Участникам X Съезда ВЛКСМ
11 апреля 1936 Москва
Нигде в мире нет такого простора для творческой работы, как у нас в СССР. Наша родина обеспечивает все условия, чтобы каждое творческое проявление нашло самую горячую поддержку.
Открывающийся X съезд комсомола представит изумительную картину творческой жизни советской молодежи. К искусству, которое должно отразить эту жизнь, предъявляются огромные требования, ответственность за выполнение которых падает в первую очередь на театральную молодежь.
Перед молодыми актерами стоит огромная задача овладеть всем богатством накопленного мастерства, и не только овладеть, но и суметь творчески углубить его на основе уже имеющегося опыта. Мастерство может быть приобретено только при самом большом упорстве и настойчивой учебе.
Отразить нашу действительность сможет только искусство большой правды, искусство больших чувств и идей.
Театральной молодежи предстоит героическая работа. Она должна проявить настойчивость, упорство, самую смелую инициативу, напряженную волю, чтобы сделать театр искусством, достойным нашей родины.
Народный артист республики
К. С. Станиславский
336*. М. Л. Мельтцер
22 мая 1936 Москва
Дорогая Майя Леопольдовна.
Извините, что не сам пишу, виною тому моя болезнь, которая заставляет меня и теперь быть кратким. Поэтому обращаюсь Прямо к делу. Я не собирался навязывать Вам режиссера и говорил с Лораном частным образом для того, чтобы знать его взгляды на вопрос. Мне казалось необходимым дать Вам энергичного помощника (может быть, даже и не одного, а многих) по постановочной части "Снегурочки", где придется выискивать много фантастических сказочных трюков (призрак Снегурочки, таяние ее, заповедный лес -- движущиеся деревья, оживление и появление лешенят, в I акте появление Весны, сжигание чучела и пр. и пр.), нужны световые эффекты, нужны большие расчеты для сокращения антрактов1.
Вот из этих соображений я и спрашивал Лорана, заинтересует ли его эта работа, предупредив тут же: во-первых, что он не приглашается для художественной работы в данном случае, и, во-вторых, что утверждение этого вопроса может быть сделано только после того, как я получу сводный список всех репертуарных работ ("Снегурочка", "Риголетто", "Скупой рыцарь"2, "Смутное время"3, "Виндзорские проказницы"4 и др.) -- опер для Большой сцены или Моцартовского зала, чтобы занять работой всех певцов, могущих выступать в сольных партиях. Напомните об этом списке с распределением режиссеров Щеглову и Жукову -- я жду этого списка с декабря месяца.
Обдумайте мое предложение по поводу Лорана; если Вы найдете его подходящим, то сообщите мне Ваше мнение для моего дальнейшего руководства и утверждения текущих работ.
Относительно Степановой, разрываемой Вами и Румянцевым, говорите сами друг с другом. Назовите и другого кандидата для "Риголетто" и "Снегурочки".
По поводу палехских художников: очень интересуюсь их эскизами, но, по-видимому, Бахрушин уехал, не наладив этого дела, потому что до сих пор нет от них ответа5.
Варвара Васильевна 6 напишет Бахрушину об ускорении этого дела.
Страшно интересуюсь, что у Вас там делается. Никаких сведений не имею, кроме глупых рецензий.
Мысленно с Вами. От всей души желаю успеха и энергии. Чем могу, буду помогать в "Снегурочке".
Шлю привет и дружеские пожелания успеха всем товарищам и надеюсь, что труппа будет беречь доброе имя театра.
Шлю Вам сердечный привет.
К. Станиславский
22/V 36
Л. М. Леонидову
23/IX--36
23 сентября 1936
Барвиха
Дорогой и милый Леонид Миронович!
Когда мне объявили список награжденных, конечно, прежде всего бросилось в глаза отсутствие Вашего имени. Сколько я ни думаю о причине -- не нахожу объяснения1.
Поэтому я всей душой Вам сочувствую и готов сделать все, что от меня зависит. Плохо то, что я, лежа полжизни в кровати и сидя безвыходно девять месяцев дома, никого не вижу из тех лиц, с кем нужно об этом говорить. Конечно, ближайший случай -- Ваш юбилей2. Как же Вы никому об этом вовремя не сказали! Как музей не предупредил нас! Ох, как все разваливается.
По их вине и я не поздравил Вас вовремя.
Примите от меня самые теплые, сердечные, дружеские и восторженные поздравления с блестящей сорокалетней деятельностью, которая возносила Вас в отдельных ролях до вершин искусства. К таким моментам я отношу и два Ваши показа в интимных репетициях Каина и Отелло.
Впрочем, в том, что я Вас высоко ценю как артиста, Вы, я думаю, не сомневаетесь.
Итак, крепко обнимаю, еще раз искренно поздравляю и перехожу к делу. Боярского я вообще не понимаю, ни в этом, ни в других его делах3. Думается мне, что дело не в нем и что влияния он не имеет никакого.
Мне представляется, что театр должен устроить, помимо всех, свое торжество, в стенах театра. На это надо иметь разрешение Комитета искусств. При этих переговорах можно будет только выяснить, в чем дело и как поступать дальше.
Письмо, о котором Вы упоминаете, я готов, конечно, написать. Для этого нужно будет все Ваше curriculum vitae {жизнеописание, краткие сведения о жизни какого-нибудь лица (лат.).}.
Жаль, задержка невольная будет в том, что я живу сейчас в Барвихе, под строгим присмотром: чуть дольше заработаюсь или засидится посетитель -- приходит сестра или сам доктор с деликатным выговором. Тем не менее буду хлопотать, а пока еще раз нежно Вас обнимаю.
К. Станиславский.
Тороплюсь с письмом, так как поздно, пишу его потихоньку, а завтра приемный день и будет, вероятно, оказия его послать.
И. М. Москвину
Телеграмма
12 октября 1936
Барвиха
Только сейчас в нашем уединении узнали о Вашем юбилее. Прежде всего шлем самые восторженные приветствия и восхищение перед большим артистом, думаем о его триумфальных сорокалетних художественных победах у нас, в Европе и Америке. Воспоминание о них бережно и с благодарностью храним в самых заветных тайниках ума и сердца. Второй привет другу, человеку и товарищу, с которым вместе мечтали, создавали, строили, укрепляли любимое дело. С ним связана вся лучшая часть жизни. Такое долгое содружество и совместная работа сближают до степени родства. Нежно любим, искренно благодарим, крепко обнимаем, радостно поздравляем.
Станиславский, Лилина
Л. Я. Гуревич
2 ноября 1936
Москва
Дорогая, милая, горячо любимая Любовь Яковлевна!
Настал Ваш юбилейный день, в который можно по существующему обычаю широко раскрыть сердце и сказать то, что в другое время не принято, неудобно, непривычно говорить.
Я пользуюсь этим радостным случаем. Нас связывают с Вами очень давняя искренняя дружба, горячая любовь к искусству и пытливое изучение его основ.
Вы были для меня всегда авторитетным зрителем, компетентным критиком и мудрым советчиком.
Вы знаете, что значит для актера такой ценитель среди разношерстной толпы.
Надо принять во внимание, что наша жизнь в искусстве протекала в том периоде времени, когда разгорелась революционная борьба в театрах, когда старое, отставшее актерское ремесло из последних сил боролось и топтало побеги зарождавшегося нового, нежного чеховского искусства. Среди нападок и поощрения, среди непонимания и преувеличенных требований, среди разногласий и революционного хаоса -- мудрый, понимающий, беспристрастный голос талантливого критика, каковым Вы были всегда, имел для нас, руководителей и артистов театра нового направления, совершенно исключительное значение.
Ваши оценки бывали нежны и любовны, бывали и суровы, но эту суровость согревала любовь и вечные искания прекрасного. Вы мучились, как и мы сами, неудачами, Вы ликовали, как и мы, при удачах. Вы яростно нападали на наших врагов и боролись с ними, Вы возглавляли группы наших друзей, все время пытливо изучая новые веяния. Вы интересовались всеми мелочами жизни нашего театра и его деятелей, его историей, жизнью, бытом.
Вы являли собой пример того, чем должен быть истинный художественный критик -- для театра, для его руководителей и артистов.
Такого друга и ценителя нельзя не любить, нельзя не быть ему до конца жизни признательным.
Такой критик участвует в создании театра, в воспитании артиста.
В моей жизни Вы были постоянным ободряющим и поддерживающим элементом. Когда сомнения, как туман, окутывали мои художественные перспективы, Вы рассеивали их и угадывали то, что еще бродило в моем подсознании. Вы в своих оценках и критике часто объясняли то, что мною было сделано интуитивно. Когда я был готов порвать свой конспект по "системе", Вы поддержали во мне поколебавшуюся веру в себя. Благодаря Вашему поощрению и большой помощи я смог выпустить в свет свою первую книгу. И теперь, при выпуске значительно более сложного труда, Вы продолжаете ободрять меня.
Все это такие услуги, за которые мало благодарить. За них можно крепко любить и быть до конца жизни благодарным.
Вот то, что мне надо сказать Вам в сегодняшний день Вашего 70-летия, когда сердцам позволено раскрываться и языку говорить о том дорогом и интимном, что давно накапливалось в душе.
Любящий и от всего сердца благодарный Вам
К. Станиславский
2/XI -- 36 г.