Королевский балет Великобритании
В английском балете любят утверждать, что он детище – пусть хотя бы и не родное – русского балета. В своих истоках английский балет тесно связан с русским, с его школой классического танца, с его лучшими мастерами. В течение долгого времени само понятие «балет» означало «русский балет». Неизгладимые впечатления производили на публику выступления отдельных артистов и ансамблей из числа лучших исполнителей петербургской и московской балетных трупп. И вскоре в стране стали появляться и свои артисты балета, нередко обученные русскими педагогами.
Днем официального рождения английского национального балета считается 5 мая 1931 года. Балет Сэдлерс-Уэллс, как он тогда назывался, в 1957 году был переименован в Королевский балет. Основу репертуара труппы, которая сейчас выступает в здании Королевской оперы в Ковент-Гардене, составляют классически балеты: «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Жизель», «Баядера» и др. Но большое значение придается и созданию национальной хореографии. Большой вклад в создание английской хореографии внесли балетмейстеры Фредерик Эштон, Джон Кранко, Кеннет Макмиллан.
Когда во главе театра стал Кеннет Макмиллан, в организации Королевского балета произошли изменения. Прежде он состоял из двух больших трупп, одна из которых постоянно давала представления в Лондоне, в здании Оперного театра, а вторая была постоянно в разъездах. Теперь труппы объединились в одну. Во время поездок по стране гастроли проводятся силами сравнительно небольшой группы танцовщиков, труппа же в полном составе проводит одну гастрольную поездку по стране.
На протяжении многих лет на сцене Королевского балета ведущее положение занимала прославленная балерина Марго Фонтейн. (Москвичи могли видеть ее выступление в 1961 г. во время гастролей Королевского балета в СССР). Но сейчас на смену ей пришли молодые балерины – Антуанетт Сибли, Мерль Парк, Линн Сеймур, Анн Дженнерб Дженнифер Пенни, Диана Виэр и др. Отличными танцовщиками показали себя Дональд Маклири, Майкл Коулмен и Дэвид Уолл.
В театре
Однажды маму и меня пригласили в местный театр. Билеты были заказаны заранее. Я знала, что наши места будут в ложе. По правде говоря, мама была не совсем довольна. Она говорила, что совсем не знает пьесы и боится, что эта пьеса для взрослых, а не для детей моего возраста. Я, конечно, с нетерпением ожидала дня представления…
Даже сейчас, когда я вспоминаю этот спектакль, я чувствую себя особенно счастливой. Вся пьеса продолжалась не больше двадцати-двадцати пяти минут. Когда поднялся занавес, мы увидели, как какой-то красивый, но не очень молодой человек разговаривает с какой-то женщиной, которая выглядела гораздо моложе его. Она была одета по последней моде. Я поняла, что это была его жена.
Вдруг вошла горничная и сказала этому человеку, что кто-то к нему пришел. Тогда его жена вышла из комнаты, и горничная ввела застенчивую белокурую девочку лет четырнадцати. Я догадалась, что эта девочка - дочь того человека и что он оставил свою семью.
Войдя в комнату, девочка осмотрелась вокруг и протянула отцу деньги. Она пришла, чтобы отвергнуть его помощь. Она старалась взять себя в руки, но в ее глазах стояли слезы, настоящие слезы. Она старалась убедить отца, что им ничего не нужно, что ее мать может воспитать детей сама, но у меня было такое чувство, что она хочет сказать ему: "Мы все любим тебя, папа, мы так несчастны без тебя". Я испытывала жалость к девочке и гордилась ею…
Наконец занавес опустился, и зрители стали аплодировать. "Как хорошо и убедительно играет эта девочка", - сказала я своему другу Лене, который сидел рядом со мной. "А она вовсе не девочка, - ответил Леня. - Она актриса. Вот гляди". Он показал мне программу, и я прочитала, что роль Оли исполняет артистка Комиссаржевская. Это была моя первая встреча с моей любимой актрисой, великой Комиссаржевской.
****
В январе 1870 г. на улицах Москвы появились афиши, сообщавшие о том, что скоро состоится спектакль "Эмилия Галотти" (Emilia Galotti) со знаменитой актрисой Медведевой в одной из главных ролей. Этот спектакль не нуждался в особой рекламе. Даже если бы имени Медведевой не было в афишах, московские театры все равно ожидали бы его с нетерпением; роль Эмилии должна была исполнять Федотова, которая уже долгое время была одной из самых популярных актрис Малого театра.
Однако незадолго до спектакля Федотова заболела.
В это время у Медведевой гостила одна из учениц театрального училища. Она предложила дать роль Эмилии одной из ее подруг по фамилии Ермолова, которая, как она говорила, сможет сыграть вместо Федотовой, не испортив спектакля.
"Вы не должны беспокоиться, - убеждала девушка Медведеву, - если бы Маше разрешили сыграть Эмилию, ей не пришлось бы даже учить роль. Она давно ее знает".
Сначала Медведева колебалась, отложить ли спектакль или пойти на риск и дать эту труднейшую роль молодой неопытной ученице, но, наконец, она решила, что ей следует примириться с создавшимся положением. Вопрос был решен и была назначена репетиция (a rehearsal).
Медведева писала потом, что, когда она увидела, как Ермолова выбежала на сцену и услышала, как она сказала первые слова своим низким голосом, она поняла, что ей действительно не следовало беспокоиться. Кто мог оставаться равнодушным при виде этого лица, при звуке этого голоса! Перед ней была настоящая актриса.
Вскоре Ермолова была принята в Малый театр.
Куст Сирени
Николай Евграфович Алмазов, не снимая пальто, прошел в свой кабинет. Жена, увидев его мрачное лицо, поняла, что произошло что-то ужасное. Она молча пошла вслед за мужем, чтобы поговорить с ним наедине.
Алмазов, небогатый молодой офицер, слушал лекции в Академии генерального штаба (the General Staff Academy) и сейчас только вернулся оттуда. Ему удалось выдержать все экзамены, кроме последнего. Это было ужасно! Только Алмазов и его жена знали, как трудно ему было поступить в Академию. Алмазов проваливался на вступительных (entrance) экзаменах два раза. Если бы не жена, он давно бы отказался от мысли попытаться в третий раз, но Вера всегда подбадривала его и никогда не отказывалась ему помочь. В прошлом году ему удалось, наконец, поступить в Академию, а сейчас…
Несколько минут Алмазов молча сидел на диване, уставившись на собственную тень. Вера заговорила первой.
- Коля, как твоя работа? Неудачно?
- Ну, да, неудача. И все из-за пятна (a spot).
- Какое пятно, Коля? Будь любезен, объясни. Я ничего не понимаю (это выше моего понимания).
- Видишь ли, когда я работал над планом, я смертельно устал, руки начали дрожать, и я посадил (made) зеленое пятно на план. Работа была испорчена. Что мне было делать? Я решил превратить это пятно в кусты. А сегодня, когда я показывал свою работу профессору, он меня спросил: "Здесь действительно есть кусты?" Конечно, было бы лучше, если бы я сказал правду. Но я начал настаивать. Профессор рассердился и сказал: "Тогда поедем завтра на это место, и будет ясно, что вы либо небрежно работали, либо скопировали (to copy) план с карты, не выезжая из собственного дома".
- Но, может быть профессор ошибается, там есть кусты? Мы ведь можем это узнать?
- Нет смысла. Он знает эту местность лучше, чем свою спальню. Ох, как я его ненавижу!
- Ну, Коля, время не ждет, - сказала Верочка. - Сейчас уже поздно, твой профессор, конечно, спит. Я думаю, мы не встретим его (не столкнемся с ним) на улице. Вот мы и должны воспользоваться этим.
Муж уставился на нее, ничего не понимая, но она уже надевала пальто и шляпу… "Если там нет кустов, их надо немедленно посадить (to plant)", - объяснила она.
Когда они приехали к садовнику (a florist), было поздно. Старый садовник был очень изумлен и недоволен. После недолгого колебания Вера решила быть откровенной со стариком. Когда она уже начинала терять надежду убедить его, он внезапно сказал: "У меня есть два куста сирени. На вашем месте я бы их использовал".
Следующий день показался Вере очень длинным. Она с нетерпением ждала прихода мужа.
Увидев, наконец, его усталое, но счастливое лицо, она поняла, что все в порядке.
- Ну, приехали мы к этим кустам… - начал он, - профессор не мог поверить собственным глазам. Он протянул мне руку и сказал: "Извините, старею". Какой милый и умный человек! Его так все уважают в Академии. Мне, право, стыдно, что я его обманул!..
Николай Евграфович никогда с таким удовольствием не обедал, как в тот день.… После обеда, когда Вера принесла Алмазову в кабинет стакан чаю, муж и жена вдруг одновременно рассмеялись, поглядели друг на друга, и Вера сказала: "Теперь сирень будет навсегда моим любимым цветком…"
Один шанс из миллиона
Недавно под броскими заголовками «Один шанс из миллиона» газеты и радио сообщили об удивительном мужестве 28-летнего англичанина Уильяма Хонивилла, упавшего ночью за борт пассажирского лайнера «Ваал» в сотне миль к северу от Канарских островов.
В четвертом часу ночи Уильям вышел на корму. Закурив, он устроился на бухте троса и просидел здесь немногим более часа. Когда часы показывали 4.30 утра, он поднялся и шагнул…за борт. О происшедшем Хонивилл рассказал потом следующее.
«Первой реакцией после радения в море было – скорее догнать корабль. Но «Ваал» был уже далеко. Я продолжал мерно плыть брассом. Море было спокойно и, может быть, чуть холоднее, чем нужно. Ориентироваться мне было не по чему. Я решил плыть в сторону ушедшего теплохода – конечно, не с целью догнать его, а просто, чтобы не стоять на месте.
Тихонько гребя, я стал прикидывать, что происходит сейчас на борту. Соседи по каюте вряд ли хватятся меня. Значит только в десять, когда стюард постучит в дверь, приглашая к завтраку, они могут заметить, что меня нет. Если не заметят, моя песенка спета.
Немного позднее в мою голову закралась мысль об акулах. Это было уже действительно неприятно. Я стал двигать руками быстрее. Мне вспомнился рассказ одного школьного приятеля. Ему пришлось однажды плыть около четырех часов, борясь с волнами, и он спасся только благодаря своему упрямству. Надо сказать, по характеру я тоже не самый сговорчивый человек, а коль скоро мне втемяшилось в голову остаться жить, я решил, что буду сопротивляться, пока хватит сил.
Ровно в полдень (по моим часам) примерно в миле от себя я увидел пароход. Он на всех парах шел мимо. Я начал махать рукой и кричать изо всех сил. Но это было равносильно тому, как если бы я «голосовал» автобусу, находясь от него за две улицы.
К двум часам я начал ощущать усталость. Только тут я обратил внимание на то, что плыву в туфлях. Подумав, я решил остаться в них – какой смысл раздеваться? К четырем часам я почти перестал грести, но все же оставался на плаву.
Когда я увидел приближающийся ко мне теплоход, я вначале принял его за галлюцинацию. И действительно пароход на всех парах мчался мимо, всего в ста метрах от меня. Ни одного человека на палубе…Ну, конечно, «файв-о-клок» - священный пятичасовой чай!
На лайнере о пропаже пассажира хватились только через четыре с половиной часа. Судно легло на обратный курс. Начался поиск. Хонивилла обнаружили в океане через одиннадцать с половиной часов. С лайнера выслали спасательную шлюпку.
- Добрый день, чудесная погода сегодня! – произнес сведенными губами Уильям, когда его подняли на борт, и без сознания рухнул на палубу.