Непопулярность нового искусства

Среди многих гениальных,

хотя и не получивших должного развития идей велико-
го француза Гюйо следует отметить его попытку из-
учать искусство с социологической точки зрения. Сна-
чала может показаться, что подобная затея бесплодна.
Рассматривать искусство со стороны социального эф-
фекта—это как бы разговор не по существу дела,
что-то вроде попытки изучать человека по его тени.
Социальная сторона искусства на первый взгляд вещь
настолько внешняя, случайная, столь далекая от эсте-
тического существа, что неясно, как, начав с нее, мож-
но проникнуть внутрь стиля. Гюйо, конечно, не извлек
из своей гениальной попытки «лучшего сока». Крат-
кость жизни и трагическая скоропостижная смерть
помешали его вдохновению отстояться, чтобы, осво-
бодившись от всего тривиального и поверхностного,
оно могло бы дерзать в сфере глубинного и существен-

© Перевод С. Л. Воробьева, 1991 г.

ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА

ного. Можно сказать, что из его книги «Искусство
с социологической точки зрения» осуществилось толь-
ко название, все остальное еще должно быть написано.

Живая сила социологии искусства открылась мне
неожиданно, когда несколько лет назад довелось пи-
сать о новой музыкальной эпохе, начавшейся с Дебюс-
си. Я стремился определить с возможно большей точ-
ностью разницу в стиле новой и традиционной музы-
ки. Проблема моя была чисто эстетическая, и тем не
менее я нашел, что наиболее короткий путь к ее раз-
решению—это изучение феномена сугубо социологи-
ческого, а именно непопулярности новой музыки. Се-
годня я хотел бы высказаться в общем, предваритель-
ном плане, имея в виду все искусства, которые
сохраняют ещё в Европе какую-то жизненность: наря-
ду с новой музыкой—новую живопись, новую поэзию,
новый театр. Воистину поразительно и таинственно то
тесное внутреннее единство, которое каждая истори-
ческая эпоха сохраняет во всех своих проявлениях.
Единое вдохновение, один и тот же жизненный стиль
пульсируют в искусствах, столь несходных между со-
бою. Не отдавая себе в том отчета, молодой музыкант
стремится воспроизвести в звуках в точности те же
самые эстетические ценности, что и художник, поэт
и драматург—его современники. И эта общность ху-
дожественного чувства поневоле должна привести
к одинаковым социологическим последствиям. В са-
мом деле, непопулярности новой музыки соответству-
ет такая же непопулярность и остальных муз. Все
молодое искусство непопулярно—и не случайно, но
в силу его внутренней судьбы.

Мне могут возразить, что всякий только что появи-
вшийся стиль переживает «период карантина», и напо-
мнить баталию вокруг «Эрнани»2, а также и другие
распри, начавшиеся на заре романтизма. И все-таки
непопулярность нового искусства—явление совершен-
но иной природы. Полезно видеть разницу между тем,
что непопулярно, и тем, что не народно.

Стиль, который вводит нечто новое, в течение ка-
кого-то времени просто не успевает стать народным;
он непопулярен, но также и не не народен. Вторжение
романтизма, на которое можно сослаться в качестве
примера, как социологический феномен совершенно

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

противоположно тому, что являет искусство сегодня.
Романтизму весьма скоро удалось завоевать «народ»,
никогда не воспринимавший старое классическое ис-
кусство как свое. Враг, с которым романтизму при-
шлось сражаться, представлял собой как раз избран-
ное меньшинство, закостеневшее в архаических «старо-
режимных» формах поэзии. С тех пор как изобрели
книгопечатание, романтические произведения стали
первыми, получившими большие тиражи. Романтизм
был народным стилем par excellence3.

Первенец демократии, он был баловнем толпы.

Напротив, новое искусство встречает массу, на-
строенную к нему враждебно, и будет сталкиваться
с этим всегда. Оно не народно по самому своему суще-
ству; более того, оно антинародно. Любая вещь, рож-
денная им, автоматически вызывает в публике курьез-
ный социологический эффект. Публика разделяется на
две части; одна часть, меньшая, состоит из людей,
настроенных благосклонно; другая, гораздо большая,
бесчисленная, держится враждебно. (Оставим в сторо-
не капризную породу «снобов».) Значит, произведения
искусства действуют подобно социальной силе, кото-
рая создает две антагонистические группы, разделяет
бесформенную массу на два различных стана людей.

По какому же признаку различаются эти две касты?
Каждое произведение искусства вызывает расхожде-
ния: одним нравится, другим—нет; одним нравится
меньше, другим—больше. У такого разделения неор-
ганический характер, оно непринципиально. Слепая
прихоть нашего индивидуального вкуса может поме-
стить нас и среди тех и среди других. Но в случае
нового искусства размежевание это происходит на уро-
вне более глубоком, чем прихоти нашего индивидуаль-
ного вкуса. Дело здесь не в том, что большинству
публики не нравится новая вещь, а меньшинству—
нравится. Дело в том, что большинство, масса, просто
не понимает ее. Старые хрычи, которые присутствова-
ли на представлении «Эрнани», весьма хорошо пони-
мали драму Виктора Гюго, и именно потому что пони-
мали, драма не нравилась им. Верные определенному
типу эстетического восприятия, они испытывали от-
вращение к новым художественным ценностям, кото-
рые предлагал им романтик.

ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА

«С социологической точки зрения» для нового ис-
кусства, как мне думается, характерно именно то, что
оно делит публику на два класса людей: тех, которые
его понимают, и тех, которые не способны его понять.
Как будто существуют две разновидности рода челове-
ческого, из которых одна обладает неким органом
восприятия, а другая его лишена. Новое искусство,
очевидно, не есть искусство для всех, как, например,
искусство романтическое: новое искусство обращается
к особо одаренному меньшинству. Отсюда—раздра-
жение в массе. Когда кому-то не нравится произведе-
ние искусства именно поскольку оно понятно, этот
человек чувствует свое «превосходство» над ним, и то-
гда раздражению нет места. Но когда вещь не нравит-
ся потому, что не все понятно, человек ощущает себя
униженным, начинает смутно подозревать свою несо-
стоятельность, неполноценность, которую стремится
компенсировать возмущенным, яростным самоутвер-
ждением перед лицом произведения. Едва появившись
на свет, молодое искусство заставляет доброго буржуа
чувствовать себя именно таким образом: добрый бур-
жуа, существо, неспособное к восприятию тайн
искусства, слеп и глух к любой бескорыстный красоте.
И это не может пройти без последствии после сотни
лет всеобщего заискивания перед массой и возвеличи-
вания «народа». Привыкшая во всем господствовать,
теперь масса почувствовала себя оскорбленной этим
новым искусством в своих человеческих «правах», ибо
это искусство привилегированных, искусство утончен-
ной нервной организации, искусство аристократичес-
кого инстинкта. Повсюду, где появляются юные музы,
масса преследует их.

В течение полутора веков «народ», масса претен-
довали на то, чтобы представлять «все общество».
Музыка Стравинского или драма Пиранделло произ-
водят социологический эффект, заставляющий заду-
маться над этим и постараться понять, что же такое
«народ», не является ли он просто одним из элементов
социальной структуры, косной материей историческо-
го процесса, второстепенным компонентом бытия. Со
своей стороны новое искусство содействует тому, что-
бы «лучшие» познавали самих себя, узнавали друг
друга среди серой толпы и учились понимать свое

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

предназначение: быть в меньшинстве и сражаться с бо-
льшинством.

Близится время, когда общество, от политики и до
искусства, вновь начнет складываться, как должно,
в два ордена, или ранга—орден людей выдающихся
и орден людей заурядных. Все недуги Европы будут
исцелены и устранены благодаря этому новому спаси-
тельному разделению. Неопределенная общность, бес-
форменное, хаотическое, лишенное внутреннего строя
объединение без какого-либо направляющего нача-
ла—то, что существовало на протяжении последних
полутораста лет,—не может существовать далее. Под
поверхностью всей современной жизни кроется глубо-
чайшая и возмутительнейшая неправда—ложный по-
стулат реального равенства людей. В общении с людь-
ми на каждом шагу убеждаешься в противоположном,
ибо каждый этот шаг оказывается прискорбным про-
махом.

Когда вопрос о неравенстве людей поднимается
в политике, то при виде разгоревшихся страстей при-
ходит в голову, что вряд ли уже наступил благоприят-
ный момент для его постановки. К счастью, единство
духа времени, о котором я говорил выше, позволяет
спокойно, со всей ясностью констатировать в зарожда-
ющемся искусстве нашей эпохи те же самые симптомы
. и те же предвестия моральной реформы, которые в по-
литике омрачены низменными страстями.

Евангелист пишет: «Nolite fieri sicut aquus et mulus
quibus non est intellectus»—«He будьте как конь, как
лошак несмысленный»4. Масса брыкается и не разуме-
ет. Попробуем поступать наоборот. Извлечем из мо-
лодого искусства его сущностный принцип и посмот-
рим, в каком глубинном смысле оно непопулярно.

Наши рекомендации