Булгарские цари сарматской, аланской, хонской и балтаварской династий 3 страница

9. Голова: нен. нгэва (ныҡ-убас – [ныҡ-баш – крепкая голова]), эн. абури (абруй [досл.: авторитет]), нг. нгойбуғ (нуғайбәк – ногай-глава), сел. оли (оло, баш [досл.: старший, глава]), кам. улу (оло), мат. намбам (нам-убам, т.е. имя-голова)...

Как видно, этноним “ногай” группы отделившейся из состава башкирского народа в средние века, может означать тотже самый “ныҡ-баш”, “Нух-баш” (“нух” – нюх, нюхать – так называли в древности волчицу/собаку, значит, глава племени Волчица/Собака) – Ной–глава (т.е. главный предок наш – пророк Ной, или Волчица/Собака). Правда, разные авторы происхождение этнонима “ногай” чаще всего объясняют, связывая его с именем хана Золотой Орды Ногая (64:10). Как известно, он стал ханом самостоятельной Ногайской орды, отделившейся от Золотой. Поэтому, якобы, народы этого ханства стали называться «ногай» (этноним «узбек» истолковывается также). Однако и татаро-монгольских ханов, и подчиненных им тюркоязычных народов было много, но этноним больше ни одного из них не объясняется именем хана. «Ногай» и «узбек» здесь явления сверхправила. Значит, остается возможность рассмотрения взаимосвязанности происхождения этих этнонимов и имен ханов от обратного. Известно, что наши вотчинники (аборигены-асаба) – башкирские сарт-айлинцы, ушедшие в начале XIV века с Урала под предводительством хана Мухаммета Шайбани и, отвоевав заново древнюю землю башкир Среднюю Азию, построившие государство, эти сарты-асабаки составили основное ядро будущего асабакского/узбекского народа, то есть от слова асабак образовался этноним асабак/узбек; их называли также по старому башкирскому родовому имени «сарт»ами. Этот факт подтверждается специальными исследованиями узбекского ученого Б.А. Ахмедова (102:5,16,41), башкирского ученого Р.Г.Кузеева (103:198-199, 205-206). Как отчетливо видно из этих работ, в XVI веке пространство, раскинувшееся от Урала до Сырдарьи было вотчинной (асабакской) землей башкирских родов. В XVI веке они, в действительности, построили государство и обосновались на своих вотчинных землях в Средней Азии – южной части владений, доставшихся им от предков, подчинив, при этом, и вобрав в себя живущие там все тюркские племена. По Б.А.Ахмедову, бессвязность этнонима «узбек» с именем золотоордынского хана Узбек неопровержимо доказывают работы В.В.Гигорьева и А.А.Семенова (102:11-12). То, что в этноним «узбек» заложено значение «самостоятельный», «свободный», «сам себе хозяин» (т.е. сам-голова, сам-грудь) защищают такие известные знатоки как Г.Вамбери, Г.Хворос, М.П.Теллио (102:12). Значение башкирского термина «асабак» (досл.: вотчинник): башкир – хояин земли, предводитель аймак-рода – аксакал, земля и вода, которыми владеет башкир (104:56, 105:32). Оказывается, как сообщает узбекский ученый Б.Х.Кармышева, у нынешних узбеков также есть двоякое именование: племя тюрков, жившее до прихода хана Шайбани (городские люди), называют «узбек», а племя Уральских тюрков, пришедших с ханом Шайбани (степные люди), называют точно как мы (асабак) – «узабак» (106:48-49). Интересно и то, что башкиры, когда-то ушедшие с Урала под предводительством хана Хасана на запад, участвовавшие в основании города Будапешта на Дунае и строительстве Венгерского государства, также называли себя «асабак». Этот факт нашел отражение даже в документах более позднего (1150 г.) периода (102:12). Отсюда хорошо понятно то, что объяснение этнонима «узбек» в связи его с именем отдельной личности в корне неверно. Для такого досадного примера приведу два случая из современной “ученой” практики: скажем, в моей родословной есть предок Усярган – современник Ивана Грозного, но получилось так, что некоторые наши “ученые мужи” в серьез стали считать его виновником присвения собственного имени целому роду башкир Усярган; второй случай чуть не произошел с именем нашего современника поэта и кандидата филологических наук Бурзяна Баимова, бурзянца по родственному происхождению, когда один студент-историк в своей курсовой работе сделал попытку доказать о том, что башкирский род Бурзян назван именем того Бурзяна Баимова... Опять же, если рассматривать этноним «ногай», то башкиры в своих знаменитых глубоко историчных эпосах этот термин никогда не понимали и не называли как имя отдельной личности (Ногай-хан). Наоборот, отдельная личность в них дается в значении «Ногай-хан -- хан Ногайской орды» башкир, т.е. «Ногай» всего лишь название орды. Например, подтверждение этому мы находим в эпосе «Мэрген и Маянхылыу», записанном народным сэсэном (сказителем) Башкортостана Мухамметшой Бурангуловым в 1917 году (107:46, 301). Наконец, эти слова («ногай» и «узбек») дают нам понятие «главного нашего предка – пророка Ноя» – Баш-Эт-Бүре (досл.: голова (главный)-Собака-Волк): «ногай» – по монгольски «эт» (собака), а «асабак» (а-сабака) – по русски «эт» (собака). А известно, что Изге Эт (Изге Бүре) (досл.: священная Собака, священный Волк) был главным предком большинства башкирских родов. Короче говоря, всех башкир, поклоняющихся Волчице/Собаке (усярганцев) называли Бүре-әсән/Буржан (Волчица) и Асабак/Сабак (Собака) или Асаба; с приходом татаро-монголов от них было принято наречие Нухай/Ногай (Собака). В тогдашней Европе и Азии было много тюркских родов, которые поклонялись Священной Волчице/Собаке, одевали униформу с головой волчицы/собаки (от этого башкирское название меховой шапки бүрек – “волк”), образы этих людей с “собачьей головой” проникли даже в архитектуру Европейских городов средневековья (74:76-77, 79, 101). Названным выше двум ханам Золотой Орды наверное «прилепились» названия их главных родов-племен («ногай» - «асабак»). В Древнем мире обычно ханов называли не своими личными именами, а названием (именем) рода-племени, которым он правит: например, хан Башкорт (58:148), Урус-хан (назван именем народа своего улуса “урус” – рус). Мог называться и почетным титулом (прозвищем): князь гуннов Алып-Илтабар (75:784) и т.д. Словом, «тюрки не носили от рождения и до смерти единственное имя как европейцы. Имя тюрка всегда указывало на его занимаемое в обществе место. В мальчишестве у него было прозвище, в юношестве – чин, став мужчиной он получал титул; если он становился ханом, то согласно системе лестницы ханских степеней менялся и его титул» (27:190). Так было и у т.н. татаро-монголов. Например, известный всему миру титул Тимучжина/Темәсйәна – Чингиз-хан (76:7). У башкир до сих пор наблюдается явление, когда несовершеннолетних детей зовут или называют именем отца (матери): сын того-то, дочь того-то…

Что касается родства ногайцев с башкирами, то это уже признанный наукой факт (64:9). Все это отчетливо отражается во многих сходствах языка двух народов, фольклора, быта. Например, в системе родства (64:16-18), именах людей (64:20-21, 112-113), строении и названии юрты и домашнего хозяйства (64:24-36), еде (64:38; 65:56, 194-218), свадебном обряде (64:74-103), заговорах-поверьях (64:117-118), эпических формах изустного творчества (66:№29,30,31,32,39,42). Интересно то, что большая река в сказке «Сорок обманов» (генетически едина с башкирским «Ерэнсэ сэсэн») называется Идель (Агидель); это уже является свидетельством определяющим место рождения (Башкортостан) этого ногайского фольклорного произведения.

17. Дорога: нен. сехеры (сәхерә, саҡыра, сығара [досл.: простор, зовет, выводит]), эн. сеза (һыҙа, сыға, юлға һыҙа/сыға [досл.: выходит, выходит в дорогу]), нг. садеғ (сатаҡ, юл сатағы/саты [досл.: перекресток дороги]), сел. ветти (үтте, аҙым [досл.: прошло, шаг]), мат. иде (уҙҙы, үтте [досл.: прошло])…

24. Звезда:нен. нумгы (), эн. поҙесео (буҙ-әсәй-боҙ-әсәй, т.е. белая мать, холодная как лед мать), нг. фотдие (), сел. ҡишҡа (ҡашҡа [досл.: белая отметина]), кам. кһинзигәи (кинзәкәй, т.е. младшая Ай/Луна, маленькая Луна), мат. кинжекей (то же самое)…

32. Кора: нен. сябт (сауыт/һауыт – верхнее одеяние (военный доспех) или посудина и сябтя – рогожа для покрытия коня), эн.сесә (сисә, сүсе, шешә [досл.: распошонка, бутылка]), нг. касу (ҡаса, ҡаҙы, киҫә [досл.: чашка, верхний жировой слой конины, режет. – Г.А.]), сел. ҡоси (ҡаҙы, ҡаса, киҫә -- те же значения), кам. ҡаза (те же значения), мат. тебэна (тәпәне [досл.: кадушка]).

Здесь интерес вызывает слово «сесә» на энецком языке: оказывается очень давно у него было значение не «сисә», «сисенеү» (развязать, раздеваться), а «кейем» (одежда). По правилу ассоциации, это слово одновременно означало и «раздеваться» и «одеваться». Например: сесә-ал -- сисел, сесә-төр (совр. «развяжи/раздевай») в значении «одень». К нему восходит и значение старинного женского бишмета «сүсә-инә» («шушуна» в стихотворении С.Есенина)…

57. Печень: нен. мыд (маҙа [досл.: покой]), эн. муҙо (маҙа), нг. мита (маҙа), сел. мити (маҙа), кам. мит (маҙа), мат. ондар (ындыр, т.е. гумно, ток).

Значит, сказать «маҙама теймә!» (т.е. не беспокой) получается «бауырыма теймә!» (т.е. досл.: не (трогай) беспокой печень). Печень – самое оберегаемое место. Вспомним, что «бала -- бауыр ите» (т.е. дитя – печень, самое дорогое и болезненное что есть) В старину по печени предсказывали судьбу, поэтому наверно зерноток называли «ындыр» (т.е. «бауыр» - печень»)…

84. Шкура: нен. хоба (һаба, көбө/көп [досл.: хаба, сосуд и көп – защитное одеание]), эн. коба (көбө), нг. куху (ҡыуығы [досл.: пузырь]), сел. ҡопи (көбө, ҡабы), кам. куба (көбө, көпө [досл.: сосуд, плащ]), мат. кө (кө-пө, көпө).

85. Я: нен. мань (мин – я), эн. модъи (мөҙөй, мөсөй [досл.: мужской половой орган, мужчина]), нг. мәнә (мин, миңә [досл.: я, мне]), сел. ман (мин), кам. ман (мин), мат. ман (мин).

86. Язык: нен. нямю (нәмә – вещь, предмет), эн. сиғаро (сығыры, сыҡ-оро [досл.: то что высовывается, нарост]), нг. сиедя (сөй-йота [досл.:клин, глотающий]), сел. ше (шеш [досл.: торчащий], например, заяц – шеш-ҡолаҡ -- «торчащие уши»), кам. Шикә (сикә, сыға [досл.: щека, выходит]), мат. каште (кәштә [досл.: полка], например, «хлебная полка»).

Значит, наш «икмәк шүрлеге» (рот) – «ше-оролоғо» получается «язык», и «полка» – «хлебная полка» тоже оказывается «язык» – «шүрлек» – ше-оролоҡ. Похожих примеров можно было бы привести много, но сметливому читателю их достаточно.

Если учесть то, что башкирско-самодийское единство свободно закреплено и данными этнографии, фольклористики, ономастики, археологии и антропологии (115:18-35), то лингвистические показатели дают возможность вести речь о действительном генетическом родстве этих языков. Эти же факты языка позволяют определить период, когда уральские и алтайские языки сосуществовали вместе и, укоренившись, отделились. Ж.Г.Киекбаев, например, собрав и обобщив все выводы мировой лингвистики, изучающие уральские и алтайские языки, составил, указав даты, схему родословного Древа урало-алтайского языкового единства, укоренившегося приблизительно в Х тысячелетии до н.э. (63:24). Судя по этому родословному Древу, единство уральских языков разветвилось от общего ствола примерно в VI-V тысячелетиях до н.э. От ветки алтайских языков примерно в IV тысячелетии до н.э. отделились тюркско-монгольские и тунгусо-манчжурские языки. А тюркско-монгольская ветка, в свою очередь, около II тысячелетия до н.э. дала отдельные ростки тюркским и монгольским языковым основам. Развитие уральского языкового единства шло по точно такой же схеме (63:24). Значит, как видно, алтайские языки, получаются, родственны с уральскими, а уральские, в свою очередь, – с индо-европейскими языками. Привычные до этого времени два родословных Дерева кажутся лишь отдельными ветками какого-то более старшего Древа, отделившимися в Х тысячелетии до н.э. (63:24)…

Таким образом, две группы ученых, доказывающих единство, с одной стороны, урало-индо-европейских, с другой, урало-алтайских языков, своими аргументами, сами того не замечая, алтайские с индо-европейскими языками через уральские соединяют в одно целое, т.е. получается, что три языковых семьи (индо-европейская, уральская и алтайская) составляют одно дерево – одну языковую семью. Этому вовсе не нужно удивляться: если посмотрим повнимательнее, прислушаемся к нашей речи, то почувствуем, что слова, даже целые предложения нашего современного родного языка являются также органической частью родного языка человека, который является носителем индо-европейского (например, русского) языка. Самые архаичные слои нашего языка познаются через это. Для примера приведем лишь две строки из эпоса «Урал-батыр»:

Та девушка рождена от батыра-отца (патер-ата)

Молоком матур-әсә (матерь-әсә) вскормлена она (15:165)…

Как видно, слова патер (ата – отец) и матерь (әсә – мать), являющиеся основными терминами современных индо-европейских языков, уже корнями прирослись в родословную нашего родного языка. Здесь встречаются также и другие термины-слова, вот так вот сохранившиеся в эпосе еще с тех времен, когда башкирский язык был в единстве с индо-европейскими языками: мыр (мор), ҡуға (куга), мат, асмар (т.е. убитое животное, улья), тик-ағас (тик, дерево) и т.д. (15:460, 620, 850, 1260, 1730). В целом очень много наших слов, которые вошли в другие языки мира в виде наших терминов и живут там. Очень часто они, забытые нами, возвращаются в среду родного языка в виде иностранных слов и, из-за незнания корней языка, некоторые объявляют их «заимствованными»…

Внося ясность в эту проблему, знаток мировых языков К.Г.Менгес в своем интересном труде рассматривает древние периоды в отношении языка и истории. «В лесных и болотистых зонах Евразийской равнины севера и северо-востока, – говорит он, – индо-европейцы встретили племена, говорящие на протоуральских, а далее на северо-востоке и востоке – на протоалтайских языках. И те, и другие, имеющие небольшие лишь различия в отношении языка, по происхождению, кажется, составляли очень близкие к индо-европейцам группы… – И далее ученый делает такой вывод: -- Ни один из индо-европейских языков не свободен от не индо-европейских языковых пластов и элементов: в некоторых это раскрывается легко, в других прячется глубже, в одних языках они чувствуются сильнее, в других – слабее» (69:27).

Значит, существовавшее до сих пор в лингвистике разделение великой китайской стеной трех основных языковых семей было временным и условным приемом. Намек на то, что этот поучительный вывод ни кем не придуман и, что даже возник помимо субъективной воли ученых, в результате объективного развития науки, в какой-то мере мы видим и в книге Д.Г.Киекбаева. Яснее говоря, в разгаре полемики иногда и он дает пищу однобокости, субъективизму. Например, ученый сам, горячо доказывая, защищает родство урало-алтайских языков и основательно считает это за истину; в то же время, истину о родстве урало-индо-европейских языков, подтвержденную другими учеными, безосновательно опровергает (63:62-63). Даже доходит до того, что разбирая мысли Д.Дечи, пытавшегося уничтожить оба этих родства (урало-алтайское, урало-индо-европейское), когда речь заходит о первом (урало-алтайское), он ограничивается лишь упоминанием об этом, в то же время, мысли этого автора, где он не признает родство урало-индо-европейских языков, возносятся им высоко и которых он считает полностью обоснованными (63:61). А вот непризнаваемые им сторонники урало-индо-европейского родства тоже могли бы применить по отношению к нему обратное этого, в результате бумеранг бы вернулся обратно. Но наука есть наука, ее справедливый нрав делает свое: приходит время, когда истина, образовавшаяся в виде объективного развития взглядов обоих групп, начинает зарождаться. Если бы рано не ушел из жизни, Д.Г.Киекбаев тоже бы, наверное, признал это.

Идею о глобальной семье родственных (ностратических) языков поднимает в начале XX века датский ученый Х.Педерсен (63:61). Но известно, что до Х.Педерсена, еще в конце XIX века объявил об этом К.А.Херман – ученый еще Российского университета в Тарту, позднее защитил это его соотечественник М.И.Эйзен (67:115-116). В советский период это направление углубленнее развивается А.Б.Долгопольским (63:62). В результате изучения сравнительной фонетики мировых языков советским ученым В.М.Иллич-Свитычем и составление сравнительного словаря (68) слов с единым корнем, это важное научное направление обосновывается в виде ностратической теории языков (БСЭ, т.10,131). В самом деле, эта теория, реконструирующая праязык, в настоящее время обрела широкую известность и учеными мира в этом направлении ведется постоянная работа. Определяется тенденция объединенного синтеза методов различных идей и анализа созданных. В области философии языка и в области изучения различных лингвистических течений (младограмматическое, структуральное, универсально-типологическое, психо-лингвистическое и др.). Все это создает необходимые условия для рассмотрения проблем на более высоком уровне, проталкиваемых вперед, в ходе развития языкознания и для обеспечения дальнейшего успешного развития науки о языке (113:549). Это четкое определение, конечно, касается и праязыка, о котором мы ведем речь.

«Глобальная семья» мировых языков, т.е. ностратическая теория, высказанная Д.Г.Киекбаевым, в принципе привела к тому, что теперь гипотеза происхождения всех языков когда-то с одного праязыка признана и все мировые языки представляются в виде одного солидного Дерева. Если ветки и прутики этого Дерева образуют виды современных языков и диалектов, то корнем-стержнем считается проязык. «Ностратические языки, – объясняет А.Б.Долгопольский, – это гипотетическая макросемья языков, которая состоит из различных языковых семей и языков Евразии и Африки (индо-европейские, картвельские, семитско-хамитские, уральские, тюркские, монгольские, тунгусо-манчжурские, корейские, дравидские языки). Также и в этруском, эламском, японском, нивхском, юкагирском, чукотско-камчатском языках есть признаки соотнесенности к ностратическим языкам».

Если строить гипотезу применительно к нашей теме, то через знания о праязыке, через архаические слои башкирского и других языков мы можем проникнуть в эпоху дописьменной истории – в загадочный младенческий период человечества и восстановить эту древнюю историю. Это, кажется, пока единственный способ сдвинуть с «мертвой точки» науку, топчущуюся в этом отношении на одном месте (вспомним слова И.М.Дьяконова приведенные выше).

Природа праязыка

Человек издревле ломал голову, пытаясь постичь великую тайну – язык, и эти попытки продолжаются, и по сей день. В различные периоды разные ученые объясняли это по-разному. В этом отношении, что касается нашего мнения, вместе со спорными «рациональными зернами» Н.Я.Марра представляет интерес также спорная в свое время теория Гюнеш-Дил («ҡояш-тел» – «солнечный язык»), порожденная зарубежной (турецкой) лингвистикой. «Универсальные» методы исследования (по восстановлению праязыка) сторонников этой теории в свое время называли «панхронизмом» и сторонники классического направления жестко критиковали его на пару с учением академика Н.Я.Марра. А сторонники же «языка солнца» вот как объясняют свое учение: «Теория Гюнеш-Дил, действующая по методу панхронизма, в первую очередь изучает слова и элементы звука в их тесной взаимосвязи с мыслью, а также со стороны первого смысла, вложенного в слово, в момент появления его у первоисточника, и она (т.е. теория Гюнеш-Дил. – З.С.), таким образом, теоретическим путем добивается возрождения прототипа языка (т.е. праязыка. – З.С.)… Теория панхронизма берет свое начало еще с глубины истории. В результате применения ко всем языкам, она смогла найти язык, самый близкий к теоретическому прототипу (т.е. праязыку. – З.С.): такой язык наконец был найден в группе тюркских языков» (57:35). Не забудем и то, что два абсолютно различных термина, такие как «тюркский язык» и «турецкий язык» обладающих разным содержанием в современной науке, в тогдашней русскоязычной литературе, как уже было сказано, писались одинаково, с путаницей и часто приводили к ошибочному значению. По этой причине, в тогдашней литературе возможно возложение мысли о тюркских языках в общем, на отдельный турецкий язык и наоборот. Из-за этого, наверное, встречалось и стирание научной сути, сводящие теорию Гюнеш-Дил к историко-социальному положению какого-то одного этноса и идеологическим нелепостям в нем (например, пантюркизму) – рассматривание ее иногда, не обращая внимания на интересную научную мысль, как влияния “протухшего пантюркизма турков”, даже как варианта гитлеровского расизма (57:41). Однако мякину мыслей история разносит по ветру, отделяя зерна от шелухи, и на ситечке остаются только зерна. Кажется, и в ворохе «солнечного языка» виднеется такое зернышко. Вот одна цитата (восклицательные знаки проставлены автором, приводившим цитат): «По теории Гюнеш-Дил, тюркские языки родственны не только с шумерским и группой урало-алтайских языков, но и с индо-европейскими, индо-арийскими (!), греческим (!), гальским (!), немецким (!), армянским (!), скифским (!), дравидским (!), эламским, хеттским, этрускским, баскским, египетским языками, с бантускскими языками, т.е. со всеми языками мира» (57:37). Цитата продолжается: «Если строить гипотезу как сторонники «языка солнца», якобы выходит, что брахицефальский человек (в этом контексте – представитель тюркского рода. – З.С.) сотворил первое в мире слово (!) однако разве одни тюрки только брахицефалы? Брахицефалы – это и армяне, брахицефалами были и кельты, брахицефалы – это и индейцы Южной Америки и много разных других» (57:40).

Видно, что в разгаре полемики наш оппонент только укрепляет всемирно известную научную мысль из первой цитаты, второй – разные перечисленные народы в глубине далекой истории оказываются кровно родственными и со стороны языка, и со стороны антропологии. Поэтому, поводов для обвинения сторонников ностратической теории ни в каком расизме, национализме или шовинизме и не остается. (Сумасбродная формулировка сторонников Гюнеш-Дил о том, что «… близкий к теоретическому прототипу язык… был найден в группе тюркских языков», наверное дала пищу для такой критики). В то же время, не забудем и о погубном европоцентризме, вложившем свое отрицательное влияние на мировое языкознание. По этой причине в продолжении веков не признавалась история, унижалась, искажалась или вовсе не учитывалась богатая культура Восточных народов как мы, народов Африки. По высказыванию советского психолога Н.А.Ерофеева, в европоцентризме отражались ограниченность и узость буржуазного познания мира. Т.е., по концепции прогресса, доминировавшего в Европе в XIX веке, все народы мира, якобы, составляют некую пирамиду, в самом верху которой расположена Европа, а в низу – отсталые и первобытные народы. Судя по этой концепции, получается: насколько отдельные элементы в жизни, в бытности какого-то народа приближаются к европейским, настолько высоко ценится их место в лесенке прогресса. Исходя из этого взгляда, логически напрашивается такой вывод: значит, все формы не европейских культур и цивилизаций не имеют права к существованию. По В.Б.Иорданскому, такие взгляды затрудняли понимание и познание других (чужих) культур. Они уменьшали научную заинтересованность, порождали волну, занижающего отношения к любой духовной жизни, показавшейся странной для европейца (98:3-4). А то, что влиянию европоцентризма поддаются представители народов Африки, Востока (например, наши башкиры), работающие в области науки, вдвойне плачевно: такой человек сам ставит свой народ (и себя!) в самый низ пирамиды…

Вышеупомянутая теория, как и «новое учение о языке» академика Н.Я.Марра, конечно же, была лишь одной попыткой на пути приближения к истине. Однако там имеются и отдельные «золотые крупицы», не дающие покоя еще со времен великого французского просветителя-философа Э.Б.Кондильяка (94:185), не теряющие своего значения и сегодня. Они «в происхождении того первого слова». В праязыке, предполагают сторонники той теории, первым звуком среди гласных был звук «а». То гласное, из-за частого повторения (а-а-а), породило закрывающего себя согласное «ғ». Таким образом, в этом праязыке всех языков появился первый корень «ағ» («аҡ» [досл.: белый или молоко]). Первый человек, якобы, через это первое слово назвал Солнце (57:35). (В скобках только напомним, что в действительности слово «аҡ» в одно и то же время является эпитетом и Солнца, и Луны, а это в свою очередь, связанное с двуединством известного нам из мифологии Господа Всевышнего -- гермафродита Имира, т.е. Ир-Ҡыҙ, общее «аҡ»).

О происхождении значимого первого слова пишутся труды и в других странах. В книге Франклина Фолсома, например, приводятся несколько взглядов ученых мира по этой проблеме:

1. Первые слова родились в связи с чувствами человека. Например, живший в доисторическое время наш предок, бросая на землю убитого оленя, принесенного на плечах, облегченно вздыхая, восклицал «Ух!». Таким образом, зародились связанные с различными эмоциями слова типа: ах, ой, ого, ф-фу, эх, ха-ха, ай-яй-яй.

2. Первые слова появились от междометного повторения разных шумов природы, голосов птиц и зверей: мыр-р-р, шап, тып (кап), кике-рикүк (кукареку), рычание, чириканье, шепот. По словам ученых, дитя аборигенов Австралии, имитируя лай собаки, говорит «ау-вау». Он и саму собаку мог бы назвать также «ау-вау». Эту теорию, связанную с междометиями, называют «теорией «бау-вау» (60:25).

В одном своем замечании, относительно группы слов «аба-апа», великий Эрванд Владимирович Севортян, составитель «Этимологического словаря тюркских языков», приводит очень интересные сведения из труда немецкого ученого В.Порцига по рассмотренной теме. Там говорится, что слог «ма», применяемое в разных языках или одинарно, или в удвоенном виде для именования матери, появился в следствие фонетизации (озвучивания) сосательных движений младенца. В свое время и Э.Б.Кондильяк заметил точно также (94:185). И Э.В.Севортян соглашается с этой мыслью (71:57). Также и по нашему, в этом утверждении В.Порцига чувствуется стремление привести все эти предположения и теории о происхождении первого слова к одному показателю. Он соответствует и другим более новым предположениям последних лет в этой области наших и зарубежных ученых. И происхождение широко известного во всех языках слова «аба» (бааба), как и упомянутое «ма», ученые (М.Рэсэнен, Н.И.Ашмарин) объясняют, связывая с физиологическим сигналом младенца – движениями гортани и губ. По этому предположению, с бессвязных сигналов и звуков младенца мать создает слова со значением – некоторая часть запаса слов появилась таким образом (71:57, 72:13). Здесь просматривается возможность создания слов по схеме «дитя – мать -- другие люди».

На бессмысленные первые звуки младенца, выражающие его эмоции, матерью возлагается смысл, образуя слово. Как мы уже заметили, еще в XVIII веке эту мысль успешно проводил Э.Б.Кондильяк (94:185). По нему, например, младенец, выражая о своей голодности, дает сигнал (скажем точно как у «Гюнеш-Дил»е говорится, он плачет а-а-а-а). Как только воздуха начинает не хватать, звук «а» резко обрывается. Гортань перекрывается, образуя звук «ҡ». Из-за слияния двух звуков слышится «аҡ». Мать воспринимает это как прошенную вещь и грудному молоку дает название «аҡ».

Как только младенец получает грудь, обжимая ее губами, так тогда звук «а», идущий уже через ноздри, превращается в «у». Часть воздуха, не поместившаяся в носу, втискиваясь через сжатые губы, образует согласное «б». Два звука вместе слышатся как «уб». Мать возлагает на него значение женской груди (соска), а два соска вместе – это уже «уб-уб». Из них получаются такие семантические ряды как: уба-аба-аби-әби-апа-ама-әмә-имә-имя-ана-инә-әнә-эне и убуб-абаб-баба-папа-мама-бәбәй-биби-мәмәй-нана (нәнә)-нан (хлеб). Занявшее здесь слово «папа» появляется в составе термина, которым наши предки усярган-скифы называют Господа Всевышнего Имира (Ир-Ҡыҙ): Папай (Бабай) (110:121). Если сделать реконструкцию, учитывая правило изменения «ҡ» на «й», то получается такой ряд: Папай>Папаҡ>Бабаҡ. Первая половина термина «баб» – это известный нам «уб-уб» (соски), а вторая часть «аҡ» – это сокращение древнего слова «аҡ-аҡ» (ағай – брат, дядя) на один слог. Значит, получается, что полное имя Господа Всевышнего скифов – это известное нам Убуб-Аҡаҡ (дядя с женскими сосками – Ир-Ҡыҙ, то есть гермафродит). Также известна нам его каменная скульптура, сделанная предками (рис.6). Поучительно то, что некоторая часть ученых мира (например, Миллер) происхождение имени этого Господа Всевышнего скифов связывают, как и мы, со словообразованием младенческого языка (110:296). Вот почему в шумеро-вавилонском эпосе первую мать, соответствующую Ир-Ҡыҙ (Иргизу), называли Үр-Үр (Арур) или, изменяя известную нам «уба-уба», Мә-Мә-тау (Мамету) (34:679). Здесь также чувствуется, что словообразование шло опираясь на парные органы (соски-грудь) тела человека (Ир-Ҡыҙ). Этот же канон, кажется, распространился и на названия парных ушей, пары рук и пары ног: