Девять с половиной дней

Запыхавшаяся, я прибежала к Мицкевичу почти одновременно с девятым ударом часов. Я быстро обошла памятник, высматривая высокого блондина с лицом, отмеченным благосостоянием (описание Лешека). Распознаю я его среди других? Достаточно ли окажется моего английского? Я обежала Адама дважды. Нету его. Уже три минуты десятого, а эти датчане обожают пунктуальность. Наверно, он подождал три секунды и ушел. Но куда он мог пойти?

— Ты, наверно, и есть Малина? — услышала я за спиной. — Извини, что опоздал, но была чудовищная пробка.

Я обернулась и увидела почти двухметрового великана в серых брюках. Под тоненьким свитером с норвежским узором рельефно выделялись бицепсы, трицепсы, дельтовидные, грудные, трапецеидальные, разнообразные брюшные и спинные мышцы. В сумме более девяноста килограммов мускулов, драпирующих мощный костяк. В дополнение к этому опаленное морским солнцем лицо блондина, беззаботные голубые глаза, мощный подбородок и прямой, короткий — скандинавский — нос. Современный символ беспечности и благосостояния.

— Мистер Яспер Педерсен? — протянула я руку.

— Вполне достаточно Яспер. — Он взглянул на мою руку. — Я должен поцеловать?

— Вполне достаточно крепкого пожатия. — Ну что ж, взаимное представление мы прошли. — Что вы хотите осмотреть в нашем прекрасном городе? Куда бы вы хотели пойти?

— Нельзя ли в какой-нибудь бар с подачей кислорода? — пошутил он.

— Вы, наверное, ехали по Аллее?

— Если только это можно назвать ездой. Два километра в час.

— Кошмар, правда? — спросила я, не скрывая гордости.

— Такси у вас нужно снабжать противогазами, — улыбнулся он.

— Недельки две-три, и вы привыкнете.

— Если доживу. Я чувствую, как меня со всех сторон атакуют миллиарды свободных радикалов.

Эх вы, скандинавы! Больно вы зазнаетесь. Наверно, от переизбытка кислорода. Должно быть, я состроила грозную мину, потому что Яспер поспешно добавил:

— Шучу, Малина, шучу. У нас в Копенгагене тоже и пробки, и миллиарды свободных радикалов.

— Правда? — Я изобразила изумление. — Ну хорошо. Куда идем?

— Я бы с удовольствием чего-нибудь перекусил.

— Какие-нибудь особые пожелания имеются? Китайская кухня? Мексиканская? Итальянская?

— Мне бы хотелось съесть обычный завтрак. Что-нибудь без проростков сои, спагетти и соуса чили.

Я отвела его в вегетарианский бар. Мы заказали яичницу из четырех яиц и ведро хлопьев с молоком. А для меня соевый кофе.

— Что ты делаешь в Польше? — поинтересовалась я.

— Да, собственно, ничего. Отдыхаю, осматриваю, — прямо тебе викинг на отдыхе.

— А почему именно Польша?

— Понимаешь, я объездил чуть ли не полсвета, побывал в Южной Америке, в Индии, Новой Зеландии. А тут никогда не был. — Он извиняющеся улыбнулся. — Вот я и подумал, что пора посмотреть, кто нам отравляет Балтику, убивает беззащитных медуз.

— Вы, скандинавы, вроде бы такие экологисты, а китов убиваете без всякого сожаления.

— Это не мы, норвежцы. Два разных народа, как русские и поляки. Вроде бы и те и другие славяне, а какие различия! Возьмем, к примеру, алкоголь. Средний русский пьет больше.

— Зато нам принадлежит рекорд мира, — похвасталась я.

— Да, слышал.

— А что еще ты знаешь о Польше?

— Немного. Сплошь статьи из энциклопедии: Шопен, Валенса, полонез, Кислевский. Разумеется, Папа, соленые огурцы и польская шинка. Пожалуй, все.

— В общем немало. Я про Данию столько не знаю.

— А что ты знаешь?

— Что? — задумалась я. — Андерсен, Гамлет. Разумеется, Ларс фон Триер и банда Ольсена. Нет, разве это не поразительно, что мы знаем столько об Америке, которая находится за тысячи миль отсюда, и не знаем соседа, который живет за межой?

— А что тут удивительного? Американцы — большие специалисты по саморекламе.

Мы допили кофе, и мне уже пора было бежать на собеседование. Яспер предложил сопровождать меня.

— Заодно посмотрю на один из самых старинных университетов Европы, а ты будешь чувствовать поддержку. Само собой, счетчик работает.

Никогда еще я не получала денег за участие в сдаче экзамена. Но если Ясперу хочется платить... Минут пятнадцать нам пришлось подождать. Яспер делал вид, будто читает объявления, а я делала вид, будто не нервничаю. Внезапно дверь отворилась.

— Входи, Малинка. — Профессор широко улыбался, демонстрируя пустоты на месте последних зубов.

Я вошла. Мне задали несколько вопросов, я отвечала, что хотела бы вести исследования на тему интеграции и сотрудничества стран балтийского региона. Мне это пришло в голову в последний момент.

— Это должна быть работа на стыке социологии, управления и экологии с использованием новейших статистических методов.

— Отлично! — обрадовался директор, борец за экологию и любитель статистических методов.

— Благодарим вас, пани Малина. Это все.

Я вышла.

— Уже? — удивился Яспер.

— Да. Несколько простеньких вопросов — и дело сделано.

— Меня уверяли, что поляки страшно сдержанные, а ты такая бесшабашная.

— Я только притворяюсь бесшабашной, а душа у меня в пятках. Я даже не помню, о чем меня спрашивали. Интересно, как я там выступила?

— Превосходно, Малинка, выпускница и без пяти минут аспирантка, — заверил меня профессор, появившийся из боковой двери.

— Если меня примут, это будет замечательно.

— Да, но не забывай, что аспирант — это нечто среднее между курьером и уборщицей, — остудил мой пыл профессор.

— Главное, чтобы мне было чем заниматься в ближайшие четыре года. У меня была бы цель.

— Да, цель — это очень важно. Но мне пора. Да, вот еще о чем я хотел бы спросить... — Профессор смущенно кашлянул. — Не могла бы ты поговорить со своей бабушкой, чтобы она приняла меня?

— Погадать?

— Ради бога, тише! Зачем же всем слышать?

— Малинка, ты что, знаешь хорошую гадалку? — выглянула из секретариата пани Чеся.

— Мою бабушку.

— Тогда запиши и меня, ладно? Вместе с паном профессором.

— Я еще не уверен, что пойду, — пробурчал профессор.

— Тут нечего стесняться, — защебетала пани Чеся. — Все великие этого мира ходили к гадалкам. Политики, диктаторы... О, простите! Я вовсе не имела в виду, что пан профессор... — Пани Чеся прервалась, ища подходящие слова. Но, видно, в голову ей ничего не пришло, так как она сменила тему: — Малинка, ты слышала про Пызяка?

— Да, что он разбился.

— Нет.

— Не разбился?

— Разбился, но я собиралась сказать не об этом. Поступили самые последние сведения. Сенсация. Жена доктора Пызяка привезла с Канар его останки, точнее сказать, то, что удалось собрать, а именно голову. Сделали вскрытие, даже не знаю зачем. Ну и все стало ясно.

— Что ясно? — заинтересовался профессор.

— Почему наш доктор Пызяк так обошелся с Касей и несколькими другими студентками. Потому что, мои дорогие, у него была опухоль, опухоль лобной доли мозга.

* * *

Ну не поразительно ли? Маленький вырост величиной с вишню может превратить человека в изверга.

* * *

В среду объявили результаты. Я прошла! И вдобавок мне назначили стипендию — целых 800 злотых. Яспер дал мне выходной, чтобы я оформила все бумаги в институте. Это прошло молниеносно, пани Чеся вручила мне аспирантский матрикул, и я отправилась в обход по библиотекам. Я продлила четыре читательских билета, записалась в две новые библиотеки. Научную я оставила на самый конец, учитывая сложнейший процесс получения там книг.

БОРЬБА ЗА КНИГУ

Прежде чем устремиться в каталог, то есть в зал, до краев заполненный библиографическими карточками, следует избавиться от верхней одежды. Но внимание! Если — о ужас! — на твоем пальто или плаще отсутствует вешалка, то даже и не пытайся приближаться к гардеробу. Ты только зря потратишь драгоценное время — свое, гардеробщиц и других участников гонки. Лучше приди сюда снова, когда приведешь свою верхнюю одежду в требуемую норму. Но если же драгоценная вешалка у тебя наличествует, можешь смело становиться в очередь. Сними пальто заранее и держи его, готовая подать гардеробщице. Дополнения сложи отдельно в полиэтиленовый мешок, иначе рискуешь стать участником нижеследующего обмена репликами:

— Не засовывать шапку в рукав, а то выпадет и пропадет. А я платить за нее не собираюсь.

— Да вы ничем не рискуете, тут же написано, что библиотека не несет материальной ответственности за оставленные вещи.

— Не умничать, а положить шапку куда положено. Куда?

— В... в библиотеку.

— Мне нужно знать точно. Скорей, тут выбирать нечего, это не кафе!

— Ну-у... в каталог, а потом, может, в журнальный зал.

— Даю номерок для идущих в каталог, потом следует обменять. За потерю штраф! Дальше!

Сжимая в ладони бесценный номерок, ты по крутой лестнице всходишь на второй этаж. Входишь в зал, где находится каталог, и смиренно ждешь, когда освободится компьютер, чтобы выбрать из меню то, что ты хочешь взять. Через час тебе удается заполнить два десятка требований. Бросаешь их в коробку, напоминающую почтовый ящик, и они летят куда-то вниз. Я всегда представляла, как они медленно, подобно осенним листьям, падают внутри узкой трубы. Попадают они на дно сборника, находящегося в огромном подвальном зале, полном стеллажей с книгами. Между стеллажами молча бродят библиотекари. У каждого на голове шахтерская каска с фонарем, а в руке пачка требований, выбранных из сборника. Найдя нужную книгу, он кладет ее на один из множества конвейеров, а те поднимают книги на поверхность.

Процесс поиска книг длится два часа, которые нужно как-то убить. Лучше всего, развлекаясь заполнением следующих требований. Наконец идешь в абонемент и начинаешь с поиска возвращенных требований. Вот они, твои, украшенные следующими надписями: «выдано», «требование заполнено неверно», «книга в переплете», «неразборчиво», «отсутствует номер читательского билета!!!», «выдается только в читальном зале».

Итого по шестнадцати требованиям отказ. «Не так уж плохо, — думаешь ты, — четыре книги я все-таки получу». Подаешь свой читательский билет. Библиотекарь приносит книжки.

— Подождите, я проверю, нет ли каких-нибудь ограничений.

И он принимается просматривать книги.

— Эта только в читальном зале, — объясняет он, — брошюры мы не выдаем на дом. Эту тоже нет, она издана до семидесятого года.

— Хорошо, я возьму остальные две.

— Минуточку, а что вы изучаете?

— Управление.

— А это книжка для детей. Выдается только студентам педагогического и дошкольного факультетов.

— Ну что поделать, — обреченно говоришь ты, — отложите. А последняя?

— Эта? — Лицо труженика абонемента озаряется гордостью. — Эту мы можем вам выдать.

* * *

Последующие дни мы вместе осматривали город. Я даже не подозревала, что в Кракове столько памятников архитектуры. Но спасибо датским путеводителям.

— Знаешь, Малина, — заметил Яспер, — получается, не ты мне, а я тебе показываю город.

— Возвратить деньги?

— Да я же пошутил.

Мы сидим в китайском ресторане. Короткий перерыв на ланч.

— Что заказываем? — спросила я.

— Безразлично, — ответил Яспер, — потому что все будет иметь вкус курятины. С большим количеством глютамината натрия.

Мы сделали заказ. Девушка в платье с драконами принесла на подносе две тарелки. Мне — жареные овощи с макаронами, Ясперу — рис с овощами и рыбу.

— Вкусно? — поинтересовался он.

— Хочешь попробовать? — предложила я.

— Хорошо. А я тебя угощу своим. Ну как?

— Не вижу разницы. Курица, проростки сои, грибы мун, глютаминат натрия.

— Но у меня грибов чуть побольше. — Яспер внимательно разглядывал накрошенные овощи.

— Поэтому ты больше заплатил.

— На целых семь злотых. Не знаю, выгодная ли это сделка.

Мы продолжили есть. Вдруг Яспер оторвал взгляд от тарелки.

— Что ты делаешь завтра вечером? Когда стемнеет?

— Скажи мне это, — ответила я цитатой из фильма.

— Мы могли бы встретиться?

— Вполне. — Вот идеальная гидесса. К услугам двадцать четыре часа в сутки. И не задает никаких вопросов.

— Наверно, ты хочешь знать, почему когда стемнеет?

— Шеф платит, шеф имеет право.

— Понимаешь, Малина... Я бы хотел серьезно поговорить с тобой, и мне необходим соответствующий настрой. Иначе я просто не смогу сказать.

— Понятно.

Мы покончили с нашими порциями. Яспер заплатил, и мы вышли. Наполненные курятиной, жареными овощами, соевыми проростками, глютаминатом натрия. Яспер — грибами мун, а я — любопытством.

* * *

О чем он хочет поговорить? А вдруг он влюбился? Надеюсь, нет. Хоть Яспер и мужик что надо, во мне ничто не дрогнуло. А может, и негде дрогнуть?

* * *

И вот мы сидим, полька и датчанин, в итальянском ресторане. Пьем французское вино и дожидаемся спагетти с греческой фетой. Из репродукторов льется ирландская музыка. На мне испанская куртка, на Яспере шведская блуза. От нас пахнет немецкими дезодорантами. Разговариваем мы по-английски. Глобализация.

— Не знаю даже, с чего начать, — промолвил Яспер.

— Лучше всего с начала.

— Видишь ли, Малина, я влюбился...

Черт! Так я и знала!

— Может, тебе только кажется?

— Я еще никогда не был так уверен в своих чувствах. И поверь мне, разъезжая по свету, я встречал много девушек. Но в этот раз все совершенно иначе.

— Настоящая любовь?

— Проблема в том, что я не знаю, каковы мои шансы.

Ну что я ему могу сказать? Пачкать мозги туманными обещаниями или сразу предложить дружбу?

— Все зависит от тебя. — Он беспомощно смотрел на меня своими голубыми глазами.

— Яспер, я... я даже не знаю...

— Но без тебя я никак не смогу.

— Мне надо подумать.

— Я знал, что ты согласишься! Ты отличная девушка!

Я вздохнула. Может, любовь придет со временем, как говорят китайские мудрецы?

— Когда мы могли бы встретиться? — спросил он. — Разумеется, я плачу, тариф двойной.

Все это начинает идти куда-то не туда.

— Не знаю, хорошо ли мне брать деньги...

— Да ты что! Ты же не просто так их берешь. Тебя ждет тяжелая работа.

Вот она, скандинавская романтичность. Тяжелая работа за двойной тариф.

— Если ты ждешь, что...

— Не бойся, — прервал меня Яспер. — Я тоже буду делать все, что смогу. Но успех будет зависеть от тебя. Точней сказать, от гибкости твоего языка.

Ну, все ясно. Конкретные детали преподнесены на блюдечке.

— Как ты себе это представляешь? И где? — весьма резко начала я. Пусть не думает, что достаточно удвоить ставку, и у нас, блондинок, тут же сами сползают колготки.

— Я представлял себе какое-нибудь романтическое кафе, где не слишком много людей.

— По-моему, при этом вообще не должно быть людей.

— Собственно говоря, выбор зависит не от меня. Мы условились, что я пошлю ей мейл поближе к концу сентября, потому что она как раз тогда возвращается.

До меня что-то начало доходить.

— Кто возвращается? — спросила я.

— Она. Женщина моей жизни. Она должна мне написать, где и когда мы поговорим.

Я почувствовала огромное облегчение, словно кто-то снял с моей спины большущий рюкзак.

— Проблема в том, — объяснял Яспер, — что она не говорит по-английски. Ну, может, знает несколько слов. Я же практически не говорю по-немецки.

— И как же вы собираетесь общаться, когда будете вместе?

— Есть множество способов понять друг друга. Главное, чтобы она захотела быть со мной. Это необыкновенная девушка. Я никогда еще такой не встречал. Полнейшая внутренняя свобода, еще большая, чем у тебя. Другие планируют на десять лет вперед.

— Я знаю таких, у кого вся жизнь распланирована, — врезалась я.

— А вот она нет. Она радуется тому, что здесь и сейчас. Кроме того, она очень любит животных.

Не знаю почему, но я сразу подумала про Эву.

— А как она выглядит, эта твоя богиня? Волосы у нее случайно не черные?

— Нет, она натуральная блондинка. Следит за собой, но без крайностей. Она не из тех, кто ежеминутно подправляет помаду на губах. Но с мохнатыми ногами тоже не ходит. Просто идеал.

Как хочется, чтобы кто-то так сказал обо мне. И еще хочется знать, что так говорят обо мне.

— Ну так что, — возвращает меня к реальности Яспер, — берешься за роль переводчика?

* * *

Божество Яспера уже назначило время свидания. Третьего октября. В шесть часов в «Алхимии». Знакомое место. Интересно, на что она похожа. Наверно, серая бесцветная мышка. Но для Яспера она сверкает тысячами красок. Я ощутила легкий укол в левой стороне грудной клетки, там, где полагается находиться сердцу. Буду ли я когда-нибудь сверкать для кого-то тысячами красок?

— Наконец-то, — приветствовал меня Яспер.

Я увидела его уже издалека. Он нервно переминался с ноги на ногу и ежеминутно взглядывал на часы. А еще только без пяти шесть.

— Так еще только без пяти.

— Я хотел выбрать подходящий столик где-нибудь в сторонке. И вообще подготовиться.

— Только сейчас? — теперь уже занервничала я.

— Нет, то, что я буду говорить, у меня уже есть. Я имел в виду внутренне сосредоточиться.

— Ну что, заходим?

Мы вошли. Как можно было догадаться, кафе в это время было почти пустым.

— Заказать тебе что-нибудь?

— Я на работе не пью.

— Ну хотя бы кофе?

— Только без молока.

Сидим.

— Перестань то и дело смотреть на часы, а то сглазишь.

— Малина, она не придет.

— Придет. Такие внутренне свободные телки любят опаздывать.

— Нет, нет, она не телка.

Барменша принесла нам кофе.

— Уже семь минут седьмого, — отчаивался Яспер. — Я не выдержу этого напряжения.

— Успокойся, придет.

— Она, — прошептал он на все кафе.

Я сидела спиной к входу. Оборачиваться было неудобно. Ладно, увижу, когда подойдет. Черт, однако я тоже нервничаю.

— Хэллоу, — услышала я низкий голос, показавшийся мне знакомым. Я подняла голову. И увидела Иолу.

* * *

— Господи! Так это ты? — в несказанном изумлении выдавила я.

— Я, — подтвердила Иола, садясь рядом с Яспером.

— Ты осветлила волосы.

— Я просто перестала их красить.

— А я думала, ты натуральная шатенка.

— Вы знакомы? — спросил меня Яспер. — Это даже лучше.

— Для кого как. Ладно, начинай.

— Скажи ей, что я до сих пор вспоминаю наше пребывание на море. Хотел бы забыть, но не могу.

— Яспер до сих пор вспоминает ваше пребывание на море.

— И что дальше? — поинтересовалась Иола, жуя резинку.

— Скажи ей теперь, что я никогда еще не был таким влюбленным. Что не могу представить себе жизни без ее улыбки, развевающихся волос, голубого бикини.

— Он не может жить без твоих волос, улыбки и бикини.

— Бикини я могу ему подарить. Мне оно уже надоело. Нет, этого не говори. Это я просто пошутила.

— Так что мне ему ответить?

— Выслушай его до конца.

— О чем вы шепчетесь? — вмешался Яспер.

— Да так, женская болтовня.

— Сейчас, когда я готовлюсь сделать ей предложение?

— Серьезно???

— Ну конечно! И сейчас я его сделаю. Скажи ей, что я прошу ее руки.

— Так вот прямо?

— Говори.

Я откашлялась и обратилась к Иоле:

— Слушай внимательно, потому что повторять я не буду. Яспер говорит, что никогда не встречал такой девушки. Он считает, что ты чудная, необыкновенная, сексапильная, интеллигентная и очаровательная. Он никогда ничего подобного не чувствовал и потому был бы бесконечно рад, если бы ты приняла его предложение. Он мечтает жениться на тебе с первой минуты, как только тебя увидел.

— У вас поразительно сложный язык, — заметил Яспер, — по-датски это все укладывается в одно предложение.

— Дай мне докончить, — зашипела я на него. — Так вот, возвращаясь к предложению, Яспер спрашивает, не хотела бы ты провести с ним остаток жизни.

— Он хочет на мне жениться? — Иола взметнула брови. — Замечательно. А когда?

— Когда ты хотел бы заключить брак?

— Как можно скорей. Хоть завтра, — ответил Яспер. — Ты думаешь, у меня есть какая-то надежда?

— Посмотрим.

— Ну что? — спросила Иола.

— Он говорит, что вы можете заключить брак хоть завтра. Решать тебе. Ответить ему, что ты подумаешь?

— Я сама ему скажу.

Минута, исполненная напряжения. Иола откинула волосы. Облизнула губы.

— Яспер!

— Yes? — ответил Яспер, безуспешно пытаясь скрыть волнение.

— Deal[15].

7.10. Они женятся через месяц, тринадцатого ноября, а потом отправляются в голубую даль бороться за права гепардов. А потом?

— Еще не знаем.

И это говорит Иола.

8.10. Сегодня наконец возвращается Эва. Она прихватила две недели лишку. Для Эвы это совсем немного. Не могу ее дождаться. Мне столько ей нужно рассказать. Я успела убрать всю квартиру, постирала обоих шимпанзе, сменила рыбке воду. Еще час. Я хотела поехать на вокзал, но Эва мне отсоветовала. Неизвестно, сколько они простоят на границе, австрийские пограничники любят устраивать сюрпризы. Так что я дожидаюсь ее дома. Чем бы заняться? О! Давненько я не смотрела «Красивых и дерзких». Наверно, уже известно, кто отец ребенка Бруки. Я включила телевизор. И сразу попала на Бруки. Она стоит посреди комнаты с бокалом вина в руке. Ее лицо заполняет весь экран. Бруки напряженно о чем-то думает (это видно по челюстям, дробящим невидимый зрителям попкорн).

— Интересно, — спрашивает она зрительный зал, скрытый занавесом, — кто отец моего ребенка?

Финальные титры, платежная ведомость на фоне пальм. И опять надо ждать до понедельника!

Что это? Никак звонок? Я помчалась к двери. Эва!

— Я уж думала, ты не вернешься.

— Здравствуй, Малина, коллега, аспирантка.

— Уже знаешь? Ничего, у меня есть еще парочка новостей в рукаве. Слышала про Иолу?

— Через месяц выходит замуж за датчанина.

— Кто тебе сказал?

— Помоги мне лучше с сумками. Они весят не меньше тонны. И возьми от меня эти открытки. — Она подала мне пачку почтовых карточек, все из Испании.

— О господи, я совсем забыла про почтовый ящик! — Я принялась просматривать их. — «Поздравь защитницу гепардов». Значит, про Иолу ты уже знаешь?

— Знаю, знаю. Передвинь сумку.

— Черт! Но уж про Пызяка, наверно, не слышала.

— Разбился на Канарах, а перед этим свирепствовал из-за опухоли лобной доли мозга. Старые новости. А вот у меня зато есть для тебя несколько свежих булочек.

— Ну?

— Но сперва я должна умыться, поесть и только тогда расскажу. Есть что-нибудь кисломолочное?

— Кефир, пахта, два йогурта, творог.

— Смотрю, мы делаем успехи. Наша дорогая эгоистка наконец подумала о ближнем.

* * *

Девять часов. Эва приканчивает очередной йогурт, а я жду, просматривая открытки.

— Это мне и нужно было. Молочное с большим количеством бифидобактерий.

— Так что за новости?

— Минуточку. Сперва выброшу стаканчик. Сосредоточься и слушай внимательно, потому что повторять я не буду.

— Ну так...

— Лешек встретил истинную половинку.

— Он мне уже сказал. В Испании. Зовут Мигель, работает барменом.

— Новость номер два. Я с Томеком.

— Правда? Давно?

— С сентября. Он поехал в Льорет, чтобы забыть обо мне.

— И что?

— Мы встретились уже в первый день. На море. Правда, там всего два пляжа...

— Не боишься?

— Немножко. Но я звонила твоей бабушке, и она сказала, что все в порядке.

— Бабушке позвонила, а мне не могла?

— Я послала тебе тонну открыток.

— Я предпочла бы один короткий звонок. Я тут доходила от одиночества. У меня даже началась депрессия.

— Знаю, Лешек рассказывал. Наверно, потому ты не подняла трубку в день рождения.

Потому. Но сейчас мне не хотелось к этому возвращаться. Будет следующий день рождения.

— Вроде бы Испания так далеко, — сменила я тему, — а до тебя все дошло.

— Кстати о сплетнях. Знаешь, что у твоей мамы есть жених?

— Не может быть! А как же папаша?

— Они разводятся. Ирек уговорил ее по телефону. Наверно, он заплатил кучу денег. Телефонный разговор с Германией страшно дорого стоит.

— Так ты знаешь и о том, что Ирек уехал? У кого такой длинный язык?

До сих пор рекордсменом была я.

— Я не выдаю имена своих агентов. А хочешь знать, с кем крутит твоя мама?

— Со Сташеком? Когда-то он грозился, что когда закончится отвыкание...

— Ответ неверный, — прервала меня Эва. — Никогда не догадаешься, поэтому я скажу. Богуслав Губка. Врач-психиатр.

Губка? Господи, теперь мне все понятно. Бедный Губка!

23.10. Продолжаю свыкаться с переменами. Столько информации за один раз может вызвать потрясение. Иола выходит замуж, мама тоже (на Пасху), а я? Я делаю первые шаги как аспирантка. Веду занятия. Даю задания на дом (но никого не проверяю, потому что неловко как-то ставить пары). Пытаюсь проводить собеседования, но в результате получается, что говорю я одна. А студенты? Самое большее, пробуют сменить тему. Вчера, например, мы перешли к проблеме наркотиков.

— Пани магистр, как вы считаете...

— Я просила не обращаться ко мне «пани магистр», — не дала я досказать. — Это звучит чудовищно.

— Тогда, может быть, «маги»? — предложил какой-то смельчак, видимо любитель Млечко.

— Можете обращаться на «вы» или даже на «ты». Но вернемся к наркоманам... Наилучшее определение дал Курт Воннегут. Он сказал, что, когда люди не могут ничего изменить вокруг себя, они пытаются изменить что-то внутри. И начинают экспериментировать. Одни обращаются к лекарствам, другие — к мистическим религиям, а третьи — к наркотикам.

— Клевая теория, — оценил круглолицый блондинчик, сидящий за первым столом. — Так мы можем идти? Уже второй час.

И они унеслись, не ожидая разрешения.

Чихали они на старую занудную картонную дурилку.

25.10. Снова занятия по социологии. Я пришла чуть пораньше, чтобы подготовиться. За десять минут до начала ко мне подошла симпатичная шатенка в роговых очках. Гладко причесанные волосы, лицо, не оскверненное пудрой. Отличница.

— Простите, — чуть слышно обратилась она ко мне. — Я пришла раньше, потому что у меня просьба.

— Да?

— Понимаете, я интересуюсь проблемами наркоманов и... и хотела бы спросить, не могли бы вы назвать мне какие-нибудь фамилии.

— Но у меня нет знакомых наркоманов.

— Нет, вы не поняли меня. — Девочка поправила очки. — Я имею в виду фамилии авторов, занимающихся проблемами лечения наркомании.

— Авторов? Тоже не знаю.

— Позавчера вы упомянули психолога, который пишет на эту тему.

— Воннегута? — на всякий случай удостоверилась я.

— Да, — обрадовалась она.

— Но он вовсе не психолог.

— Нет? — удивилась шатенка.

* * *

— Действительно нет? — пошутила Иола.

— Знаете, что меня окончательно добило? Она ведь вправду отличница.

— Они, похоже, ничего не читают.

— Читают, — возразил Лешек. — Краткие пересказы книг, включенных в программу, мемуары Ди Каприо, а также десятки пособий о том, как заработать сто миллионов, использовать энергию космоса, а также очаровывать всех подряд мужчин или женщин.

— Ворчим, как старые тетки.

— Меня прошу вычеркнуть из числа старых теток. Мы вместе с Томеком как раз переживаем первый месяц учебы в институте.

— Он моложе Эвы на семь лет, — объяснил Иоле Лешек.

— Здорово! — воскликнула она. — Значит, ты дольше будешь ходить на всякие увеселения.

А еще два года назад Иола прочла мне такую вот проповедь.

ПРОПОВЕДЬ ИОЛЫ

— Малина, я хотела бы серьезно поговорить с тобой, — начала она, предварительно плотно закрыв дверь своей комнаты. — И знаешь на какую тему?

— Похоже, догадываюсь. — Неделю назад я призналась ей, что кручу с парнем, который на два года младше меня. — Речь пойдет об Игоре?

— Именно о нем. А точней, о разнице в возрасте, которая разделяет вас.

— Разделяет? Между нами всего два года.

— Целых два года! — загремела Иола. — Когда он будет двадцатисемилетним молодым человеком, ты будешь женщиной средних лет, склоняющейся к старости.

— Ты шутишь! Алли Макбил тридцать лет, а она вовсе не выглядит женщиной средних лет.

— Это освещение и калифорнийский воздух. В Кракове он у нас совсем другой.

— Так что мне делать? — поинтересовалась я в полном отчаянии.

— Я ничего не могу тебе диктовать.

— Я прошу всего-навсего совета.

— И советовать тоже. Решение ты должна принять сама. Скажу только одно. Виктор старше меня на год, а я все равно чувствую угрозу. Потому что через некоторое время он будет привлекательным сорокалетним адвокатом, а я...

— ...тридцатидевятилетней старушкой, — закончила я за нее.

* * *

Потому-то мы редко признавались Иоле, когда крутили с парнями: моложе себя. Эва держала Томека в секрете вплоть до сегодняшнего дня. И вдруг пожалуйста. Единственная реакция — исполненное энтузиазма восклицание.

— Иногда на меня находят тревожные мысли, — продолжала Эва. — Я думаю: а что будет через несколько лет?

— Что будет? Да не бери в голову, — посоветовала Иола. — Может, вообще уже ничего не будет.

27.10. А если Иола права? А если через несколько лет вообще ничего не будет? Так что не стоит тревожиться о будущем, надо жить полной грудью. Здесь и сейчас. Ловить ощущения, как бабочек.

28.10. Легко сказать — ловить! А где взять такой сачок?

11.11. На послезавтра назначено бракосочетание Иолы и Яспера. И оно состоится, только где-то в Греции.

— Так будет гораздо романтичней, — сказал мне по телефону Яспер. — Только мы. Море и ветер. Мы пришлем вам фотографии.

— Что они сказали? — спросил Лешек.

— Что пришлют фотографии.

— Черт, а я пригласил на их свадьбу Мигеля. Надо ему позвонить, предупредить.

— Какой ты стал, однако, заботливый, старина, — отметила Эва.

— Само собой. О половинке надо заботиться. Второй уже не будет.

— А откуда ты знаешь, что это подлинная, а не моделиновая или ситуационная?

— Потому что мне ничего не надо изменять, а кроме того, она совпадает со мной в любых ситуациях, в любое время и при любых условиях.

— У тебя есть его фото? — заинтересовалась я.

— Разумеется, я всегда ношу его в бумажнике. Оно не самое лучшее, но даже на нем видно, какой он, Мигель. Впрочем, сама увидишь.

Я взяла фотоснимок величиной с пачку сигарет. Наверное, пляж. А на нем мускулистый мохнатый брюнет в лазоревых стрингах и с огромным количеством геля на волосах.

13.11. Что приводит к тому, что заурядный парень, каких вокруг тысячи, внезапно превращается в половинку? Быть может, вместо того чтобы искать идеал, стоит как-то отрегулировать зрение?

15.11. Сегодня Томек впервые пришел к Эве. Позвонил и вошел, не дожидаясь приглашения.

— Пани Малинка! — обрадовался он, увидев меня.

— Только без «пани». Достаточно того, что я ежедневно слышу это от студентов. — Я окинула его взглядом от пяток до кончиков волос. — Из тебя получился крепкий мужичина. Такие мускулы сами нарастают?

— Нет, им нужно немножко помогать в тренажерном зале. Особенно если есть склонность к полноте, — вздохнул он, после чего окинул меня взглядом от пяток до кончиков волос. — А ты, Малинка, тоже неплохо выглядишь. Три года назад глаза и губы у тебя были вроде поменьше.

— Просто я крашусь чуть по-другому, — объяснила я. Про нос ему знать незачем. — А как твои зубы?

— По-прежнему борюсь с кариесом, но уже не так яростно, как когда-то. Благодаря Эве.

— Это похвально.

— Эвита говорила мне, что вы вместе живете. Отлично, посидим втроем...

— Увы, не посидим, потому что я ухожу. У меня куча срочных дел, — соврала я.

* * *

Куда может отправиться одинокая, никому не нужная преподавательница, к тому же аспирантка? Правильно, в свое родное высшее учебное заведение. Посижу там за компьютером, подготовлюсь к семинару. Может быть, закончу статью. Уж не так ли и начинается научная карьера?

25.11. Ненавижу неразрешенные проблемы, неоконченные дела, неприкрытые двери. Потому я навестила Вальдека. Сегодня утром. Стучалась я не меньше пятнадцати минут, прежде чем за дверью проявились какие-то признаки жизни.

— Кто там? Ты? А ты знаешь, который час?

— Восемь утра. Я просто боялась, что позже тебя не застану. А я хотела поговорить с тобой и закрыть ту проблему с кино.

— Ты что, хочешь сейчас пойти в кино? — не понял Вальдек.

— Нет. Так ты откроешь или мы будем говорить через замочную скважину?

— Погоди, мне нужно что-то надеть. Подождешь минутку?

Я подождала. Наконец он открыл. Из одежды на нем были только брюки да золотая цепочка на шее.

— Прошу прощения за бардак, но сама понимаешь.

— Тренируетесь перед анджейками?

— Нуда.

С минуту мы молчали. Я неприметно огляделась вокруг. Постель была кое-как прикрыта одеялом. Стол завален дисками. На книжной полке несколько «Плейбоев» и компьютерные игры. Возле стула гантели и эспандеры. Со стены пугал огромный плакат Бритни Спирс.

— Тебе нравится Бритни? — С чего-то надо начать.

— Ничего против нее не имею, — ответил он, — но предпочитаю Дженнифер Лопес. Ты знаешь, что ты на нее похожа?

— Я?

Приятно услышать с самого утра что-нибудь лестное о себе. Дженнифер — это латиноамериканская сексбомба. Длинные темные волосы, полные губы и выразительные глаза.

— Ну да. Фигурой.

Черт, опять я растолстела в бедрах, наверно от постоянного сидения за книгами.

И снова молчание. О чем бы еще поговорить, прежде чем я перейду к тому, что меня привело сюда.

— Как вам тут живется? — сменила я тему.

— Вполне.

Молчание.

— А как учеба? — предприняла я последнюю попытку.

— Это что, интервью? — удивился Вальдек. — Ты книгу обо мне пишешь или для газеты?

— Из вежливости интересуюсь.

— А, раз из вежливости, тогда хорошо. До сессии еще далеко.

И мы опять замолчали. Все, больше нет смысла оттягивать. Покончим с этим и поставим точку.

— Послушай, Вальдек, я хотела попросить у тебя прощения за то кино. Ты для меня вовсе не какой-то там Лопухевич.

— Все в порядке.

— Нет, правда, — продолжала я. — Я даже восхищаюсь тобой. Ты знаешь, чего хочешь.

— Заработать на спортивную тачку, — подсказал Вальдек.

— Не впадаешь в отчаяние из-за тысяч пустяков.

— А что это даст? — объяснил Вальдек.

— Ты счастлив.

— Ну, не всегда. Если завалю экзамен, то огорчаюсь.

— Признаюсь тебе, что временами я тоскую по миру с четкими правилами игры. Где зло — это зло, добро — добро...

— ...краски яркие, а солнце жаркое, — докончил Вальдек. — Но в кино ты все равно бы со мной не пошла, да?

— Да нет, могу пойти, — сказала я, — хоть сейчас. Только ты подумай, к чему? Ты потратишь тридцать злотых, а наскучаешься выше ушей. Я все время буду дергаться, оттого что мучаю тебя. Не лучше ли посидеть где-нибудь за пивом или сходить куда-нибудь потанцевать?

Вальдек почесал в затылке. Чуть ли не минуту он обдумывал то, что я сказала.

— Пожалуй, ты права, — признал он наконец и протянул в знак примирения здоровенную лапищу. — Ты клевая девка, только малость запуталась.

— Знаю.

— Ты ни к чему усложняешь себе жизнь. А она вовсе не такая уж сложная, как тебе кажется.

— Подозреваю, — вздохнула я.

— Ты лучше не подозревай, а поверь. Тебе стоит немножко поработать над своим характером.

— Поработаю, — пообещала я.

— И иногда позволь себя куда-нибудь пригласить. По старому знакомству.

— По старому знакомству, — кивнула я и протянула ему руку.

Надо идти. Пусть парень доспит. Вальдек проводил меня до двери. Я была уже на площадке, и тут он вдруг вспомнил:

— Да, вот что. Приходил тут как-то один, высокий. Спрашивал про тебя, про твой новый адрес.

— И что? — Я внезапно почувствовала, что у меня есть сердце. Оно бухало, как колокол.

— Я был злой после нашей ссоры и не сказал ему. Но я сразу отошел и даже побежал вниз, только его уже не было. Ты сердишься на меня?

— А что это изменит? — ответила я.

— Вот видишь! — обрадовался Вальдек. — Ты явно делаешь успехи. Так держать, Малина.