Ловушка четвертая: повреждение основного инстинкта – последствие неволи

Инстинкт – вещь трудно определимая, ибо его не увидишь глазами. Хотя нам известно, что инстинкты присущи человеку с незапамятных времен, никто толком не знает, в каком месте нервной системы они обитают и как именно на нас воздействуют. Если смотреть с психологической точки зрения, то Юнг полагал, что инстинкты происходят из психоидного бессознательного, того уровня психики, где могут соприкасаться биологическое и духовное. Я сознательно придерживаюсь той же точки зрения и, пойдя дальше, рискну предположить, что творческий язык, в частности, есть такой же лирический язык Самости, как и символика сновидений.

Этимологически слово "инстинкт" происходит от латинских слов instingue-ге, что значит "импульс", и instinctus, что значит "побуждение" – подстрекательство или принуждение со стороны внутреннего голоса. Инстинкт можно рассматривать как полезное качество, нечто внутреннее, что в союзе с предусмотрительностью и сознанием направляет человека к целостным поступкам. Женщина рождается с полноценным набором инстинктов.

Хотя мы могли бы сказать, что девочка из сказки попала в новую обстановку, где ее грубые свойства смягчились, а все трудности жизни остались позади, но на самом деле ее индивидуация прекратилась, и ее стремление развиваться заглохло. А когда старая дама – образ, выражающий притупляющее воздействие, – видит в плодах труда творческого духа не сокровище, а мусор, и сжигает самодельные красные башмачки, девочка не просто замолкает. Она печалится, а это обычное состояние творческого духа, отрезанного от естественной для души жизни. Хуже того, инстинкт, который подтолкнул бы ребенка к бегству от этой напасти, притупился, сошел на нет. Вместо того чтобы стремиться к новой жизни, девочка тонет в душевной трясине. Отсутствие чувства в том случае, когда оно абсолютно оправданно, приводит к депрессии. А это еще одна ловушка.

Называйте душу как угодно: союзом с диким началом, надеждой на будущее, неукротимой энергией, творческой одержимостью, своим путем, своим делом, Возлюбленной, дикой невестой, "пушинкой на устах Бога" [5]; какие бы слова или образы вы ни использовали, чтобы обозначить этот элемент вашей жизни, именно он оказался в неволе. Именно поэтому творческий дух вашей души оказался так ущемлен.

Исследуя разные виды животных в неволе, ученые обнаружили: как бы любовно ни были оборудованы их места обитания в зоопарке, как бы ни любили их служители – а они их действительно любят, – звери часто теряют способность размножаться, их потребности в пище и отдыхе меняются, былая жизнерадостность сменяется сонливостью, угрюмостью или беспричинной агрессией. Зоологи называют такое поведение "депрессией животных". Когда животное держат в клетке, его естественные циклы сна, выбора партнера, гона, ухаживания, воспитания потомства и т.д. нарушаются. На месте утраченных естественных циклов образуется пустота. Но эта пустота, в отличие от буддийского представления о священной пустоте, не полна, а именно пуста, как внутренность герметически закрытого ящика.

Так и любая женщина, войдя в дом сухой и чопорной старой дамы, ощущает недостаток решимости, тоску, скуку, обычную депрессию и внезапную тревогу – симптомы, похожие на те, какие проявляют страдающие от неволи и травмы животные. При слишком сильном одомашнивании наши некогда сильные и необходимые побуждения к игре, общению, скитаниям, завязыванию отношений – исчезают. Если женщина соглашается стать слишком "воспитанной", ее инстинкты, регулирующие эти побуждения, погружаются в темное бессознательное и становятся для нее недосягаемыми. Тогда говорят, что ее инстинкты повреждены. То, что должно происходить естественно, не происходит вовсе или происходит после долгих раскачиваний, размышлений, борьбы с самой собой.

Отождествляя слишком сильное одомашнивание с неволей, я не имею в виду социализацию – процесс обучения детей более или менее цивилизованному поведению. Социальное развитие – дело важное и необходимое. Без него женщина не смогла бы нормально сосуществовать со своим окружением.

Но чрезмерно одомашнить – все равно что запретить быть жизнерадостной. Это правильное и здоровое состояние: ведь дикая самость не должна быть покорной или безразличной. Она чутко реагирует на каждое движение, на, каждый миг. Она не ограничена каким-то одним абсолютным, повторяющимся шаблоном на все случаи жизни. Она обладает творческим выбором. У женщины, чьи инстинкты повреждены, такого выбора нет. Она увязла в трясине.

Есть много способов увязнуть. Обычно женщина с поврежденными инстинктами разбазаривает себя, поскольку ей трудно попросить о помощи или осознать собственные потребности. Ее природные инстинкты, побуждающие ее дать отпор или бежать со всех ног, крайне замедлены или сведены на нет. Способность распознавать такие ощущения, как сытость, посторонний привкус, опасность, настороженность и стремление к всеобъемлющей и свободной любви, ослаблена или преувеличена.

Как и в сказке, одна из самых коварных атак на дикую самость – это требование вести себя прилично, сопровождаемое обещанием награды (которая вряд ли последует). Хотя этот метод иногда (повторяю: иногда) помогает убедить трехлетнего ребенка убрать в комнате (никаких игрушек, пока не застелешь постель) [6], он никогда и ни при каких условиях не принесет успеха, если речь идет о живой женщине. Хотя постоянство, последовательность и организованность – важные факторы, положительно влияющие на творческую жизнь, требование старой дамы "вести себя прилично" убивает все возможности роста.

Игра, а вовсе не какие-либо приличия, – главная артерия, ядро, мозговой ствол творческой жизни. Стремление к игре – один из инстинктов. Будь паинькой – творческая жизнь на нуле. Сиди смирно – аналогичный случай. Всегда будь сдержанна в словах, мыслях и поступках – никакого творческого огня. Любая группа или организация, любое общество или учреждение, которое поощряет женщин осуждать все странное, относиться с подозрением к новому и необычному, избегать пылкого, энергичного, изобретательного, обезличивать личное, тем самым хочет насадить культуру мертвых женщин.

Яркий пример одичавшей женщины, инстинкты которой оказались повреждены разрушительными для духа силами, – Джейнис Джоплин, известная в шестидесятые годы блюзовая певица. Ее творческая жизнь, невинная любознательность, любовь к жизни, несколько непочтительное отношение к миру в период взросления – все это подвергалось безжалостному поношению со стороны учителей и многих из тех, кто окружал ее в "приличной" общине южных баптистов, где она росла.

Хотя она была отличницей и талантливой художницей, девочки не водились с ней, потому что она не пользовалась косметикой [7], а соседи не одобряли за то, что она любила забраться на скалы за городской чертой и петь там вместе с друзьями, и еще за то, что она слушала джаз. Когда наконец она сбежала в мир блюза, то была так голодна, что уже не могла остановиться. У нее были неустойчивые границы, то есть отсутствие тормозов, когда дело касалось секса, выпивки и наркотиков [8].

И в Бесси Смит, Энн Секстой, Эдит Пиаф, Мэрилин Монро и Джуди Гарланд было нечто такое, что укладывается в ту же схему изголодавшейся души с поврежденными инстинктами: попытки приспособиться, утрата чувства меры, неспособность остановиться [9]. Можно было бы составить длинный список талантливых женщин с поврежденными инстинктами, совершивших в таком уязвимом состоянии роковой выбор. Как дитя в сказке, все они где-то в пути потеряли свои самодельные башмачки и нашли дорогу к смертоносным красным башмачкам. Все они были полны печали, потому что изголодались по духовной пище, душевной беседе, безыскусным скитаниям, по праву быть такой, как хочется, по пути к Богу, по простой и здоровой чувственности. Но, сами того не ведая, они выбрали заколдованные башмачки – убеждения, поступки, представления, которые способствовали все большему и большему разрушению жизни, которые превратили их в призраков, кружащихся в безумной пляске.

Нельзя не учитывать, что поврежденные инстинкты становятся главной причиной того, что женщины совершают безумные поступки, становятся одержимы навязчивыми идеями или идут по менее гибельному, и все же разрушительному пути. Восстановление поврежденных инстинктов начинается с того, что женщина признает: она попала в ловушку, за которой последовал душевный голод, и обычные границы интуиции и самозащиты оказались нарушенными. Процесс, который довел женщину до неволи и последовавшего за ней голода, необходимо обратить вспять. Но многие женщины вначале проходят через следующие пять стадий, как это описано в нашей сказке.

Ловушка пятая: попытка украсть тайную жизнь – раздвоение "я"

В этой части сказки девочке предстоит конфирмация, и ее ведут к сапожнику за новыми башмаками. Мотив конфирмации – сравнительно новое дополнение к старой сказке. С точки зрения архетипа, вполне вероятно, что "Красные башмачки" – это скрытый под множеством наслоений фрагмент гораздо более старого мифа или сказки о появлении первых менструаций и вступлении в менее защищенную матерью жизнь. С помощью этой сказки женщины постарше когда-то учили молодых осознанности и адекватной реакции на окружающий мир [10].

Есть сведения, что в матриархальных обществах Египта, а также Древней Индии, Турции и некоторых других районов Азии (считается, что именно оттуда на тысячи миль во всех направлениях распространилось и дошло до нас представление о женской душе) главным событием пороговых обрядов было вручение юным девушкам хны и других красных пигментов, чтобы они могли красить ими ступни [11]. Один из самых важных пороговых обрядов был связан с первой менструацией. Этот обряд знаменовал переход от детства к полноценной способности зарождать в своем чреве новую жизнь, владеть сопутствующей сексуальной энергией и всеми прочими женскими качествами. На всех этапах этой церемонии использовалась красная маточная кровь во всех ее проявлениях: менструальная и та, которая выделяется при родах и при выкидыше и во всех случаях стекает по ногам вниз, к ступням. Как видите, у красных башмачков есть богатый подтекст.

Упоминание Дня избиения младенцев – тоже более позднее дополнение. Здесь речь идет о христианском празднике, который в Европе в конце концов вытеснил древний языческий праздник зимнего солнцестояния. В языческом мире в этот день женщины выполняли ритуальное очищение тела и души/духа, готовясь к буквальному и символическому обновлению, которое приходит месте с весной. В эти ритуалы могло входить коллективное оплакивание потерь при деторождении [12] – включая смерть новорожденного, выкидыш, мертворожденного ребенка, прерывание беременности и другие важные события в сексуальной и репродуктивной жизни женщины за истекший год [13].

Далее в сказке следует один из наиболее красноречивых эпизодов душевного гнета. Ненасытный душевный голод девочки сметает преграды, сдерживавшие ее поведение. В лавке сапожника она тайком от старой дамы хватает странные красные башмачки. Вырвавшись на поверхность души, неутолимая жажда душевной жизни заставляет хватать все, что попадается под руку, потому что эго знает: скоро его свободе придет конец.

Такая безудержная алчность бывает в том случае, когда большая часть женской самости оказалась подавленной и вытесненной в теневую область души. С точки зрения аналитической психологии, вытеснение в бессознательное инстинктов, потребностей, чувств – как положительных, так и отрицательных – вынуждает их обитать в теневом мире. В то время как эго и супер-эго пытаются и дальше контролировать теневые импульсы, давление, которое вызывают эти попытки, можно сравнить с пузырьком в боковой стенке автомобильной шины. Когда колесо вращается и шина нагревается, давление на пузырек увеличивается и шина взрывается, выбрасывая содержимое наружу.

Так же ведет себя и тень. Вот почему человек типа Скруджа может поразить всех, внезапно пожертвовав миллионы на приют для сирот. Или почему обычно милый человек способен выкинуть неожиданный номер, подобный вспышке фейерверка. Мы обнаруживаем, что, приоткрывая дверь в теневой мир и понемногу выпуская обитающие там элементы, общаясь с ними, находя им применение, договариваясь с ними, можно уменьшить риск неприятного сюрприза, когда тень устраивает внезапные набеги и неожиданные взрывы.

Хотя у каждой культуры могут быть свои ценности и, таким образом, в теневую зону могут вытесняться различные, "положительные" и "отрицательные" качества, однако обычно считаются отрицательными и, следовательно, отправляются в тень те импульсы, которые толкают человека на воровство, обман, убийство, разнообразные излишества и другие поступки такого же рода. Отрицательные, теневые аспекты парадоксальным образом возбуждают, однако, являясь носителями энтропии, они лишают равновесия и покоя отдельных людей, пары и более широкие группы.

Однако тень тоже содержит в себе божественные, приятные, прекрасные и сильные аспекты личности. Особенно это касается женщин – у них тень почти всегда содержит те очень тонкие аспекты бытия, которые в обществе запрещены или почти не получают поддержки. У очень многих женщин на дне колодца находится наделенная пророческим даром созидательница, проницательная поборница истины, ясновидящая, та, кто может судить о себе, не умаляя собственных достоинств, может смотреть на себя без отвращения, может совершенствовать свое ремесло. В нашем обществе такие благотворные для женщин теневые импульсы чаще всего сосредоточиваются вокруг права самой творить свою жизнь.

Эти выброшенные за ненадобностью, обесцененные, "неприемлемые" стороны души и самости не просто скрываются в темноте, а замышляют заговор: как и когда вырваться на свободу. Там, в темноте бессознательного, они клокочут, бурлят, кипят, пока однажды, как бы плотно ни была закрыта крышка, не происходит взрыв, и тогда они неудержимой лавиной выплескиваются наружу и вытворяют, что хотят.

И тогда, как говорят в наших краях, справиться с ними – все равно что затолкать два мешка глины в один. То, что вырвалось из тени, трудно сдержать, если взрыв уже произошел. Конечно, гораздо лучше найти целостный способ, позволяющий сознательно пережить радость творческого духа, а не зарывать ее в землю; однако иногда женщину загоняют в угол – и получают соответствующий результат.

Теневая жизнь настает, если писательница, художница, танцовщица, мать, искательница, мистик, ученица, путешественница перестает писать, рисовать, танцевать, растить, искать, созерцать, учиться, странствовать – делать свое дело. Она может перестать это делать, если то, чему она уделяла столько времени, не оправдало ее надежд, не получило заслуженного признания – или по множеству других причин. Если творческая натура по той или иной причине прекращает творить, энергия, которая к ней естественно притекала, уйдет под землю и будет вырываться на поверхность когда сможет и где сможет. Поскольку женщина чувствует, что при свете дня не может открыто заниматься любимым делом, она начинает вести странную двойную жизнь, на людях притворяясь одной – и ведя себя по-другому, когда удается улучить момент.

Если женщина притворяется, что упаковала свою жизнь в аккуратную и изящную коробочку, она добивается только одного: вся ее взведенная, как пружина, жизненная энергия уходит в тень. "У меня все хорошо", – говорит такая женщина. Мы смотрим на нее через комнату или в зеркало и понимаем, что ей отнюдь не хорошо. А потом в один прекрасный день мы узнаем, что она связалась с пианистом и сбежала с ним в Типпикану, чтобы стать звездой бильярда. Мы недоумеваем: что случилось? Ведь мы знаем, что она терпеть не может пианистов, всегда хотела жить на Оркнатских островах, а не в Типпикану и никогда раньше не упоминала о бильярде.

Дикая женщина может, как Гедда Габлер в пьесе Генрика Ибсена, со скрежетом зубовным притворяться, что живет "как все", но за это всегда приходится расплачиваться. Гедда тайком ведет страстную и опасную жизнь, играя в игры со своим бывшим любовником и со Смертью. Внешне она притворяется, что вполне довольна жизнью, меняя шляпки и слушая скучное брюзжание мужа-зануды. Внешне женщина может вести себя учтиво и даже цинично, а в Душе истекать кровью.

Или, подобно Джейнис Джоплин, женщина может пытаться уступать, пока не закончатся силы, и тогда ее творческая натура, измученная и искалеченная долгим пребыванием в тени, бурно взрывается, восставая против пут бездумного "воспитания", которому нет дела ни до дарований человека, ни до его жизни.

Можете называть это как угодно, но необходимость урывками красть жизнь – если уж в реальной жизни ей не дают места, где она могла бы цвести, – плохо сказывается на жизнеспособности женщины. Женщина, которая попала в неволю и изголодалась, будет хвататься за все подряд: за недозволенные книги и музыку, за дружеские связи, за радости плоти, за религиозные секты. Она хватается за тайные мысли, за мечты о революции. Она крадет время у своих партнеров и семей. Она тайком приносит в дом свое сокровище. Она урывает время для литературного труда, для раздумий, для души. Она притаскивает в спальню призрак, урывает минутку, чтобы почитать стихи перед работой или потанцевать, урывает объятие, когда никто не видит.

Чтобы сойти с этого раздвоенного пути, нужно перестать притворяться. Если урывками таскать поддельную душевную жизнь, никакого толка не будет. Оболочка всегда лопается, когда вы меньше всего этого ожидаете. И тогда беды не миновать. Лучше встать, подняться – какой бы самодельной ни была ваша платформа – и жить изо всех сил, как можно лучше. И перестаньте хвататься за подделки. Тянитесь к тому, что имеет для вас подлинный смысл и пользу.

В сказке девочка хватает башмачки прямо под носом у близорукой старой дамы. Это подразумевает, что абстрактная система ценностей и отвлеченных идеалов лишена способности ясно видеть, чутко откликаться на происходящее. Это характерно и для ущербной души, и для ущербного общества – не замечать личных бед индивидуальности. Так девочка делает очередной негодный выбор в длинной череде негодных выборов.

Предположим, что первый шаг к неволе, согласие сесть в позолоченную карету, она совершила по неведению. Скажем, то, что она отдала свою поделку, – поступок неразумный, но типичный для неопытных душ. Но теперь она захотела башмачки из сапожной лавки, и, как это ни парадоксально, этот ее импульс к новой жизни хорош и правилен. Но все дело в том, что она слишком много времени провела у старой дамы, поэтому ее инстинкты не бьют тревогу, когда она делает этот роковой выбор. На самом деле сапожник вступает с девочкой в сговор. Видя ее неудачный выбор, он подмигивает и ухмыляется. Вдвоем они утаивают красные башмачки от старой дамы.

Женщины часто обманывают себя подобным образом. Они выбрасывают сокровище, чем бы оно ни было, а потом начинают таскать по мелочам везде, где только удается. Они пишут? Да, но тайком, и поэтому не имеют ни поддержки, ни отклика. Если они учатся, то стремятся ли к совершенству? Да, но тайно, и потому не имеют ни помощи, ни наставника. А актриса – рискнет ли она исполнить совершенно новый номер или ограничится бледной имитацией и станет не образцом для подражания, а подражательницей? А как насчет предприимчивой женщины, которая скрывает свою предприимчивость, однако стремится что-то сделать для себя, для народа, для всего мира? Она – яркая мечтательница, принуждающая себя пробивать свой путь в молчании. Это губительно – когда некому довериться, когда нет ни руководства, ни хотя бы капли ободрения.

Трудно урывать клочки жизни, но женщины делают это каждый день. Если женщине приходится таскать жизнь по крупицам, значит, она сидит на голодном пайке. Она таскает жизнь тайком от "них", кем бы эти "они" ни были. Она притворяется спокойной и равнодушной, но, как только появляется лучик света, ее изголодавшаяся самость выскакивает наружу, устремляется к ближайшему живому существу, сияет от счастья, бешено прыгает и скачет, пляшет до упаду, доводит себя до изнеможения, а потом торопится заползти обратно в свою темную клетку, пока никто ее не хватился.

Так поступают женщины, чей брак не удался. Так поступают женщины, которых вынуждают чувствовать себя неполноценными. Так поступают женщины, которые мучаются от стыда, боятся наказания, осмеяния или унижения. Так поступают женщины с поврежденными инстинктами. Воровство помогает томящейся в неволе женщине только в том случае, если она стащит то, что нужно, то, что поможет ей освободиться. По сути, таская полезные, насыщающие, придающие смелость аспекты жизни, душа еще больше убеждается, что этот период воровства закончится, и она сможет открыто жить на свободе, как сочтет нужным.

Понимаете, есть в дикой душе нечто такое, что не позволит нам вечно питаться крохами. Ведь на самом деле женщина, которая стремится жить осознанно, не может ухватить несколько глотков свежего воздуха и этим удовольствоваться. Помните, как в детстве вы обнаружили, что невозможно жить не дыша? Можно стараться обойтись глотком воздуха или вообще без воздуха, но потом какие-то огромные меха приступают к работе, и что-то властно и настойчиво заставляет вас судорожно вдохнуть. Вы глотаете воздух, заталкиваете его в себя, пока снова не начинаете дышать полной грудью.

К счастью, и в душе-психее присутствует нечто похожее. Оно приступает к работе и заставляет нас полной грудью дышать свежим воздухом. Ведь мы и сами знаем, что не можем существовать, украдкой цедя жизнь маленькими глотками. Дикая сила, обитающая в душе женщины, требует, чтобы она имела доступ ко всему богатству жизни. Мы можем быть настороже и брать все, что нам полезно.

Сапожник в этой сказке является предвестником старого солдата, который позже заставляет безудержно плясать заколдованные башмачки. Этот персонаж слишком во многом совпадает с тем, что мы знаем о древней символике, чтобы считать его случайным свидетелем. Естественный хищник, скрывающийся в душе (и в культуре тоже), – это оборотень, сила, которая умеет скрываться под разными личинами, как скрывают капканы, ловушки и отравленные приманки, желая заманить несведущих. Нужно иметь в виду, что он веселится, обманув старую даму.

Нет, он наверняка заодно с солдатом, который, конечно же, олицетворяет дьявола в человеческом облике [14]. В старину дьявол, солдат, сапожник, горбун и другие образы использовались, чтобы изобразить силы зла в мире и в человеческой природе [15].

Хотя мы вправе гордиться душой, которая в таких суровых условиях осмеливается попробовать что-то стащить, факт остается фактом: одно это не решает всей проблемы. Чтобы быть целостной, психология должна рассматривать не только тело, душу и дух, но также – в равной степени – общество и окружающую среду. И в этом свете на каждом уровне нужно задавать вопрос: как получилось, что едва не каждая женщина чувствует необходимость раболепствовать, лебезить, пресмыкаться, вымаливая жизнь, которая, если уж на то пошло, принадлежит только ей. Что же такое обитает в каждом обществе, что требует от нее этого? Если женщина обратит внимание на давление, создаваемое каждым слоем внутреннего и окружающего мира, то уже не станет думать, будто стащить дьявольские башмачки – значит сделать конструктивный выбор.

Наши рекомендации