Крит. отель «диоген». номер александра

Сцена двенадцатая

У Александра роман с Лолой. Надо видеть, как она вокруг него обвивается. Когда я зашел к Александру в номер, он давил пальцами на кнопки калькулятора, а Лола высовывалась из-под манжета его рубашки. И наблюдала.

– Не двигайся, – сказал я Александру. – Ради бога, не двигайся.

С ума сойти можно! И как это человек не замечает, что по его телу ползают гадюки?

– Сейчас я возьму нож и избавлю тебя от этой твари, – добавил я.

– Не надо, – сказал Александр и спрятал Лолу под манжет. – Лола не ядовита. Лола – ужик. Я ошибался насчет Лолы.

Еще одно великое прозрение. Сколько же можно нас обманывать? Или мы обманываемся сами?

– Ты уверен? – спросил я.

– Абсолютно, – отвечал Александр. – Я показывал Лолу ветеринару. Она молодая и здоровая – уж. Даже не беременная. Мне надо было давно взглянуть на ее документы.

А вот это мысль! Я пожелал влюбленному Александру счастья в личной жизни и развернулся на выход.

– Ты куда? – спросил Александр.

– За Валерией, – ответил я. – Через полчаса мы выезжаем на съемки.

ПРАГА. ВОЗМОЖНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. ИНТЕРЬЕР

Сцена тринадцатая

Третий раз ко мне стучится размалеванная Смерть.

– Кто там? – спрашиваю я, разглядывая странную даму сквозь дверной глазок.

– Свои, – отвечает Смерть простуженным голосом и чихает.

– А что, звонка нет? – возмущаюсь я. – Обязательно надо барабанить как сумасшедшая?

– Мне положено стучать, – оправдывается Смерть. – Все кулаки отбила, предупреждаючи, – жалуется она и снова чихает.

Нагло врет. Совсем недавно Смерть просвистела в сантиметре от меня на розовом «ягуаре». И даже рукой не помахала. Надралась, видимо, с утра пораньше. Пьянь безмозглая. Интересно, в каком отделении полиции ей выдали автомобильные права?

– У тебя грипп? – спрашиваю я, потому что Смерть путается в соплях, как школьник в под­тяжках.

– Легкая простуда, – лукавит Смерть. – Вчера с утопленником подо льдом возилась, а погода – сам знаешь какая. Не лето. Мы так и будем разговаривать через дверь или ты все-таки меня пустишь? Чаем угостишь…

Все ясно – у нее грипп. Что же ты дома не сидишь, болезная? Заразу по квартирам разносишь. Ого! Она и косу притащила! За спиною прячет.

– Знаешь чего, – мне, безусловно, не хотелось впускать гриппозную Смерть, – я тебе не доктор Фауст. В шахматы играть не умею…

– Как ты мне надоел, – стонет Смерть, – на­доел хуже смерти. Банальный, трусливый, неоригинальный, никчемный, бесталанный…

– Хватит собачиться – заходи.

– …стереотипный, бестолковый, глупый человек, – закончила Смерть, переступая через порог моей квартиры. – У тебя даже вешалки для зонтиков нет, – огляделась она и поставила косу в угол. – Где можно вымыть руки?

Я проводил ее в ванную комнату. Смерть выглядела как уставшая от жизни женщина. То ли блондинка, то ли брюнетка.

– Что у тебя с лицом? – спросил я, подавая Смерти чистое полотенце.

– Маскировочная краска для десантников, – нехотя отвечала она, переминаясь с ноги на ногу. – Может быть, оставишь меня на минутку в покое?

И все-таки Смерть – это женщина. И очень даже хорошенькая. Наверное, маскировочная краска испортила первое впечатление. Или страх. Когда после ванной она зашла в комнату, я сразу же отметил, что Смерть моя недурна собой. Правда, легче от этого ничуть не становится. Мода на том свете со времен доктора Фауста изменилась в лучшую сторону. На Смерти была короткая юбка, облегающий тело свитерок.

– Ты, как всегда, обращаешь внимание на второстепенные детали, – сказала Смерть и плюхнулась рядом со мною на диван. – Кто в юбке, что под юбкой. – Она явно учила меня жизни. – Ты по-прежнему куришь трубку, пьешь текилу и любишь всех подряд?

– Это надо расценивать как предложение? – спросил я.

– Это надо расценивать как вопрос – нету ли у тебя сигаретки и граммов двести целебного бальзама?

У меня случайно оказалось и то, и другое. Мы выпили со Смертью по рюмочке-другой и закурили. Кого же она мне напоминает?

– Всех твоих женщин одновременно, – рассмеялась Смерть.

Щечки у нее раскраснелись, глаза блестели. Тогда я рассказал Смерти один не совсем приличный анекдот и как бы случайно положил ей руку на колено. Кстати, никакой могильной сырости я не почувствовал. А только теплоту и покой.

– Ты неисправим, – заметила Смерть на мои ухаживания. – Только сегодня ничего не получится. – И убрала мою руку со своего колена.

Я сделал вид, что обиделся. А может быть, обиделся по-настоящему.

– Какой ты глупый, – улыбнулась Смерть. – Ведь могут быть у женщины временные трудности? Вдобавок уж лучше пройдемся по девочкам. СПИД, сифилис – это я тебе гарантирую. Вот только отдохну немного…

Впервые я слышал от женщины разумное предложение.

– Ты самая оригинальная Смерть.

– Спасибо, конечно, за комплимент, – ответила она. – Только я разная – и всегда одинаковая. Один идиот занимался любовью на подоконнике с замужней женщиной. Упали в голом виде с десятого этажа. Я едва успела подбежать, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Это оригинально?

– Да уж лучше, чем подохнуть от гриппа, – сказал я. – Кстати, как твое здоровье?

– Передумала, – ответила Смерть. – Наверняка ты обидишься, если просто умрешь от инфекции. Я тебя досконально изучила.

А ведь она права. «Никто из женщин не знал меня лучше Смерти». Эпиграф для любого мужчины.

– Не расстраивайся, – сказала Смерть. – Жди. Я что-нибудь придумаю.

Мы просидели довольно долго. Глупо хихикали, как двое влюбленных. Пили текилу, бальзам и кофе. Мне было жутко весело беседовать со Смертью. Она знала немало забавных случаев. Помнится, после четвертой рюмки мы даже включили магнитофон и плясали до упаду. Мои соседи, разбуженные весельем, постучали осторожно в стеночку, но Смерть посмотрела лукаво сквозь стеночку, и они затихли. Мы разошлись далеко за полночь. В тот вечер на земле никто не умирал. Я рад этому.

Наши рекомендации