Лекция 1. Правда о войне в повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда»

Тема ВОВ в русской литературе.

1. Великая Отечественная война оказала на общественное сознание огромное влияние. Влияние это было неоднозначным. С одной сторо­ны, великая победа в жестокой войне воспринималась как свидет­ельство нерушимости идей социализма и коммунизма, верности I избранного пути, мудрости вождя и превосходства советского строя. С другой стороны, чувство ответственности за судьбу родины, раскрепо­щение и свобода перед лицом опасности и смерти позволили посмот­реть правде в глаза и увидеть, что не все так хорошо и справедливо в стране; появились люди, уничтожившие в себе «дракона».

Инерция, заданная литературой военного времени, была очень сильна. Наиболее значительными книгами, оказавшими влияние на художественное сознание, судя по анкете среди писателей, явились два произведения 1946 года - «Звезда» Эммануила Казакевича и «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Тенденция, во главе кото­рой стоит «Звезда» — героико-романтическая, обладает склонностью к идеализации, именно эта линия стала основной в послевоенном со­цреализме. Повесть Некрасова — программное произведение психо­логического натурализма (термин Л. Аннинского), течения, зародившегося в годы войны в лирике поэтов фронтового поколения (С. Гудзенко, М. Дудин, С. Орлов и др.). Психологический натурализм отталкивается от романтической поэтики, от парадного изображения войны, от идеологических стереотипов.

Конфликт в повести о Сталинградской битве, одном из решающих сражений Великой Отечественной войны, приобрел нравственный ха­рактер и сместился внутрь советского общества — в противостояние между краснобаями, прикрывающимися красивыми фразами, и людь­ми, которые без лишних слов делают свое дело, воюют за родную зем­лю, не щадя своей жизни. Мера людей определяется вопросами: «А вот вытащил бы он меня, раненого, с поля боя?»; «Пошел бы я с ним в раз­ведку?». Тенденции правды не дали развернуться: хотя повести Некра­сова в том же 1946 году была присуждена Сталинская премия, очень скоро он начал подвергаться обстрелу критики, писателя клеймили позором, завели «персональное дело». Вообще после войны был уста­новлен жестокий идеологический надзор над искусством. Опасность вольнодумства была страшнее для тоталитарной государственной системы, чем послевоенные голод и разруха.

2.Виктор Некрасов попал на фронт в первые дни войны, воевал под Сталинградом, был дважды ранен, на себе испытал то, что описано им «В окопах Сталинграда». В его повести нет ни генерала, ни политра­ботника — только солдаты и офицеры.

Сталинградская битва имела два этапа: оборонительный и наступа­тельный. Наступательная операция началась 19 ноября 1942 года. Наши войска защищали Мамаев курган — возвышенность в центральной части города. Бои за Мамаев курган велись 136суток, вершина кургана неоднок­ратно переходила из рук в руки. Бойцы 284-й стрелковой дивизии отбива­ли по нескольку атак ежедневно, проявляя героизм и стойкость. В январе 1943 года штурмовые группы 284-й стрелковой дивизии выбили против­ника с вершины, а 26 января на северо-западном склоне соединились вой­ска 62-й и 21-й армий. Бои в Сталинграде велись буквально за каждую улицу, каждый дом. Сталинград стал символом мужества и стойкости наших солдат, вселил веру в победу, дал мощный импульс дальнейшему развитию событий войны.

Сейчас на Мамаевом кургане — грандиозный памятник-ансамбль «Героям Сталинградской битвы».

Повествование ведется от первого лица. Герой Некрасова — Юрий Керженцев — один из защитников Сталинграда. Достоверность рассказа достигается и тем, что мы видим события глазами героя, и тем, что пи­сатель чаще всего употребляет глаголы настоящего времени: читатель становится как бы участником действия, вовлекается в него, идет шаг за шагом рядом с героем. Особенность авторского повествования еще и в особом стиле — четком, лаконичном, без излишеств и красивостей, в ко­ротких предложениях с обилием глаголов действия и небольшим коли­чеством местоимений. Стиль автора похож: на дневниковые записи. Изображение событий и героев скупое, сжатое. Описаны будни войны, ее «нудная тягомотина», патетика отсутствует, нет романтической приподнятости, есть тяжелая военная работа. Автор не говорит о героизме, хотя великое значение Сталинградской битвы было очевидным сразу, читатель видит непоказной, ежедневный подвиг солдат и офицеров.

В. Некрасов продолжает традиции русской литературы в изображении войны.

Прослеживается, прежде всего, традиция «Севастопольских расска­зов» Л. Н. Толстого: «Вы увидите войну не в правильном, красивом и блес­тящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти». Кстати, Лев Толстой тоже был непосредственным участником военных событий, был на одной из «горячих точек» обороны Севастополя — четвертом бастионе.

Как и Толстой, Некрасов показывает неизбежную на войне смерть не героической, не романтичной, а страшной в своей простоте и обы­денности. Вот умирает раненный в живот связной штаба Лазаренко:

« — Я... товарищ лейт... - он уже не говорит, а хрипит. Одна нога загну­лась, и он не может ее выпрямить. Запрокинув голову, он часто-часто дышит. Руки не отрывает от живота. Верхняя губа мелко дрожит. Он хочет еще что-то сказать, но понять ничего нельзя. Он весь напрягает­ся. Хочет приподняться и сразу обмякает. Губа перестает дрожать». Никаких комментариев к этой сцене автор не дает, лишь скупо описы­вает, как засыпают руками убитого, прикрыв плащ-палаткой, как по­сле продолжают бой. В этой кажущейся простоте и заключена правда о войне, о человеке на войне (часть 1, глава 6)

А вот как изображен один из героев Сталинграда: «Повернувшись к пулемету, он дает очередь. Худенькая шейка его трясется. Какая она тоненькая и жалкая! И глубокая впадина сзади. И воротник широк. Шея в нем болтается, как былинка. Вот так вот, вероятно, еще недавно стоял он у доски и моргал добрыми, голубыми глазами, не зная, что ответить учителю» (часть 1, глава 19).

Некрасов и сам ссылается на Толстого, например, вспоминает тол­стовское определение — «скрытая теплота патриотизма» (часть 1, гла­ва 16).

Вот как описывает войну В. Некрасов.

«Самое страшное на войне — не снаряды и бомбы, а бездеятельность, отсутствие цели». Бомбежки, жара, неразбериха, всеобщее смятение — наши войска отступают. Керженцев испытывает стыд оттого, что он, командир, «не знает, где его взвод, полк, дивизия», оттого, что чувству­ет свою вину за отступление, за то, что мирные жители «завтра про­снутся и увидят немцев». Война — не только тяжелые бои, но и тяжелый физический труд. Бойцы долбят кирками твердый, как камень, грунт. Им приходится быть то землекопами, то плотниками, то печниками. Война требует все новых и новых жертв. Вот пришло пополнение — мно­гие винтовку в первый раз видят. «Одного убило вчера. Разорвалась граната в руках». «Невеселая штука война...» - говорит Керженцев.

Может быть, война заставляет человека привыкнуть к смерти, сделать человеческую жизнь не такой уж значимой и ценной, огрубляет бойца, делает его бесчувственным?

По этому поводу Некрасов пишет (часть первая, глава 16): «Я помню одного убитого бойца. Он лежал на спине, раскинув руки, и к губе его при­лип окурок. Маленький, еще дымившийся окурок. И это было страшней всего, что я видел до и после на войне. Страшнее разрушенных городов, распоротых животов, оторванных рук и ног. Раскинутые руки и окурок на губе. Минуту назад была еще жизнь, мысли, желания. Сейчас — смерть». Такую деталь нельзя выдумать, ее нужно увидеть и ужаснуть­ся. Конечно, война влияет на характеры людей, выявляет те скрытые черты, которые неявны в мирной жизни. Одни оказываются трусами и приспособленцами, как Калужский, другие становятся тверже и решительнее, как Фарбер в сцене суда над Абросимовым, третьи — терпимее, как разведчик Чумак.

«На войне узнаешь людей по-настоящему. Мне теперь это ясно. Она — как лакмусовая бумажка, как проявитель какой-то особенный», — дума­ет Юрий.

Война влияет на главного героя повести, Юрия Керженцева.

Юрий Керженцев вырос в Киеве, в интеллигентной семье, увлекался архитектурой, живописью, музыкой, литературой. «Любил на луну смотреть, и шоколад любил, и в восьмом ряду партера сидеть, и сирень, и выпить с ребятами», — вспоминает он. Чумак говорит ему: «А я думал, вы стихи пишете. Виду вас такой, поэтический». Таким интеллигентам до войны Чумак «морды бил», теперь же, на фронте, он судит людей не по их происхождению, не по их виду, а по их делам: при взятии сопки Кер­женцев ведет бойцов в атаку, не прячется за чужими спинами, насколько возможно, бережет людей.

Героизм Керженцева определяется сознанием, что ту, прежнюю жизнь — родной Киев, свой дом, мать — нужно защищать, определяется его интеллигентностью, чувством ответственности, высокими нравственными качествами.

Автор и его герой во многом схожи: оба родились в Киеве, оба по обра­зованию архитекторы, оба увлекаются искусством, оба воюют под Ста­линградом. Правда, Керженцев на несколько лет моложе автора. Когда Некрасов припоминает довоенную молодость Керженцева, он, конечно, припоминает свою биографию. Автор говорит о том, что досконально ему известно, пережито. Самой большой похвалой для Некрасова было, когда его повесть называли «записками офицера»: «Значит, мне удалось «обмануть» читателя, приблизить вымысел к достоверности. Это не страшный «обман», за него не краснеют, без него не может существовать никакое искусство».

Кто бы ни вошел в повесть, какую бы должность ни занимал, в каком бы ни выступал качестве, Некрасов обязательно испытывает его на сме­лость, глядя на него глазами Керженцева. Например, с раздражением ду­мает Керженцев об Астафьеве: оттопыренный мизинец, сложенные трубочкой губы, бачки, розовые ногти. Имя Иполлит напоминает тол­стовского Иполлита Курагина, такого же недалекого и самоуверенного. Раненный в ягодицы Астафьев просит Керженцева прихватить при слу­чае трофейный фотоаппарат и часики. Астафьев — трус, Астафьев — корыстен. И то, что могло выглядеть забавным, выглядит противным, вызывает неприязнь. Некрасов не вдается в анализ, не пытается устано­вить взаимосвязи. Ему достаточно фактов, проявлений. Все решает по­ведение в бою. Этот признак освещает человека, определяет тон, каким говорится о нем в повести.

Вот как дает автор характеристику Валеги.

Доброжелательный, даже нежный тон — в описании Валеги, маленького, выносливого, неулыбчивого алтайца, ординарца Керженцева: «Маленький, круглоголовый мой Валега! Сколько исходили мы с тобой за эти месяцы, сколько каши съели из одного котелка, сколько ночей провели, завернувшись в одну плащ-палатку... Привык я к тебе, лопоухому, чертовски привык... Нет, не привык. Это не привычка, это что-то другое, гораздо большее».

Валега — личность реальная, и имя подлинное. Всего полгода Нек­расов и его ординарец служили рядом. Кроме боевых качеств на фрон­те ценится умение приспособиться к военным условиям, умение выжить. Этими качествами обладал Валега: «Это замечательный паре­нек. Он никогда ничего не спрашивает и ни одной минуты не сидит без дела. Куда бы мы ни пришли, через пять минут уже готова палатка. Ко­телок сверкает всегда как новый». Он умеет, кажется, все на свете, он надежен в любой, самой тяжкой фронтовой ситуации.

Смелостью, надежностью в бою человек все-таки не исчерпывается: Карнаухов тайно пишет стихи, зачитывается Джеком Лондоном, Фарбер чувствует музыку, Игорь Свидерский хорошо рисует. Их увлечения не ширма, не бегство от войны, а продолжение своей прежней жизни.

Для Некрасова важны прочность духовных, умственных интересов. Интеллигентность для него не равнозначна образованности.

Что же за человек главный герой повести Юрий Керженцев?

Он настоящий интеллигент, человек чести, он умен, смел, имеет со­бственное мнение и не боится его высказать. Он доброжелателен и вни­мателен к людям, умеет видеть в них хорошее. Он сдержан и немногословен. Он проявляет мужество и стойкость не для того, чтобы показаться героем, он не может иначе. В любых обстоятельствах он остается человеком.

3.Некрасов ранее других писателей раскрыл духовное достояние за­щитников Сталинграда, увидел в них победителей Берлина. Его по­весть свободна от казенного оптимизма, ура-патриотизма, его герои не чувствуют себя пешками в руках всеведущего стратега. С чувством гор­дого сознания своего достоинства вернулись с войны солдаты, с таким же чувством написана повесть «В окопах Сталинграда». Василь Быков пишет об этом так: «Виктор Некрасов, может быть, первым в нашей литературе явил миру правоту и высокую сущность индивидуальности на войне, значение личности, в среде, менее всего для нее уместной, среде, какой являются война и армия, с их абсолютом подчинения одного всем, с жестким нивелированием всякой разности».