кортесом они были отправлены на двух кораб­лях, везя королю не только золотых слитков на 58 000 золотых кастельяно[410], но и личные сокро­вища Мотекусомы, перешедшие в обладание Куаутемока — подарок поистине королевский, ибо там были жемчужины величиной с орех и большое количество драгоценных камней и вещей. Посланы также были гигантские кости, найденные в одном из храмов Койоакана, во всем сходные с нашей находкой в Тлашлаке, три ягуара и разные другие редкости, которых те­перь уж не помню. Составили мы, то есть все конкистадоры, и фрай Педро Мелгарехо де Урреа, и казначей Хулиан де Альдерете, и вновь избранный магистрат Мешико, донесение наше­му государю, в котором достаточно изложили великие заслуги и тяготы Кортеса и всех нас, просили назначить его наместником Новой Ис­пании, а за нами, подлинными конкистадорами, и нашим потомством закрепить ocтальные видные места в стране; coобщили мы также свое мнение о деле Кристобаля де Тапии, затем о походах в Пануко, столь дорого стоивших Кортесу, прося короля запретить Франсиско де Гарайю завоевывать эти места, дабы индейцы не думали, что среди испанских начальников существуют раздоры и несогласия; наконец, мы ходатайст­вовали о присылке епископов и свя­щеннослужителей из всех орденов для обращения в нашу святую католическую веру, столь нужных в этой языческой стране[411]. Кортес то­же составил подробное донесение; я его читал и помню, что он, между прочим, просил Его Величество об удалении Диего Веласкеса, губерна­тора острова Кубы, дабы он не пу­тался в дела Новой Испании.

20 декабря[412] 1522 года корабли вышли в море из гавани Вера Круса. В дороге два ягуара вырвались, поранили несколько матросов, но были убиты, как, кстати, и третий. Антонио де Куиньонес на одной из стоянок затеял ссору и был убит из-за одной женщины; остался один лишь Алонсо де Авила, но и тот оказался неудачником. Именно: он наскочил на французского корсара Жана Флорина, который, помимо этих двух, только что захватил еще один испанский корабль, везший разные ценности — 20 000 песо золо­том, большое количество жемчуга, сахара и кож коровьих — с острова Санто Доминго. Всю свою добычу Жан Флорин благополучно доста­вил во Францию и так богато одарил своего короля[413], что весь мир дивился и за­видовал богатству нашего великого императо­ра. Французский король, говорят, сказал, что с такими, дескать, средствами, конечно, легко вес­ти разные войны; к тому же он не прочь увидеть завещание праотца Адама, по которому наш им­ператор и король Португалии поделили между собой весь свет; а пока этого завещания нет, он, дескать, всегда готов признать правильность любого французского приза. Действительно, ко­роль этот вновь отправил Жана Флорина с ар­мадой в море; тому сперва очень повезло, осо­бенно у Канарских островов, но потом его на­стиг наш Бискайский флот, разгромил его, за­хватил его самого, множество французов и их корабли; и Жана Флорина и других капитанов доставили в Севилью, в Каса де Контратасьон, где они по судебному приговору и были повеше­ны за грабеж.

Наш же Алонсо де Авила сумел, находясь в французской крепости, подкупить коменданта и тайно переправить наши донесения в Кастилию к лиценциату Нуньесу, двоюродному брату Кор­теса, или Мартину Кортесу, отцу нашего Корте­са, который жил в Медельине, а также к Диего де Ордасу, который был при дворе; и они, со своей стороны, доставили их в собственные руки Его Величества. Тот, конечно, очень опеча­лился потерей золота, но утешился тем, что французский король таким образом узнал о великих его доходах из колоний. Президен­ту Совета по делам Индий он повелел ни в чем не мешать Корте­су, пока он, король, сам не вернется в Ис­панию и не рассудит спора между Кортесом и Диего Веласкесом.