АТ МОС…» И ПРОЧИЕ СТРАННЫЕ НАХОДКИ 13 страница

Из тяжелых раздумий Тевтона вырвал окрик пилота:

— Командир, к Поясу приближаемся!

Маркус прильнул к иллюминатору — пропустить вид запретного места он был не в силах. Вертолет стремительно летел навстречу серой, казавшейся непробиваемой монолитной стене. Тевтон поежился: пусть пилоты уже летали сквозь нее, пусть Краснов уверял, что на такой высоте аномальная зона угрозы не представляет, легче не становилось. Инстинкт самосохранения бушевал, моля немедленно вмешаться и увести винтокрылую машину прочь, подальше от загадочного гиблого Щорса, уйти от неизбежного столкновения…

Блондин пересилил страх и назло трусливому инстинкту заставил себя смотреть еще пристальней, еще внимательной — неотрывно и не мигая, до боли в напряженных глазах. Жизнь — это преодоление: фобий, чужой воли, самого себя, злого рока. А кто думает иначе, тот гниет заживо. В Бункере, на Ботанической, Чкаловской, на любой другой станции Большого Метро, если такие еще остались. Для безвольных, идущих по вялому течению бесконечных и одинаковых дней зомби все равно, где встретить свою смерть, ведь они перестали быть уже очень давно.

Запрет и Тайна — два сакральных слова, и сейчас железная птица, созданная руками сгинувших предтечей, нарушит запрет и пересечет неизвестно кем установленную границу. Какой момент! Сердце Маркуса затрепетало — ради таких мгновений и стоило ждать пятнадцать безумно долгих лет, ради этого и стоило лелеять ускользающую надежду, ради…

Тупой нос вертолета на полном ходу врезался в непроглядную тьму и легко погрузился в нее всем своим мощным телом. Команда «тевтонцев» вошла в пределы Пояса Щорса.

* * *

Генрих Станиславович отогнал подбежавших к нему на помощь девчонок и самолично отпер тяжелые двери гаража. Противогаз на лице надежно скрывал эмоции старика, однако быстрые, суетливые движения выдавали охватившие его эмоции: железный, твердолобый, каменный Вольф… волновался, словно юноша на первом свидании! «Волчицы» растерянно переглянулись: таким старого генерала им видеть еще не приходилось.

Из-за царящей в гаражном боксе темноты рассмотреть что-либо было невозможно. Однако любопытство загнало всю команду внутрь, а вперед всех легко и упруго вбежал разом скинувший пару десятков лет генерал.

Одновременно включилось несколько фонарей, их лучи жадно забегали в поисках сокрытых сокровищ и наткнулись на застывшую посреди бокса массивную железную махину. Грузовик! Вольф обхватил руками его блестящее от пушечного сала крыло и, нежно поглаживая круглые обводы, прижался всем телом к бездушному металлу. Никита застыла прямо на входе в этот «волчий храм», недоверчиво разглядывая преображающегося на глазах старика.

Генрих, переставший обниматься с капотом только минуты через три, с неимоверной осторожностью потянул дверь в кабину и с видом жреца, совершающего древнее таинство, забрался внутрь. Как мальчишка, он гладил огромный руль с непропорционально тонкими спицами, тихонечко касался набалдашника «кочерги» от коробки передач, умилительно ерзал и слегка подпрыгивал на старом, потертом сиденье. Одним словом, старик вел себя абсолютно неадекватно ни возрасту, ни чину, ни сложившейся тяжелой ситуации. Но верные «волчицы» прощали своему предводителю все странности. Однако лишь Вальке Мехсе удалось полностью и искренне разделить ребяческие восторги престарелого «мальчишки»:

— Ершень-поршень, это же армейский «Урал»! Легендарная машина — мощная, надежная и красивая, как наша жизнь… Генрих Станиславович. — Валя, забыв от потрясения о всякой субординации, вскарабкалась на пассажирское место и совершенно пьяным от счастья взглядом пожирала суровое убранство салона. — Грузовик ведь на консервации? Вы разрешите… можно мне… я ведь механик… механик-водитель. Правда, водитель только в теории, но…

Вольф прервал сбивчивую речь восхищенного солдата и голосом доброго волшебника из старых сказок провозгласил:

— Не просто разрешу. Я приказываю тебе, механик-водитель Мехлис, оживить эту крошку. Слишком долго она ждала своего часа.

Некрасивая, неизящная, с мужской фигурой и невыразительным, сереньким лицом нелюдимка Мехса завизжала так, что у генерала заложило уши. Если бы в эту минуту кто-то мог видеть выражение ее глаз, которые, казалось, светились даже сквозь толстые окуляры противогаза, он бы понял, что женщина вот-вот достигнет вершины экстатического наслаждения.

— Ну-ка, цыц, — посуровел генерал. — Отставить визги! Идем со мной.

Девушка осеклась и настороженно, но без лишних разговоров последовала за Вольфом.

— Посвети мне сюда. — Тон офицера вновь изменился, став загадочно-торжественным.

Валентина послушно навела свой фонарь в указанном направлении. В дальнем углу гаража, среди россыпи канистр, запчастей и неопознанных ящиков, притаилось нечто странное — нелепой, асимметричной формы, округлое с одной стороны и как будто сточенное с другой. Мехсе понадобилось секунд пятнадцать, чтобы, наконец, осознав увиденное, слабеющим, трясущимся голоском прошептать:

— Мотоцикл… настоящий… с коляской… Боже…

И, не поддержи Вольф ее за крепкие, мускулистые плечи, — неизвестно, устояла ли бы механик Мехлис на подкашивающихся ногах.

«Реанимация» колесного антиквариата заняла несколько мучительно долгих часов. Пока Мехса и Вольф с приданной им в помощь Монашкой копались в железном чреве грузовика, оставшаяся без дела группа разбрелась по соседним гаражам в поисках сокрытых в их недрах сокровищ. Не усидел на месте даже Гринько, покорпевший было над записями, но потом последовавший за «волчицами». Те уже обыскали три бокса, где доживали свой безрадостный век гнилые легковушки. Одну из девушек — Вячеслав не узнал ее в противогазе — он застал в предпоследнем исследованном боксе. Воительница с отсутствующим видом сидела на сваленных у стены покрышках.

— Нашли что-нибудь интересное? — поинтересовался Гринько у безымянной рядовой. Но «волчица» никак не отреагировала на вопрос, даже головой не повела.

Славика такое невнимание обидело — после спасения группы от «кирпичника» он надеялся на более благосклонное отношение к собственной персоне. Однако шанс исправиться нахальной или невнимательной девице все же предоставил и переспросил, повысив голос практически до крика:

— Я спрашиваю, что-то ценное обнаружили?

Только глухой мог не услышать столь громкий вопрос, но никакой реакции от «собеседника» не последовало и на этот раз.

— Эй! — Гринько несильно потряс неучтивицу. — Ты чего молчишь?

Вместо ответа девушка безвольно завалилась на бок и, шурша защитным костюмом, тихо съехала на пол.

— Ты чего?! Ты чего? — Юноша пришел в замешательство, а следом пришел страх. Секундное колебание — предпринять что-то самому или немедленно звать помощь? — и напуганный Славик бросился к соседнему боксу, откуда раздавались голоса сразу нескольких «волчиц».

Потерявшей сознание девушкой была Ксюша Стрела. Опознали ее по нашивкам на «защитнике», а вот по лицу вряд ли кто из соратниц смог бы узнать красавицу Стрелку — под стянутым противогазом никакого лица не оказалось, лишь жуткая помесь опухоли, изрытой многочисленными мерзко выглядящими язвами, и кровоточащей плоти, торчащей из-под слезающей кусками кожи.

— Господи Всемогущий!

— Она жива?!

— Пульс есть, но очень слабый.

— Что это вообще за дрянь?!

— Я видел, ей на кожу жидкость попала. — В женскую многоголосицу робко вмешался единственный представитель мужского пола. Под общими взглядами Славик окончательно смутился и спешно забормотал: — Ну, когда она «кирпичника» дохлого кулаком разбивала, что-то брызнуло из него. Я читал, что…

— Умник, мне плевать, что ты там читал, — набросилась Никита. — Ты скажи лучше, как Ксюхе помочь!

— Я же не доктор! — взмолился Гринько, не готовый к подобному повороту событий.

Еле сдерживающая себя Никитина прорычала сквозь зубы:

— Так чего же ты медлишь, придурок яйцеголовый? Бери свои поганые бумажки и спасай мне бойца! А если не сможешь — пеняй, козья рожа, на себя: за Ксюшу я твою харю в такое же месиво превращу, без всякого «кирпичника», голыми руками. Давай, давай, поторапливайся, чего встал, как истукан?! Бегом, марш!

Однако в записях необходимой информации не нашлось — их неведомый автор ничего подобного случившемуся со Стрелой не упоминал. Славик с горечью отметил, что теперь бы мог дополнить архивный документ ценным наблюдением и предостеречь многих сталкеров от прямого контакта с омертвевшими частями кирпичника. Вот только за «ценное наблюдение» кое-кому придется заплатить очень и очень дорого, а если Никита на самом деле взбесится и исполнит угрозу относительно его физиономии… От гнева лейтенанта Никитиной Вячеслава спас генерал:

— Что ты к мальчику вяжешься? Он-то в чем виноват?

Вольф был прав, и все это понимали, но отчего-то крайним в сложившейся ситуации «волчицы» посчитали именно Гринько. Чужака.

Импровизированная мини-колонна из мотоцикла-разведчика и армейского грузовика без всякой помпы и былой радости покинула гаражный комплекс и выехала на Объездную дорогу. В кузове «Урала» в свой последний путь направлялась умирающая Ксения Стрельникова — настоящий боевой товарищ и проверенный друг… совсем молоденькая, жизнерадостная и жизнелюбивая девчонка… Никита, глотая бессильные слезы и стараясь не обращать внимания на притихшего в углу кабины Гринько, крепко прижалась к ведущему многотонную махину Генриху. Девушка мешала вновь постаревшему генералу управлять железным монстром, однако он лишь ласково обнимал ее, да еще крепче прижимал к себе.

Иллюзорное предчувствие легкого и ненапрягающего путешествия, возникшее было при виде хорошо пережившей длительную консервацию автотехники, улетучилось без следа. Ни старенький, но надежный мотоцикл, ни проверенный временем грузовик помочь Стреле не могли. У Вольфа оставалась маленькая надежда, что боевое железо, которому он так привык доверяться в военном прошлом, убережет хотя бы других девочек. Однако и этой надежде не суждено было сбыться.

* * *

Серая мгла над Поясом Щорса не была повсеместной. Кое-где она расступалась, обнажая трупы многоквартирных домов. Маркус различал натыканные повсюду однотипные пятиэтажки, иногда перемежающиеся «низкорослыми» блоками детских садиков и школ.

Но что поражало Тевтона, так это полное, абсолютное отсутствие хотя бы малейших признаков жизни — ни движения, ни даже намека на него. Время будто застыло, попав в плен к зыбкой, угрожающей тьме. Открывающаяся сверху картина казалась фотографией — старой, выцветшей, померкшей и, самое главное, мертвой. Все запечатленное неведомым фотографом давно исчезло, стало пылью, сохранившись лишь как образ, отпечаток на бумаге.

Подобное ощущение возникало у Маркуса при виде одного-единственного уцелевшего снимка родителей. Кадра, выхваченного из их жизни и плененного равнодушным глянцем. На снимке оба улыбались, тесно прижавшись друг к другу. Такие счастливые, беззаботные… Мама уже носила в своем чреве их единственного наследника, долгожданного сына… Портрет есть, а родителей давно нет, и только Маркусу дано воспоминаниями и неутихающей любовью вернуть — на долю секунды, на неизмеримый квант времени — этих единственно важных людей из небытия. Придать им, исчезнувшим, смысл, значение, сказать запоздалое «спасибо» и… не услышать, но почувствовать где-то на грани сознания и фантазии: «Мы любим тебя»…

Но некому насытить кварталы, укутанные мглой хотя бы тенью памяти. Сиротливая часть города. Ненужная, забытая, всеми брошенная. Может, оттого и мстит она всем, кто не разучился дышать? Только лютой ненавистью и питает свое призрачное существование, только ею и удерживается от неизбежного падения в ад забвения…

Гера Кабан заголосил визгливо, совсем по-бабьи:

— Снизу что-то летит!

В следующее мгновение Тевтону показалось, что по вертолету ударил гигантский кулак, словно разбуженный древний титан пытался прихлопнуть надоедливо жужжащую стальную муху. Машину резко подбросило вверх. Дальний от Маркуса борт смяло, а здоровенный кусок обшивки просто вырвало из боковины Ми-8, унеся с собой в зияющий провал всех, кому не посчастливилось сидеть с той стороны. Раненая «небесная птица» надсадно взвыла заходящимися в агонии двигателями и вдруг затихла. Лишь лопасти по инерции продолжали со свистом разрезать воздух, но это был единственный звук — шумные, страшно грохочущие движки онемели. Изгоняемая из чуждой человеку и его механическим созданиям стихии, изуродованная махина сделала полный оборот вокруг своей оси, а потом, на мгновение застыв, камнем устремилась навстречу немилосердной земле, теряя винты.

Внутри у Маркуса все сжалось, дикий ужас сковал бешено бившееся сердце, и лишь одна-единственная мысль заполнила собой воющее от ожидания неминуемой смерти сознание: «Сейчас будет выламывать кости, разрывать на куски. Выламывать и разрывать…» Но всемогущая судьба пожалела Тевтона.

Искалеченная туша Ми-8 не достигла убийственной поверхности, врезавшись в плоскую крышу высоченного дома. Извергая снопы искр и пламени, сшибая все на своем пути, она на брюхе понеслась по горизонтальной поверхности, легко преодолела несколько десятков казавшихся спасительными метров и, не удержавшись, соскользнула с края высотки. Последний приют пришелец из прошлого, краса и гордость ВВС сгинувшей великой страны, нашел на вершине соседней, чуть более низкой, многоэтажки.

Маркус, повиснув на ремнях и не веря удаче, лихорадочно ощупывал себя. Жив! И, похоже, цел! Совсем рядом точно так же болтались двое — Петрик, верхняя часть головы которого, удерживаясь на лоскутах кожи, с противным звуком соударялась с оставшимся на привычном месте подбородком, и Ираклий, внешне практически не пострадавший. Однако и он катастрофы не пережил: тонкий и длинный железный брусок прошил тело насквозь, снизу вверх, и намертво застрял в районе шеи. Сегодня старуха с косой славно порезвилась…

Брезгливо оттолкнул трупы, заливающие его кровью, Тевтон щелкнул карабином и осторожно освободился от пристежных ремней. Приземлился Маркус на противоположный борт, на который при финальном кульбите завалился многострадальный вертолет.

Первым делом он отправился в кабину пилотов, вернее в то, что от нее осталось. Сидевший слева, а теперь оказавшийся снизу летчик погиб — вдавившееся при ударе железо расплющило беднягу, а теперь еще и нарождающийся огонь пока робко, опасливо пробовал на вкус изуродованные останки. Зато второй еще дышал. Маркус сорвал с него гермошлем и хлесткими ударами по щекам привел в чувство. Пилот, не открывая залитых кровью глаз, застонал:

— Спина… добей…

— Что случилось? Отвечай, что случилось?! — Блондин несколько раз повторил вопрос и, не дождавшись ответа, нещадно затряс пилота за плечи. — Говори!

Гримаса адской боли исказила лицо несчастного, но Маркуса это не остановило:

— Говори!

— Сбили… РПГ… с земли…

Тевтон аж присвистнул:

— Стреляли из Пояса Щорса? Из РПГ? Чудны дела твои, о великое небо… Ты видел, кто стрелял? Говори, быстро!

Но пилот лишь безостановочно, не обращая ни на что внимания, молил:

— Добей… пожалуйста… добей… сгорю… заживо… спина перебита… добей…

Кабина вертолета действительно озарялась почувствовавшим силу пламенем — быстро расправившись с телом погибшего вертолетчика, оно поднималось выше, к пока еще живому.

— Значит, заслужил, — наставительно бросил через плечо блондин, спешащий прочь из пылающей кабины. — Загубил и себя, и других, и боевую машину.

Отойдя на несколько метров, он обернулся и добавил:

— Говорят, огонь очищает…

Когда Маркус через дыру в разодранном железном брюхе покидал обреченный Ми-8, пилот истошно заверещал — начинался обряд очищения.

К огромному удивлению Маркуса, он оказался не единственным выжившим. Вскоре из чрева почти целиком охваченного пламенем вертолета показался Леха Шкаф, за ним последовал Ион. Оба выглядели ужасно, с трудом держались на ногах, шатаясь из стороны в сторону, на вопросы Тевтона отвечали невпопад и несли какую-то околесицу. Шкаф дважды порывался вернуться за Кабаном, который якобы еще был жив.

— Унесло твоего Кабана в тартарары вместе с левым бортом, — Маркус зло оборвал бред подчиненного. — Самим надо уходить, скоро здесь будет совсем жарко.

Счастливое спасение бойцов не обрадовало Тевтона — конечно, это дополнительные руки, стволы, пушечное мясо, в конце концов, но… Маркус привык различать знаки ведущей его Судьбы. Сегодня в страшной катастрофе выжить должен был только один — избранный, ведомый высшими силами. Однако чудо произошло сразу для троих, двое из которых — настоящий сброд и отребье, и оттого разом потеряло всякую цену, превратившись в нелепую и глупую случайность. К тому же один из унтерменшей, Шкаф, да-да, тупой как валенок Шкаф, с трудом дышащий и еле-еле передвигающийся, вытащил на себе несколько автоматов и вещмешок с боеприпасами и сухим пайком. А он, Маркус, даже не вспомнил об оружии и еде, когда спешно покидал горящий вертолет. Это был укор — живой, настоящий, болезненный, вызов его холодному и расчетливому уму, его выдержке и отваге… Леха поймал самого Маркуса на трусости, вот как это называется, если забыть о церемониях.

Торжественность чудного момента померкла, оставив лишь горечь и разочарование.

— Вертушка скоро рванет, — раздраженно рявкнул Тевтон. — Пошли вон с крыши, придурки.

Сам он опасного места не покинул, лишь недовольно смотрел в спины исчезающих в чердачном проеме солдафонов.

— Уроды! — Он смачно сплюнул, злясь больше на самого себя, и быстрым шагом направился к противоположному краю крыши. Медлить действительно не стоило — в сплошной стене огня самого небесного исполина видно уже не было. Укрывшись за кирпичной трубой, Маркус тщательно изучал окрестности, хорошо просматривающиеся с высоты десятиэтажного дома. Юг, откуда они прилетели, скрывался за серой пеленой Пояса.

«Значит, Щорса мы все-таки прошли», — с облегчением отметил Тевтон. С востока и запада его взгляд упирался в безликие жилые массивы, а вот вожделенный север, куда группа, собственно, и пробивалась… Карта подсказывала, что прямо перед ним, буквально в квартале, находится Дворец спорта «Уралец». Монолит из стекла и бетона с вычурной наклонной фронтальной стеной произвел впечатление на блондина: чувствовалась в нем некая величавость, надменная, горделивая уверенность в своей силе. Что-что, а силу Маркус уважал. Однако не «храм хоккея» привлек его внимание — чуть западнее помпезного дворца мощная оптика помогла различить две крошечные и, самое важное, движущиеся точки! При увеличении точки превратились в человеческие фигуры, удалось рассмотреть даже детали, вплоть до радкостюмов — один стандартный мешкообразный, распространенный на всех станциях Метро, другой — доселе невиданный, плотно облегающий тело, отливающий вороненой чернотой и усыпанный множеством разнообразных карманов и кармашков.

Вот эта была Удача, настоящий Указующий Перст Судьбы! Ради такого можно было вдребезги разбить древний летательный аппарат и положить жизни нескольких никчемышей — оно того стоило. Вопреки логике, вопреки всему вообще, Маркус знал, кого встретил на краю света, и его бешено колотящееся сердце возликовало от предчувствия сладостной мести.

Неожиданно крыша вздыбилась, ушла из-под его ног и отшвырнула Маркуса далеко вперед, чуть не сбросив вниз на рассохшийся асфальт с огромной высоты: покинутая летательная машина наконец окончила свой земной путь. Оглушительный взрыв, разнесший многострадальную вертушку на тысячу осколков, стал прощальным залпом в ее честь.

Когда сознание вернулось и Тевтон трясущейся рукой вновь приложил бинокль к глазам, точки уже скрылись из вида, но изменить это ничего не могло.

Враг был совсем рядом, всего лишь в нескольких сотнях метров.

* * *

Некогда добротная скоростная дорога, уводившая напряженный автомобильный поток от центральных районов Екатеринбурга, ныне утопала в разросшейся, поглотившей асфальт зелени. О том, что когда-то здесь проходила оживленная магистраль, напоминали лишь высокие бордюры, обрамлявшие дорожное полотно, да бесчисленные, разбросанные в беспорядке ржавые остовы, бесконечно давно бывшие автомобилями.

Валя Мехлис, по приказу генерала возглавившая колонну в качестве разведчика, оказалась неуемным водителем-лихачом. Оседлав непокорный, задорный мотоцикл, она то и дело разгонялась до неприличной скорости, совершенно неподобающей для «преображенной» временем и буйной флорой автомагистрали, залихватски, на пределе реакции и здравого смысла лавировала между железными «трупами» четырехколесных собратьев и надолго пропадала из зоны видимости. Вольф, одновременно и взбешенный ее безответственным поведением, и завидующий так понятному ему упоению скоростью, только отчаянно жал на клаксон, да материл бледную Никиту, пеняя ей за полнейшее отсутствие дисциплины во вверенном отряде. Заслышав призывный сигнал «Урала», Мехса немедленно притормаживала и покорно дожидалась еле плетущегося грузовика, но вскоре вновь срывалась за горизонтом до нового генеральского «окрика».

— Понабрали девок в спецназ! Вот доберемся до Базового переулка, выпорю обеих, слышишь, Никитина? И тебя, и дуру твою безмозглую. Перед всем строем по голой заднице ремнем отхожу!

Никита, про себя обещавшая задавить Валю голыми руками при первом же удобном случае, смиренно качнула головой, на ходу меняя тактику защиты:

— За правое дело, — сверкнула глазами она, — я готова на любые жертвы. Шлепайте!

Несколько мгновений Генрих неотрывно смотрел на игривую лейтенантшу, прикидывая в уме, впасть ему немедленно в гнев или…

Грузовик одним колесом зацепил довольно глубокую яму, и все его железное тело неприятно содрогнулось.

— Тьфу ты! Ну, бабы… — проворчал генерал, а потом его взгляд, пылающий не только яростью, но и азартом, вернулся к дороге.

* * *

Вертолет уже пять минут, как исчез за остовом ближайшей высотки, а группа из восьми бойцов по-прежнему стояла посреди перекрестка, растерянно озираясь по сторонам. Они привыкли подчиняться воле сильного, но в данном случае такового среди них не было. Маркус поставил задачу уничтожить Вольфа, но как именно надлежит исполнить приказ, он не уточнил. «Любой ценой» — вот и весь сказ.

Где-то совсем рядом раздался громкий вой. Солдатики, еще больше теснясь друг к дружке, испуганно переглянулись.

— Короче. — Наконец-то один из них немного пришел в себя и решил взять командование в свои руки. — Надо перекрыть этот участок, — он повел рукой, — вон теми ржавыми машинами, — рука ушла в сторону. — Опосля делимся на две группы по четыре человека. Одна остается здесь, а вторая… — боец задумался на секунду, скользя взглядом по окрестности. — Вторая забирается туда, — указал на мост, нависающий над дорогой.

— А чего это ты разошелся-то, а? — Как всегда бывает в таких случаях, хотя бы одного из толпы, невзирая на панику, обязательно давит жаба.

— А ты можешь предложить что-то другое? — встрял в разговор третий. Хмурый увалень сподручнее перехватил тяжелый ручной пулемет, как бы прибавляя весомости своим словам. — То-то, — заметил он, так и не дождавшись ответа.

Потом развернулся и быстрым шагом двинулся к зданию по правую сторону улицы.

Магистраль была сплошь забита ржавыми кузовами самых разнообразных авто. Несущийся прямиком в западню мотоцикл, словно сошедший с ума шмель, выписывал невероятные восьмерки, чтоб миновать этот памятник часу пик. Несколько раз легкая машина даже становилась на два колеса, и лишь благодаря коляске и пассажиру в ней, служившему неким балластом, не переворачивалась.

Тяжелому, надсадно ревущему грузовику повезло значительно меньше. Его габариты не позволяли столь ловко маневрировать. Порой даже приходилось идти на таран. Два листа железа, бывшие еще час назад воротами гаража, а теперь приваренные в виде импровизированного клина к решетке автомобиля, весьма удачно справлялись с этой миссией, расшвыривая в разные стороны все, что дерзнуло встать на их пути.

Как ни старался Вольф не терять из виду мотоцикл, тот так и продолжал все время убегать далеко вперед, уподобившись расшалившейся во время прогулки собачке. Но это-то и спасло всех пассажиров…

Когда мотоцикл на всем ходу выскочил из поворота и устремился к перекрестку, на котором Объездная дорога временно переходила в Базовый переулок, Мехса запоздало поняла, что дальше тупик. Раздался скрежет и визг тормозов, и тут же заработал крупнокалиберный пулемет, засыпая все пространство веером пуль. Следом, вторя ему, застрекотали автоматы. Несколько пуль угодили в колеса и пробили бак, после чего машина окончательно вышла из-под контроля. Вначале руль крутануло влево, а потом, словно пушинку, подбросило в воздух. Раздался мощный взрыв, окатив бойцов Маркуса волной копоти и кусками железа. Одному из солдат, не успевшему вовремя присесть за кузовом ближайшего автомобиля, колесом снесло голову. Туловище дернулось в конвульсии и завалилось навзничь.

«Волчица» по имени Люба Удачница, ноги которой застряли в искореженном нутре коляски, погибла, а вот Мехсе на удивление повезло: взрывная волна отбросила ее далеко в сторону, при этом девушка успела сгруппироваться и удачно приземлиться. Она тут же залегла, отползая в укрытие, и открыла ответный огонь. Как следствие, еще один из нападавших, получив пулю в лоб, выбыл из игры.

Отзвук взорвавшегося мотоцикла Вольф услышал, уже почти въезжая в поворот. Тормозить и выворачивать назад не представлялось возможным, к тому же с Кольцовского моста, прошивая тент, засвистели пули — в бой вступила вторая часть засады.

— Твою мать! — заорал генерал, резко крутанув руль вправо и уводя грузовик в сторону обросших густыми зарослями ворот проходной пивзавода. Машина с диким грохотом вылетела на тротуар и после того, как Генрих Станиславович втопил педаль газа в пол, почти встала на задние колеса, точно взбесившаяся лошадь. Потом вновь ухнула на все колеса и рванула вперед. Рядом, что есть сил, завизжал Гринько. Он ничего не знал о воротах и видел перед собой лишь сплошную стену.

«Урал» снес преграду, буквально сорвав ворота с петель, и, не снижая скорости, несся дальше. Славик резко замолчал, так и не обозначив перехода от шума к тишине. Просто захлопнул рот, натужно переводя дыхание.

Меж тем бой на перекрестке продолжался. Мехса, одна против шестерых, решила дорого отдать свою жизнь.

Умение против грубой силы. Желание отомстить против боязни за свою шкуру.

Сейчас она действительно напоминала волчицу — отчаянную, разъяренную и готовую на все.

Рассчитанный, точный, принуждающий противника укрыться с головой выстрел и моментальный откат в сторону. Снова одиночный хлопок, теперь уже на поражение, и опять смена позиции. Перевести дуло, поймать в прицел еще одну фигуру. Выслушать предательский щелчок, возвещающий о том, что магазин пуст. Сменить — секундное дело! — взвести затвор и снова направить оружие на цель. Замереть в ступоре, прикипев взглядом к гранате, выпущенной из подствольника и несущейся к тебе, вычерчивая неимоверную дугу.

Говорят, в жизни каждого человека наступает момент, когда перед его глазами пролетает вся жизнь. И неважно, долгая ли она или короткая. Абсолютно вся. С сумасшедшей скоростью смены кадров и в доскональных подробностях. Теперь Валя Мехлис знала это наверняка. А потом наступила темнота.

Вольф сбавил скорость. Территория завода с его поворотами и узенькими улочками — это все же не автодром. «А старость — не радость, — дополнил генерал, крепче сжав руль, чтобы унять предательскую дрожь в руках. — Эх, где мои семнадцать лет…»

— Не боись, Славик, прорвемся — он сумел-таки выдавить улыбку.

Поворот, еще один, и машина выехала на прямой участок, тоже оканчивающийся воротами.

— Держись, — скомандовал Генрих Станиславович, и мотор снова взревел. Предупрежденный Гринько на сей раз не орал, только подобрался на сидушке, ухватившись за ручку, приваренную на уровне бардачка. — Не завидую я сейчас остальным в кузове. — При этих словах колесо машины попало в выбоину, и ее чуть было не снесло в сторону. Крыло чиркнуло по стене, металл противно скрежетнул о бетон. Посыпалась штукатурка.

Вольф, сжав зубы, выровнял руль. Вовремя. Удар! Тела пассажиров дернулись, подавшись вперед. Металл на металл. Створки ворот улетели в разные стороны, открывая проезд. Нога водителя тут же отпустила газ и переместилась на тормоз, а руки крутнули баранку вправо. «Урал» опасно накренился, грозя вот-вот опрокинуться. Снова смена педалей, и машина резким толчком вошла в поворот. Останки «жигуленка», ставшего на пути разбушевавшегося грузовика, унеслись вслед воротам. А вслед продолжали лететь пули.

Уходя от погони, грузовик беспрепятственно промчался метров пятьсот, однако дальше часть дороги напрочь отсутствовала: вместо асфальта зияла огромная дыра. Казалось, будто здесь произошел раскол земной коры, наподобие землетрясения.

«Тогда почему он не тянется дальше?» — Вольф прошелся взглядом по трещине, которая по какой-то неизвестной причине оканчивалась здесь же, на краю дороги. «Урал» замер в десятке метров от кромки. Сворачивать в парк страшно не хотелось: дурная слава пристанища «нечисти», закрепившаяся за этим местом, была весьма веской причиной. Но глухая бетонная стена, возвышающаяся по другую сторону дороги, просто не оставляла иного выбора.

Внезапно земля вспучилась и стала быстро оседать. До пассажиров сразу же дошло, что это вовсе не прихоть природы учинила такое с дорогой.