Пусть же Бран средь мирской толпы

Услышит мудрость, ему возвещенную.

Предприми же пллвщие по светлому морю.

Быть может, ты достигнешь Стршы Женщин

(Перев. А. Смирнова)

Когда она уходила, серебряная ветвь, «ветвь яблони из Эмайн», перескочила из руки Брана в ее руку.

На другой день Бран пустился в море. Трижды по девять мужей было с ним, и во главе каждой девятки был его молочный брат. После двух дней и двух ночей плавания Бран встретил Мананнана Мак Лира, который ехал по морю на своей двухколесной колеснице. В длинных стихах, обращенных к Брану, Мананнан объясняет, что море для него — твердая земля, «цветущая долина»

Пестрые лососи прыгают из недр

Белого моря, на которое глядишь ты:

Это — телята, разных цветов телята,

Ласковые, не бьющие друг друга.

Блеск зыбей, средь которых ты находишься,

Белизна моря по которому плывешь ты,

Это — расцвеченная желтым и голубым

Земля, — она не сурова.

Вдоль вершин леса проплыла

Твоя ладья через рифы.

Леса с прекрасными плодами

Под кормой твоего кораблика…

(Перев. А Смирнова)

Далее Мананнан говорит, что держит путь в Ирландию, где должен он зачать Монгана от жены Фиахны, и предсказывает пришествие Христа, который спасет мир, искупив грех Адама.

Пусть усердно гребет Бран —

Недалеко до Страны Женщин.

Эмайн многоцветной, гостеприимной

Ты достигнешь до заката солнца

(Перев. А. Смирнова)

Бран продолжает свой путь и приплывает к острову Радости, где видит большую толпу людей, которые хохочут, разинув рот. Он посылает на этот остров одного из своих людей, и тот немедленно присоединяется к хохочущим, не откликаясь на призывы товарищей. Так и пришлось оставить его там.

Вскоре после этого Бран и его спутники действительно достигли Страны Женщин. Королева женщин вышла вперед и приветствовала его: «Сойди на землю, о Бран сын Фебала. Добро пожаловать». Затем женщина бросила в сторону корабля клубок нитей, который прилип к руке Брана, и таким образом она притянула корабль к берегу. Бран и его спутники вошли в большой дом, где были уже приготовлены ложа для каждых двоих, всего трижды по девять лож, а пище, которую им предложили, казалось, нет и не будет конца. Бран и его товарищи остались на этом острове, и «думали они, что пробыли там всего год, а на самом деле прошло уже много лет». Затем одного из них охватила неодолимая тоска по дому, и он сумел убедить Брана отправиться в обратный путь. Женщина сказала им, что они горько пожалеют о своем отъезде, но, увидев, что отговорить их не удастся, предостерегла их касаться ногой твердой земли. В заключение она велела им забрать домой товарища, которого оставили они на острове Радости.

Они подплыли к ирландскому берегу возле мыса Брана, где собралось в тот час много людей. Бран сказал собравшимся, что зовут его Бран сын Фебала, но никто не знал такого человека, лишь некоторые вспомнили, что в старинных повестях рассказывалось о Плавании Брана. Тот его спутник, что был охвачен неодолимой тоской по дому, выпрыгнул с корабля прямо на берег, но едва он коснулся ногой твердой земли, как тут же обратился в груду праха, будто пролежал в земле сотни лет. Бран поведал собравшимся о своих странствиях от самого начала вплоть до этого дня и огамическими знаками записал стихи, которые ему довелось услышать. Затем он простился со всеми. «И о странствиях его с той поры ничего не известно».

В отличие от «Плавания Брана», три других сохранившихся «плавания» относятся уже к христианской эпохе, и в опасные плавания манят путешественников уже не волшебные ветви и не прекрасные девицы. Два из этих текстов — рассказы о паломничествах, прямо или косвенно связанных с искуплением совершённых преступлений. У О'Хорра были три брата, которые, находясь на службе у дьявола, грабили церкви в Коннахте. После того как старшему из них открылось видение небес и ада, они раскаялись и восстановили церкви. Затем все они сели в лодку из трех кож и, не пользуясь веслами, доверились милости волн и ветра. Повесть о странствии Снедгуса и Мак Риаглы тоже открывается рассказом о преступлении — убийстве короля-тирана людьми из Росс. Брат убитого короля запер их всех в доме, намереваясь сжечь живьем, но затем, вняв совету св. Колума Килле с острова Иона (Айона), решает «помиловать» преступников. Два клирика св. Колума Килле — Снедгус и Мак Риагла — указывают, что шестьдесят пар мятежников следует посадить в маленькие лодочки и пустить по воле волн – сам Бог совершит суд над ними. Так и сделали, и оба клирика собрались домой. Но, садясь в свою лодку, они вдруг решили добровольно принять ту же судьбу, на которую обрекли они людей из Росс. После трехдневного плавания они, как и братья О'Хорра, сложили свои весла, и море вынесло их к разным удивительным островам. На шестом острове довелось увидеть им шестьдесят пар мужчин и женщин, которые жили, не ведая греха, и там же нашли они Еноха и Илию (которые, как и они, покинули эту землю, не изведав смерти).

Начало рассказа о плавании О'Хорра очень сходно с упоминанием в «Тройственном житии св. Патрика» о неком жестоком тиране, который пытался убить святого, но в итоге св. Патрик приказал посадить его в утлую лодочку, почти без одежды, без запаса еды и питья, сковать ему ноги, а ключ от оков бросить в море, и пустить лодку по воле волн, без руля и без весел, — пусть Провидение решит его судьбу. Множество свидетельств в ирландских текстах показывает, что такое плавание по воле волн широко практиковалось как наказание, однако в большинстве случаев приговор был менее суров, чем тот, что вынес св. Патрик. Приговоренным давали запас воды на одни сутки и жидкую овсяную кашу, весло и даже что-то вроде топорика, чтобы отбиваться от крупных морских птиц. Затем преступника отвозили в море на такое расстояние, с какого еще можно было различить на берегу белый щит. Эта «неопределенная» кара — смертная казнь, которая не была смертной казнью, — применялась к преступникам, чья вина тоже не была безоговорочной, т.е. к тем, кто преступил закон неумышленно, или, если учесть свидетельства immrama, под влиянием сильного эмоционального потрясения, или раскаялся в содеянном. Такому наказанию нередко подвергали женщин, совершивших убийство или иное преступление, которое карается смертью, а в «Шенхус Мор» («Книге прав»), кроме того, упомянут «отшельник, который сам приговаривает себя к морю и ветру»

Мы уже отмечали связь обычая пускать по волнам детей, родившихся в результате инцеста, с мифами об утоплении героического младенца в водной стихии, которое символизирует его возвращение в Иной мир. Принудительное плавание преступника подобным же образом соотносится с плаваниями мифологических героев в Иной мир. Изначально этот обычай уходит корнями в тот же комплекс верований в находящийся далеко за морем Иной мир, что и обычай погребения в ладьях или помещения в могилу маленьких изображений лодочек, а также горящие погребальные ладьи древних скандинавских богов и героев и плавание смертельно раненного короля Артура к волшебному острову Авалон, откуда возвратился он полностью излеченным от своих ран. Эти же верования в посмертное плавание, видимо, лежат в основе грубых игр в «строительство корабля», которые в Ирландии вплоть до недавнего времени принято было разыгрывать на поминках.

В песне, которую загадочная гостья поет Брану сыну Фебала, говорится, что на пути встретятся ему трижды по пятьдесят островов, однако сага сохранила свидетельства лишь о двух из них — острове Радости и острове Женщин. Как мы уже говорили, более о его странствиях ничего не известно. Однако в других дошедших до нас сагах, и, прежде всего, в «Плавании Майль Дуйна», есть упоминания и об иных островах – на пути Майль Дуйну и его спутникам встречается тридцать один остров, точнее тридцать одно чудесное видение, включая острова как таковые и два чуда среди моря. Это длинная сага, которая, как принято считать, обрела свою окончательную форму благодаря усилиям писца Аэда Финна, главного мудреца Ирландии, который собрал вместе разрозненные рассказы о морских чудесах, «дабы повеселить души мужей Ирландии, которым случится жить после него». Вот вкратце ее содержание.

По совету мудрого друида Майль Дуйн соорудил корабль из трех кож и отправился на поиски убийц своего отца. Друид назвал ему счастливые дни для начала постройки корабля и для отплытия и сказал, что должно Майль Дуйну взять с собой в плавание ровно семнадцать человек. В числе предполагаемых спутников Майль Дуйна был и Диуран-стихотворец. Однако, когда Майль Дуйн уже поднял парус и вышел в море, три его молочных брата бросились в воду и поплыли за кораблем, так что пришлось Майль Дуйнуповернуть обратно и взять их с собой, несмотря на запрет друида. Сначала путешественники подплыли к двум маленьким пустынным островкам. На каждом из них была крепость, а изнутри доносился шум попойки. Майль Дуйн услышал, как один воин, похваляясь своей удалью, кричит другому, что он де убил Айлиля, отца Майль Дуйна. Желая немедленно отомстить, Майль Дуйн направил свой корабль к этому островку, но поднявшийся сильный ветер унес корабль прямо в открытое море. Тогда все решили не искать более пути на тот остров, а предаться воле Божией. И вот что довелось им увидеть:

1. Остров гигантских муравьев, каждый из которых был величиной с доброго жеребенка.

2. Остров больших птиц.

3. Остров, где жил дикий зверь, похожий на коня, но с лапами, как у пса.

4. Остров огромных коней, на которых скакали верхом невидимые демоны.

5. Остров, где жил чудесный лосось, проплывавший в свой дом сквозь отверстие, просверленное в скале.

6. Остров деревьев. Майль Дуйн срезал ветвь с одного из них, и каждого из трех яблок, появившихся на ней, хватило, чтобы насыщать их всех в течение трех дней.

7. Остров громадного зверя, который мог сам вращаться внутри своей кожи или делать так, чтобы кожа сама вращалась вокруг него.

8. Остров, где обитали животные, похожие на коней, которые вырывали из боков друг у друга куски мяса, так что вся земля была залита кровью.

9. Остров огненных свиней, которые днем поедали золотые яблоки, а ночью прятались в пещерах, пока этими же яблоками лакомились морские птицы.

10. Остров маленького кота. Путники вошли в большой, полный сокровищ дом, в середине которого было четыре каменных столба и кот, который прыгал с одного столба на другой. Там нашли они еду и питье, подкрепились и легли спать. Когда наутро они собрались уходить, один из молочных братьев МайльДуйна взял ожерелье, висевшее на стене. Кот тут же бросился на него и в одно мгновение обратил его в пепел. Майль Дуйн, который с самого начала был против этой кражи, осторожно поднял ожерелье и повесил на прежнее место.

11. Остров черного и белого. Он был разделен пополам медной изгородью, по одну сторону которой паслись белые овцы, а по другую — черные. Распределял их муж огромного роста: он время от времени перебрасывал белую овцу через изгородь к черным, а иногда — черную к белым. Все они тут же меняли свой цвет. Майль Дуйн бросил на черную половину белую ветку, и она тотчас стала черной.

12. Остров, где паслись стада огромных коров и тучных свиней, отделенные друг от друга огненной рекой.

13. Остров с мельницей и мельником-великаном. «Половина зерна вашей страны мелется здесь, — сказал оним. — Все, что приносит людям горесть, мелется на этой мельнице».

14. Остров черных плакс, стонущих и рыдающих. Один из молочных братьев Майль Дуйна присоединился к ним. Он также принялся плакать и почернел, так что его товарищи не могли узнать его среди прочих. Пришлось оставить его там.

15. Остров с четырьмя изгородями — из золота, серебра, меди и хрусталя. В каждом из отделений находились, соответственно, короли, королевы, воины и девушки.

16. Остров с большой крепостью и стеклянным мостом. Мост отбрасывал назад всякого, кто пытался пройти по нему. Прекрасная девушка, выходившая из ворот крепости, трижды отказывала путникам в приюте, но затем приветствовала каждого из них по имени и сказала, что давно уже ждет их и давно знает об их плавании. Товарищи Майль Дуйна попытались уговорить ее разделить с ним ложе, но она ответила, что ей неведом грех. На другой день они снова повели с нею речь о том же, и она обещала дать ответ назавтра. Когда же утром все они пробудились, то увидели себя вновь на корабле в открытом море, и нигде не было видно и следов того острова.

17. Остров говорящих птиц.

18. Остров, где жили птицы и отшельник, одеждой которому служили лишь его волосы. Он прибыл сюда с родной земли на куске дерна, и Господь утвердил для него остров, который каждый год увеличивается на одну пядь, и каждый год на нем вырастает по дереву. Птицы, сидящие на этих деревьях, — это души его детей и других родичей, которые ждут здесь Судного дня. Всех их питали ангелы. Отшельник предсказал, что все спутники Майль Дуйна достигнут родной земли, кроме лишь одного.

19. Остров с чудесным источником, который по средам и пятницам струил воду и сыворотку, по воскресеньям и иным праздничным дням — жирное молоко, а по особым дням больших праздников — вино и пиво.

20. Остров с огромной кузницей и гигантским кузнецом.

21. Море как стекло. «Велики были красота и блеск его».

22. Прозрачное море, похожее на облако, под которым была целая страна, где обитал страшный зверь. Он сидел на дереве, подле которого пастухи пасли большое стадо. Несмотря на то что стада охранял муж с оружием в руках, зверь этот, не слезая с дерева, вытянул шею и пожрал самого жирного быка, какой был в стаде.

23. Остров, народ которого громко закричал «Вот они!», когда Майль Дуйн и его спутники приблизились к берегу. Можно было подумать, что они ждут их прибытия и боятся их.

24. Остров с потоком-радугой, который был полон лососей и поднимался с одного края острова, спускаясь к другому.

25. Гигантский четырехгранный столп, поднимавшийся прямо из моря, вершины его не было видно, но откуда-то сверху в море спускалась серебряная сеть. Диуран ударил лезвием своего меча по сети, когда корабль проплывал через одну из ее ячеек, и отсек часть ее (когда они вернулись в Ирландию, он возложил этот кусок сети на алтарь Армага). С вершины столпа раздавался звонкий голос, но было непонятно, на каком языке он говорил.

26. Остров на ножке, у основания которой была дверь.

27. Остров Женщин. Там Майль Дуйн и семнадцать его спутников были приняты королевой острова и ее семнадцатью дочерьми. Женщины пировали с путниками и ночью разделили с ними ложе. Затем они стали уговаривать их остаться на острове навсегда, чтобы «время не коснулось их и каждый сохранил свой возраст». Майль Дуйн и его спутники провели там три зимних месяца, но время это показалось им тремя долгими годами, так что спутники Майль Дуйна начали роптать и требовать продолжения плавания. Когда они собрались отплыть, королева вышла на берег и бросила Майль Дуйну клубок нитей, который приклеился к его руке, и так ей удалось подтянуть корабль к берегу. Трижды она повторяла это, и пришлось Майль Дуйну остаться у нее еще на три месяца. Но когда опять решили они отправиться в путь, Майль Дуйн велел одному из своих спутников поймать вместо него брошенный королевой клубок. Клубок снова приклеился, но Диуран схватил меч и быстро отрубил руку того человека. Так удалось им убежать.

28. Остров деревьев с огромными ягодами, у которых был пьянящий сок.

29. Остров отшельника и древнего орла. Огромная птица прилетает на холм около озера и поедает большие красные ягоды; когда эти ягоды падали в озеро, вода в нем сразу окрашивалась в красный цвет. Оперение птицы было грязным и старым, но вот прилетели два орла и стали чистить птицу, вырывая у нее старые перья. На следующий день большая птица погрузилась в озеро, а когда вышла на берег, оперение ее было блестящим и упругим. Глядя на нее, путники вспомнили слова пророка: «Обновится, как у орла, юность твоя». Диуран искупался в этом озере, и с тех пор до конца его дней зрение у него оставалось крепким, ни один зуб не выпал, ни одного волоса не потерял он и никогда не знал ни хвори, ни болезни.

30. Остров Смеха. На его берег сошел последний из молочных братьев Майль Дуйна, и тут же начал смеяться вместе с тамошними людьми. Назад на корабль он не вернулся, так что пришлось оставить его там.

31. Остров, окруженный вращающейся огненной стеной. В одном месте этой стены была открытая дверь, и путники могли видеть через нее весь остров: там было множество людей, прекрасных обликом и в роскошных одеждах, которые пировали, сидя с золотыми чашами в руках. Воздух вокруг них был напоен чудесной музыкой.

32.Остров, где жил вор-отшельник, родом из Тораха. Он ограбил церковь и отправился со своими сокровищами за море. Однако по велению явившегося ему странного человека он выбросил все свое добро за борт и оставил весла и руль. В конце концов он очутился на этом островке, получая чудесное пропитание. Отшельник посоветовал Майль Дуйну простить убийц его отца, потому что Бог спас его самого и его людей от многочисленных грозивших им опасностей.

33. Остров, где увидели они сокола, похожего на соколовИрландии. Следуя за ним, поплыли они к родной землеи вскоре пристали к маленькому островку, на котором их радостно приветствовали убийцы отца МайльДуйна, которые все это время не прекращали говорить о нем.

Мы позволили себе наскучить читателю этим длинным перечнем островов, чтобы показать, насколько Иной мир плаваний отличается от Иного мира приключений. Когда Бран проходит через парадоксальную зону, где море и земная твердь суть одно и то же, а мужчины и женщины предаются чистым, ничем не замутненным радостям, он вступает в мир, где вся наша жизнь как бы распадается на составные части. Народ острова Радости не испытывает какого-то определенного удовольствия, и смеются они ни над чем. Остров символизирует радость как таковую, радость вообще. Остров Женщин подобным же образом являет собой квинтэссенцию женственности и эротического наслаждения, отделенную от всего того, что обыкновенно примешивается к ним в реальной жизни. Долгое плавание Майль Дуйна продолжает процесс разложения на составляющие. Особенно поразительно строгое распределение растений и животных по видам: муравьи, птицы, говорящие птицы, скаковые лошади, кусающиеся лошади, лососи, свиньи, овцы, коровы — все занимает свое особое место. Точно так же тщательно классифицированы формы: столп, арка, цоколь, — и контраст «черного» и «белого». В «Плавании Снедгуса» упоминается также остров с двумя озерами: одно — полное воды, а другое — полное огня. Если бы не молитвы святых, эти две стихии овладели бы Ирландией.

Людской род тоже разделен на четыре класса — короли, королевы, воины и девушки. На подобном же острове, который встречают на своем пути братья О'Хорра, все население поделено иначе — на «людей достойных», знать, юношей и слуг (опять четыре функции?). В «Плавании Майль Дуйна» мы опять-таки встречаем остров Женщин, св. Брендан видел остров Сильных Мужей, поделенных на три возрастные группы — мальчики, юноши и старики, а братья О'Хорра побывали на острове, одну часть которого населяют живые, другую — мертвые. Острову Смеха противопоставлен антипод — остров, где царят беспричинная печаль и уныние. Подобно тому как на острове черного и белого все предметы превращаются либо в черные, либо в белые, так и путники, попадающие на остров Смеха или остров Тоски, начинают либо смеяться, либо безутешно рыдать. Видимо, метафизический смысл состоит в том, что как абстрактные принципы Белизна, Чернота, Огонь, Вода, Радость, Печаль, Женское, Мужское, Юность, Старость, Жизнь, Смерть и т. д. существуют над объектами и людьми, в которых они манифестируются (Доктрины первоэлементов и архетипических идей, конечно, много шире и древнее, чем те формулировки, в какие их облекли греческие философы). Более того, чтобы подчеркнуть отделение этих начал от их обычных носителей в явленном мире, они порой представлены в сочетаниях, на земле немыслимых, — так появляются диковинные существа вроде коня с собачьими лапами в «Плавании Майль Дуйна» или людей с кошачьими головами, людей с головами свиней или собак, да еще и с бычьими гривами в «Плавании Снедгуса». Подобно «актерам» сезонных ритуалов, надевающим звериные маски и плетеные конские головы (внутри которых можно и вращаться), эти чудища показывают, что изначальные элементы могут соединиться так, что возникнет мир, совершенно не похожий на тот, какой мы знаем.

Кроме элементов, составляющих материальный мир, в островах отражены и свойства человеческого характера. Так, один остров являет собой символ скупости, другой — святость собственности и грех воровства. Остров со стеклянным мостом, видимо, представляет целомудрие, и вряд ли приходится сомневаться, что аллегорическая суть целого ряда образов от нас ускользает. В дошедших до нас более полно христианских плаваниях острова мышей, птиц, фруктовых деревьев и т. д. перемежаются изображениями других островов, символизирующих муки и страдания, полагающиеся за тот или иной грех.

В этой книге мы почти ничего не говорили о кельтских представлениях о загробной жизни, ибо аутентичные источники на удивление молчаливы в этом вопросе. Единственный посмертный мир, о котором говорят кельтские тексты, — это христианский рай и ад. В этом отношении они, безусловно, являют разительный контраст свидетельствам античных авторов, которые утверждают, что галльские друиды верили в бессмертие человеческой души. По сообщениям Валерия Максима, вера эта была так сильна, что даже уплату долгов галлы порой откладывали на «следующую жизнь», которую бессмертная душа обретет в новой инкарнации. Конечно, античные авторы могли во многом неверно истолковывать верования кельтов, но трудно себе представить, что в этом вопросе все они с поразительным единодушием впадали в одно и то же заблуждение. И не случайно, что ярчайшие из христианских «видений» Иного мира, записанные в средневековой Европе, относятся именно к кельтскому Западу, и образное богатство этих «видений» не находит аналогов в других христианских источниках.

В религиозных системах Египта, Индии и многих других стран хранителями доктрины о путях души после смерти были жрецы. И всякий человек на пороге смерти обязательно должен был приобщиться к этому знанию; для этой цели принимали необходимые меры. Даже средневековое христианство создало свою «Книгу искусства умирания». Глубинный смысл описанных нами плаваний проявляется, в частности, при сопоставлении с тибетской «Книгой мертвых», где изображается последовательность состояний, через которые дух проходит после смерти, — состояний, в которых мысли обретают вещность, а человеческие качества принимают вид определенных сущностей. «Умерший становится единственным созерцателем удивительной панорамы видений... Видятся ему вначале счастливые и величественные образы, рожденные из семени импульсов и аспираций высшей или божественной природы; затем являются перед ним устрашающие видения низшей или животной природы, и он впадает в смятение и хочет убежать от них», — вот так же герои ирландских плаваний бежали, увидев иные острова. Среди многообразных символов, названных в тибетской «Книге мертвых», есть и четыре первоэлемента (огонь, вода, земля и воздух), четыре цвета и ряд других групп четырех «порядков» (сумма элементов каждой группы в совокупности и единстве составляет пять). Есть там «благие божества» и «божества гневные», с ужасными звериными головами, чей облик и поведение напоминают о сценах мучительных пыток из «Плавания О'Хорра».

Смеем утверждать, что в «плаваниях» сохранились фрагменты устной кельтской «Книги мертвых», которая рассказывала, что тайны мира по ту сторону смерти были хотя бы отчасти открыты и остановки на пути странствия души нанесены на карту. Остров Радости и Страна Женщин суть лишь краткие привалы на этом пути. Майль Луйн во время своего плавания становится свидетелем тридцати трех чудес, и число это наверняка не случайно. Итак, подобно повестям других типов плавания обладали своей особой функцией: они учили искусству умирания, направляли душу на ее пути в Иной мир, полный опасностей и чудес.

Глава 17. Смерти

Обстоятельства смерти кельтского героя обычно бывают заранее предсказаны друидами или ясновидцами, и герой идет по жизни, точно зная, какой именно конец его ожидает. События, кульминацией которых становятся разрушение Дома Да Дерга и смерть Конайре, настолько подробно предречены вражескими колдунами, что для описания реальной битвы требуется совсем немного слов. Битва — это как бы повтор или материализация рассказа, чьи истоки и суть находятся в мире за пределами. Здесь и Сейчас. Невольно вспоминается связь между смертным приговором и казнью. Приговор предписывает форму смерти, и остается только привести его в исполнение.

"Так, путь Кухулина к последнему сражению — самая настоящая «скачка смерти». Прежде чем он выезжает из ворот Эмайн Махи, целый ряд знамений предупреждает его о неминучей гибели. Оружие падает со стены. Когда он надевает плащ, пряжка выскальзывает из его пальцев, падает и вонзается ему в ногу. Морриган ночью специально ломает его колесницу, чтобы не дать ему выехать из дому. Когда Кухулин пытается запрячь лошадей, Серый из Махи поворачивается к своему хозяину левым боком, а в ответ на упрек («Не таков был твой обычай, о Серый из Махи, чтоб отвечать зловещим знаком на мой призыв»), роняет кровавые слезы. Когда герой все же выезжает из ворот, его встречает заклинательница Леборхам и тоже пытается уговорить его вернуться. Тем временем трижды по пятьдесят женщин королевского рода, любившие Кухулина, испускают крики скорби и тоски и ломают руки, потому что понимают они, что не суждено их герою вернуться. Далее на своем пути Кухулин заезжает в дом кормилицы, поскольку было у него в обычае заезжать к ней всякий раз, как случалось ему ехать на юг, и всегда были у нее в запасе для него молоко и пиво. Согласно некоторым версиям, на этот раз чаша с молоком, которую подали ему там, превратилась вчашу, полную крови, затем встречаются ему две прекрасные девушки в горе и печали стирают они у брода окровавленную одежду. И одежда эта принадлежит Кухулину. После этого Кухулин встречает трех старух, слепых на левый глаз; старухи сидели вокруг костра и на вертелах из рябиновых прутьев жарили собачье мясо, приправляя его ядом и заклинаниями. Здесь наш герой попал в большое затруднение на нем лежал гейс, запрещавший есть мясо его тезки, пса, но другой гейс не позволял ему проехать мимо очага, где готовилась пища, не разделив трапезы. Сначала он все же пытается отклонить приглашение старух отведать их угощение, но когда те упрекают его в презрении к их жалкой пище, он поневоле соглашается и садится к костру. Левой рукой старуха подает ему собачью лопатку, и он начинает есть это мясо, складывая куски его под свое левое бедро. И левая рука его, и левое бедро теряют от этого свою силу.

Нарушение гейсов — верный знак приближающейся смерти. И напротив, несмотря на обилие опасностей, герой может спастись, если гейсы его останутся ненарушенными. Но обычно, когда смерть близка, герой попадает в такие ситуации, когда у него нет выбора, он с роковой неизбежностью нарушает один за другим все свои гейсы и идет к гибели, подобно тому как с роковой неизбежностью идут к своей гибели греческие герои после того, как отворачиваются от них божественные покровители. Особенно ярко описан этот трагический путь в саге «Разрушение Дома Де Дерга», сюжетные повороты которой шаг за шагом ведут короля Конайре к гибели. Он нарушает один за другим гейсы, которые наложил на него Король Птиц еще до того, как Конайре стал верховным королем Ирландии. Вот каковы были его гейсы.

1. Нельзя обходить тебе Брегу слева направо, а Тару справа налево.

2. Нельзя убивать тебе диких зверей Керны

3. Каждую девятую ночь не можешь ты покидать пределы Тары

4. Нельзя тебе проводить ночь в таком доме, откуда наружу виднелся огонь или свет был заметен оттуда.

5. Три Красных не должны пред тобой идти к дому Красного

6. Не должен случиться грабеж при правлении твоем

7 Да не войдут в твое жилище после захода солнца одинокий мужчина и женщина

8. Не должно тебе решать спор двух рабов

(Перев. С. Шкунаева)

Начало гибели короля Конайре — мягкость, какую он выказывает к своим молочным братьям, сыновьям Донна Десы, которые, возмущаясь мирным его правлением, занимались грабежом (гейс № 6). Сначала король проявляет к братьям снисхождение, хотя и приговаривает к смерти их сообщников. Однако затем он отменяет это суждение — «суд, что я вынес, не продлит мою жизнь» — и отправляет их всех грабить людей Альбана (Шотландии). Во время своего путешествия молочные братья Конайре встретились с Ингкелом Одноглазым, сыном короля бриттов, и с его людьми, и они объединили свои силы. Для начала они убили отца, мать и семерых братьев Ингкела, а затем отправились обратно в Ирландию, чтобы дать Ингкелу возможность совершить ответный разбой.

Конайре же тем временем отправился в Мунстер, чтобы помирить там двух других молочных своих братьев (гейс № 8), и провел по пять ночей в доме каждого из них (гейс № 3). На обратном пути король и его люди увидели повсюду вооруженные отряды и людей без одежды, а вся Тара показалась им накрытой огненным облаком. Это был знак, что закон короля нарушен. Тогда Конайре и его свита объехали Тару справа налево, а Брегу — слева направо (гейс № 1), а потом король стал охотиться на диких зверей из Керны (гейс № 2), не подозревая об этом, пока не кончилась охота. Затем они отправились берегом моря на юг и решили заночевать в Доме Да Дерга. Герой Мак Кехт пошел вперед, чтобы разжечь в доме огонь до прихода короля дом же этот представлял собой здание, у которого было семь входов и лишь одна дверь, которую приставляли к тому входу, откуда дул ветер.

Тут Конайре увидел трех всадников, которые ехали впереди него к тому же дому. Все у них было красного цвета: и тела, и волосы, и одежда, и кони, — и ехали они к дому Крэсного (Дерг, derg — «красный») (гейс № 5). Напрасно посылал Конайре к ним своего сына, чтобы уговорить их остановиться ненадолго, а потом поехать следом за королем. Они ответили ему словами, предвещавшими трагедию «О мальчик, вот великая весть. Где конюшня, куда мы спешим? Едем мы из конюшни Донна Десскораха, что в сиде. Устали наши кони. Хоть и живы мы, а все же мертвы. Гибель живого. Пища воронам. Еда для ворон. Битва и сеча. Кровь на мечах. Щиты с разбитыми шишаками через час после заката. О мальчик'» Затем ко всей компании присоединяется уродливый черный человек, у которого только один глаз, одна рука и одна нога, и с ним — его огромная уродливая жена. Это Фер Кайле (букв.: «лесной человек»), и он так приветствует Конайре: «Давно уже известно о твоем приезде». На спине он несет визжащую черную свинью, предназначенную для угощения короля (это тоже один из гейсов Конайре, хотя в саге он и не назван прямо).

Конайре вошел в дом. Все расселись по местам, и Да Дерга сердечно приветствовал собравшихся. Между тем у входа в дом появилась одинокая женщина в длинном сером плаще, а было это уже после захода солнца. Женщина попросила разрешения войти. Длинными, словно ткацкий навой, были ее голени и черными, словно спинка жука. Волосы с ее лобка спускались до колен, а губы свисали на одну половину лица. Она прислонилась ко входу, и бросила на короля и его воинов дурной взгляд, и предсказала, что из Дома не спасется никто, разве только унесет его в лапах птица. «Чего ты хочешь?» — сказал Конайре. «Воистину того же, чего хочешь и ты», — сказала женщина. «Лежит на мне гейс, — сказал ей Конайре — после захода солнца не принимать в доме, где я нахожусь, одинокую женщину». Но, несмотря на эти слова короля, женщина упрекнула его в недостатке гостеприимства. «Вот жестокий ответ, — сказал Конайре — Впустите ее, хоть и лежит на мне этот гейс». И великий ужас и дурное предчувствие охватили всех присутствующих.

Тем временем грабители под водительством Ингкела и сыновей Донна Десы высадились на берег, и, когда корабли их пристали к земле Дом Да Дерга так содрогнулся, что оружие упало с крюков. Здесь повествователь в полной мере использует иронию ситуации в ответ на просьбу объяснить причину столь сильного шума, Конайре говорит «Не могу и помыслить, разве только лопнула твердь или Левиафан, что опоясывает мир, решил разрушить его ударом своего хвоста, или корабль сыновей Донна Десы пристал к берегу. Горе мне, если это не они! Ведь это наши возлюбленные молочные братья. Мил мне этот отряд воинов, и не пристало нам бояться их этой ночью». Во время высадки один из сыновей Донна Десы говорит о короле Конайре «Не бывало во всем свете короля благороднее. Добрым было его правление. Да не допустит Бог, чтоб был он там этой ночью. Прискорбно, что жизнь его коротка».

Сквозь колеса семнадцати колесниц, стоявших у каждого входа, разбойники могли видеть огонь, зажженный в честь короля (гейс № 4). Ингкел пошел на разведку, вернулся, после чего произошел длинный разговор, в ходе которого он подробно описал устройство покоев в доме и людей, сидящих там. Ирландские сообщники с легкостью идентифицировали каждого по описанию Ингкела и даже пытались удержать Ингкела от штурма дома, мотивируя это силой и доблестью каждого из находящихся внутри. Это детальное перечисление героев и их славных деяний напоминает некий древний ритуал.

Все же разбойники нападают на дом. Трижды они поджигают его, и трижды огонь гаснет. Еще не вооружившись как следует, король Конайре убивает шесть сотен врагов, а потом, взяв в руки оружие, убивает еще столько же. Однако друиды нападавших наслали на Конайре великую жажду и при этом лишили воды все реки и озера Ирландии. Конайре попросил питья у Мак Кехта, и тому пришлось отправиться на поиски воды, потому что вся вода в доме была уже израсходована на тушение огня. Долго не мог Мак Кехт найти воды для короля, пока не оказался наконец у Уаран Гарайд, что в долине Круахана, где вода не успела уйти от него в донный песок. Когда он вернулся к Дому Да Дерга, то увидел двоих мужей, которые рубили голову Конайре. Мак Кехт убил их, а потом вылил вод у врот Конайре и на его затылок. Тогда отрубленная голова сказала: «Великий муж Мак Кехт! Славный муж Мак Кехт!» И герой устремился вдогонку за врагами. Только девять человек из защитников дома пали в том бою, и только пятерым из нападавших удалось бежать.

Когда Конал Кернах после битвы вернулся в Тайльтиу, отец стал упрекать его за то, что он вернулся живым, тогда как господин его остался лежать мертвый среди поверженных врагов. Конал показал ему свои раны. «Да, эта рука сражалась сегодня, о сын мой», — сказал отец Коналу. «Воистину это так, о старый герой, — сказал Конал, — многим поднесла она смертельный напиток у входа в дом».

Судьба Конайре сформулирована в виде гейсов, начинающихся с «нельзя тебе...». Всего этого надлежит избегать, но все непременно должно свершиться, прежде чем он умрет. Королю не следовало мирить ссорящихся рабов и жалеть грабителей, хоть это и были его молочные братья, но как только он совершил эти две ошибки, события саги вышли из-под контроля и приняли необратимый, роковой характер. Гейсы взяли над Конайре верх, и он уже бессилен против трех Красных и Фер Кайле с его свиньей. Стоя лицом к лицу с одинокой женщиной у порога, король попадает в ловушку: он должен нарушить либо гейс, либо королевский долг гостеприимства. Жестокое противоречие между личным гейсом и более общими социальными и этикетными запретами вытекает из самой природы гейса. Нередко столь же противоречивы и сами личные гейсы героя. В том и другом случае жертва противоречия всегда оказывается в положении проигравшего, подобно Кухулину, который, с одной стороны, не должен был есть мясо своего тезки, а с другой — не мог пройти мимо горящего очага, не разделив трапезы, которая на нем готовилась. У героя уже нет выбора между добром и злом, он находится в мире, где добро и зло перемешаны между собой. Чтобы убить непобедимого героя, враги Кухулина заручили<