Толочко п. древнерусская народность. (фрагмент из введения)

Историки, принадлежавшие к разным восточнославянским народам, стремились отыскать в далеком прошлом преимущественные заслуги «своих» предков. По существу, дискуссия о старшинстве одного из восточнославянских народов возникла еще на заре отечественной историографии. Чрезвычайно резонансной оказалась концепция М. П. Погодина, согласно которой единственным правопреемником киеворуского прошлого объявлялся русский народ, якобы ушедший из Среднего Поднепровья под давлением монголотатар на северо-восток и уступивший, таким образом, эти земли новым насельникам - украинцам. Не оставались в долгу и украинские историки, полагавшие, что старшим следует считать малороссийский народ. Великороссия в их представлении была «младшей сестрой» Малороссии, поскольку заселилась выходцами из южноруских земель.

В историографии советского периода, несмотря на существование определенных различий во взглядах на этническую историю времен Киевской Руси, в целом определилась единая концепция общности происхождения ныне существующих восточнославянских народов. Ни украинцев, ни русских, ни белорусов тогда еще не было, а была древнеруская народность, на базе которой во второй половине XIII — XIV вв. происходило формирование трех родственных народов. Тем самым как будто снимался и вопрос об их старшинстве. Никто не старший и никто не младший. В реальной жизни ситуация не выглядела столь благостной. Приоритет в древнеруской истории признавался все же за русским народом.

Антитезой подобным взглядам была историография украинской диаспоры. Однако, как это часто бывает при исповедовании крайностей, с водой в ней выплескивалось и дитя. Речь идет о категорическом непризнании диаспорными историками древнеруской этнической общности, а также об их убеждении в том, что украинцы были всегда. Киевская Русь подменялась понятием «Украинская держава», древнеруские князья именовались «украинскими», а их междоусобная борьба рассматривалась не с позиций престолонаследных противоречий в стане единого княжеского рода, но исключительно через призму этнического противостояния. «Украинские» Киев и Южная Русь противопоставились «русским» Владимиру на Клязьме и Северо-Восточной Руси, или «белорусским» Полоцку и Северо-Западной Руси.

С обретением Украиной государственной суверенности идеи диаспорной историографии перенеслись сюда и стали чуть ли не официальной доктриной этногенетических конструкций. Теперь уже крамольным считается утверждать существование единой древнеруской народности. Учебники по истории Украины наполнились дефинициями «Украина-Русь», «украинские князья», «украинская земля», а содержание понятия «Киевская Русь» сузилось до территориальных пределов современной Украины. И это при том, что территория Черниговского княжества простиралась практически до Подмосковья, а составной частью Переяславского вплоть до середины XII в. была Ростово-Суздальская земля. Междукняжеская борьба даже в академических (чаще, правда, в университетских) исследованиях излагается как межэтнические и межземельные столкновения. Тем самым в сознание учащейся молодежи внедряется ложная мысль не только о различии украинцев, русских и белоруссов уже в киеворуское время, но и об их этническом антагонизме.

Иначе как спекулятивными такие «откровения» части нынешних историков назвать невозможно. Ведь известно же, что не земли и регионы враждовали между собой, а их князья. И двигали ими не сепаратизм и желание замкнуться в региональных границах, а стремление обладать лучшей землей, волостью, взойти на великокняжеский престол. Ни один из князей и в страшном сне не видел себя украинцем, русским или белорусом. Их общеруское родство очень хорошо выразили черниговские князья, обосновавшие свои права на Киев тем, что «они не Угры, не ляхы, но единого деда внуки».

Известно также, что за Киев и его стол соревновались не только владимиро-суздальские или смоленские князья, но и переяславские, волынские, черниговские. Особенно напряженными были отношения последних с князьями киевскими. Наследники Мономаха постоянно враждовали с черниговскими Ольговичами, пытавшимися отнять у них киевский стол. Почему же тогда эти столкновения не рассматриваются как межэтнические? Как и конфликты киевских князей с галицкими, приводившие иногда к масштабным столкновениям.

Определение этничности князей по месту их жительства порождает зачастую весьма пикантные историографические казусы. Члены одной семьи оказываются представителями разных этносов. Так, Владимир Мономах, княживший в Чернигове, Переславле и Киеве, считается украинцем, а его сын Юрий Долгорукий и внук Андрей Боголюбский, занимавшие столы в Суздале и Владимире на Клязьме, - русскими. Аналогичная ситуация с Мстиславом Великим и его сыном Ростиславом. Первый, много лет княживший в Новгороде, но завершивший свою государственную карьеру великим киевским князем, представляется как украинец, а его сын, практически повторивший путь отца (княжил в Смоленске и Киеве), - русским. Еще курьезнее выглядит определение «украинские князья» применительно к Ольге, Святославу, Владимиру Святому и Ярославу Мудрому.

Разумеется, кроме «патриотических» чувств ничем другим приведенные выше утверждения не подкреплены. Однако, поскольку они все же высказываются, тема этнического развития Киевской Руси остается злободневной и нуждается в дальнейшем непредубежденном ее исследовании и обсуждении.

Наши рекомендации