Ветеран

Яр укрыл мотор старым полушубком, и все вошли в темный подъезд. Поднялись по шаткой дощатой лестнице, которая сделала два поворота среди тесных кирпичных стен. От кирпичей несло холодной сыростью. Ступеньки прогибались. Где-то очень высоко светила пыльная лампочка. Ребята и Яр остановились у двери, обитой порванным дерматином. На двери они разглядели темную, видимо медную, табличку. Она была туго при­винчена по углам и сильно вдавилась в дерматин. Яр пригляделся и различил слова:

— Ну что же, все сходится,— бодро сказал он. И ощутил какое-то сосущее, беспомощное беспокойство. Поискал глазами кнопку или рычажок звонка. Не нашел. Сильно постучал кулаком по косяку.

Было тихо. Он снова поднял кулак… Четкий, неожиданно близкий голос спросил:

— Кто вам нужен?

Наверно, за дерматином был динамик. Чувствуя себя ужасно глупо, Яр сказал двери:

— Мне нужен… Глеб Сергеевич…

Прошла еще очень долгая минута. Игнатик и Алька переминались рядом с Яром. Наконец голос неприветливо отозвался:

— Входите.

Дверь еле заметно шевельнулась. Яр потянул ее, она отошла. За ней оказалась еще одна дверь, дощатая. Она открылась сама. Яр качнулся вперед, но Тик и Алька опередили его.

В глаза ударил встречный свет. Яр зажмурился и не сразу разглядел, где он. Комната была длинная и узкая. В дальнем конце за столом с зеленой лампой (она тоже горела) сидел, пригнувшись, человек. Яр увидел блестя­щие очки и бородку. Руки сидевшего были спрятаны за стопкой книг.

Все довольно долго молчали. Наконец Яр спохва­тился:

— Здравствуйте…

— Черт возьми… Здравствуйте,— сказал хозяин ком­наты высоким, но хрипловатым голосом.— Подойдите сю­да… пожалуйста.

Верхний свет плавно угас. Яр, моргая, пошел к сто­лу. Тик и Алька — по бокам. «Как посольство какое-то. Ужасно глупо»,— подумал Яр. Они остановились у стола.

— Меня вы, судя по всему, знаете,— все тем же высоким, но с хрипотцой голосом произнес литератор Дикий.— Может быть, представитесь сами?

— Представимся,— ответил Яр и как-то сразу успо­коился.— Я директор Ореховской средней школы номер семь. А это мои… мои дети.

Глеб Дикий снял очки, протер их, абсолютно чистые, уголком белого широкого ворота, надел и со вздохом сказал:

— Ну и манеры у вас, директор… Черт возьми…—Левой рукой он выдвинул ящик, а правой убрал из-за книг очень длинный блестящий револьвер. Тик и Алька вытянули головы.

— Это «мортон»,— сказал Алька.

— Ничего подобного, «форт-капитан»,— сказал Тик.

Хозяин комнаты коротко засмеялся и растер ладонями лицо. Это было лицо очень пожилого, но крепкого чело­века— худое, с темной кожей и четкими красивыми мор­щинами. В бородке блестела проседь.

— Садитесь,— пригласил Глеб Дикий.— Вы поближе, директор, а вы, добры молодцы, вон туда. Кресло большое, влезете вдвоем… Господи, какие вы молодцы, ребята, что вошли первые! Иначе ситуация сейчас могла быть са-ав-сем иной… Кой леший дернул вас, директор, называть меня столь старинным способом? Вы, наверно, знаете, кто любит так обращаться?

— А как мне было вас называть? — усмехнулся Яр.— Писатель Дикий? Слишком церемонно… Или…— Он усмехнулся снова.— Может быть, Стрелок?

Хозяин крепким ногтем поцарапал сукно на середине стола.

— Просто Глеб,— сказал он.— Как здесь водится между людьми… А теперь все-таки признайтесь, директор. Это они послали вас ко мне?

— Ну, естественно,— охотно отозвался Яр и поудобнее устроился на плетеном скрипучем стуле.— Один тип весь­ма интеллигентной наружности, именующий себя Маги­стром. Не знакомы?

Глеб покачал головой. Сказал тихо и без всякой рисовки:

— Знакомых среди этой падали у меня нет. Живых…

— Но ведь пули их не берут,— заинтересованно от­кликнулся Яр.

— Разные бывают пули, директор,— объяснил Глеб.— Разные… Спросите это у вашего друга Магистра, он подтвердит.

Яр засмеялся:

— Глеб! Ну что за чепуху вы несете! «Друг»! Магистр явился непрошеный, уговаривал заключить союз, мы его послали подальше… Но все-таки я ему благодарен: он дал ваш адрес.

— Но почему он пришел именно к вам?

— Да потому что мы земляки.

— Вы и… Магистр?

— О, елки-палки…— сказал Яр.— Вы и я.

Глеб снова помянул черта и опять протер очки. Потом очками этими вопросительно уставился на Яра.

— Я всего два месяца директор школы,— сказал Яр.— А до этого был преподавателем физкультуры и ма­тематики. А еще раньше— диспетчером рыбачьего порта, бродягой, робинзоном. Потому что занесло меня сюда с планеты Земля. И земляки мы с вами весьма близкие. Вы как-то связаны со Старогорском, а я уроженец Нейска, это недалеко друг от друга… И зовут меня Ярослав Игоревич Родин. Скадермен-разведчик… Ныне — дирек­тор Яр.

Глеб крепко сжал и распрямил крепкие пальцы.

— С ума сойти…— проговорил он тихо.— Что-то я… Сейчас… Чаю, что ли, согреть, а?

— Ага, согрейте,— довольно нахально сказал из по­лутемного угла Алька.— А то у Игната от холода уши звонкие… Уй-я…— В кресле послышалась возня, оно скри­пуче запело.

Глеб откинулся на спинку стула и засмеялся.

Стены комнаты были дощатые, некрашеные. Вдоль одной— книжные стеллажи. На другой— не то рисунки, не то гравюры в рамках, а среди них— узкая сумрачная маска из темного металла. Очень длинная кровать с резными деревянными спинками, у изго­ловья — трехствольное курковое ружье с тонким прикла­дом.

Стол был только один — письменный. За ним и пили чай — Глеб убрал на пол груду книг.

— …А почему он сказал, что ты был человеком вне закона?

— А я и был им,— спокойно разъяснил Глеб.— По крайней мере, с точки зрения тех, которые велят… Я появился здесь, когда война между Берегами формально была окончена, но в окрестностях городов и в лесах было еще неспокойно. Я был тогда почти мальчишка и, есте­ственно, ввязался в эту кутерьму… Я научился хорошо стрелять, несмотря на очки. Отсюда и прозвище.

— И… в кого же ты стрелял?

— Естественно, в тех… Они возглавляли отряды умиротворения. Война им была уже не нужна, и они решили срочно навести порядок на Полуострове. Они сначала стравливали между собой боевые группы с разных берегов, а потом ослабевших после стычки стремительно разоружали. Оружие сжигали, а людей… Ну, с людьми было по-всякому. Кого-то отпускали, а тех, кто начинал что-то понимать… В общем, по-всякому. Я насмотрелся. И стал стрелять метко.

— А пули…

— У нас был человек, который умел отливать нужные пули. И заговаривал их… Как в средневековье против нечистой силы, да?.. Но, Яр… Мы стреляли не только в них. В тех, кто им помогал,— тоже. Никуда не денешься…

— А потом?

— Потом… Если есть время, а человек не совсем дурак, он приходит к какой-нибудь здравой мысли. Вот и я по­нял: воевать с ними бесполезно.

— Почему? — спросил Тик и со стуком поставил чашку.

Алька тоже поставил, но бесшумно.

— Сейчас объясню, хлопцы,— ласково сказал Глеб.— Сейчас… Вот представьте, что у вас на кухне завелись тараканы. Их можно давить, морить разными порошками. Можно их на какое-то время вывести. А потом они опять… Надо не тараканов морить, а чтобы на кухне была чистота. А если там грязь и плесень, они разведутся снова… Разве не простая мысль?

— Простая…— сказал Яр.— Но…

— Разве они — тараканы? — перебил Алька.

Глеб жестко сказал:

— Я не знаю, откуда они взялись и какие они в своей природной сущности, хотя бился над этим много лет. Может, пришельцы из других пространств, а может, наша собственная плесень. Только точно знаю: это цивилизация паразитов… Если их можно назвать цивилизацией… Они— тараканы и клопы. Посудите сами. Сколько сил надо положить, чтобы развести пчел или, скажем, шел­копряда. А клопы лезут из щелей сами — стоит хозяевам только зазеваться или стать ленивыми… Вот и в чело­веческой жизни: когда люди становятся равнодушными, ленивыми или слишком сытыми, когда им наплевать на свою планету, появляются те, которые велят. И кое-кто из людей — не против: так спокойнее и проще… Яр! В истории вашей Земли разве не случалось такого?

— Да… Почему «вашей»? Нашей, Глеб…

— Конечно, Яр… Земля есть Земля…

— Глеб… И ты перестал стрелять и стал бороться за чистоту «кухни»?

— Как мог…

Яр осторожно спросил:

— А как? Для меня это очень важно…

— По-всякому, Яр… Честно говоря, я делал это не­умело и без большого успеха. Одни люди были запуганы, другие закормлены. Те, кто умел бороться, или погибли, или устали… Яр, не было союзников на этой заморочен­ной Планете. То есть очень мало их было. Это страшнее всего.

— И все же?..

— Я мотался по Планете, кричал, убеждал, получил кличку Дикий. Писал книги… Кстати, выражение «люди, которые велят»,— это мое. Так называлась одна моя книга, ее очень быстро сожгли…

— Кто? Они сожгли?

— Нет. Те, кто считали, что их нет. Вернее, делали вид, что их нет. Многим так спокойнее и безопаснее жить… Иногда я опять начинал стрелять. Потому что, ко­гда чистишь кухню, тараканов тоже надо выметать. Не ждать же, когда они вымрут… Тем более что кусачие тара­канчики-то: сколько раз пытались меня прихлопнуть или упрятать за проволоку. Не сами они, конечно… Здесь на всех материках ужасно безалаберная система управления,никаких строгих юридических норм, но все же меня дважды приговаривали к виселице «общественные штабы по борьбе с эпидемиями»…

— За книги? — спросил Тик.

— Да. И за стихи. Особенно за одну песню… «Пять пальцев в кулаке годятся для удара. Годятся, чтоб дер­жать и молоток, и меч...»

Алька вскинул ресницы — они золотились от лампы. Он звонко спросил:

— Из-за этой песни они и боятся цифры «пять»?

Глеб засмеялся:

— Спасибо, Алька… за такое допущение. Знаешь, я считал бы себя ужасно счастливым, если бы это было так… Нет, они боятся пятикратности не потому.

— Почему же?— спросил Яр— Никто не мог мне до сих пор объяснить.

— Я, наверно, тоже не объясню толком… Но мне кажется, дело здесь в свойствах пятиугольника. В том, что он чем-то похож на круг…

— Пятиугольник? — воскликнул Алька.

— Да. Некоторыми свойствами. Я имею в виду пя­тиугольник с равными углами и сторонами… Вот та­кой…— Глеб концом чайной ложки нацарапал на сукне фигуру. На ворсе остался заметный след. Пятиугольник был четко вписан в окружность.

— Ну и…— с любопытством сказал Яр.

— В конце концов, что такое круг?— увлекаясь, про­говорил Глеб.— Тоже равносторонний многоугольник, только с бесконечным числом сторон. Кое в чем они с пятиугольником схожи.

— Движением? — спросил Игнатик.

Глеб вскинул на него очки:

— Ты читаешь мысли?

— Он может…— хмыкнул Алька.

— Я догадался,— сказал Игнатик.

— Да…— Глеб скатал из хлебного мякиша горо­шину.— Если мы пустим по периметру пятиугольника шарик… Ну, скажем, по желобку с такими вот поворотами, он будет катиться, пока есть инерция… В треугольнике шарик застрянет в остром углу. В квадрате— отскочит на повороте и пойдет назад. А здесь — неохотно, со скрипом, но будет продолжать путь. По рико­шету…

— Ну и ладно… Ну и что?— озадаченно спросил Яр.— Пусть продолжает. Им-то что, этим манекенам? Жалко, что ли?

— Наверно…— Глеб развел руками.— Видимо, они боятся всяких построений, которые приближаются к кругу Боятся, что будут раскрыты или нарушены какие-то за­коны их развития.

— Но есть многоугольники, которые гораздо больше похожи на круг!

— Да, но у них много вершин, они склонны к дроб­лению. А пять — это прочный и опасный для манекенов минимум. Пятиугольник вписывается в круг, а потом рвет его колючими углами… Яр, а как прекрасно в пятигранник врисовывается звезда с пятью лучами! Она всегда была эмблемой тех, кто дрался за свободу…

— Ну… это красивое объяснение,— сказал Яр.— Мо­жет быть, не хуже других… Но уж какое-то оно начер­ченное, бумажное. Как теорема в учебнике для шестого класса. При чем здесь все-таки манекены, при чем их развитие? При чем круг?

— Но развитие всякой цивилизации, развитие Все­ленной идет не по прямой, это и дети знают…

— Да, но не по кругу же! По спирали!

— Ага! — торжествующе сказал Глеб и кинул в чашку зазвеневшую ложечку.— Вот именно! А наши милые гли­няные друзья не прочь замкнуть спираль в круг. Хотя бы какой-то виток! Чтобы все вертелось бесконечно!

— Зачем?

— Я считаю, что им надо выиграть время. Цель-то у них, прямо скажем, крупномасштабная. А Галактика наша не будет ждать, когда они напичкают ее своим разумом, возьмет да и разовьется по-своему.

— Она может,— усмехнулся Яр.— Послушай, Глеб… А эта их бредовая идея о разумной галактике… Они в самом деле ее как-то осуществляют? Или это просто религия какая-то? Философия?

— В том-то и дело, что осуществляют! Отсюда и все заварухи. Нашествия эти и прочее…

— Но может быть, это что-то вроде ритуала? Просто какой-то символ? Жертвоприношения?

— Нет, они уверены, что работают научно…

— Но как?

— Очень примитивно… Ты же сам заметил, что мо­гущество и примитивность у них рядом. К тому же они паразиты. Недаром у них нет даже своей оболочки, они лезут в статуи и манекены. И в работе своей… Тьфу ты, даже неловко говорить про это «работа»… Тут они тоже действуют чужими руками…

— Нашими? Как?

— Теория у них крайне наивная. Мне пришлось бесе­довать с одним глиняным философом, прежде чем его…— Глеб неловко глянул на ребят.— В общем, такая теория: галактика— это громадный мозг, только пока пустой. Не заполненный информацией. И они эту информацию по­сылают в пространство самым простым способом— с по­мощью взрывов.

— То есть?

— Ну, просто взрывов. Начиная от гранат и мин и кончая теми термоядерными взрывами, которые в свое время корежили Землю…

— Ты считаешь, что эти взрывы — их рук дело? — с сомнением спросил Яр.

— Конечно, нет… Увы, это дело рук человеческих. Но те очень умело их использовали… Как мы используем, например, энергию рек или ветра… Они, как могли, способствовали войнам. Потом— ядерным испытаниям. А когда люди малость поумнели, отыскали себе этот забытый богом угол Вселенной. И здесь развернулись вовсю. Сами начали организовывать войны, стравливать города и Берега.

— Но пока без атомных взрывов,— сказал Яр.

— Зато с нашествиями,— неожиданно сказал Игна­тик.— И с эпидемиями. Это ведь тоже взрывы. Когда горе у людей взрывается… Это им тоже подходит…

Глеб с полминуты молча смотрел на Игнатика. Тот засмущался и сунул нос в чашку.

— А ведь прав малыш,— сказал Глеб.

— Еще бы!— с дерзкой ноткой подал голос Алька.— Тик зря не говорит… Можно, я возьму еще конфетку?

— Куда в тебя лезет? — сказал Яр.

— У меня кишечник спиральный и бесконечный. Как галактика,— объяснил Алька.

— Еще один теоретик,— усмехнулся Яр.— Вот зам­кнем тебе кишечник в кольцо, тогда хватит одной конфеты на всю жизнь.

Тик фыркнул в чашку. Алька сказал:

— Смотрите лучше, чтобы манекенчики не замкнули спираль Галактики. Они могут. Вот тогда повертимся…

— В самом деле…— полусерьезно сказал Яр.

Глеб опять зацарапал ложкой сукно.

— Меня всегда занимала природа спиральных явле­ний,— заметил он.— Их закономерности. От громадной галактики и до улитки. Или до маленького вихря на дороге.

— Это ты про ветерки? — спросил Яр.

— Про ветерков,— тихо поправил Игнатик.— Они живые.

— Мне сначала казалось — это легенда,— сказал Яр.

— Может быть, и легенда…— отозвался Глеб.

— Да нет же! — сказал Игнатик.— Яр, ты же сам знаешь. Вспомни Город!

— Да,— согласился Яр.— Глеб, а ты слышал про восстание в Морском лицее?

— Да,— насупленно сказал Глеб.— Я знаю… Это бы­ло вскоре, как я здесь оказался. Мы даже были потом с отрядом в сгоревшей крепости. Ну… не хочется про это, ребята. Я после этого и начал стрелять без колебаний. И много лет потом не мог разговаривать с мальчишка­ми — будто в чем-то виноват был перед ними.

— В чем? — шепотом спросил Тик.

— Не знаю. Может быть, в том, что меня там не оказалось, когда они поднялись… У них-то пули были обычные…

— А в Пустом Городе ты бывал? — спросил Яр.

— Нет… Я бывал во многих местах на Планете. Смотрел, как люди живут… По-всякому живут. Есть громадные города, где жизнь кипит, и никто, кажется, не боится никаких людей, которые велят… Но это на первый взгляд…

— А в Пустом Городе и вправду не боятся,— вме­шался Тик.

— Но он же пустой…

— Нет, Глеб, не совсем,— сказал Яр.— Туда ушли те, кто уцелел в крепости.

— Разве кто-то уцелел? — быстро спросил Глеб.

— Говорят, да…

— «Говорят»…— Глеб грустно посмотрел на мальчи­шек.— Сказки я слышал и сам. Песню одну написал тогда. Было время, ее пели. Даже пластинка была…

— Стоп…— сказал Яр.— Это что? «Когда мы спрячем за пазухи ветрами избитые флаги»?

— Ты слышал? Она же запрещена.

— Ну и что же? Кое-где играют.

Глеб на глазах помолодел. Улыбнулся по-мальчи­шечьи. Потом серьезно спросил:

— Яр, тебе не приходило в голову вернуться на Землю и привести сюда десантные отряды? Чтобы вытравить здесь всю нечисть.

— Сначала нет…— медленно сказал Яр.— Потом да… Потом опять нет… Глеб, я понял, что нужно самому становиться человеком этой Планеты. Пришельцы не смог­ли бы изменить мир. Взорвать, наверно, смогли бы, а спасти нет… Такая попытка ведь была.

— Ты имеешь в виду сказки про народ, который ушел на истинный полдень?

— Это не совсем сказки. Племя, которое строило крепости, но никогда не воевало… Крепости-то стоят до сих пор.

— Стоят,— согласился Глеб.— Но кто докажет, что их строили пришельцы? Я за сорок лет не смог выяснить, что это было за племя…

— Глеб…— осторожно сказал Яр.— А ты сам пробо­вал вернуться домой?

— Нет,— быстро ответил Глеб.— Я не пробовал и не хотел. Мне казалось, что я нужен здесь, и этого мне хватило на всю жизнь. Здесь у меня все… В конце концов, здесь та же самая Земля.

Яр задумчиво поскреб подбородок.

— Да… В чем-то та же самая. Но до сих пор не могу себе сказать: одна это планета или нет?

— Одна, Яр… Просто разные измерения. Ты слышал, наверно, о теории параллельных пространств.

— Ну, Глеб, это же наивная теория. Старый сюжетный крючок для детских фантастических рассказов. И по­том — это именно теория, не больше…

— А собственно, почему наивная? Посуди сам: если могут быть параллельные линии и параллельные плоско­сти, почему не может быть параллельных трехмерных пространств?

Яр покачал головой:

— Черт его знает… Я себе это объяснял как-то по-другому.

— Я тоже пытался объяснить по-всякому. Но все равно в голове застревает детская картинка: понимаешь, пространства вроде прозрачных кубиков, плотно прижа­тых друг к другу… И вот наши друзья-манекены своими взрывами и экспериментами что-то сдвинули, нарушили в этой кристаллической решетке. Кубики сдвинулись, проломили друг друга, по ним пошли трещины… В одну такую трещину и занесло сюда по рельсовой колее на­чинающего журналиста Глеба Вяткина…

Яр кивнул на Альку:

— Вот от этого теоретика я слышал что-то подобное. Во время летнего плавания на плоту…

— Можно, мы посмотрим ружье? — кротко спросил Алька и показал на стену.

— Еще чего! — сказал Яр.

— Мы осторожненько,— пообещал Тик.

— Пусть,— сказал Глеб.

— Но, Глеб! Ты же знаешь: если ружье висит на стене, оно когда-нибудь выстрелит. А эти пираты…

— Оно вообще не стреляет,— успокоил Глеб.— Оно без пружины. Это так, музейный экспонат…

Тик и Алька двинулись к стене.

— Кр-ромешная некр-ритичность! Не ходите по кромке до пяти р-раз!— прозвучал механический и очень зна­комый Яру голос.

Яр вскочил. Снял с лампы зеленый абажур. В углу, у потолка, вцепилось в натянутую веревку маленькое смешное существо: тугой мешочек с проволочными руч­ками и ножками. Ножки весело дергались. На мешочке улыбалась нарисованная белилами рожица.

— Бормотунчик! — весело удивился Яр.

— Яр-р! Привет! — сказал бормотунчик.— Как дела, скадермен? Все еще карабкаешься по песчаному обрыву?

У Яра коротко и сильно, как чужой холодной пятерней, сжало сердце.

— Ты…— переглотнув, сказал он. И оглянулся на Глеба.— Глеб, можно его спросить? Он не разрядится?

— Я не р-разряжусь!!— радостно завопил бормотун­чик.— Задавай хоть тр-риллион вопросов! Во мне вечная энергия!

— Заткнись, болтун!— виновато сказал Глеб.— Яр, не обращай на него внимания. Он то и дело несет всякую чепуху. Он живет у меня уже девять лет и до сих пор не поумнел.

— Это ты не поумнел! — ответствовал бормотун­чик.— У тебя в жизни только одно умное дело: запихал в меня искорку!

— Это правда? — спросил Яр у Глеба.

Глеб засмеялся и кивнул:

— Да, она там. Самое надежное место… И, кстати, Магистр зря домогался, чтобы я отдал искорку. Теперь она принадлежит этому субъекту, а он с ней никогда не расстанется.

— Никогда!— подтвердил бормотунчик.— И пока она во мне, меня ни р-распороть, ни р-рассыпать!

— И не заставить замолчать,— грустно сказал Глеб.— Такое трепло… Правда, иногда он подает дельные со­веты.

— Я помню, как однажды…— начал Яр. И в комнате грохнуло!

Грохнуло так, что лампа подпрыгнула на полметра, бормотунчик сорвался на пол, а чашки полетели со стола. По глазам ударил тугой синий дым. Из этого дыма, из гулкой звенящей тишины донесся виноватый голос Иг­натика:

— А говорили, не стреляет…

— Кар-раул! — завопил из-под стола бормотунчик.— Грандиозный скандал! Пр-редставление!

Глеб рванулся к мальчишкам, выхватил у них ружье. Кашляя, он закричал:

— Это же черт знает что! В нем же ни патронов, ни замка! Как это?!

— Это Тик,— самодовольно сказал Алька.— Он еще и не такое может.

— Глеб, у тебя найдется чем их выпороть? — печально спросил Яр.

— Пр-рекратить безобразие! — заверещал бормотун­чик и, цепляясь за трещинки в досках, полез в свой угол у потолка.— Сами дали детям игр-рушку, а те-пер-рь…

— Из той же компании,— сказал Яр.

— Мы исправимся,— невинным голосом пообещал Алька.

Глеб упал в кресло, вскинув худые колени, и начал хохотать.

Открыли форточку, но дымный запах не вы­ветривался.

— Душегубы,— сказал Яр Альке и Тику.

Они виновато сопели. Почти всерьез.

— Черт, черт и черт,— проворчал Глеб.— Я хотел оставить вас ночевать у себя. Надо еще про столько разного поговорить… Мне-то к пороховому дыму не при­выкать, а вы, наверно, задохнетесь…

— Нам нельзя оставаться,— объяснил Яр.— Данка и Чита будут беспокоиться.

— И мама,— торопливо сказал Алька.

— А знаешь что, Глеб? Поехали к нам! — предложил Яр.— Младенцев уложим, а сами можем говорить до утра.

— Мы не хотим спать,— подал голос Алька.— Я только маме позвоню и тоже…

— Молчи, диверсант… Поехали, Глеб!

— Ну… если это можно…— Глеб снял очки и почесал ими затылок.— Как-то все неожиданно… И не хочется так сразу расставаться.

— Ура…— шепотом сказали Алька и Тик.

— А я?! — завопил бормотунчик.— Бросаете одного, да?!

Машина опять рыскала и ныряла, а снег летел в желтом луче. Глеб сидел рядом с Яром. Тик и Алька мотались сзади. Бормотунчик устроился между ними. Он ворчал, когда на ухабах мальчишки валились друг на друга и прижимали его.

— У меня теперь квартира при школе,— рассказывал Яр.— Вполне приличная… Правда, ее оккупировали вот эти пираты. Но мы запрем их в комнате, а сами засядем на кухне. У меня есть полпачки «Вероны». Этот раство­римый кофе очень подходит для встречи земляков.

— «Верона»— это вещь,— серьезно согласился Глеб.— Только вот что, Яр… Хочу уточнить сразу. Мы с тобой все-таки не земляки. Не совсем земляки.

— То есть…— озадаченно сказал Яр.— Ты же рас­сказывал про Старогорск.

— Я жил там, правда. Не очень долго… Я не больше месяца был на вашей Земле. Моя Земля— другая. Она в чем-то беспокойнее, неустроеннее и, наверно, мо­ложе… Впрочем, теперь это не имеет значения. Потом я расскажу все подробно…

— А все-таки… Что же случилось?

— Поезд. Странный поезд, идущий до станции Мост…

— Опять эта станция Мост…

— Слышал?

— Да… Значит, этот поезд бежит через все простран­ства? Интересно, зачем?..

— О господи!— сказал Глеб.— Если бы это было единственное «зачем»… Кстати, мы тридцать пять лет назад пытались найти этот Мост и взорвать его.

— Для чего?

— Трудно объяснить. Мы знали, что он для чего-то очень нужен им, значит, вреден людям… Найти не смог­ли. А во время стычки на рельсовых путях погибла моя жена.

— У тебя была жена? Ох, прости за глупый вопрос.

— Была… Недолго.

— А… дети? — осторожно спросил Яр.

— Нет… Знаешь, Яр, я до сих пор жалею, что не отговорил своего попутчика, когда он решил вернуться. Понимаю, что правильно сделал, а все равно жаль.

— Какого попутчика?

— Юрку… Это был мальчик двенадцати лет. Мы вместе ушли из Старогорска… искать неведомое. Но через час он вернулся. У него в городе остались друзья. Он сперва шел со мной, а потом вдруг говорит: «Нет, не могу оставить Гельку…» Это когда нас догнал бумажный го­лубок с искоркой…

Яр сказал немного виновато:

— Знаешь, я ничего не понимаю.

— Конечно. Я потом расскажу все детали.

— Я не про детали… Я про главное: что за мальчик? Тоже с твоей Земли?

— Нет. Он-то как раз был бы твой настоящий земляк.

— А почему он пошел с тобой?

— Долгая история. И странная. Он рос без отца и ничего про него не знал. А потом вдруг решил, что отец у него был звездолетчиком. И говорит: «Где же его искать, как не в этой путанице пространства и времени?» Я не точно его слова передаю, но мысль такая… В чем-то он был прав. По крайней мере, здесь, на Планете, есть один скадермен… Яр! А у тебя были дети?

Яр крутнул баранку, объезжая снежный бархан. И вдруг почувствовал, как прилипли к пластмассе вспо­тевшие ладони.

— Нет…— медленно сказал он.— Нет. Там не было.— Он спиной почувствовал взгляды Игнатика и Альки.

Глеб задумчиво проговорил:

— Хороший был Юрка. Только немного сумрачный…

— А откуда он узнал, что его отец — скадермен?

— Да ничего он не узнал. Это была его фантазия. Мать как-то сказала сгоряча: «Никто на Земле не знает, где этот барабанщик…»

— Яр-р, осторожнее! — сказал сзади бормотун­чик.— Не дергай руль.

Яр с трудом вывернул машину с обочины в засне­женную колею.

— Почему барабанщик? — тихо спросил он.

— Юрка увидел у матери фотографию. Там были ребята. В одном Юрка угадал отца. Уловил сходство с собой…

— Глеб… Ты видел фотографию?

— Нет. Но Юрка рассказывал… Старый двор, девочка, а по бокам от нее мальчишки с деревянными саблями. И еще один, чуть в стороне…

Яр усилием воли растолкал почти остановившееся сердце. Тогда оно взорвалось отчаянным ритмом.

— С барабаном?— сипло спросил Яр.

— Да… Яр, значит, мы встретились не зря?

— А барабан… он из старой кастрюли?

— Да.