Теория милосердия» в подходах древнерусских книжников
Милосердие как необходимая составная часть христианской этики осмысляется Феодосием Печерским на материале монастырской жизни. Кормление «убогих странников» — необходимый атрибут монастырской жизнедеятельности. Оно тесно связано с нравственным самосовершенствованием личности, с ее постоянной «работой» по спасению своей души. Милосердие в этом отношении выступает как «масло» в светильнике души. Феодосии Печерский подчеркивает в притче о десяти девах мудрых и пяти неразумных: несмотря на то, что первые выполняли все христианские правила жития, тем не менее для них «затворились двери человеколюбия Божьего», поскольку они «масла милостыни не принесли».
Милосердие как принцип равенства между субъектами рассматривается им и в другом произведении — «О вере христианской и латинской». Отстаивая принципы христианской веры, «милование» .как высший критерий в подходе к личности в трудной ситуации Феодосии Печерский считает важнейшей среди человеческих добродетелей, за которую следует воздаяние Бога. «Милостыню одаряй не только единоверцев, но и чужих. Если видишь раздетого, или голодного или от стужи или от какой беды страдающего, будет ли то иудей, или сарацин, или болгарин, или еретик, или латинянин, или язычник, лю-0од _ всякого помилуй и от беды избавь, если можешь, — и не будешь лишен воздаяния Бога». Христианский гуманизм позволяет Феодосию Печерскому подходить к человеку безоценочно, видеть только его проблемы и предлагать способы помощи. Именно этот принцип лежит в основе социальной помощи нуждающимся в XX в.
Однако милосердие осмысляется в контексте не только проблематики личности, но и христианских добродетелей. Кирилл Туровский последовательно развивает эту идею в притче «О человеческой душе», где по аналогии с мировым деревом жизни дается классификация христианских добродетелей. Дерево жизни, а в данном случае дерево добродетелей — традиционный для средневековой философии способ классификации. Рассматривая категории «смиренномудрие», «покаяние», «милосердие», «нищелюбие» и другие, Кирилл Туровский располагает их в определенной логике и последовательности. Основа дерева жизни — смиреннолюбие, его начало — покаяние. Ствол дерева — благоверие. От него исходят различные ветви. Каждая из них соответствует своему виду покаяния: «слезы, пост, частая молитва, милостыни, смирение, воздыхания и прочее». На тех ветвях находятся различные плоды, среди которых послушание, любовь, покаяние, нищелюбие. Таким образом, этический и онтологический смысл милосердия раскрывает в данных подходах его же социальную направленность, когда милосердие выступает необходимым атрибутом власти, принципом жизнедеятельности, отражает подходы других древнерусских книжников.
«Милость», «милосердие», «миловати», «милование» — не являются застывшими понятиями. Вот как происходит расширение их семантических значений и образование новых грамматических форм.
| XI в. | |
| Милостыня | — милосердие, сострадание, сочувствие; — подаяние; |
| Милость | —милосердие, сострадание, сочувствие; — благосклонность, особое расположение, любовь; |
| Милование | — сострадание, сочувствие милосердие; — прощение, снисхождение; |
| Миловати | — поддерживать, помогать. |
| XII в. | |
| Милостыня Милость Милование Миление | — благотворение, добрые дела; — милостыня, подаяние; — плата, жалованье; — готовность помочь, оказание милости; — сострадание. |
| XIIIв. | |
| Милость Милование | — прощение, снисхождение; — благосклонность, любовь. |
Впервые тема «милостивой» деятельности и ответственности субъекта за свои поступки появляется у Нестора в «Повести временных лет ». По словам Нестора, вся ответственность за бедствия на Руси лежит на ее правителях. Но когда они следуют заветам церкви, происходит расцвет Русской земли. Эти положения раскрываются в трудах Илариона и монаха Иакова, где в качестве аргументов они приводили страницы жизнедеятельности князя Владимира. Рассматривая княжение Владимира Святого как «образцовое», митрополит Иларион выделяет несколько причин: «закон был предтече и служителем благодати и истины», отказ от идолопоклонства, принятие «спасительного учения». Эти главные стороны его общественного реформирования, а также «щедроты и милостыни», творимые князем и особо хранимые в памяти народной, привели к социальной стабильности. В своей совокупности социальная деятельность князя Владимира построена на основе догматов церкви о милосердии, а потому и считалась идеалом и образцом для подражания следующим правителям. Иларион так характеризует социальную христианскую деятельность князя Владимира: «Ты был питателем алчущих, был прохладою для жаждущих, ты был помощником вдовицам, успокоителем странников, ты был покровом для не имеющих крова, ты был заступником обижаемых, обогатителем убогих...». В качестве субъекта охраны и защиты князь выступал как питатель, помощник, заступник, обогатитель. Здесь сфокусированы важнейшие функции социальной поддержки, такие как кормильчество, помощь, защита, материальная достаточность.
В древнецерковной славянской литературе русские книжники искали не только образцы литературных форм, но и образы. Идентифицируя их с русскими князьями, они выходили на анализ не только личностной, но и общественной проблематики. В сопоставлении личности князя с другими чтимыми церковью деятелями дается оценка социальных действий и поступков князя Владимира. «Князь же Володимеръ поревнова святыхъ мужь делу и житию ихъ, и возлюби Авраамово житие, и подража страннолюбие его, Ияково истину, Моисееву кротость, Давидово безлобие, Констянтина царя великаго, перваго царя крестьянскаго, того подражая правоверие». «Подража», перенимая принципы гражданского взаимодействия с общностью, а надо учитывать, что ведущей функцией князя была военная функция, князь Владимир, а иначе власть, строит новые отношения с миром, с отдельными ее группами на основе концепции милосердия. Гражданская политика князя строилась на следующих основных принципах милосердия: «везде милостыню творяша», «нагыя одевая», «алчныя кормя», «жадныя напаяя», «странныя покоя милостию», «перковникы чтя», «нищие, и сироты, и вдовицы, и слепые, и хромые, и трудоватыя, и вся милуя, одевая, и накорьмя, и напаяя». Возможно, что в концепциях княжеского милосердия появляются первые идеальные представления о социальных программах власти, первые социальные общественные утопии на отечественной почве.
Важная тема, которая проходит красной нитью в древнерусских сочинениях, — учение о богоустановленности власти, которая приобретает свой особый смысл в контексте концепции милосердия и правды. Учение о богоустановленности власти рассматривается в канонах христианских традиций. Однако русские книжники ставили вопрос не только о предначертании власти свыше, но и об особенной ответственности ее перед Богом. Эта особенность связана с правым судом, как основополагающей церковной доктриной. «Правда» как особая категория имела достаточно много толкований. Согласно словарю В. Даля, » правд а» — истина на деле, истина в образе, во благе, а также правосудие, справедливость. Особое звучание она получает при рассмотрении праведного суда.
Будучи помазанниками Божьими, представители власти должны вершить суд не только по справедливости, но и милосердно, ибо «елей они принимали как символ человеколюбия Божия». Милосердие в этом случае является непременным атрибутом власти, ее свойством. Митрополит Алексей в своем поучении обращается к представителям власти: «А князи и бояре и вельможи судите суд милостивно: суд без милости есть не створшему милости хвалится милость на суде... Суд бо Божий есть, судите люди вправду, и вдовиц и сирот, и пришлец, не обидите, да не возпиют на вас к Богу».
Особо стоят в этом ряду «Определения Владимирского Собора 1274 г.» — свод канонических текстов, определяющих и регламентирующих деятельность священников, их отношения с нуждающимися, с властью, в нем отражены этические принципы христианского социального служения.
В «Правиле Кирилла, митрополита русского...» раскрыты принципы исполнения обязанностей священника. Кирилл выступает против продажности церковного сана, запрещает брать «принос» от волхвов. При пострижении необходимо испытывать вновь приобщенного. Для этого изучают его биографию, «истяжают житие его», большую роль здесь играют соседи, знающие кандидата с детства, «из дети».
Помимо моральных качеств, таких, как ни сварлив, ни пьяница, «ни ротник» и «ни хищник», кандидат должен быть обучен, «грамоту добре сведати». Необходимо было при принятии сана его определенным образом испытать. В Правилах разъяснены «трудные вопросы», с которыми сталкиваются священники в процессе служения пастве.
В «Святительском поучении новопоставленному священнику» — продолжена тема морального долга и ответственности священника. В частности, говорится о моральных качествах, которые он должен воспитывать в себе: «добронравие», «святительское подобие», «любовь», «лощение», «трезвение», «оудержание».В тоже время священник должен быть добрым семьянином, «дом свой правдой строй», а также он ответственен за благонравное воспитание своих детей, «чада своих кажи и учи на добро».
Священник не должен брать «приноса», пока покаянием не очистятся грешники. «Поучение» среди них выделяет: еретиков, прелюбодеев, татей, разбойников, грабителей, властителей немилосердных, корчемника, резоимца, ротника, клеветника, поклепника, лжи послуха, волхва, потворника, игрьца и злобника. Применительно к ним, а также к пастве «духовным детям» предлагаются определенные меры воздействия, среди которых обучение, «исправление», запреты, епитимий, отлучения. Однако священнику самому необходимо идти к пастве, даже в тех случаях, когда его не зовут. «Убогих сирот, ли болит кто, ли оумрет, ли родит, слышав, и незван иди».
В «Послании Владимирского епископа к местному князю» даны определения тех дел, по которым епископатские суды, согласно установленным законам, могут вести дела. Подчеркивается, что князю и боярам в судопроизводство епископатских судов вмешиваться нельзя, поскольку они охраняют интересы людей церкви: «Клирошанам на потребу, и старости, и немощи, и недуг впадших чад мног кормление, нищих кормление, обидимым помогание, страным прилежание в напастех пособие, в пожаре и в потопе, пленным искупление, в гладе кормление, сиротам и оубогим промышление, вдовам пособие, худобе умиранье покровы и гробы и погребение, живым прибежище и утешение, а мертвым память». В перечисленных делах милосердия, которые отличаются от канонов Иоанна Златоуста, даны конкретные направления деятельности, которыми, вероятно, занималась церковь в данный период.
В «Поучении духовника исповедующимся» в логике христианской морали призывают добрых христиан следовать делам милосердия: призревать сирот и вдовиц, нищих и «страньна». Для призрения советуют выделять десятину от своих доходов, которую необходимо держать у себя. «Десятину же от всего имения своего ... держи у себя, да от того даешь сироте, и вдовице, и страному, и попу, и чернице, и убогим». Таким образом, десятина становится средством индивидуального вспомосуществования нуждающимся.
Данный памятник отражает основные направления первых представлений о процессе социальной помощи и поддержки в период раннего средневековья.
Та же тема милосердия и суда находит отражение и в светской литературе, особую роль здесь играет «Поучение» Владимира Мономаха и «Моление» Даниила Заточника. Так, «Поучение» Владимира Мономаха написано им для своих детей на склоне лет. Оно следует традициям толкования и комментирования Священного Писания: «Взял Псалтырь, в печали разогнул ее...» В данном случае происходит осмысление на фоне евангелических откровений определенных мыслей и страниц своей жизни. «И собрал я эти полюбившиеся слова и расположил их по порядку и написал». Надо сказать, что тема богоизбранности власти и ответственности ее перед ликом Бога пронизывает весь текст Владимира Мономаха. Призыв постоянно иметь в сердце страх Божий («в средневековой семантике это означает неустанное стремление отлучаться от зла, помнить тяжесть греха и ужас преступления») проходит рефреном через все «Поучение». Владимир Мономах считает, милосердие несет в себе определенное знание о мире, о человеке, о том пути, которому должен следовать «верующий человек», значит, от него требуется «научение», чтобыстать «благочестию свершителем».
Истинная социальная позиция предполагает личностное участие в судьбе обиженных, а также деятельностную активность в деле христианского самовоспитания. Последнее достигается путем очищения. Причем путь очищения он видит не в монашестве, не в затворничестве, не в голодании, а в малых делах. Для человека, обличенного властью, такой путь невозможен, хотя он не отрицает его для других, «которые иные добродетельные, претерпевают». Путь христианского научения для человека власти: покаяние, слезы, милостыня. Это те малые дела, благодаря которым «можно получить милость Божию».
Владимир Мономах показывает, что князю приходится находиться как бы в двух ипостасях, т. е. иметь личные христианские нужды и обязанности и обязанности, связанные с ответственностью перед миром. Личные нормы поведения несут в себе христианские традиции. Среди них — «напоить и накормить нищего», «навестить больного», «покойника проводить». Ответственность перед миром несут в себе как языческие, так и христианские нормы поведения. К языческим традициям можно отнести культ почетного гостя, однако он переосмысливается в контексте власти. «Простолюдин», «знатный», «посол» имеют одинаковые уровни приоритетности, поскольку от каждого из них зависит «прославление» и доброе и злое.
Что же касается отношения с миром, то оно строится с учетом существующих реалий. Вот как Владимир Мономах интерпретирует толкования Григория Богослова: «Ибо ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворение; хотя Бог несравненно больше благодетельствует, а человек меньше, сообразно с своими силами». Он по-своему переосмысливает это положение применительно к убогим: «Всего же более убогих не забывайте, но, сколько можете, по силам кормите...». В этом отношении происходит не только следование заповедям, но и их конкретизация применительно к сложившимся обстоятельствам. Можно сказать, правда, с некоторой долей условности, что здесь впервые закладывается тот «остаточный принцип» в деле общественного обеспечения, который будет использоваться на протяжении нескольких сотен лет. К примеру, вдовы и сироты как субъекты, наименее защищенные в миру, ибо на них не всегда распространялась общественная вира, должны быть под постоянным контролем и попечением власти. Поэтому не случайно рефреном проходят фразы — «дайте суд сироте, оправдайте вдовицу», «подавайте сироте и вдовицу оправдайте», «убогую вдовицу не давал в обиду сильным».
Князь ответствен за определенный общественный порядок. Он не должен давать «сильным губить человека», «бедного смерда», т. е. Мономах «не давал худых смердов в обиду сильным людям. Значит, уже в его время обозначалась борьба классов; сильные люди стремились поставить в зависимость мелких хозяев». Суд и защита князя не должны нести в себе насилие:
«Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души». Можно отметить, что ненасильственные меры наказания впервые применены Владимиром I (однако они вызвали определенное недовольство со стороны бояр и военной оппозиции). Возможно, Владимир Мономах учел печальные последствия применения христианских традиций в судебных разбирательствах на все население, весь мир. Здесь же, как мы видим, мера наказания распространена только на принявших христианскую веру, а потому за скобками остается мир языческий, «рядить» который можно по традициям отцов и дедов. Словом, также намечается отход от канонов отцов церкви, где милость распространяется независимо от конфессионального исповедания.
Милосердие как нравственный путь самосовершенствования — путь спасения не только одного субъекта, не индивидуальный акт. Оно является примером для потомков рода, когда личностное спасение указывает путь спасения «своему племени». Так, идеи соборности, единения находят отражение в догмате о милосердии. «Молод был и состарился, и не видел праведника покинутым, ни потомков его просящим хлеб. Всякий день милостыню творит праведник и взаймы дает и племя его благословенно будет».
Не менее интересно эта тема звучит в сочинении Даниила Заточника. По своему жанру «Моление» можно отнести к притче. Слово «притча» не имеет своего однозначного трактования. «Это слово изначально обозначало преткновение, прибавка к чему-либо, затем загадку, пословицу как прибавку к речи. Впоследствии слово «притча» стало обозначать образ, пример, аналогию, (подобие), нравоучительное и загадочное изречение, пророчество и, наконец, определенную литературную форму».
В отличие от «Поучения» Владимира Мономаха проблема ответственности у Даниила Заточника рассматривается как бы от лица нуждающегося, обиженного. Обращение к князю как защитнику и милостивцу имеет строгую логику и последовательность, схему раскрытия проблемы. Таким образом, можно говорить об определенной философии помощи.
Проблема соотношения княжьей помощи и нуждающегося ставится Даниилом Заточником, исходя из трактовки ее в Священном Писании: «...просящему у тебя дай, стучащему открой, да не отвергнут будешь царствия небесного». Иными словами, он подтверждает необходимость милосердия к нуждающимся как необходимый атрибут власти. Однако принципы защиты, которые должны выступать по отношению к личности нуждающегося как «страх грозы», «оплот твердый», разбиваются о мирские утилитарные принципы пользы. Автор обращает внимание князя на мир природы, мир Господа, где существует иная логика совместного существования. «Посмотри на птиц небесных — не пашут они, не сеют, но уповают на милость Божию; так и мы, господине, ищем милости твоей». Милость князя — это определенное спасение человека от оков нищеты. В своем сочинении Даниил Заточник показывает сущность нищеты, нищенства как явления, негативным образом влияющего на человека вообще и на его отношение с миром. Тем самым он как бы делает князя ответственным за происходящие изменения с нуждающимся. Нищенство изменяет отношения субъекта с миром, «бедный и на родине ненавидим ходит», «бедный заговорит — все на него закричат». Нищета пагубно влияет на близких нуждающегося, она трансформирует отношения, заставляет проявляться низменным чувствам: «Многие ведь дружат со мной и за столом тянут руку со мной в одну солонку, а в несчастье становятся врагами и даже помогают поставить мне подножку; глазами плачут со мною, а сердцем смеются надо мной». Апеллируя к книжной мудрости, Даниил Заточник рассматривает сущность бедности не только в жизненной стратегии человека (бедному приходится существовать в постоянных мучениях на протяжении всей своей жизни), но и в отношении факторов общественной патологии, ибо бедность тесно связана с «воровством», «разбоем», «распутством». В этом отношении он переосмысливает теологические подходы к нищенству как к святости, как к необходимому условию, как к атрибуту мирской жизни.
Психологически точно даются характеристики состояния нуждающегося человека, в литературных метафорах и тропах: «Как олово пропадает, когда его часто плавят, так и человек, когда он много бедствует», «всякий человек хитрит и мудрит о чужой беде, а в своей не может рассудить», «печаль человеку кости сушит», и т. д. Эти негативные последствия можно преодолеть, если человек будет огражден княжьей помощью.
И здесь с особой силой подчеркивается роль князя как помощника, который возвращает человеку смысл существования:
«...весна украшает землю цветами, а ты оживляешь людей милостью своею, сирот и вдовиц, вельможами обижаемых».
Заканчиваются размышления над сущностью власти в деле помощи и защиты обращением к князю, где формулируются основные принципы поддержки, внутренний смысл поступка:
«Да не будет сжата рука твоя, княже мой, господине, на подаяние бедным: ибо ни чашею моря не вычерпать, ни нашими просьбами твоего дому не истощить. Как невод не удерживает воды, а только рыб, так и ты, княже, не удерживай злата и серебра, а раздавай людям». По мнению Даниила Заточника, князь должен быть подобен «грозе». «Гроза» выступает здесь как принцип «самовластия», «дееспособности», «восстанавливать справедливость и пресекать беззаконие», она несет в себе защиту и поддержку нуждающегося.
Анализ основных тенденций концепции милосердия был бы неполным, если бы мы не рассмотрели подходы к милосердию с по зиций теории казней Божьих». Некоторые ученые (Л. Н. Смольникова, В. В. Мильков) считают, что идеи апокрифической литературы находят отражение в древнерусской философии, истории. Эти же идеи проявляются и в концепции милосердия. В сборнике «Мерило праведное» (см. статью «О вдовахъ и сиротахъ, да не обидите ихъ») возмездие за обиду сироты и вдовы принимаются как кара Божья за неправедный суд: кто обидит сироту и вдовицу, неправедно присвоит их имение, тот на себе испытает кары господ ни. «Горежевземшему...» «И погублю вы напрасно. И будуть жены ваша вдовы и ... ваша сиры». Кара Господня постигнет каждого, так как Бог является отцом сирот и мстителем за вдовиц. И лучше неправедному поджечь свой дом («огнь в свою хлев»), нежели обидеть сироту и вдовицу. Ибо тяжкое будет возмездие — «въ геену верженым быти». Социальная справедливость рассматривается в концепции христианского милосердия не только в дихотомии смысла правды и неправды, но и в противопоставлении справедливости Бога и несправедливости дьявола. Обижая вдов и сирот, субъект, по сути дела, восстает против Бога, принимая сторону дьявола («познайте сети дыавола»), а посему расплата неминуема. Причем *обида» не обязательно должна иметь материальное, вещественное наполнение, она может выражаться и в виде несправедливого обвинения, «клеветы», за которую также следует божественное возмездие.
Вопросы для самоконтроля и семинарских занятий
1. Какие основные подходы сложились в отечественной историографии социальной работы к проблемам княжеского нищепитательства?
2. Раскройте основные тенденции княжеского попечительства с Х по XIII вв.
3. В чем историческое значение княжеского попечительства в данный период?
4. Покажите, какие подходы в монастырской и приходской системе помощи появляются в городской культуре Древней Руси.
5. Какое влияние оказали древние византийские писатели на становление идеологии помощи и милосердия в древнейший период славянской истории?
6. Каковы идеи милосердия и спасения в литературном наследии древнерусских книжников?
7. Какое развитие получила теория «милостыни» в памятниках древней литературы X-XIII вв.?