Идеалистическое понимание истории
Идеалистическое понимание истории – это один из возможных вариантов решения вопроса о движущих силах и факторах исторического процесса. Идеалистическое понимание истории – это выдвижение на первый план и придание определяющей роли в истории идеям, которыми руководствуется субъект истории. Кто же выступает субъектом истории? В одних вариантах идеализма это – Бог ( Провидение), который для каждого народа замыслил определенный план исторического развития и каждому народу установил определенную цель жизни. В других вариантах субъектом выступает все общество данной эпохи, порождающее (посредством умственных усилий своих философов) идеи более совершенного устройства жизни и затем воплощающее их сознательно в жизнь.
В третьих вариантах субъектами выступают отдельные выдающиеся личности, которые ведут свои народы к более совершенному состоянию. Но во всех случаях исторический процесс предстает как сознательно осуществляемый и контролируемый. Альтернативой идеалистическому пониманию истории выступает материалистическое понимание ее, выдвигающее на первый план не субъективные, а объективные (т.е. не зависящие от сознательных устремлений людей) факторы истории, скрытые в глубине процессов материального производства.
Из статьи П.Я.Чаадаева «Апология сумасшедшего»
…Уже триста лет Россия стремится слиться с Западной Европой, заимствует оттуда все наиболее серьезные свои идеи, наиболее плодотворные свои познания и свои живейшие наслаждения. Но вот уже век и более, как она не ограничивается и этим. Величайший из наших царей, тот, который, по общепринятому мнению, начал для нас новую эру, которому, как все говорят, мы обязаны нашим величием, нашей славой и всем и благами, какими мы теперь обладаем, полтораста лет назад пред лицом всего мира отрекся от старой Руси. Своим могучим дуновением он смел все наши учреждения; он вырыл пропасть между нашим прошлым и нашим настоящим и грудой бросил туда все наши предания…
Неужели вы думаете, что если бы он нашел у своего народа богатую и плодотворную историю, живые предания* и глубоко укоренившиеся учреждения,** он не поколебался бы кинуть его в новую форму? Неужели вы думаете, что, будь пред ним резко очерченная, ярко выраженная народность,*** инстинкт организатора не заставил бы его, напротив, обратиться к этой самой народности за средствами, необходимыми для возрождения его страны? И, с другой стороны, позволила ли бы страна, чтобы у нее отняли ее прошлое и, так сказать, навязали ей прошлое Европы? Но ничего этого не было. Петр Великий нашел у себя дома только лист белой бумаги и своей сильной рукой написал на нем слова Европа и Запад; и с тех пор мы принадлежим к Европе и Западу. Не надо заблуждаться: как бы велик ни был гений этого человека и необычайная энергия его воли, то, что он сделал, было возможно лишь среди нации, чье прошлое не указывало ей властно того пути, по которому она должна была двигаться, чьи традиции были бессильны создать ее будущее, чьи воспоминания смелый законодатель мог стереть безнаказанно. Если мы оказались так послушны голосу государя, звавшего нас к новой жизни, то это, очевидно, потому, что в нашем прошлом не было ничего, что могло бы оправдать сопротивление. Самой глубокой чертой нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии. Присмотритесь хорошенько, и вы увидите, что каждый важный факт нашей истории пришел извне, каждая новая идея почти всегда заимствована. И в этом наблюдении нет ничего обидного для национального чувства; если оно верно, его следует принять – вот и все. Есть великие народы, как и великие исторические личности, которые нельзя
*Предания – здесь традиционные представления и верования. **Учреждения – здесь формы организации жизни, например, крестьянская община, крестьянский сход и т.п.
*** Народность – здесь народные традиции.
объяснить нормальными законами нашего разума, но которые таинственно
определяет верховная логика Провидения*: таков именно наш народ; но, повторяю, все это нисколько не касается национальной чести. История всякого народа представляет собой не только вереницу следующих друг за другом фактов, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей; чрез события должна нитью проходить мысль или принцип, стремясь осуществиться: тогда факт не потерян, он провел борозду в умах, запечатлелся в сердцах, и никакая сила в мире не может изгнать его оттуда. Эту историю создает не историк, а сила вещей. Историк приходит, находит ее готовою и рассказывает ее; но придет он или нет, она все равно существует, и каждый член исторической семьи, как бы ни был он незаметен и ничтожен, носит ее в глубине своего существа. Именно этой истории мы и не имеем. Мы должны привыкнуть обходиться без нее, а не побивать камнями тех, кто первый подметил это…
Взгляните на средневековую Европу: там нет события, которое не было бы в некотором смысле безусловной необходимостью и которое не оставило бы глубоких следов в сердце человечества. А почему?
Потому, что за каждым событием вы находите там идею, потому, что средневековая история – это история мысли нового времени, стремящейся воплотиться в искусстве, науке, в личной жизни и в обществе. И оттого сколько борозд провела эта история в сознании людей, как разрыхлила она ту почву, на которой действует человеческий ум! Я хорошо знаю, что не всякая история развивалась так строго и логически, как история этой удивительной эпохи, когда под властью единого верховного начала созидалось христианское общество; тем не менее несомненно, что именно таков истинный характер исторического развития одного ли народа или целой семьи народов и что нации, лишенные подобного прошлого, должны смиренно искать элементов своего дальнейшего прогресса не в своей истории, не в своей памяти, а в чем-нибудь другом. С жизнью народов бывает почти то же, что с жизнью отдельных людей. Всякий человек живет, но только гениальный или поставленный в какие-нибудь особенные условия имеет настоящую историю. Пусть, например, какой-нибудь народ благодаря стечению обстоятельств, не им созданных, в силу географического положения, не им выбранного, расселится на громадном пространстве, не сознавая того, что делает, и в один прекрасный день окажется могущественным народом: это будет, конечно, изумительное явление, и ему можно удивляться сколько угодно; но что, вы думаете, может сказать о нем история? Ведь, в сущности, это – не что иное, как факт чисто материальный, так сказать, географический, правда, в огромных размерах, но и только. История запомнит его, занесет в свою летопись, перевернет страницу, и тем все кончится. Настоящая история этого народа начнется лишь с того дня, когда он проникнется идеей, которая ему доверена и которую он призван осуществить, и когда начнет выполнять ее с тем настойчивым, хотя и
* Провидение – Бог как сила, предопределяющая жизнь человека.
скрытым инстинктом, который ведет народы к их предназначению. Вот момент, который я всеми силами моего сердца призываю для моей родины, вот какую задачу я хотел бы, чтобы вы взяли на себя, мои милые друзья и сограждане, живущие в век высокой образованности и только что так хорошо показавшие мне, как ярко пылает в вас святая любовь к отечеству…
Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества своего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое спокойное существование… Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами… Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы. Я полагаю, что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их ошибки, в их заблуждения и суеверия. Тот обнаружил бы, по-моему, глубокое непонимание роли, выпавшей нам на долю, кто стал бы утверждать, что мы обречены кое-как повторять весь длинный ряд безумств, совершенных народами, которые находились в менее благоприятном положении, чем мы, и снова пройти через все бедствия, пережитые ими. Я считаю наше положение счастливым, если только мы сумеем правильно оценить его; я думаю, что большое преимущество иметь возможность созерцать и судить мир со всей высоты мысли, свободной от необузданных страстей и жалких корыстей, которые в других местах мутят взор человека и извращают его суждения. Больше того, у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество. Я часто говорил и охотно повторяю: мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества.
В самом деле, взгляните, что делается в тех странах, которые я, может быть, слишком превознес, но которые, тем не менее, являются наиболее полными образцами цивилизации во всех ее формах. Там неоднократно наблюдалось: едва появится на свет Божий новая идея, тотчас все узкие эгоизмы, все ребяческие тщеславия, вся упрямая партийность, которые копошатся на поверхности общества, набрасываются на нее, овладевают ею, выворачивают ее на изнанку, искажают ее, и минуту спустя, размельченная всеми этими факторами, она уносится в те отвлеченные сферы, где исчезает всякая бесплодная пыль. У нас же нет этих страстных интересов, этих готовых мнений, этих установившихся предрассудков; мы девственным умом встречаем каждую новую идею. Ни наши учреждения, представляющие собой свободные создания наших государей… ни наши нравы, эта скудная смесь неумелого подражания и обрывков давно изжитого социального строя, ни наши мнения, которые все еще силятся установиться даже в отношении самых незначительных вещей, - ничто не противится немедленному осуществлению всех благ, какие Провидение предназначает человечеству. Стоит лишь какой-нибудь властной воле выказаться среди нас – и все мнения стушевываются, все верования покоряются и все умы открываются новой мысли, которая предложена им.*
Мы никогда не жили под роковым давлением логики времен… Воспользуемся же огромным преимуществом, в силу которого мы должны повиноваться только голосу просвещенного разума, сознательной воли. Познаем, что для нас не существует непреложной необходимости, что благодаря небу мы не стоим на крутой покатости, увлекающей столько других народов к их неведомым судьбам.
Обделанные, отлитые, созданные нашими властителями и нашим климатом, только в силу покорности стали мы великим народом. Посмотрите от начала до конца наши летописи, вы найдете в них на каждой странице
глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы и почти никогда не встретите проявлений общественной воли. Но справедливость требует также признать, что, отрекаясь от своей мощи в пользу своих правителей, уступая природе своей страны, русский народ обнаружил высокую мудрость, так как он признал тем высший закон своих судеб…
«Апология сумасшедшего». П.Я.Чаадаев Сочинения.М.,1989.
С.141, 143 – 145, 149 – 153.
Вопросы к тексту
1. Почему, с точки зрения Чаадаева, Петр Великий решился разрушить традиции российской жизни?
2. Как вы поняли, что такое «свободный почин в социальном развитии»?(Для этого справьтесь по словарю о значении слова «социальный» в узком смысле, а также подумайте, может ли действие человека быть свободным, если оно предпринимается без предварительного выбора. А без сознательного выбора?)
3. Попробуйте привести факты из истории России, подтверждающие мысль Чаадаева, что «каждый важный факт истории, каждая новая идея почти всегда заимствована» (речь идет о заимствовании с Запада новых форм социального устройства).
4. Процитируйте те места из «Апологии…», где Чаадаев излагает свое идеалистическое понимание истории.
5.Что значит, что русский народ не имеет истории?
* Сравните: «Русские очень легковерны. Вот есть такие люди, которые видят в незнакомом человеке в первую очередь хорошее. Так и русский народ – он очаровывается первой попавшейся идеей.» (Д.С.Лихачев Из интервью).
6. Какой конкретно народ имеет в виду Чаадаев, говоря о том, что этот могущественный народ есть «не что иное, как факт чисто материальный, так сказать географический»? Чего этому народу не хватает и с чего может начаться его настоящая история?
7. В чем видит Чаадаев преимущество русского народа в сравнении с народами Европы? (не цитировать, изложить своими словами)
8. Какова в Европе судьба новой идеи об устройстве общественной жизни, когда эта идея не дана Богом, а является чисто человеческим измышлением? (В том числе поясните, что значит, что идея уносится в отвлеченные сферы.) Причины такой судьбы? (Т.е. поясните, что стоит за словами «узкие эгоизмы, ребяческое тщеславие, упрямая партийность»)
9. Какова может быть судьба новой идеи в России?
10. Если не Бог, то кто же тогда привносит идеи в жизнь русского народа?
11. Благодаря какому отличию русского человека от европейца властители могут писать нашу историю как по чистому листу?
12. С вашей точки зрения, можно ли сказать, что история русской социалистической революции 17-го года явилась воплощением того великого будущего, которое Чаадаев предсказал русскому народу
исходя из его преимуществ перед Западом? Удалось ли России рассудить все народы судом совести, выбрать лучшую идею общественного устройства и показать всему миру, как следует решать главные проблемы? Чему русский народ научил Запад на своем примере?
13. Каким образом размышление Н.Бердяева о понимании свободы в Советской России перекликается с представлениями Чаадаева о добродетелях и мудрости русского народа?
Тема 5. Русская философия