Без этого -- значит сражаться безоружным с людьми, закованными в латы, как
рыцари. А я употребляю эти стекла! Иной раз даже злоупотребляю ими.
Оттого-то меня и уважают -- меня и моих друзей, -- ибо, замечу кстати, и
Шпага моя стоит моего языка.
Один из наиболее пылких поклонников Феодоры, молодой человек, известный
Своей наглостью, которая служила ему средством выбиться в люди, поднял
Перчатку, столь презрительно брошенную Растиньяком. Заговорив обо мне, он
Стал преувеличенно хвалить мои таланты и меня самого. Этот вид злословия
Растиньяк упустил из виду. Язвительно-похвальное слово ввело в заблуждение
Графиню, и она безжалостно принялась уничтожать меня; чтобы позабавить
Собеседников, она не пощадила моих тайн, моих притязаний, моих надежд.
-- Это человек с будущим, -- заметил Растиньяк -- Быть может,
Когда-нибудь он жестоко отомстит за все; его таланты по меньшей мере
Равняются его мужеству; поэтому я назвал бы смельчаком того, кто на него
Нападает, -- ведь он не лишен памяти...
-- ... настолько, что пишет "воспоминания", -- сказала графиня,
Раздосадованная глубоким молчанием, воцарившимся после слов Растиньяка.
-- ... Воспоминания лжеграфини, мадам! -- отозвался Растиньяк. -- Чтобы
Их писать, нужен особый вид мужества.
-- Я не сомневаюсь, что у него много мужества, -- заметила Феодора. --
Он верен мне.
У меня был большой соблазн внезапно явиться перед насмешниками, как дух
Банко в "Макбете". Я терял возлюбленную, зато у меня был друг! Однако любовь
Внушила мне один из тех трусливых и хитроумных парадоксов, которыми она
Усыпляет все наши горести.
"Если Феодора любит меня, -- подумал я, -- разве она не должна
Прикрывать свое чувство злой шуткой? Уж сколько раз сердце изобличало уста
во лжи! "
Вскоре, наконец, и дерзкий мой соперник, который один оставался еще с
Графиней, собрался уходить.
-- Как! Уже? -- сказала она ласковым тоном, от которого я весь
Затрепетал. -- И вы не подарите мне еще одно мгновение? Значит, вам нечего
Больше сказать мне? Вы не пожертвуете ради меня каким-нибудь из ваших
Удовольствий?
Он ушел.
-- Ах! -- воскликнула она, зевая. -- Какие они все скучные!
Она с силой дернула за шнур сонетки, и в комнатах раздался звонок.
Графиня вошла к себе, вполголоса напевая "Pria che spunti" ("Пока заря не
настанет" (итал. ) -- слова арии из оперы итальянского композитора Чимарозы
"Тайный брак". ). Никто никогда не слыхал, чтобы она пела, и подобное
Безгласие порождало странные толки. Говорили, что первому своему
Возлюбленному, очарованному ее талантом и ревновавшему ее даже при мысли о
Времени, когда он будет лежать в могиле, она обещала никому не дарить того
Блаженства, которое он желал вкушать один. Все силы своей души я напряг,
Чтобы впивать эти звуки. Феодора пела все громче и громче; она точно
Воодушевлялась, голосовые ее богатства развертывались, и в мелодии появилось
Нечто божественное. У графини был хороший слух, сильный и чистый голос, и
Какие-то необыкновенные сладостные его переливы хватали за сердце.
Музыкантши почти всегда влюблены. Женщина, которая так пела, должна была
Уметь и любить. От красоты этого голоса одною тайною больше становилось в
женщине, и без того таинственной. Я видел ее, как вижу сейчас тебя;
Казалось, она прислушивается к звукам собственного голоса с каким-то
Особенным сладострастным чувством: она как бы ощущала радость любви.
Заканчивая главную тему этого рондо, она подошла к камину, но, когда она
Умолкла, в лице ее произошла перемена, черты исказились, и весь ее облик
Выражал теперь утомление. Она сняла маску актрисы -- она сыграла свою роль.
Однако своеобразная прелесть была даже в этом подобии увядания,
Отпечатлевшемся на ее красоте -- то ли от усталости актрисы, то ли от
Утомительного напряжения за весь этот вечер.
"Сейчас она настоящая! " -- подумал я.
Точно желая согреться, она поставила ногу на бронзовую каминную
Решетку, сняла перчатки, отстегнула браслеты и через голову сняла золотую
Цепочку, на которой был подвешен флакончик для духов, украшенный
Драгоценными камнями. Неизъяснимое наслаждение испытывал я, следя за ее
Движениями, очаровательными, как у кошек, когда они умываются на солнце. Она
посмотрела на себя в зеркало и сказала вслух недовольным тоном:
-- Сегодня я была нехороша... Цвет лица у меня блекнет с ужасающей
Быстротой... Пожалуй, нужно раньше ложиться, отказаться от рассеянного
Образа жизни... Но что же это Жюстина? Смеется она надо мной?
Она позвонила еще раз; вбежала горничная. Где она помещалась -- не
Знаю. Она спустилась по потайной лестнице. Я с любопытством смотрел на нее.
Мое поэтическое воображение во многом подозревало эту высокую и статную
Смуглую служанку, обычно не показывавшуюся при гостях.
-- Изволили звонить?
-- Два раза! -- отвечала Феодора. -- Ты что, плохо слышать стала?
-- Я приготовляла для вас миндальное молоко. Жюстина опустилась на
Колени, расшнуровала своей госпоже высокие и открытые, как котурны,
Башмачки, сняла их, а в это время графиня, раскинувшись в мягком кресле у
Камина, зевала, запустив руки в свои волосы. Все ее движения были вполне
Естественны, ничто не выдавало предполагаемых мною тайных страданий и
Страстей.
-- Жорж влюблен, -- сказала она, -- я его рассчитаю. Он опять задернул