Глава 3. Обо всем этом я рассказал Джен утром, часов в одиннадцать, я чуть не написал "на следующий день"
Обо всем этом я рассказал Джен утром, часов в одиннадцать, я чуть не написал "на следующий день", но день-то был тот же самый. Без сомнений, это был самый длинный день в моей жизни. И я довольно подробно о нем рассказал, закончив тем, что Вильям Уортон завершил свою жизнь, лежа на койке, простреленный в нескольких местах пулями из пистолета Перси.
Однако это не совсем так. На самом деле последнее, что я описал, черные мушки, вылетевшие из Перси, или не мушки, не знаю, что это было. Об этом трудно рассказывать, даже своей жене, но я рассказал.
И пока я говорил, она принесла мне черного кофе - по полчашки, потому что руки у меня дрожали так сильно, что целую я бы непременно расплескал. Когда я закончил рассказ, руки уже дрожали меньше и я мог даже чего-нибудь съесть - яичницу или суп.
- Нас спасло только то, что практически не пришлось врать.
- Да, просто кое о чем не сказали, - произнесла она и кивнула. - Так, мелочи вроде того, как вы вывезли приговоренного убийцу из тюрьмы, как он вылечил умирающую женщину и как потом довел Перси Уэтмора до сумасшествия чем? - тем, что выплюнул чистую опухоль мозга ему в горло...
- Я не знаю, Джен. Только знаю, что если ты станешь продолжать в том же духе, то либо будешь доедать этот суп сама, либо выльешь его собаке.
- Извини. Но я ведь права, так?
- Да, - сказал я. - Но только наш поход нельзя назвать ни побегом, ни увольнением, скорее это "командировка". Но даже Перси не сможет об этом рассказать, если он вообще когда-нибудь придет в себя.
- Если придет в себя... - эхом отозвалась она. - Насколько такое возможно?
Я покачал головой, показывая, что не имею понятия. Но я представлял себе: я был почти уверен, что он не придет в себя ни в 1932-м, ни в 1942-м, ни в 1952-м. В этом я оказался прав. Перси Уэтмор оставался в Бриар Ридже, пока тот не сгорел до тла в 1944-м. Семнадцать человек погибло в пожаре, но Перси среди них не было. Такого же молчаливого и отрешенного (я выучил слово, которым определяется это состояние, - ступор, кататония), его вывел один из охранников задолго до того, как огонь дошел до его крыла. Перси перевели в другое место, я не помню названия, да, наверное, это и не важно, и он умер там в 1965-м. Насколько я знаю, последними словами, которые он вообще произносил в жизни, были те, когда он сказал нам, что мы можем отметить его на выходе... Если не хотим объяснять, почему он ушел так рано. Ирония оказалась в том, что нам почти ничего объяснять и не пришлось.
Перси сошел с ума и застрелил Вильяма Уортона. Это мы и сказали, и каждое слово было правдой. Когда Андерсон спросил Брута, как вел себя Перси перед выстрелами, Брут ответил одним словом: "Тихо", и тут я пережил ужасный момент, потому что испугался, что рассмеюсь. Ибо это тоже правда: Перси вел себя тихо, поскольку большую часть смены его рот был заклеен клейкой лентой и он мог только мычать.
Кэртис продержал Перси до восьми утра, Перси молчал, как индеец из табачной лавки, но вид у него был жуткий. К тому времени пришел Хэл Мурс, суровый, уже знающий обо всем и готовый вновь приступить к работе. Кэртис Андерсон тут же сдал ему дела с таким облегчением, что мы все это почувствовали. Испуганный, взвинченный человек исчез, это был снова начальник Мурс, он решительно подошел к Перси, взял его за плечи своими крупными руками и сильно встряхнул.
- Сынок! - закричал он в бессмысленное лицо Перси - лицо, начавшее уже размягчаться, как воск. - Сынок! Ты меня слышишь? Скажи мне, если слышишь! Я хочу знать, что здесь произошло!
Конечно же, Перси ничего не сказал. Андерсон хотел разделаться с Перси: обсудить, как лучше уладить это дело, имевшее явно политическую окраску, но Мурс отложил разговор с ним на время и потащил меня на Милю. Коффи лежал на койке, отвернувшись лицом к стене, ноги болтались, как всегда, до земли. Казалось, что он спит, и, наверное, правда, спал... Хотя он не всегда был таким, как казался, мы потом это узнали.
- То, что произошло у меня дома, как-то связано с тем, что случилось здесь, когда вы вернулись? - спросил Мурс очень тихо. - Я прикрою вас, как смогу, даже если это будет стоить мне работы, но я должен знать.
Я покачал головой. Когда я говорил, то тоже понижал голос. В блоке сновало больше десятка следователей. Один из них фотографировал Уортона в камере. Кэртис Андерсон повернулся в ту сторону, и на время нас видел только Брут.
- Нет, сэр. Мы доставили Джона обратно в камеру, потом выпустили Перси из смирительной комнаты, куда затащили его в целях безопасности. Я думал, он станет кипятиться, но он был спокоен. Только попросил вернуть пистолет и дубинку. Больше ничего не сказал, просто вышел в коридор. А потом, когда дошел до камеры Уортона, достал пистолет и давай стрелять.
- Как считаешь, может, он из-за смирительной комнаты тронулся?
- Нет, сэр.
- Вы надевали на него смирительную рубашку?
- Нет, сэр. Не было нужды.
- Он вел себя смирно? Не сопротивлялся?
- Нет, не сопротивлялся.
- Даже когда понял, что вы хотите запереть его в смирительной комнате? - Именно так. - Я хотел было слегка приукрасить, добавить пару слов о Перси, но поборол себя. Чем проще, тем лучше, я это знал. - Не было шума. Он просто отошел в угол и сидел там.
- И ничего не говорил об Уортоне?
- Нет, сэр.
- И о Коффи тоже?
Я покачал головой.
- Перси имел что-то против Уортона? Может, он за что-то рассчитался?
- Вполне возможно, - сказал я еще тише. - Перси очень небрежно относился к тому, где можно ходить. Однажды Уортон дотянулся до него, прижал к решетке и слегка пощупал. - Я помедлил. - Ну, позволил себе кое-что, можно так сказать.
- И больше ничего? Только "слегка его пощупал" и все?
- Да, но Перси это очень возмутило, к тому же Уортон сказал что-то вроде того, что с удовольствием трахнул бы скорее Перси, чем его сестру.
- У-гу. - Мурс все время смотрел на Джона Коффи, словно ему требовалось постоянное подтверждение реальности существования этого человека. - Это не объясняет случившегося с ним, но многое говорит о том, почему он стрелял именно в Уортона, а не в Коффи или в кого-нибудь из твоих людей. А твои парни, Пол, они все скажут одно и то же?
- Да, сэр, - ответил я тогда ему. - И они расскажут, - пояснил я Джен, начиная есть суп, поданный на стол. - Я об этом позабочусь.
- Ты солгал, - сказала она. - Ты солгал Хэлу.
Вот такие они все жены. Всегда ищут дырочки, проеденные молью, в лучшем костюме и, как правило, находят.
- Давай посмотрим с другой стороны. Я не сказал ему ничего такого, с чем мы оба не смогли бы жить дальше. Хэл, я думаю, чист. Его там даже не было, в конце концов. Он сидел дома и ухаживал за женой, пока Кэртис не позвонил ему.
- Он не сообщил, как Мелинда?
- Было не до этого, но мы потом поговорили еще, когда уезжали с Брутом. Мелли многого не помнит, но чувствует себя хорошо. Ходит. Говорит о клумбах, о цветнике, который разобьет на следующий год.
Какое-то время моя жена сидела и наблюдала, как я ем. Потом спросила: - А Хэл знает, что это чудо? Он понимает?
- Да, мы все понимаем, все, кто там находился.
- Отчасти я жалею, что не была там, - сказала она, - но в глубине души все-таки рада этому. Если бы я увидела, как с глаз Савла отпадают корки по дороге в Дамаск, то, наверное, умерла бы от разрыва сердца.
- Не-е. - Я наклонил тарелку, чтобы зачерпнуть последнюю ложку, может быть, сварила ему супчик. Вот такой, очень вкусный.
- Хорошо. - Но она думала совсем не о супе и не о превращениях Савла по дороге в Дамаск. Она смотрела на горы за окном, опершись подбородком на руки, а глаза ее подернулись дымкой, как горы летним утром перед знойным днем. Таким летним утром, как тогда, когда нашли девочек Деттерик, подумал я безо всякой причины. Интересно, почему они не кричали? Убийца ударил их, кровь была и на веранде, и на ступеньках. Так почему же они не кричали?
- Ты считаешь, это Джон Коффи на самом деле убил Уортона? - спросила Дженис, отвернувшись наконец от окна. - Это не несчастный случай, не совпадение, ты думаешь, он использовал Перси Уэтмора как оружие против Уортона.
- Да.
- Почему?
- Я не знаю.
- Расскажи мне, пожалуйста, еще раз, что произошло, когда ты вел Коффи по Миле. Только это.
И я рассказал. Я повторил, что худая рука, просунувшаяся между прутьев решетки и схватившая Джона за бицепс, была похожа на змею - водяную мокасиновую змею, мы их так боялись в детстве, когда плавали в реке, - и как Коффи сказал, что Уортон плохой человек. Почти прошептал.
- А Уортон ответил?.. - Опять моя жена глядела в окно, но все равно слушала.
- Уортон сказал: "Правда, ниггер, хуже не бывает".
- И это все?
- Да. У меня тогда появилось чувство: что-то должно случиться, но ничего не произошло. Брут отодрал руку Уортона от Джона и посоветовал ложиться, что Уортон и сделал. Но сначала болтал что-то о том, что для негров должен быть свой электрический стул, и это все. Мы пошли по своим делам.
- Джон Коффи назвал его плохим человеком.
- Да. Однажды он сказал то же самое и про Перси. А может, и не однажды. Я точно не помню, но знаю, что такое было.
- Но ведь Уортон лично Джону Коффи ничего не сделал, верно? Как он сделал, скажем, Перси.
- Да. Их камеры расположены так: Уортона - около стола дежурного с одной стороны, а Джона - гораздо дальше и по другой стороне. Они и видеть-то толком друг друга не могли.
- Расскажи мне еще раз, как выглядел Коффи, когда Уортон схватил его. - Дженис, это не приведет нас ни к чему.
- Может, и нет, а может, и приведет. Расскажи еще раз, как он выглядел.
Я вздохнул.
- Думаю, можно сказать, что он был потрясен. Он ахнул. Как ты ахаешь, когда сидишь на пляже, а я подкрадусь и брызну тебе на спину холодной водой. Или как будто ему дали пощечину.
- Конечно, - согласилась она. - Схватить так неожиданно, это способно напугать.
- Да, - сказал я. А потом: - Нет.
- Так что, да или нет?
- Нет. Не то чтобы потрясение... Так было, когда он хотел, чтобы я вошел в его камеру и он смог бы вылечить мою инфекцию. Или когда желал, чтобы я передал ему мышь. Он удивился, но не потому, что до него дотронулись... Не совсем так... О Боже, Джен, я не знаю.
- Ладно, оставим это, - согласилась она. - Я просто не могу представить, почему он это сделал. Он ведь по натуре совсем не агрессивен. Отсюда следует другой вопрос, Пол: как ты сможешь его казнить, если прав насчет девочек? Как ты сможешь посадить его на электрический стул, если кто-то другой... Я дернулся на стуле. Ударил локтем по тарелке и сбросил ее на пол, она разбилась. Мне вдруг пришла в голову мысль. В тот момент во мне заговорила скорее интуиция, чем логика.
- Пол? - встревоженно спросила Дженис. - Что с тобой?
- Я не знаю, - ответил я. - Я ничего точно не знаю, но я хочу попытаться узнать.