Смена ключевого фигуранта развития
По-видимому, с этими преобразованиями связана и первая гендерная революция, в результате которой матриархальное устройство сменяется патриархатом. «Ниспровержение материнского права было всемирно-историческим поражением женского пола. Муж захватил бразды правления и в доме, а жена была лишена своего почетного положения, закабалена, превращена в рабу его желаний, в простое орудие деторождения. <…> Первый результат установившегося таким образом единовластия мужчин обнаруживается в <…> патриархальной семье»[31].
Не будем ставить в вину Энгельсу военные параллели и тезис о «всемирно-историческим поражении женского пола», поскольку становление любого нового учения нередко сопровождается преувеличениями. Но сохранение их сегодня (а эти идеи охотно развиваются в феминистском движении) — уже атавизм. Любая мысль имеет оборотную сторону, и если в результате «поражения» женщина становится рабой, то следует думать, что прежде рабом был мужчина. И если сбросить его иго — значит восстановить справедливость, то не во имя ли той же ценности совершалось свержение матриархата?
Считается, что матриархат мог править там, где не было возможности определить отца ребенка, но все же не формирование патрилинейности определяет характер социальных связей,— меняет дело перемена способа производства, в котором главную роль начинает играть мужчина. В свою очередь, становясь основным фигурантом технологических его форм, он оказывается и единственным субъектом собственности. Все это ставит его во главе семьи, а с ней и социума.
Против этого трудно возразить, и все же действительность много сложнее. Матриархат сохраняется там, где сохраняется возможность чисто стихийной, не требующей специальных процедур, передачи опыта, которая основана на действии биологических инстинктов и элементарных форм обучения «технике жизни» простым подражанием. Патриархат приходит на смену, вовсе не потому, что возникает необходимость наследования собственности. Строго говоря, во время этой первой революции ее вообще не существует, ибо принципы публичного права еще и не начинали складываться. Собственность как особый социальный институт является не столько причиной, сколько (весьма отдаленным) следствием этих перемен и потому появляется значительно позднее. Здесь действуют совсем другие факторы, связанные с резким усложнением и диверсификацией первобытного производства.
Одним из основных является изменение состава и взрывное увеличение объема того информационного массива, освоение которого требуется для овладения способом интегрального жизнеобеспечения общины. Это связано с расширением инструментального фонда, усложнением орудий, техники их производства. Наконец возникающих вместе с ними особых технологических связей, в которых способ использования одного средства деятельности определяет порядок применения другого, технологически зависящего от предыдущих операций. Но, может быть, самое главное здесь — это необходимость точного регулирования воспроизводства всей номенклатуры вошедших в арсенал сообщества орудий. Другими словами, кроме состояния среды, в расчет должны приниматься количественные пропорции ранее никогда не существовавших в природе предметов, производство которых к тому же не связано с непосредственным жизнеобеспечением. Это обстоятельство критично: ведь и перепроизводство каких-то одних, и дефицит других ставят под угрозу выживание всего сообщества. Создание же запасов не способно решить проблему, ибо необоснованное отвлечение трудозатрат на производство излишков столь же гибельно, сколь и нехватка насущного. В результате радикально меняется состав информационного массива, который подлежит учету и контролю, в то же время его объем переходит критические для перестраивающейся психики пределы, и оказывается доступным уже не каждому.
Добавим, что разрыв прямой связи изготавливаемых предметов с физиологией организма требует и радикальной перестройки всего менталитета. Переходящая критический для все еще полу-животной психики порог сложности, интегральная деятельность нуждается уже не в реактивном, но в упреждающем управлении, которое способно предотвратить возможный кризис, чего не в состоянии обеспечить стихийное, рефлекторное управление ею. Так что сознание развивающейся общины перестает руководствоваться голосом чисто биологической потребности, в его центре оказываются реалии совсем иного мира, и это не может не сказаться на ее внутреннем устройстве.
Для того, чтобы понять глубину происходящих перемен, на время отвлечемся и вкратце очертим условия овладения новыми формами деятельности и те способности, которыми должен обладать исполнитель. Вдумаемся. Еще нет письменности, более того,— нет даже развитой системы понятий, с помощью которых можно было бы передать и воспринять необходимое знание. Строго говоря, нет и самого знания, как чего-то такого, что существует вне индивидуальной психики. Каждый раз сложнейшие (кстати, не только для того времени, ибо и сегодня попытка воссоздать древние технологии требует немалого напряжения интеллекта) инженерные решения, находятся случайно. При этом решение, найденное кем-то одним, обречено на умирание, ибо не может быть воспроизведено никем другим. Вся информация является достоянием только одного, и нет способа поделиться ею.
К тому же и сама информация существует в весьма специфическом виде — в виде умения, которое сначала возникает только у кого-то одного. Известный историк архитектуры, В.Л. Глазычев выделяет именно его как первую форму овладения ремеслом. «Это такая совокупность средств деятельности, по поводу которой нет ответа на вопрос: почему, если делать так, получится нужный результат, а если делать иначе, — не получится? Пока мы имеем дело с умением, вопрос «почему?» незаконен, и его место занимают вопросы «как?» и «в какой последовательности?»[32] Человек должен каждый раз самостоятельно порождать огромные массивы информации. Удивительно, но «На уровне умения архитектор был в состоянии построить сооружения, объем которых оказался непревзойденным до конца XIX столетия, будь то великие пирамиды, зиккурат Этеменанки в Вавилоне, храмовые комплексы Боробудур на Яве, Аджанта и Карли в Индии или Ангкор-Ват в Кампучии. На этом уровне воплощения творческого потенциала архитектор был в состоянии организовать труд множества людей <…>. Он владел почти всеми способами обработки строительных материалов…»[33] Однако повторим, следы использования специального понятийного аппарата невозможно найти не только в дописьменную эпоху (что вполне понятно), но даже в первых памятниках письменности, многочисленных египетских или шумеро-вавилонских текстах.
Между тем информационные массивы поистине огромны. Правда, до сих пор не существует удобоприемлемой шкалы их измерения, но можно использовать косвенные оценки. Так, например. Проектно-конструкторская документация (чертежи, расчеты, спецификации, сметы, пояснительные записки), обеспечивающая строительство и функционирование средней фермы, в перерасчете на стандартные листы формата А 4, занимает тысячи и тысячи страниц. Добавим к ним гораздо большие объемы информации, которая хранится в различного рода справочниках, словарях, и другой вспомогательной литературе, без которой непосвященный человек в проектных документах не сумеет понять ровным счетом ничего. Если мы вспомним, что сегодня интенсивно читающий человек за всю свою жизнь прочитывает порядка полутора-двух тысяч книг (лишь доступные профессионалам специальные приемы работы с ними обеспечивают возможность большего), то овладеть всем необходимым для того, чтобы эта ферма была построена и заработала, не достанет жизни среднего современного интеллигента. А ведь именно такими (или, во всяком случае, вполне сопоставимыми) информационными массивами должны были владеть первобытные менеджеры. И это притом что в их распоряжении не было ни единого клочка бумаги, с которой можно было бы справиться в затруднительной ситуации. Все сведения нужно было держать в собственной голове и выпадение из памяти патриарха хотя бы одного ключевого обстоятельства могло стать критическим не для него одного.
Можно привести и другой аргумент. В «Георгиках», описывающих труд земледельца, 2188 стихов. Между тем известно, что Вергилий писал их семь лет. Получается, меньше строчки в день, и это притом что работал он весьма напряженно. Многое объясняется тем, что львиная доля времени уходила на изучение источников. Вчитаемся в его стихи, и мы поймем, каким огромным объемом информации необходимо владеть, чтобы труд земледельца был успешен. Но ведь поэт просто пересказывает уже добытые кем-то знания, у того же единственным источником был собственный опыт. Там, где попросту не существует ни развитого понятийного аппарата, ни способности к восприятию тонких отвлеченных представлений, даже самое прилежное подражание не помощник, если нет напряженной работы собственного еще неразвитого сознания. На этой фазе любая передача опыта осуществляется только показом и повторением, поэтому даже простое воссоздание необходимого информационного массива, репродукция уже имеющегося знания — это всегда самостоятельное «переоткрытие» найденного кем-то другим. Иными словами, самостоятельное творчество, к которому (как и к любому другому) и в наши-то дни способен далеко не каждый. Так что у нас нет никаких оснований, для того чтобы кичиться перед пращурами. Напротив, мы должны склонить перед ними голову и признать, что некоторые из них в способности овладевать огромными базами данных и работать с ними намного превосходили нас.
Заметим к тому же, что с самого начала речь идет не об индивидуальном ремесле, но об умении организовать совместные действия большого коллектива, всей семейной общины. Пусть поначалу под командой первобытного управленца объединяются совсем не те огромные массы людей, что требовались для возведения упомянутых памятников архитектуры, но ведь и уровень развития сознания на рубеже неолитической революции был значительно ниже. Так что одно — сознание вполне соответствовало другому — сложности инженерных и управленческих задач; психика человека того времени и уровень достигаемой им цели — это самая вершина эволюционного и технического развития. А значит, и сравнивать прошлое нужно с вершинными достижениями современной цивилизации. Как сегодня нет ничего более сложного, чем, к примеру, Большой адронный коллайдер и организация решающих экспериментов, связанных с поиском первоначал материи, ничего более совершенного, чем орудия новокаменного века природа того времени тоже не знает. А значит, и роль лидера, способного замкнуть на себя социальные и технологические связи, в те времена была ничуть не менее значимой, чем в более позднюю эпоху, не исключая и наши дни.
Усложнение технологии и рост трудозатрат на производство орудий порождает необходимость специализации, а значит, и необходимость отчуждения всех форм производимого продукта, чтобы обеспечить и организовать регулярное распределение и обмен. Все это тоже требует смены лидеров, выдвижение тех, кто обладает новыми способностями — особой психикой и более высоким уровнем интеллектуального развития, ориентированного уже не на ближнее окружение, но на тот сегмент новой действительности, где полностью теряют значение все кровнородственные связи.
Смена ключевых ценностей жизнеобеспечения, выход человеческой деятельности в более широкое и, самое главное, отвлеченное от диктата физиологии измерение бытия диктует необходимость переформатирования всей системы социальных связей, качественной перестройки практического взаимодействия всех членов общины. Подобная перестройка в точно такой же степени, как управление разделением труда, принуждение к кооперации, внутриобщинному распределению и обмену, нуждается в особых качествах того, на ком замыкаются претерпевающие качественные изменения социальные контакты.
Остается добавить, что и переключение на кого-то из наследников тех связей, которые складываются с радикальной перестройкой первобытного производства, также нуждается в элементах принуждения, что, в свою очередь, способствует радикальному изменению роли лидера. Таким образом, смена ключевого фигуранта социального строительства, оказывается неизбежной, и, по вполне понятным причинам им становится мужчина. Надо полагать, что временем этой смены лидера является тот же переходный период между завершением эволюции и собственно человеческой историей.