Про политинформации
Мне никогда не нравилась «общественная работа», и я всегда ее всячески избегал. Но вот как-то раз, еще в конце семидесятых годов ко мне обратился мой сосед по комнате А.М. Гуськов, который в то время был парторгом отдела, и предложил мне в качестве общественной нагрузки должность отдельческого политинформатора. Не помню уже почему, но в то время у нас в отделе эта должность оказалась вакантна. Я подумал, подумал и, скрепя сердце, согласился. Согласился в основном из-за того, чтобы ко мне не приставали с чем-нибудь другим, чтобы всегда можно было сказать: «я занят, у меня есть общественная работа – я политинформатор». Согласился нехотя, но потом мне это дело понравилось, и я оставался политинформатором до окончания советского времени. И до сих пор я очень благодарен Толе Гуськову за мое политинформаторство.
В «то» время, как, впрочем, и в «это» время тоже, в газетах, по радио и телевидению живые новости отсутствовали напрочь и были полностью замещены пропагандой. Новостные колонки и передачи были заполнены агитками: сообщениями об успехах борьбы Советского Союза за мир, о зловредных замыслах капиталистов и о всяких производственных достижениях наших людей – строителей коммунистического будущего.
Для восполнения информационного голода на всех производствах СССР существовал институт политинформаторов: специально выделенные люди – политинформаторы – раз в месяц посещали специальные инструктажи в райкомах партии. И там райкомовские лекторы или приглашенные специалисты рассказывали им о том, что на самом деле происходило в стране и за ее пределами. Не всё, конечно, но на фоне полного отсутствия информации в официальных изданиях – это было хоть что-то. А дальше политинформаторы должны были вкратце изложить полученную информацию у себя на работе, в своих коллективах. Из полуторачасового инструктажа в райкоме обычно получалась примерно пятнадцатиминутная политинформация.
Райкомовские инструктажи обычно проводили знающие квалифицированные люди, говорили они вполне даже откровенно, и мне всегда интересно было их послушать. Ну, а дальше следовала менее интересная для меня часть моих обязанностей политинформатора. Так как я никогда не отличался красноречием, то, чтобы не мямлить перед публикой, я свое выступление записывал от слова до слова, а потом зачитывал перед собравшимися. Старался не пропустить ничего интересного из услышанного, старался, чтобы все было сжато и конкретно. Ну, и получалось, по-видимому, интересно: несмотря на отсутствие у меня ораторских способностей, обычно на мои политинформации собиралось довольно много народа. Люди приходили добровольно, без всякой принудиловки. Приходили даже и из соседних зданий. Наша комната обычно оказывалась заполненной полностью.
Никогда толком я не понимал, почему то, о чем рассказывали нам, политинформаторам, и то, о чем рассказывали мы, нельзя было разместить в специально существующих для этого средствах массовой информации. Ведь все равно информация становилась достоянием всех наших работающих людей. А так как тогда работали все – то всех людей. Не хотели посвящать пенсионеров и школьников? Так для них проводились политинформации в жилконторах. Скрывали от иностранцев? Так они и так все это знали лучше нас! В общем, не понятно! Но в тогдашней нашей жизни было много не понятного, не поддающегося логическому объяснению.
Из всей моей политинформаторской деятельности в особенности мне запомнились две мои политинформации. Обе относились уже к концу социалистического времени.
Где-то в конце Брежневского правления перед нами выступил один из секретарей нашего Смольнинского райкома, только что, накануне, вернувшийся из командировки в Америку. Это была ознакомительная поездка. В Америке он побывал в нескольких штатах, в нескольких городах. Он увидел страну, познакомился с людьми и с порядками. И эти люди, эти порядки совершенно не соответствовали сложившемуся у нас представлению об Америке. Он был ошеломлен и переполнен впечатлениями, ему просто необходимо было выплеснуть их, поделиться с кем-то. И он поделился с нами, поделился щедро, сочно, откровенно, без идеологических штампов. Рассказал то, что он видел, о чем узнал.
Сейчас я уже забыл почти все из рассказанного нашим лектором кроме его эмоций и общего впечатления. Запомнил только его рассказ о жизни одного нашего эмигранта. Этот эмигрант, вопреки господствующему у нас тогда мнению о жалком существовании эмигрантов в Америке и о том, что все они мечтают вернуться на Родину, был весьма обеспечен. Он приехал с семьей из Одессы. Первое время работал в магазине, потом купил на заработанные деньги какую-то лавочку. То есть, стал капиталистом, собственником. И вот он работал в этой своей лавочке, обеспечивая весьма достойную жизнь своей не работающей жене и детям, которые учились тогда в каких-то учебных заведениях. На нашего секретаря, а вслед за ним и на нас, сильное впечатление произвело то, что этот наш эмигрант-собственник-капиталист не жировал, добившись какого-то успеха, не почивал на лаврах, а работал в своей лавочке, не покладая рук. Буквально от рассвета до заката. Каждый день. Много лет не пользуясь никакими отпусками. «У меня маленькая лавочка! Ограниченный круг покупателей из близ расположенных домов. А что будет, если мой покупатель придет, а лавочка окажется закрытой? Во-первых, он обидится на меня за то, что я подвел его каким-то образом. А во-вторых, он пойдет в лавочку, расположенную напротив, в лавочку моего конкурента. Раз сходит, два…. А потом так и станет уже по привычке ходить в ту лавочку. И я потеряю своего постоянного покупателя. И мой доход уменьшится. А этого допускать нельзя. Нельзя допускать сокращения бизнеса», - объяснял этот капиталист секретарю райкома свою немудрящую капиталистическую философию. Теперь все это достаточно очевидно для всех нас. А тогда это полностью не соответствовало нашей «информации» о невыносимых условиях жизни наемных работников в Америке и о безделье и роскошествах Американских капиталистов. И услышанное произвело очень сильное впечатление на нашего секретаря, а его рассказ – на нас, политинформаторов. Я постарался, донести этот рассказ и все остальное услышанное об Америке до своих слушателей, и имел необычайный успех. Было очень много вопросов. А что я мог ответить? Все, что узнал, я уже пересказал…. Сам-то я в Америке не был…
А вторая запомнившаяся политинформация относилась уже к периоду правления Горбачева и непосредственно предшествовала выводу «ограниченного контингента наших войск» из Афганистана. Об этом собственно и была политинформация.
На инструктаже в райкоме нам рассказали о больших потерях наших военных в Афганистане. О бесперспективности борьбы с, так называемыми, душманами. Об огромных расходах, которые несет наша страна, продолжая эту бессмысленную войну. О душевных травмах и психологических последствиях этой войны для наших солдат-афганцев. О негативных последствиях афганской войны для всего нашего общества.
Все услышанное в корне отличалось от официально тиражируемой у нас версии. Я был поражен как услышанным, так и тем, что все это было произнесено вслух, с трибуны. Кулуарно такие разговоры в то время, конечно, велись. Трудно было скрыть от людей информацию об этой масштабной войне и наших потерях. Лично я всегда, с самого начала, с 80-го года был против ввода наших войск в Афганистан, против ведения нами этой войны. Я считал это неправильным. Считал, что это будет иметь отрицательные международные и внутренние последствия для нашей страны. Считал, что это не соответствует принципам морали. Ну и вообще, я всегда был немножечко пацифистом. Но одно дело, считать про себя, а другое – услышать об этом в стенах райкома! Это было нечто!
На следующий же день я устроил в нашем отделе политинформацию и рассказал все своим слушателям. Конечно, это было сенсацией. И, надо сказать, некоторые сотрудники не приняли изложенную тогда мной версию, были не согласны. Снова было много вопросов. И снова на многие я не мог ответить…. А после политинформации ко мне подошла А. Д. Криволуцкая – тогдашний наш парторг – и с нажимом, как-то угрожающе спросила: «И что, ты хочешь сказать, что все это тебе рассказали в райкоме?!». И тут же демонстративно отошла, не дожидаясь ответа.
Не знаю, чем бы закончилась эта история, но буквально через несколько дней официально во всеуслышанье было объявлено о прекращении наших боевых действий в Афганистане и о предстоящем выводе из Афганистана наших войск.
Всеобщим достоянием стали многочисленные сведения об Афганской войне, которые соответствовали, а иногда и превосходили своей якобы не патриотичностью рассказанное в моей политинформации. А потом на эту тему были поразительные, просто пронзительные, не укладывающиеся сразу в голове выступления А.Д. Сахарова на съезде народных депутатов…. А потом был и сам вывод наших войск!
А вскоре наступил период гласности и политинформации стали не нужны, ушли в прошлое, как рудимент социалистической эпохи.
Ушли в прошлое и сами понятия: «общественная работа», «общественная нагрузка», «общественник». И теперь мы вспоминаем о них только тогда, когда в очередной раз видим Шурочку в «Служебном романе» и смеемся над ней!