Дорога в ад устлана отказными письмами

Я был одинок, и вскоре открыл несогласованные маннеризмы, делавшие меня непопулярным в школе. Одинокий ребенок, я занимался таким вещами, как написание рассказов с вымышленными персонажами, и думаю, что с самого начала мои литературные амбиции смешивались именно с чувством изолированности. Я знал, что могу легко обращаться со словами и имею силу спокойно лицезреть неприятные факты, и понял, что это создало для меня собственный мир, в который я мог погрузиться, дабы спрятать себя от каждодневной жизни.

Джордж Оруэлл, "Почему Я Пишу"

КРУГ ПЯТЫЙ - ЗАМКНУТЫЙ

20 января 1988

Брайен Уорнер 3450,

Бзнкс Роуд, 207

Маргейт, 33063

Джон Глэйэер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Юнион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Посылаю Вам мой первый рассказ "Вся Семья". Он написан специально для Вашего журнала. Предлагаю его на Ваше рассмотрение и надеюсь, что Вы сделаете возможной его публикацию. Заранее благодарю за время, которое Вы мне уделили и надеюсь на скорейший ответ.

Брайен Уорнер.

БРАЙЕН УОРНЕР

ВСЯ СЕМЬЯ

Он надеялся, что магнитофон до сих пор работал. Это был один из тех портативных магнитофончиков, что используются в школах и библиотеках. Тедди не понимал иронии своего поступка - Энджи знала, кто купил его для брата. Тедди вытер кровь, вымел волосы из угла и понял причину своего недовольства ситуацией. "Мама, очевидно, запретит мне смотреть телевизор", -резюмировал он, глядя на бардак, который устроил. "Черт с ней. Черт с ними всеми. Почему она обидела Пег? Почему?" Он пнул труп, лежащий за ним. Ее застывшие глаза смотрели на него с пустым очарованием. "Ты сука. Ты убила Пег." Мертвый взгляд его сестры не давал ответа. (Он удивлялся, почему) Он приподнял ее голову за волосы и увидел, что шея окровавлена и высохшая кровь на щеке образовала издевательскую тень. Зубы сестры были сжаты. Мама могла вернуться домой совсем скоро. Он должен был успеть выкопать могилу. Тедди встал и поплелся в комнату, где валялось изуродованное пластиковое тело Пег. Из бескровной груди торчал кухонный нож, а рот в форме буквы "О" застыл в немом крике. Он поднял голову Пег и тупо посмотрел на лишенную воздуха, безжизненную фигуру. Убаюкивая ее голову, он заплакал, и в каждой слезе были тысячи желаний вернуть ее назад. Он был рад, что Энджи умерла - он заслужила последний удар. Гладя волосы Пег, Тедди вдруг почувствовал неприятный запах, исходящий от сестры, лежавшей в нескольких шагах от него. Он понял, что это был запах мочи, так как она обмочилась при ударе. Тедди пнул ее еще раз и все по тому же поводу - она убила Пег. Он всегда был прав. Он поцеловл Пег в щеку и осторожно положил ее голову на ковер. Мама всегда говорила ему не прикасаться к Пег и не заниматься с ней оральным сексом, но он не хотел и слышать. Он слишком любил Пег. Когда мама прятала ее, он все равно умудрялся находить свою подружку и заниматься с ней любовью. Вернувшись в комнату, Тедди не преминул полюбоваться на Энджи в обнаженном виде. Раньше он всегда разглядывал ее белье в шкафу, но саму ее никогда не видел совсем раздетой…Он был очарован темным пушком между ног - у Пег такого не было. Он прикоснулся к ее бедру и резким движением откинул ее ногу. Бедняжка была уже совсем холодна, с момента смерти прошло около четырех часов. "Я ненавижу тебя,"- произнес он, глядя в глаза трупа. Он снова коснулся ее бедра, но на сей раз не отдернул руку, а медленно провел пальцами по коже до самой промежности и раздвинул ноги сестры окончательно. Он засунул руку во влагалище Энджи. Она была намного мягче Пег, и, хотя ее тело было холодно, внутри оно еще хранило тепло. Тедди почувствовал ужасное сексуальное желание по отношению к своей мертвой сестре, но вовремя остановился - мать могла вернуться совсем скоро. Она ненавидела разврат. Все, что она любила, так это шить и смотреть "Семью Фьюд". Ей очень нравился этот Ричард Доусон. Она была такая уступчивая и такая аморфная. Она была очень старомодная, и он так много старался от нее скрыть. Он имел Пег уже десять лет: когда ему было восемнадцать, он заказал ее по каталогу в порножурнале. Энджи тогда было всего лишь пять, но сейчас она превратилась в прекрасную молодую женщину. На самом деле он не хотел ненавидеть ее, но она убила Пег. Он побрел в гараж, взял лопату и принялся рыть яму в саду. Он должен был успеть. Почва оказалась мягкой, и не прошло и получаса, как могила была готова. Время поджимало, и он поспешил вытереть полотенцем кровь в комнате. Взяв Энджи за руки, Тедди оттащил ее на несколько шагов: лужица уже практически впиталась в ковер, оставив лишь темное пятно. Когда он тащил Энджи через гостиную, его посетила идея. Это была лучшая из идей, что когда-либо приходили ему в голову. Если бы его мама врубалась в разврат, ей бы неприменно понравилось то, что он придумал. Он бросил руки Энджи и вернулся в свою комнату. Вид растерзанного тела Пег вызвал в нем новый прилив боли. Рана на ее груди казалась еще больше, чем раньше. Но она была уже немолода, он знал это: может быть, это и к лучшему, что она умерла. Тедди выдернул нож, и отнес резиновое тело куклы на задний двор. "Прости, Пег", - сказал он, глядя в нарисованное лицо. Он не мог похоронить ее прямо сейчас - сначала надо реализовать свою задумку. Он должен был поторопиться. Вернувшись в комнату сестры, он снял джинсы и склонился над трупом. Запах смерти был едок и неприятен, но жизнь казалась ему более страшной.Он был больше, чем наблюдатель, а на разглядывание не оставалось времени. Он мог спрятать ее потом. Как Пег. И когда Тедди, отрешившись от всего, приступил к акту некрофилии, мамина машина медленно подъехала к дому. Мама смотрела из окна авто на кучи мусора, сваленные около дома и втихаря ругала сына. Это все он, проклятый Тедди. Совсем как его отец. Тедди наконец закончил свое грязное дело, но еще некоторое время не выходил из влагалища, продлевая сладостные мгновения. "Тедди, разве я не говорила тебе вынести мусор?" -провозгласила мать с порога входной двери. Она сморщилась, увидев крысу, перебежавшую ей дорогу. Целый список наказаний возник в ее голове, когда она проходила по гостиной. Тедди замер. Как объяснить все маме? Он должен спрятать Энджи. Если она увидит это… "Тедди!" Когда мать вошла в комнату, он смотрел на нее из своей нелепой позиции. Она возвышалась над ним, словно дерево над травинкой. Паника испарилась, он поспешно встал, натягивая штаны. "Тедди, почему ты не вывез мусорные ящики?" "Хм?" - он был явно сконфужен нелепым вопросом. "Ох, не волнуйся," - он оглянулся на Энджи. Помедлив секунду, сын выпалил: "Мама, это был позор, она убита," - он чуть не проговорился о Пег. "Хм, она мертва?" "Мама, я не хотел ее убивать!" -это была уже явная ложь. "Ты видел ее снова," - мать сияла. "Нет, мама, я больше ее не видел. Клянусь!" "Я говорила тебе не заниматься извращениями, но сейчас я поймала тебя, надругавшимся над мертвой сестрой. Что я могу сделать с таким негодным мальчишкой?" Ее слова ужаснули его. Что если она отлучит его от телевизора? Что если она заставит его снова принимать эти пилюли - как она их называла? Селитра? Он умел прятать их под языком, а потом незаметно выплевывать в окно. "Плохой мальчик должен быть наказан. Так мы сохраним семью вместе", - резюмировала она и изо всех сил ударила Тедди по голове железным бидоном, который не выпускала из рук. Оглушенный, он рухнул на ковер. Когда Тедди очнулся, первое, что он почувствовал - была боль в глазах, вернее, что-то с силой давило ему на веки. К его голому паху прижималась резиновая плоть Пег, а под ним была земля. Проклятая мама и ее шитье! Он дотронулся до век и понял, что они сшиты аккуратными стежками. "Тедди, - позвала мать сверху, - ты был плохим мальчиком. Ты не хотел приглядывать за Энджи. Ты как твой отец. Я тоже преподала ему урок." Он услышал, как она вонзила лопату в землю и взмолился о пощаде. Кусок земли упал на его лицо, закрыв нос и рот, его руки были крепко связаны. "Пусть семья воссоединится!" Мама закончила засыпать могилу, а Тедди все еще пытался освободиться. Он пробовал отплеваться, но рот был наглухо забит землей. Мама наверху все еще говорила о дисциплине и наказании, когда из-под его век просочились кровавые слезы.

15 марта 1988

Джон Глэйэер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Юнион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Брайен Уорнер 3450,

Бэнкс Роуд, 207

Маргейт, 33063

Привет, Брайен! Спасибо за "Вею Семью". Мне понравилась идея, но я бы предпочел кое-что немного изменить. Несомненно, Вы пишете очень неплохо и весьма убедительно, и мне хотелось, чтобы Вы прислушались к моему пожеланию. Во первых, Брайен, я рекомендую Вам ознакомиться с самобытным типом произведений, которые мы публикуем - подпишитесь на Ночные Ужасы" Я могу выслать Вам следующие четыре номера всего лишь за 12$ на первый год и по 16$ на последующие года. Я надеюсь. Вы здорово сэкономите на этой подписке - более 35% - и заодно поддержите нашу кровожадную компанию. Если Вы серьезно намерены посылать свои работы в наш журнал - мы платим два с половиной цента за слово - дерзайте, пуст" наш журнал станет Вашим ключом к удаче.

С уважением, Джон Глэйэер, редактор.

28 марта 1988

Брайен Уорнер 3450,

Бэнкс Роуд, 207

Маргейт, 33063

Джон Глэйзер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Внион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Уважаемый Джон Глэйзер! Огромное спасибо за ответ. В конверте Вы найдете чек на четыре номера Ночных Ужасов. Я горю желанием получить первые выпуски. Высылаю Вам свои три новые небольшие поэмы - "Частица Сопротивления", "Цветное Стекло" и "Отель Галюциноген". Надеюсь, они больше придутся Вам по вкусу. Спасибо за Ваши замечания, жду ответ на мою подписку.

Всегда Ваш, Брайен Уорнер.

ЧАСТИЦА СОПРОТИВЛЕНИЯ

Когда вилка поедает ложку,

А нож колет

Лицо, отраженное в тарелке,

Обед окончен

ЦВЕТНОЕ СТЕКЛО

В тишине храма

Преклони колени

В поисках епитимьи

Когда идеалисты со вставными челюстями

Бросят бифштексы на блюдо

Зажгите свечи для грешных

Зажгите огонь!

Пророк-самодур, протестант-сказочник

Скажет диатоническую догму

И небрежно выпотрошит вас

Молись, Сходись!

Мир выглядит лучше через цветное стекло.

Зажгите свечи для грешных

Зажгите весь этот мир!

Ложь, Вероломство, Фальсификация

Все они словно губки, желающие

ВпитатьТретичные реалии жизни.

ОТЕЛЬ ГАЛЮЦИНОГЕН

Лежа в постели в созерцании

Завтрашнего дня, спокойно медитируя,

Я смотрю на одинокое пустое пятно

И замечаю, что мои глаза

Смотрят вверх, вниз и под множеством разных углов,

И я чувствую, что мое внимание отвлекается в сторону

От пустого экрана перед моими глазами

И переходит на пирамиду из восьми пустых пивных банок.

Я смыкаю веки и думаю,

Сколько часов прошло с тех пор,

Как я построил это удивительное сооружение

Из жестяных банок?

И я ли создал все это?

Или кто-то другой?

Я открываю глаза и снова смотрю на пирамиду.

Но пирамида вдруг превращается в пылающий костер.

Что за пророчество пришло ко мне

В образе гостиничного разносчика заказов,

Не волнующегося об этом послании,

А желающего только принятия его мной?

Но я не паду жертвой

Этого откровения неуместности.

Я не хочу признавать это извращение мысли.

Я не хочу

Я бросаю подушку

В эту адскую могилу, чтобы сохранить глаза

От ужасающего понимания,

И я слышу грохот падающих семи пустых банок,

Не восьми - Судьба ли это, дающая

Одному выжить?

Почему этот одинокий оловянный солдатик

Стоит, не повинуясь моей подушке.

Несущей разрушение?

Далее по какой-то непонятной, бредовой причине.

Банка начинает разрываться от горьких рыданий.

Скорбит ли она об ушедших друзьях,

Бывших для нее семьей?

Но нет, не в этом причина.

Это плачь дитя об ушедшей матери.

Кричащий ужас крушения надежд.

И эти вопли и стоны, не способные поднять

Раскиданные банки,

И я не верю своим глазам,

Этой уступке

Жестяных банок, поющих в какофонии

Своего маленького бунтарства,

Сопротивляющихся моей Доктрине Уничтожения,

Моей подушке (лежащей под кучкой жестяных анархистов).

Я боюсь, боюсь этих баночек,

Этих бунтарей-нигилистов,

Особенно одну, рыдающую как ребенок,

Я понимаю, почему мой страх растет,

Создает стену вокруг кровати,

Заглушает все вокруг,

Но этот рыдающий ползет по стене,

Не Великой Китайской, а, скорее, Берлинской.

Он начинает говорить.

Его слова глухо доносятся

Из дыры в его голове,

Словно похоронная музыка:

Глубокая, резонирующая

И печальная.

Он говорит мне: "Сдавайся своим снам.

Мы маемся весь день,

Планируя твое обслуживание,

И очень невежливо игнорировать нас."

Я непроизвольно клюю носом

И он закрывает мои глаза

Нет!

Он дает мне защитные очки

И я засыпаю в тени.

Засыпаю в поле гиацинтов.

Вскоре я выплываю из сна и встаю,

Расчесывая спутанную шевелюру,

И иду в кухню,

Открываю морозильник,

И достаю очередную банку пива,

И когда я начинаю пить,

Я слышу плачь брошенного дитя.

5 июня 1988

Брайен Уорнер 3450,

Банке Роуд, 207

Маргейт, 33063

Джон Глэйэер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Юнион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Уважаемый Джон Глэйэер! Я получил первый выпуск Ночных Ужасов две недели назад и прочитал его целиком. Мне все понравилось, особенно рассказ Клайва Баркера. Единственное, я не получил ответа о своих стихотворениях, которые посылал Вам вместе с чеком на подписку. Я настроен еще более решительно на публикацию в Ночных Ужасах. Мне кажется, что это идеальное место для моих работ. Пожалуйста, напишите, прочитали ли вы мои стихи и согласны ли, чтобы я прислал Вам что-нибудь еще.

С уважением, Брайен Уорнер.

8 июля 1988

Джон Глэйзер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Внион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Брайен Уорнер 3450,

Бэнкс Роуд, 207

Маргейт, 33063

Привет, Брайен! Рад Вас слышать. Спасибо за теплые слова о нашем журнале. Да, я прочитал Ваши поэмы и порадовался им, но не думаю, что они подойдут для Ночных Ужасов. Простите, что я не ответил Вам сразу. Но прошу Вас, не бросайте Ваше занятие, мне действительно нравится то, что Вы делаете.

Всегда Ваш, Джон Глэйзер, редактор.

Наши рекомендации