Водяная нимфа, водяная нимфа, водяная нимфа.

Приди и спаси меня. Приди и спаси.

- Можешь называть меня сумасшедшим, можешь думать обо мне, как угодно душе. Твоё право! Но отныне и впредь я воровать не намерен. С этих пор - я в завязке! – до того, как выпустить последнее слово, Милберн сделал последний глоток второго стакана воды и шумно покинул жилище Гваделупы, оставив того наедине со снедающим жутким любопытством.

“Надеюсь, ты меня поймешь. Надеюсь, не осудишь за выбор”

Господин Хейг, всегда принимавший участие в жизни сопричастника, нынче вынужденно от него дистанцировался и принялся ждать, когда снова окажется нужным. А ведь подобного момента могло и не настать! Все мысли Милберна, черные и светлые, вторичные, посредственные, внезапно переключились в одну плоскость.

Водяная Нимфа.

Приди…

Тем, кто живёт полно, известно, что наиболее броским рупором наступательных вперений буржуазного класса выступает женское слово. Кстати о нём. Лоррейн Хант путем убеждения приобщила Хоулмза к морю земных благ, познакомив с роднёй. Стеснительный профессор, никогда не появлявшийся в аристократическом обществе, был поражен в хорошем смысле. От его прежней одержимости, от помешательства на недоказуемых вещах не осталось и следа уже спустя час, ну, а к вечеру он и вовсе позабыл о своей постыдной деятельности, настроившись на ритм.

Подробнее про бал, куда пригласили профессора, можно расписывать целую вечность. Основное, что следует знать о нем, это что все женщины были повально солидного возраста, как и их мужья. Лоррейн и Аверилл гляделись недостающим огнем молодости, заставляя окружающих удивленно перешептываться. Поначалу приглашенный испытывал

заметный дискомфорт и даже предлагал даме выйти, но со временем изощрился, попривык, и дело вошло в колею.

- Я вел себя невероятно бестактно, думая о вас, как о заурядной меркантильной обманщице. Прошу меня простить. Вы достойны лучшего… - помимо жажды открытий да ребяческой алчности, Авериллом нередко управляла приземленность. Иногда ученый отстранялся от себя в угоду прелестницы и это определенно ему шло.

- Позвольте мне решать! – пискляво изрекла Лоррейн с запрокиданной назад головой. Ёе глаза, два тёмно-зеленых изумруда, унесённо рассматривали бронзовую люстру, а рот был открыт столь широко, что, казалось, еще чуть-чуть и порвется наполы.

- Позволю… - Аверилл метил языком к выглядывающей из-под платья груди, с натугой заглушая похотение. Допрежь его, бесчувственного, каменного, никто не обвораживал. Всё дамское сословье, весь прекрасный пол воспринимался с хладнодушностью, а хладнодушность подавалась как проявление некой особенной галантности. Недостаток притенялся фикцией.

Не отрывая взгляда от люстры, девушка сказала с четкой благодарностью:

- Спасибо… - после чего сомкнула свои тоненькие руки вокруг его шеи, начала теребить его затылок, касаться ушей и вести себя экстравагантно. Спустя какое-то время мужчина догадался, что развязность Лоррейн – результат красного вина и им предпочтительней уединиться. Ведь каждый новый глоток, как закрепление пройденного, не привнесет свежих ощущений, а нахождение в центре, среди десятков чужих глаз, когда всё идет к сближению, уничтожало кавалера в полости.

Но что бы осуществить хотя бы часть внезапно родившегося грязного замысла, было необходимо найти сколько-то правдоподобный предлог и невидимо убраться с этого праздника жизни.

А вдруг всё получится…

Вот только сближения как такового не случилось. Аверилл оказался слишком трусом джентльменом, чтобы цинично использовать временную беспомощность госпожи Хант и вместо попыток обнять ее, привлечь к себе невозмутимо близко, просто присел рядом и пробыл несколько минут в пассивном положении. Порядочно перебравшая, богачка, видимо, спутала его с одним из своих экс-ухажеров, назвав другим именем. Это было равносильно удару в паховую область, но профессор каким-то образом вытерпел и даже поставил себя на место превратной, извращенной до мозга костей и такой необычной, такой обаятельной милой Лоррейн.

Водяная Нимфа.

Приди…

Тем временем другая одинокая душа, вечно ищущая покоя, но никогда его не находящая, бродила по запретному, фаутному безлюдью. Ноги двигались автоматически, утратив прежнюю легкость; руки подбрасывало вперед, чему их владелец отчаянно не придавал значения; близешенько шансонила банда надоед; кричали какие-то дети, изредка пищала кошка, скорей всего, голодная. Милберн Уокер взглянул на родной, привычный Лондон по-иному и чуть было не поплатился за собственную запоздалую смелость: вскрылась дюжина критичных недостатков, которые не удастся игнорировать. Вору, с воровством завязавшему, придется муторно и долго адаптироваться к фактически новым условиям, а малейший просчет может повлечь за собой срыв, а то и гибель.

…Милберн знал, что обязательно себя возненавидит, что будет угрызаться, но поступить иначе, остепениться не мог. Водяная Нимфа, женщина, оберегающая бедных, запала ему в сердце, в голову, в душу, отпечатлелась на них глубоко и теперь уж не бывать “разпечатлению”. Либо воришка добьется невозможного: снова отыщет красавицу Нимфу, заставит ответить на все его вопросы, либо сгинет в позорном безвестии, в Уайтчепеле или еще где, а его труп не отыщут и спустя год.

Так или иначе, Милберн не будет особо горевать…

“Эта звезда указала мне путь. Тропу, по которой придется пройти. И я готов. Готов как никогда”

Пытаясь руководиться старенькими принципами, вор заплутал в перегибах, в предельностях. Некая самопотеря, плохо компенсируемая инквизиторским пересоздаванием себя, серьезно урезала шансы. Приходилось суетливо крутиться около тоскующих “конструкций”, замечать незамечаемое, плыть против множества течений, пробиваться умом сквозь полусвет, сквозь полутьму в слепой расплывчатой надежде.

Где-то к концу рабочего дня, вероятно, ближе к семнадцати, Милберн обнаружил событие со всеми признаками преступления - акт несправедливости по отношению к прохожему пожилому мужчине совершался без какого-либо противодействия. Бездомные, какими бы ни были их конечные намерения, просто напали на старика. Запинали ногами, поволокли в направлении запустелого перистиля, где, как видно, находилось убежище бродяг. Поволокли, попутно приговаривая разнообразные пестрые угрозы.

Милберну не захотелось стоять и бездействовать. Если ничего не предпримет сейчас – ему до конца жизни (до конца недели уж точно) придется считать себя последним трусом. Поэтому решение вмешаться последовало незамедлительно.

- Стойте! – парень притормозил уже разыгравшихся нищих, тем самым обрушив на себя их злое внимание. Выбежал к ним безоружным, неподготовленным, - Прекратите это! Прекратите сейчас же!

Нищие, конечно же, его не послушали. Милберн надеялся непонятно на что. “Дворовые псы”, чьи взгляды обуревались нечеловеческой яростью, отстали от дедули, но резко переключились на геройствующего.

“Мда, это была не лучшая идея” – поздновато дотумкал экс-вор, после чего, спустя пару взволнованных секунд, закрыл руками голову, закрыл руками лицо и пригнулся.

Первый удар пришелся по спине, вышибая воздух, второй, наиболее болезненный – пришелся по колену. Третий и четвертый уже не ощущались. Милберн молился

Всевышнему о том, чтобы Всевышний позволил ему выдержать, вытерпеть всё это и не сломаться, как духом, так и физически.

…Видимо, до Бога донеслась эта просьба. Парнища обращался к нему с чистым сердцем. Либо (!!!) она донеслася до Нимфы. До Водяной!

А ведь это были именно её “колдовские” происки. Ни чьи другие. Красавица вообразила на миг, что проверка моральных качеств господина Уокера обязательна, и теперь, когда проверка дала положительные результаты, сомневаться в чистоте духа лондонского задиры не придется. Посчитав, что с него достаточно мучений, Нимфа отозвала своих “псов”. Бездомные почувствовали её голос, тонкий, как секреция паутинных желез, и оставили бедолагу Милберна в покое.

“Мда, это была… не лучшая идея…” - покрытый синяками и ссадинами, с разбитым лицом, которое не удалось защитить, неудавшийся герой понял, что не может сдвинуться с места и чуть не пустил нюню. Никогда его так не унижали. И никогда так не благодарили! Он еще не попадал в подобные переплеты и оттого чувствовал себя полным идиотом.

Старик, на чью долю выпало знакомство с бродягами, помог своему спасителю подняться. Через минуту с лишним оба неудачника, держась друг за друга, смирно потопали по каменистой дорожке. Оставалось только уйти куда подальше от этих мест и можно будет постараться забыть произошедшее…

- Водяная Нимфа, Водяная Нимфа, Водяная Нимфа.