Город мой неуловимый, зачем над бездной ты возник?» (Блок)

ПУШКИН А. С.

Из поэмы «МЕДНЫЙ ВСАДНИК»

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц и светла
Адмиралтейская игла,

И не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса. (1833 г.)

ВЯЗЕМСКИЙ П.

ПЕТЕРБУРГ

Я вижу град Петров, чудесный, величавый,
По манию Петра воздвигшийся из блат,
Наследный памятник его могущей славы,
Потомками его украшенный стократ!

Повсюду зрю следы великия державы,
И русской славою след каждый озарен.
Се Петр, еще живой в меди красноречивой! (1818 г.)

НЕКРАСОВ Н.

ГОВОРУН

Столица наша чудная
Богата через край.
Житье в ней нищим трудное,
Миллионерам – рай.

Здесь всюду наслаждения
Для сердца и очей,
Здесь все без исключения
Возможно для людей,

При деньгах – вдвое вырасти,
Чертовски разжиреть,
От голода и сырости
Без денег умереть

(Где розы, там и тернии –
Таков закон судьбы!
Бедняк, живи в губернии:
Там дешевы грибы).

С большими здесь и с малыми
В одном дому живешь
И рядом с генералами
По Невскому идешь.

Захочешь позабавиться –
Берешь газетный лист,
Задумаешь прославиться –
На то есть журналист:

Хвалы он всем славнейшие
Печатно раздает,
И как – душа добрейшая –
Недорого берет! (1843 – 45)

АННЕНСКИЙ И.

ПЕТЕРБУРГ

Желтый пар петербургской зимы,
Желтый снег, облипающий плиты...
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.

Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.

Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.

А что было у нас на земле,
Чем вознесся орел наш двуглавый,
В темных лаврах гигант на скале, –
Завтра станет ребячьей забавой.

Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешенный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.

Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки...
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.

Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений. (1910)

БЛОК А.

Из поэмы «ВОЗМЕЗДИЕ»

Но перед майскими ночами
Весь город погружался в сон,
И расширялся небосклон;
Огромный месяц за плечами

Таинственно румянил лик
Перед зарей необозримой...
О, город мой неуловимый,
Зачем над бездной ты возник? ...

Какие ж сны тебе, Россия,
Какие бури суждены? ...

Но в алых струйках за кормами
Уже грядущий день сиял,
И дремлющими вымпелами
Уж ветер утренний играл,

Раскинулась необозримо
Уже кровавая заря,
Грозя Артуром и Цусимой,
Грозя Девятым января.... (1911-21)

САША ЧЕРНЫЙ.

ОКРАИНА ПЕТЕРБУРГА

Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.

Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.

Пьяный чуйка обнял нежно
Мокрый столб и голосит
Бесконечно, безнадежно
Кислый дождик моросит...

Поливает стены, крыши,
Землю, дрожки, лошадей.
Из ночной пивной все лише
Граммофон хрипит, злодей.

«Па-ца-луем дай забвенье!»
Прямо за сердце берет.
На панели тоже пенье:
Проститутку дворник бьет.

Увели... Темно и тихо.
Лишь в ночной пивной вдали
Граммофон выводит лихо:
«Муки сердца утоли!» (1910)

МАНДЕЛЬШТАМ О.

* * *

В Петрополе прозрачном мы умрем,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,
И каждый час нам смертная година.

Богиня моря, грозная Афина,
Сними могучий каменный шелом.
В Петрополе прозрачном мы умрем, –
Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина. (1916)

АХМАТОВА А.

* * *

Ведь где-то есть простая жизнь и свет
Прозрачный, теплый и веселый...
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь, –

Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный. (1915)

ПАСТЕРНАК Б.

ПЕТЕРБУРГ

Как в пулю сажают вторую пулю
Иль бьют на пари по свечке,
Так этот раскат берегов и улиц
Петром разряжен без осечки.

О, как он велик был! Как сеткой конвульсий
Покрылись железные щеки,
Когда на Петровы глаза навернулись,
Слезя их, заливы в осоке! ...

Нет времени у вдохновенья. Болото,
Земля ли, иль море, иль лужа, –
Мне здесь сновиденье явилось, и счеты
Сведу с ним сейчас же и тут же...

Тучи, как волосы, встали дыбом
Над дымной бледной Невой.
Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был
Город – вымысел твой.

Улицы рвутся, как мысли, к гавани
Черной рекой манифестов.
Нет, и в могиле глухой и в саване
Ты не нашел себе места... (1915)

МАЯКОВСКИЙ В.

Из поэмы «ХОРОШО»

Дул,

как всегда,

октябрь

ветрами,

как дуют

при капитализме.

За Троицкий

дули

авто и трамы,

обычные

рельсы

вызмеив.

Под мостом

Нева-река.

По Неве

плывут кронштадтцы...

От винтовок говорка

скоро

Зимнему шататься...

Видят

редких звезд глаза:

окружая

Зимний

в кольца

по Мильонной

из казарм

надвигаются кексгольмцы...

Ото всех

идут

застав

к Зимнему

красногвардейцы.

Отряды рабочих,

матросов,

голи –

дошли,

штыком домерцав,

как будто

руки

сошлись на горле,

холеном

горле

дворца...

А из-под Николаевского

чугунного моста,

как смерть,

глядит

неласковая

Аврорьих

башен

сталь...

По каждому

из стекол

удары палки.

Это –

из трехдюймовок

шарахнули

форты Петропавловки...

– Долой!

На приступ!

Вперед!

На приступ!

Ворвались.

На ковры!

Под раззолоченый кров!

Каждой лестницы

каждый выступ

брали

перешагивая

через юнкеров...

Горели,

как звезды,

грани штыков

Бледнели

звезды небес

в карауле.

Дул,

как всегда,

октябрь

ветрами

Рельсы

по мосту вызмеив,

Гонку

свою

продолжали трамы

уже –

при социализме. (1927)

АСЕЕВ Н.

ЛЕНИНГРАДУ

Это имя - как гром и как град:
Петербург! Петроград! Ленинград!
Не царей, не их слуг, не их шлюх
в этом городе слушай мой слух! ...
Вижу: времени вскинувший в лад
светлый город болот и баллад;
по торцам прогремевший сапог,
закипающий говор эпох...
Ты им старшим братом будешь
всем восставшим городам!
Кораблей военный контур,
расстилая низко дым,
вновь скользит по горизонту.
Ленинград! Следи за ними.
Обновив и век, и имя,
стань навечно молодым! (1925 – 27)

ЩИПАЧЕВ С.

ЛЕНИНГРАД

Метель кипит и до звезд метет,
Летит на мрамор дворцов и на бронзу.
Ночь с Полярного круга бредет
По хвойным лесам, по снегам, по морозу.

Бредет, заметая следы дня,
Звездой случайной на мир глазея.
Лежит перед ней в снегу и огнях
Город индустрии и музеев...

Первая смена в семь часов.
Талым снегом гудок остынет.
Стирает сосед сосульки с усов.
Стекла в трамвае пушисты и сини.

Он, папироску не докуря,
Привычно войдет в заводскую ограду...
В легком дыму ледяная заря
Стоит над проснувшимся Ленинградом. (1931)

БЕРГГОЛЬЦ О.

ФЕВРАЛЬСКИЙ ДНЕВНИК.

А город был в дремучий убран иней.
Уездные сугробы, тишина...
Не отыскать в снегах трамвайных линий,
Одних полозьев жалоба слышна.

Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
На детских санках, узеньких, смешных
В кастрюлях воду голубую возят,
Дрова и скарб, умерших и больных...

Вот женщина везет куда-то мужа.
Седая полумаска на лице.
В руках бидончик – это суп на ужин.
Свистят снаряды, свирепеет стужа, –
Товарищи, мы в огненном кольце...

А девушка с лицом заиндевелым,
Упрямо стиснув почерневший рот,
Завернутое в одеяло тело
На Охтинское кладбище везет...

Скрипят полозья в городе, скрипят...
Как многих нам уже не досчитаться!
Но мы не плачем: правду говорят,
Что слезы вымерзли у ленинградцев.

Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало,
Нам ненависть заплакать не дает... (1942)

ЛЕНИНГРАДУ

Нам от тебя теперь не оторваться.
Одною небывалою борьбой,
одной неповторимою судьбой
мы все отмечены. Мы – ленинградцы.

Нам от тебя теперь не оторваться.
Куда бы нас не повела война –
душа твоею жизнию полна,
и мы везде и всюду – ленинградцы...

Нас по улыбке узнают! Не частой,
но дружелюбной, ясной и простой.
По вере в жизнь. По страшной жажде счастья
по доблестной привычке трудовой.

Мы не кичимся буднями своими.
Наш путь угрюм и ноша нелегка,
но знаем, что завоевали имя,
которое останется в веках.

Да будет наше сумрачное братство
отрадой мира лучшего навек,
чтоб даже в будущем по ленинградцам
равнялся самый смелый человек.

Да будет сердце счастьем озаряться
у каждого, кому проговорят:
– Ты любишь так, как любят ленинградцы, –
Да будет мерой чести Ленинград.

Да будет он любви бездонной мерой
и силы человеческой живой,
чтоб в миг сомнения, как символ веры,
твердили имя горькое его.

Нам от него теперь не оторваться.
Куда бы нас не повела война –
его величием душа полна,
и мы везде и всюду – ленинградцы. (1942)

ФАТЬЯНОВ А.

НАШ ГОРОД.

За заставами ленинградскими
Вновь бушует соловьиная весна.
Где не спали мы в дни солдатские, –
Тишина кругом, как прежде тишина...

Славы города, где сражались мы,
Никому ты, как винтовки, не отдашь.
Вместе с солнышком пробуждается
Наша песня, наша слава, город наш.

Над Россиею
Небо синее,
Небо синее над Невой.
В целом мире нет,
Нет красивее
Ленинграда моего. (1945)

ПРОКОФЬЕВ А.

ЛЕНИНГРАДУ

... Я люблю этот город. Он солдат и рабочий.
Он гордится своею судьбой боевой.
Я люблю Ленинград мой за белые ночи –
С легкой, зорями тронутой, синевой.

Я люблю его в дни, когда вымпелы вьются
На эсминцах, колонной рассекших Неву,
Я люблю Ленинград – город трех революций,
Я давно его в песнях любимым зову!

Я люблю, когда он, пробудившийся рано,
Вскинет ясный, спокойный, уверенный взор,
В час, когда с «Красной нитью» заводит «Светлана»
Или, может быть, с «Кировским» свой разговор.

Начинается утро. Мы выходим, чтоб строить,
Чтобы встать у мартенов в наш испытанный строй.
Начинается утро, и выходят герои.
Их приветствует город. Он - тоже герой! (1953)

ХАУСТОВ Л. УЛИЦЫ

Сколько совпадений, сочетаний
Бережливо сохраняет мозг!
Мы стихи на Пушкинской читали,
Навещали Поцелуев мост.

И по Охте, на заре туманной,
Мы Весенней улицею шли,
И на грустной улице Расстанной
Мы никак расстаться не могли.

Щели амбразур на перекрестках
В мертвую глядели синеву.
Но слова: «Живу на Маяковской»
Или «на Дзержинского живу» –

Согревали в темноте морозной
И бороться звали до конца.
Очи ленинградские бесслезны,
Горды ленинградские сердца.

Выстояли, вынесли блокаду,
И теперь по всем уже краям
Дарят люди имя Ленинграда
Улицам, проспектам, площадям. (1960-е годы)

* *

Улиц пустынных гладь.
Плавный полет мостов.
Чудится мне опять
Шорох твоих шагов.

Вслушиваюсь, сберегу...
Рад я или не рад?
Сфинксы на берегу
Тайны свои хранят.

Тает ночная мгла.
Шпиль над Невой блестит.
Улица, как стрела,
В красный рассвет летит.

Город моих стихов,
Город твоих шагов. (1960-е г.)

БОТВИННИК С.

* * *

Чуть заметно желтеет листва,
но ярчайшим все залито светом –
это осень вступает в права,
это город прощается с летом...

И плывут облака-острова,
Петропавловский шпиль задевая,
а у берега, вечно живая,
тихо вяжет волна кружева.

И уносятся ветром слова
на просторе, почти не согретом –
это осень вступает в права,
это город прощается с летом.

Чуть заметно темнеет Нева,
пароходы качает сильнее,
и с каким-то ледком синева
ослепительно светит над нею...

Хоть еще зеленеет трава
и пылают цветы на газонах –
но тускнеет в глазах у влюбленных
пламя нежности, свет волшебства...

Ощущаю по видным едва,
Только сердцу доступным приметам,
Это город прощается с летом,
это осень вступает в права. (1960-е г.)

ЛЕЛИНА В.

* * *

Ночью шел снегопад. И наутро не понял никто,
Что стряслось. Город спал, точно холст, загрунтован –
Ни домов и ни улиц, окошек одних решето
Кое где по краям – забелён, занесён, окантован.

И на этом холсте можно заново всё написать,
Можно столько придумать, чего никогда не бывало,
Имена переставить и даже судьбу поменять,
И на снежном листе обозначить красиво начало.

Даже дух захватило что может наделать зима!
Но прошёл пешеход и оставил следы, и за ними

Потянулись другие. Тогда проступили дома.

И река. И судьба проступила. И прежнее имя.

* *

Запах хлеба над городом в час, когда все фонари
Только-только затеплились, и после бега дневного
Запах хлеба и небо в разводах вечерней зари
Благодатью даются душе ленинградца любого.

На мгновенье покажется, жизни самой вопреки,
Незначительным то, что весь день нагнетало тревогу.
До получки дотянем, а там раздадим все долги
И попробуем что-нибудь здесь изменить понемногу.

И какое-то время пройдет - мы узнаем о том,
Что в сегодняшнем дне кто-то прав был, а кто-нибудь не был.
Станет главное главным, и все проясниться потом,
Ну а нынче - вечерняя выпечка свежего хлеба,

Ветер, вечер и отдых недолгий, дыханье реки...
Этим воздухом хлебным полвека нам не надышаться,
Потому что у города нашего так велики
Все счета, по которым платить и платить ленинградцам.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ А.

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В ПЕТЕРБУРГ

На берегу пустынных волн

стоял Он. Дум великих полн

пред ним струился. Словно дюны,

повсюду шевелились думы.

Санкт-петербургский петеушник

кайф ловил через наушник...

Мы ехали из Ленинграда в Петербург.

И всюду были Его мысли.

Но Он в них себя не узнавал...

Мы ехали из Ленинграда в Петербург

В метафизическом, конечно, смысле.

Не мысли мчались в нас. Мы – в мыслях.

И всюду мысль Его присутствовала.

Он в ней себя не узнавал.

И горизонтом вслед бежала

мысль о падении Державы.

Стоял санкт-петербургский урка.

Спросили, опустив стекло:

– Далёко ли до Петербурга? –

– До Петербурга далеко! –

Стрельцы в подвалах ленинградских.

Сквозь страшных лет перетер пург

радищевски нам добираться

из Ленинграда в Петербург...

Навстречу ехал «мерседес»,

Приют убогого чухонца.

Шла осень. Падали червонцы.

Лез к микрофону мракобес,

что будет город заложен

за виски, диски и бекон.

Сан Петербурга без Империи?

В обломках рухнувших колонн?

Жизнь пела, красно-сине-белая.

И думал он...

Мысль не отнекивалась.

Все мысли были о России.

И каждая программировала,

разрабатывала маршрут –

«Ленинград – Петербург».

Сомнительная мысль бежала –

о рождении метафизической державы.

И пел лемур, как Винни-Пух:

«Да здравствует Санкт-Ленинбург!»

Есть строчки старые в тетради,

застрявшие в моей судьбе:

«Приснись! Припомни, Бога ради,

ту дрожь священную в Тебе,

как проступает в Ленинграде

серебрянейший СПб».

Теперь проступит в Петербурге

им пережитый Ленинград –

в консерваторской партитуре

ушедших голоса звучат...

Как нам вернуться в первородство?

Как нам вернуться в Петербург?

Зачем в года переворота

мы Пушкина встречаем вдруг?

Он, помню, по телемосту

шел в эту сторону. Мы – в ту. (1990-е)

МОЛЧАНОВ А.

ПОКАЯНИЕ

Простите нас, погибшие в блокаду,
За то, что вы в земле, а мы живем,
Вкушаем жизни горечь и усладу,
Грустим и любим, плачем и поем.

Простите нас, годами убеленных,
За ту беду, что мы не отвели,
За то, что город, в битве сохраненный,
Мы в мирной жизни не уберегли.

Он из блокады вышел опаленный,
В глубоких ранах, кровью обагрен,
И вновь расцвел, народом возрожденный...
А ныне – бескультурьем разорен.

Простите нас, презревшие пощаду
Ценой измены совести своей.
Кого-то снова имя Ленинграда
Коробит, как нацистских главарей.

Теперь свои над городом глумятся,
Санкт-Петербургом им неймется стать.
Простите нас, родные ленинградцы, –
Мы не сумели имя отстоять.

Простите нас за это покаянье,
За боль обид и горький тон тирад.
Прервите ваше вечное молчанье,
Возвысьте голос свой за Ленинград! (1991)