Магнолия-сити. штаб-квартира «акнологии». 02:23
Жильцы дома номер двадцать два были очень дружными соседями. Они без промедления помогали друг другу в любой жизненной ситуации. Соль, сахар, устроить дочку в школу, помочь на работе – любая просьба принималась с добродушной улыбкой. И многие поражались тому, как столько семей, проживающих на всех двадцати двух этажах, могли поддерживать столь крепкую связь. На это они лишь пожимали плечами, говоря туманное: «Общие интересы». Некоторые думали, что их связывает хобби вроде рыбалки или садоводства, другие считали, что у них где-то в роду были общие родственники. Но ни у кого даже на мгновение не появлялась мысль, что дом двадцать два, высотой в двадцать два этажа, был пристанищем для бывших членов мафиозной группировки «Акнология».
Отошедшие от дел киллеры, шпионы и информаторы, покидая семью, поселялись в месте, которое указывал их бывший босс. И Акнология, чьей штаб-квартирой был небольшой пентхаус, гарантировал им спокойную жизнь с новыми именами и высокооплачиваемой работой, а также обещанием полнейшей защиты.
Он редко посещал этот город, предпочитая свое уединенное убежище в Нью-Йорке. Перемена мест всегда казалась Акнологии чем-то, что он делал с большой неохотой. Тем более, что тихая Магнолия совершенно не была похожа на вечно шумное Большое Яблоко.
И лежа на диване, Акнология думал лишь о том, что единственное, что ему нравилось в этом городе, были звезды, которые сейчас были так хорошо видны через прозрачный потолок его убежища. Он по привычке медленно заплетал длинные волосы в мелкие косички и напряженно раздумывал о дальнейшем плане действий.
Тишина, которой был окутан ночной город, бесила.
- Ак, - позвал босса Шакал, осторожно вошедший и потревоживший его раздумья. Акнология даже не обернулся. – Пташки улетели.
Мужчина кивнул, давая знак Шакалу, что принял это к сведению.
- И что, только кивнешь? Может, ну, не знаю, погоню за ними отправишь? Или – о мой бог, какой ужас! – прикажешь, в конце концов, их убить?
- Куда направились наши птенчики? – спросил Акнология, будто и не услышав тирады друга.
- В убежище, в Лондоне. Ак, если они до него доберутся, то прорвать защиту Драгнила будет довольно непростой задачей, поэтому я предлагаю перехватить их до…
- Не нужно, - прошептал мужчина, все также смотря на небо. Звезды завораживали.
- Что значит, не нужно? Ак, птенчики окажутся в гнезде, и посадить их в клетку составит большую трудность. Лучше подстрелить их сейчас, при перелете.
Акнология медленно закрыл глаза, глубоко вдохнув пропитанный ожиданием воздух, и мягко улыбнулся.
- Нет, дорогой мой Шакал, я не думаю, что дракончик направился в убежище, - произнес он. – Более того, я разочаруюсь в его потенциале, если он действительно отправился под крылышко своего отца.
Шакал непонимающе нахмурился, но сохранил молчание. Чутью этого человека он верил безгранично.
- Босс, к вам гость, - войдя в комнату, проинформировала Сейра.
Акнология кивнул, дав знак рукой, чтобы гость вошел, и через несколько секунд в комнате показался, источая запах опиума, высокий парень, быстро-быстро крутящий между пальцами игральные карты.
- Я ждал тебя, Джокер, - повернув в сторону Эвклифа голову, поприветствовал Акнология. Мужчина выпрямился, вперив пронзительный взгляд в подчиненного. И этот взгляд не предвещал ничего хорошего. – Могу я узнать, почему наша цель до сих пор жива?
Широкий разноцветный капюшон скрывал пол-лица парня, но белоснежная, маниакальная улыбка была видна как нельзя хорошо.
Две карты проделали еще один круг.
- «Зодиаки» помешали, - усмехнулся Стинг. И эта усмешка была настолько фальшива, что сразу становилось понятно, что юнец и не собирался выполнять приказ.
Впрочем, Акнология не был удивлен.
- Джокер, у тебя прекрасное чутье, и ты стреляешь без промаха. Для меня до сих пор остается загадкой, почему ты ринулся в неравный бой, прекрасно зная, что квартиру Драгнила пасут Близнецы и киллеры «Ночи», - не дождавшись ответа, Акнология продолжил. – Стинг, твоя интуиция меня всегда поражала. Знаешь, почему я принял тебя в «Акнологию»? Ты с точностью до одного человека сказал, сколько на моей базе людей, кто из них обладает большей силой, и даже примерно предположил, где кто находится, - Ак следил за каждым движением руки Джокера. - Это удивительная способность, Стинг, и она мне была нужна.
Парень поднял руку. Шакал тут же напрягся, но Джокер только стянул с головы капюшон, медленно облизнув губы. На его левой щеке была видна свежая царапина, а под правым глазом красовался синяк. Но от этого его ухмылка не казалась менее сумасшедшей.
- Была нужна? – спросил Акнологию Стинг, смотря на него сверху вниз. Акнология сохранял полнейшее спокойствие.
- Ты мог бы стать прекрасным трофеем в этой войне. На каком-то этапе нашего сотрудничества я даже думал действительно впустить тебя в свою семью, - мужчина медленно обвел взглядом возвышающуюся фигуру юноши. – Ты еще так молод и так наивен. Но самый главный твой недостаток - это черти в твоей голове, - Стинг напрягся. Карты в его руках застыли. – Эти черти запутывают все твои мысли, советуют неправильные вещи, и они же станцуют на твоей могиле.
Безразличие на лице Джокера сменилось гневом. Вены на шее вздулись, в голубых глазах запылала ненависть, а руки сжались, безжалостно сминая карточный «щит».
- Хочешь сказать, что я псих? – процедил он сквозь зубы.
Акнология снисходительно улыбнулся, с секунду смотря прямо в глаза Стинга, и выудил из вороха бумаг на журнальном столике тонкую папку без надписей или других распознавательных знаков.
Пролистав странички, Ак открыл особо его заинтересовавшую, начав медленно зачитывать.
- «Стинг Тобиус Эвклиф. Пациент клиники «Святого Иосифа» с тысяча девятьсот девяносто пятого года по тысяча девятьсот девяносто седьмой. Проходил особое обследование у главного врача клиники Джозе Порте. Диагноз… - Акнология закрыл папку, тихо проговорив: - «Диссоциативное расстройство идентичности». В простонародье больше известное, как раздвоение личности. Не так ли, Стинг?
Эвклиф нахмурился, непонимающе посмотрев на папку.
- Я никогда не был пациентом в этой клинике, - отчеканил каждое слово парень.
- Нет, был. Это я получил из достоверного источника.
- У меня были проблемы, но я не гребанный шизофреник!
Акнология вздохнул.
- Разве тебя в школе не учили, что шизофрения и раздвоение личности – совершенно разные вещи? Я знаю это о тебе потому, что клиника «Святого Иосифа» находится под моей опекой. Я ее финансирую, обеспечиваю безопасность и конфиденциальность. Более того, Жозе когда-то был хорошим другом моего отца, и он сообщал мне обо всех интересных случаях в его практике, - объяснил Акнология. – Когда я только стал главой своей семьи, и мы наладили контакты, он прислал мне документацию об особо интересных пациентах, происходящих обследование в клинике. Одним из них, - мужчина усмехнулся, - был ты.
Стинг мотнул головой, сильнее сжимая руки.
- Что это, черт возьми, значит?
- Это значит, что мой многоуважаемый друг занимался твоим лечением, и когда он установил диагноз, то посоветовал твоему отцу отдать тебя на попечение психотерапевта, коим и стала многоуважаемая Карен Лилика. Ты помнишь ваш первый сеанс?
- Конечно.
- Ну так вот, этот сеанс был вашим сорок седьмым, - раскрыл тайну мужчина, наслаждаясь произведенным впечатлением. – В этот день, с помощью глубокого гипноза, она смогла достичь определенного успеха, и наконец вызволила твою личность из-под власти, - как ты сам его называл, - Джокера.
Стинг, тяжело дыша, широко улыбнулся.
- Ты лжешь. Единственной причиной, по которой я был в этой гребанной больнице, это моя мачеха! – выплюнул он.
Мужчина посмотрел на Шакала, который сохранял благоразумное молчание, и кивнул ему. Шакал кивнул коротко в ответ.
- Кстати, о твоей мачехе, - вновь вернув свое внимание Джокеру, протянул Ак. – Интересная женщина, определенно. Очень интересная.
- Обычный человек. До презрения обычный.
- Да, думаю, ты прав, - согласился мужчина.
Стинг вдруг замер, прислушиваясь к звукам в звенящей тишине пентхауса. Акнология довольно растянул губы в улыбке.
- Не вышло, - прошептал он.
Улыбка босса стала еще шире.
- Что не вышло, Джокер?
Стинг резко выпрямился, смерив мужчину испепеляющим взглядом. В следующее мгновение на Акнологию был наставлен черный револьвер, сверкнувший в свете луны.
- Не получилось запудрить мне мозги. Я даже сейчас чувствую присутствие твоих крыс.
Шакал напрягся, инстинктивно дернувшись рукой в сторону кобуры. Акнология откинулся на спинку дивана, раскрыв руки перед парнем, давая ему полный простор для выстрела.
- Давай же, Стинг, не оплошай, - прошептал он. – Думаю тот, кто подослал тебя ко мне, спит и видит мою смерть.
Джокер сжал револьвер двумя руками.
- Ты понятия не имеешь, на кого я работаю, - процедил он.
Акнология издевательски усмехнулся, и взгляд его стал удивительно тяжелым. Янтарь прожигал насквозь.
- Да неужели?
- Я убью тебя, Акнология, и никто тебя не спасет, - прошептал Джокер, не услышав тихих шагов позади.
Острая игла одним движением была засажена ему в шею, и он безвольно обмяк, даже не успев понять, что происходит. Женщина, сделавшая укол, окинула лицо парня печальным взглядом и медленно провела рукой по его лбу, убирая светлые пряди.
- Прости меня, Стинг, - прошептала она и резко встала, бросив использованный шприц рядом бессознательным телом Джокера. Поправив классическую юбку и заправив волнистую прядь за ухо, женщина кивнула. – Здравствуйте, босс.
Акнология, не отрывая взгляда от тела Стинга, кивнул.
Город поражал своей тишиной.
Звезды продолжали ярко освещать его.
И смятые карты «Джокера» одиноко покоились на пыльном полу.
***
0px;">http://vk.com/audios115755283?album_id=50593249&q=garbage%20the%20world%20is%20not
«Иногда, чтобы повзрослеть, нужно пережить самые ужасные вещи, которые только могут произойти с ребенком. И это взросление – самое жестокое и самое быстрое. Будто кто-то резко срывает розовые очки с еще неокрепшего разума ребенка, показывая всю серость, всю жестокость, всю гниль мира, в котором он живет.
Мы с сестрой прошли именно этот этап взросления. И я могу назвать день, когда моя жизнь разделилась на «до» и «после».
Я не считаю, что взросление – нечто ужасное. Каждому человеку все равно придется рано или поздно ощутить на себе силу реалии. Но я за то, чтобы это произошло как можно позже, в свое время, а не насильно, в силу обстоятельств.
Потому что детство – оно одно, и другого уже не будет. Им нужно насладиться сполна, чтобы после не было никаких сожалений».
Ник.
***
В аэропорте «Dragnil-Air» всегда было довольно оживленно. Люди торопливо шагали каждый в своем направлении; некоторые разговаривали по телефону, другие вели переписку а планшете или играли в «Subway Surf»; дети весело смеялись, разбегаясь в разные стороны, а серьезные взрослые пытались их угомонить.
Ночью же это оживление сменяла тягучая тишина с редкими мелодиями на телефоне, тихими голосами пассажиров, ожидавших своего рейса, или же дремотой на неудобных сиденьях.
Именно такая сонная атмосфера витала в здании аэропорта, когда Нацу и Кобра переступили его порог.
Волосы Кобры были скрыты за черной шапкой, а на нос посажены хипстерские очки-нулевки. Он периодически поправлял лямку большого рюкзака и щелкал во рту жвачкой. Нацу же пришлось скрыть свою слишком приметную шевелюру под париком с прямыми черными прядями, а цвет глаз изменить с помощью цветных линз. Кобра нацепил на него вещи, которые он считал незаметными и более подходящими для маскировки, и сейчас Нацу как никогда чувствовал себя «серым» человеком, способным затеряться в толпе.
Кейс они поместили в дорожную сумку, которую сейчас держал в руке Драгнил. Хоть вероятность того, что Акнология узнает, что они поменяли свои планы была ничтожна мала, спутник Нацу настоятельно посоветовал не уповать на это. Впрочем, шестое чувство Нацу было на стороне Кобры.
Пройдя по пустому холлу, они проскользнули в зал ожидания, где от силы было человек тридцать. Кобра кивнул, и они расположились в самом углу огромного помещения, попутно пройдя мимо спящей пары и девушки, которая слушала музыку в наушниках.
- Через сколько за нами прилетит вертолет отца? – спросил Нацу, понизив голос до шепота. Сонная тишина в здании была одновременно и хороша, и проблематична.
Кобра скользнул взглядом по наручным часам.
- Через четверть часа. Они приземлятся на запасной полосе, которую твой отец построил специально для таких случаев.
- Да уж, все продумано, - саркастично заметил Нацу, до сих пор раздраженный тайнами, окутывающими его отца. – Черт, эта обстановка напрягает.
В пояснении своих слов он просто окинул взглядом зал ожидания. Казалось, будто их мог видеть каждый насквозь, прекрасно осознавая, что за неприметной одеждой скрываются двое беглецов.
- Это всегда так с непривычки, - успокоил Кобра, осмотрев зал для более профессиональных целей.
- Видишь кого-нибудь подозрительного?
- Пока нет. Похоже, мои страхи были беспочвенны.
Нацу напряженно прошептал:
- Подстраховка еще никому не мешала.
- Когда это ты успел стать таким мудрым? – хмыкнул парень, на что Нацу даже на секунду забыл о собственном напряжении, удивленно посмотрев в сторону Кобры.
- Что ты имеешь в виду?
Кобра с некоторое время сохранял молчание, продолжая следить за обстановкой в помещении, и Нацу уже собирался повторить свой вопрос, когда парень неожиданно произнес:
- Я не уверен.
Драгнил нахмурился, сильнее сжимая ручки сумки, ища какое-то подобие поддержки.
- Не уверен в чем?
Кобра тяжело вздохнул, повернув голову в его сторону. В суровом взгляде парня Нацу увидел проскальзывающую снисходительность. И это выбивало из колеи.
- В том, что ты будешь способен противостоять хоть кому-нибудь, - просто ответил Кобра, не разрывая зрительного контакта с Драгнилом.
- Я сильный, и я могу сражаться.
- В этом никто не сомневается, поверь мне, - вновь вернув взгляд в зал, спокойно проговорил парень. – Но в тебе нет стержня. Ты все еще тот избалованный мальчишка, который не желает познать вкус взросления.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Нацу, чувствуя, как будто кто-то решил вылить на него ведро холодной воды. Внутри загорелось зерно сомнения.
- Я следил за тобой, Нацу, все это время, до того, как ты узнал о «Зодиаках» и после, когда ты уже проходил тренировку. И знаешь, что я увидел? – Кобра посмотрел на Драгнила тяжелым взглядом, пропитанным чем-то колючим и неприятным. – Я увидел двадцатилетнего ребенка. Ребенка, который имеет кучу игрушек, который высокомерен и капризен. Ребенок, который не знает, что такое взрослая жизнь, - жесткая констатация фактов. – Я раскрою тебе небольшую истину, Драгнил, внимай. Статус мужчины не определяется количеством баб, с которыми он переспал; не литрами коньяка, которые он выдул; и уж тем более не победами в многочисленных спорах, рушащих чужие жизни! Статус мужчины подкрепляется обещаниями, которые он выполняет; признаниями, которыми он не разбрасывается; силой не бицепсов, а духа. Взрослый человек прекрасно представляет, как устроен наш мир. Какие царят правила, и как их нужно выполнять. И ты, Драгнил, не мужчина. Ты до сих пор остаешься капризным мальчишкой.
- Вау, - удивленно выдохнул Нацу, - похоже, это в тебе долго копилось.
- С того момента, как Хартфилия так просто простила тебя за все то, что ты с ней сделал, - прошипел Кобра, пытаясь сдержать рвущиеся эмоции.
Нацу ошарашено посмотрел на парня, чувствуя подступающую волну негодования.
- После всего того, что Я с ней сделал? А ты, ну не знаю, не был ли разочарован в ней, после того, что Она сделала со мной? Заметь, в той ситуации манипулятором был не я, а она.
Как только он произнес эти слова, Кобра с силой сжал воротник его пальто, притянув его к себе.
- Послушай меня сюда, Драгнил, - прошептал пропитанные желчью слова парень. – Ты поступил с человеком, который когда-то подарил тебе свои искренние чувства, как кусок дерьма. Да, дочка Хартфилия поступила в «Хвост феи», чтобы вернуть то, что, заметь, когда-то принадлежало по праву ей. Да, она все обставила так, чтобы ты попал в эту ловушку. Но, знаешь, ты бы не попался в нее, если бы Хартфилия прекрасно не осознавала, какой прогнивший эгоист скрывается за смазливым личиком. Все упирается в наше восприятие, Драгнил. Ты мог просто проигнорировать своего друга, но именно то, что ты согласился и показывает, какой ты на самом деле человек.
Нацу схватил Кобру за воротник куртки, притянув его еще ближе, и выдохнул ему в лицо:
- Я изменился.
- Да неужели? – изогнув бровь, задал вопрос парень. – Да, ты стал считаться с людьми. Да, ты осознал, что был полнейшим куском дерьма. Но осознание - это еще не дело. Ты хоть что-нибудь сделал, чтобы исправить свои поступки? Думаешь, что простое: «Я изменился» - как-то исправит ситуацию? А как же люди, которые пострадали во время «Крещения»? Как те, кто терпел унижения из-за тебя? Как, в конце концов, Хартфилия, которая, мне кажется, достойна была обыкновенного «прости»? На словах мы все бравые, храбрые рыцари на белых скакунах. Вот только где гарантия, что за личиной принца не скрывается обыкновенный трус?
Нацу медленно отпустил воротник, ошарашено смотря куда-то в пустоту. Иногда голос разума в голове настолько тих, что нужен кто-то, кто сможет высказать все в лицо, без прикрас и сглаженных углов. И Нацу чувствовал сейчас себя именно так: будто кто-то пустил его по дороге, по бокам которой было множество острых углов, безжалостно оставляющих глубокие раны на его коже.
Он никогда не думал о последствиях. Он никогда не задумывался, что скрывают люди, фальшиво улыбаясь ему в коридорах университета. Даже Люси, девушка, которая стала его сердцу ближе всех… Он не представлял, чем она живет. Какой у нее любимый автор? Любимый певец? Фильм? Книга?
Она была белым полотном, чья белизна до этого ошибочно считалась ее внутренним миром.
- Ты прав, - прошептал Нацу, до сих пор чувствуя, как будто кто-то расколол его панцирь. – Ты абсолютно прав.
Кобра раздраженно закатил глаза, продолжая наблюдать за залом. Их небольшая перепалка оказалась незамеченной.
- Я до сих пор с тобой здесь только из-за Зерефа, - поделился он. – Зереф, Кейт, Телец – они все как один твердили мне, что ты еще покажешь себя. Что ты станешь великим преемником своего отца. Но до сих пор я не увидел ни зачатка чего-то великого. И я, как и Ник, не понимаю, почему они так над тобой трясутся.
- Ник?
- Не суди книгу по обложке, Драгнил, - хмыкнул Кобра. – Я думаю, ты-то должен это знать.
Нацу опустил голову под тяжестью обвинений, надрывно прошептав:
- Я ведь действительно думал, что изменился.
Несколько человек встало со своих мест, направившись в сторону «Duty Free».
- Я тоже на какое-то мгновение поверил, что ты меняешься. Но ты сделал кое-что, что вновь вернуло меня к мысли, что ты навсегда останешься ребенком.
Драгнил вопросительно посмотрел на парня.
- И что я сделал?
- Соврал, - ответил коротко Кобра, продолжая игнорировать пристальный взгляд сбоку.
Нацу нахмурился, пытаясь понять, что имел в виду парень, и ничего так и не приходило в голову. Последнее время обманывали лишь его. Он и забыл, когда сам обманывал умышленно.
- Я не понимаю… - честно признался Нацу.
Кобра тяжело вздохнул, поправив свои очки-нулевки, и, наконец, посмотрел на Драгнила.
- Ты признался в любви Хартфилии, - ответил он, и тон его был жестким, словно Нацу и сам должен был догадаться об этом.
- Но я ее люблю, - твердо проговорил Нацу, непонимающе нахмурившись. – Я люблю Люси, и я ей не врал.
Кобра издевательски усмехнулся.
- Любишь? А ты знаешь, что такое любовь, Драгнил? И когда ты это понял, неделю назад? Две? К твоему сведению, любовь строится годами. Это не чувство, которое появляется внезапно и из ниоткуда. Это чувство, которое закаляется временем, - прошипел в гневе Кобра. – И если между вами и есть что-то, то сейчас это лишь симпатия, интерес, возможно, влюбленность, но не смей мне говорить, что между вами любовь. Потому что люди годами ищут ее и не находят. Потому что любовь – не слово, которым так просто разбрасываются. И если ты так легко смог сказать Хартфилии это, то это не любовь. Это лишь еще одна вязкая лапша, которую ты развешиваешь, чтобы затащить кого-то постель.
В груди Нацу медленно разжигался пожар гнева. К этому человеку. К его словам и к тому, что они были так чертовски верны. И он даже не задавался вопросом, откуда Кобра знал столько подробностей из его жизни, ведь где-то всегда жило чувство, что за ним следят. Но, похоже, некоторые следили не затем, чтобы защитить, а затем, чтобы облачить.
Но одно Кобра сказал зря.
- Я бы никогда не сказал ей, что люблю, только для того, чтобы переспать.
- Даже если это правда, - Кобра на мгновение замолк, всматриваясь в лицо Нацу, - это не отменяет того, что признаниями такого рода не бросаются на ветер. И именно поэтому я отношусь с презрением к большинству людей нашего поколения. Мы уже давно забыли истинную ценности этих слов.
- И ты никого никогда не любил? – спросил Нацу.
Кобра спокойно качнул головой.
- Никогда.
- А как же Кейт?
Парень усмехнулся на такое замечание, и Нацу мог физически почувствовать, как висевшее между ними напряжение, начало таять.
- У нас к Кейт отношения, построенные на, скажем так… взаимопомощи, - объяснил он, пожав плечами. – Только секс и ничего кроме секса. Кейт - не та девушка, на которую я мог бы посмотреть и сказать: «Да, это мой человек, и я готов провести с ним остаток своей жизни». Только такому человеку я и подарю свое признание, - Кобра отвернулся, уже более спокойно продолжив. – Кейт – мой друг и товарищ. Партнер по поединкам и человек, с которым мне действительно комфортно. Мы с ней знакомы более семи лет, и до сих пор она не перестает меня удивлять. По большему счету, я отношусь к ней, как к… сестре, может быть.
- Мои родители поженились через два месяца знакомства, - заметил Нацу. – Считаешь, что они не любили друг друга?
Кобра улыбнулся чему-то.
- Ты ведь даже не представляешь, кем была твоя мать, ведь так? – спросил он.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Нацу, не понимая, куда ведет парень.
Кобра некоторое время смотрел на него и качнул головой.
- Думаю, я не тот человек, который должен тебе это рассказать.
Нацу уже думал продолжить расспрос, но остановился. Кобра ясно дал понять, что не будет развивать эту тему, поэтому Драгнил только поставил галочку у себя в голове. Ну не могла же его мать тоже что-то скрывать!
- Так что ты хотел сказать всем вышесказанным? – внимательно посмотрев на собственные руки, спросил Нацу.
- То, что нужно повзрослеть. Перестать уповать на удачу и случай, а также начать следить за тем, что говоришь. Твое признание Люси было лишь примером неправильно данного обещания. За этим будут последствия.
- А если я ее правда люблю? – неуверенно спросил Драгнил, чувствую зерно сомнения, посеянное Коброй.
На этот вопрос, парень только неопределенно махнул рукой.
- Время покажет, - ответил он. – Только оно способно открыть нам глаза и подарить доказательства нашим чувствам. Но сейчас это неправда, потому что я вижу, как ты сомневаешься. И это нормально. Когда-то я точно такие же слова сказал Зерефу. И, знаешь, - Кобра посмотрел на Нацу, - он без промедления врезал мне и сказал, что он любит и будет любить, несмотря ни на что. И вот этот огонь и полная непоколебимость во взгляде – это истинное доказательство чувств. Подумай об этом, Нацу. Человек может встретить на своем пути множество людей, которых он будет считать значимыми и важными. Любимые же встречаются лишь единожды и, возможно, где-то там ходит девушка, предназначенная тебе. Встретив ее, ты забудешь и о Хартфилии, и о сотнях других, с кем ты спал. Это простая арифметика нашей жизни. Множество никогда не будет равно той самой, единственной.
Нацу всегда считал себя взрослым. Когда воровал яблоки из-под Полюшкиного носа, когда впервые поцеловался, когда разбил первую машину и пошел в клуб. Он всегда считал себя способным справиться с любой ситуацией, потому что никогда бы не признал, что является по-своему существу ребенком. И он потерял тот момент, когда должен был наступить момент взросления. Лишь игрушки стали дороже, лишь начал получать удовольствие не от шоколада, а от женского тела. Ответственности же не прибавилось ни на йоту. Так мог ли он считать себя взрослым, когда все вокруг принимают его за ребенка?
- Ты прав.
- Я рад, что хоть в этом ты со мной согласен, - прокомментировал Кобра, сощурив глаза.
- Но я собираюсь повзрослеть, - твердо проговорил Нацу, повернув голову в сторону парня. – Это будет нелегко, я чувствую это. Но я… хочу. Мне надоело, что все решают все за меня. Мне надоело, что меня заставляют следовать чьему-то плану. И если раньше я думал, что это из-за недоверия, то сейчас я понимаю. Это из-за того, что ребенку во взрослые игры соваться не стоило. И если для того, чтобы доказать свою самостоятельность я должен буду вылезть из собственной шкуры, я разорву ее в клочья и подожгу в красном пламени.
Кобра попытался незаметно для Нацу удовлетворенно улыбнуться. Иногда, чтобы вытрясти сокрытый потенциал, нужны радикальные меры. И он это прекрасно знал.
- Ну, что ж, новый взрослый мужчина по имени Нацу Драгнил, думаю, это ваша первая ступень к воплощению ваших слов в жизнь, - Кобра встал, закинув рюкзак на плечо, и протянул руку Нацу. – Пойдем, боевой товарищ?
Драгнил медленно перевел взгляд с протянутой руки на лицо Кобры и без сомнений сжал ее в ответ, встав с места.
- Пойдем.
Кобра улыбнулся и кивнул. Он в него верил.
«Объявляется посадка на рейс 007. Магнолия-Париж».
Нацу почувствовал прилив сил и последовал за своим спутником, который лавируя между креслами, направился к стойке регистрации. Это немного выбило из колеи, ведь для частного самолета не нужна была регистрация.
- Куда мы? – спросил Нацу, нагнав Кобру.
- Обманываем преследователей, - ответил парень, подходя к стойке, и, улыбнувшись, достал два фальшивых паспорта с вложенными в них билетами. Нацу попытался никак не выдать своего удивления, на что Кобра только подмигнул. – У меня все схвачено.
Именно тогда Нацу понял, что с этим человеком ему нечего бояться.
***
0px;">http://vk.com/audios115755283?album_id=50593249&q=victoria%20justice%20say%20something
«Для того, чтобы человек повзрослел, порой нужно подтолкнуть его к этому. Я никогда не был сторонником деликатного подхода.
Взросление – важный этап в становлении достойного человека. Детство, конечно, замечательная пора, но она должна когда-нибудь окончиться, и как бы человек ни мечтал вечность провести в песочнице, играя с формочками для выпечки, обязательно наступит время, когда от этого придется отказаться.
Наш мир не создан для детей. Наш мир создан для взрослых, которые должны заботиться о детях.
Я считаю, что взросление во многом зависит от воспитания. Если родители не захотят, чтобы их чадо повзрослело, то они неосознанно и сделают все возможное, чтобы их «дитя» осталось в своем подобии люльки.
И я ненавижу детей в телах взрослых».
Кобра.
***