Сухое лето в улочке старинной.
Дощатых тротуаров горький опыт.
Над ними, как старуха над корытом,
Присели и задумались дома.
Дома как люди: радуются лету!
Их солнышко до досточки прогрело.
Кой-где смола медово проступает,
И досточки, как косточки, поют.
А во дворах поленницы прямые
Хранят тепло для зимнего ненастья.
И только у хозяек нерадивых -
Таких, как я, - не убраны дрова.
Здесь до смерти разбитая дорога
Засыпана кой-как речною галькой,
И пьяной рощей разрослись в кювете
И спутались - полынь и лебеда.
Зато как важно тополя-соседи
Беседуют о жизни в ясный вечер:
Их дети - безалаберные листья -
Знать не хотят о будущей зиме!
Вчерашний век! Живое запустенье!
Отсюда ночью я смотрю на звезды,
И в звездном небе, как иголки в сене,
Я спутников весёлых нахожу.
ОСТАВЬТЕ МНЕ
В МИРЕ БЕЗУМНОМ…
Оставьте мне в мире безумном
Поляны лесной завиток,
Где бабочка в танце бесшумном
Легонько склоняет цветок.
А время, как мед из кувшина,
Тягучей волною течет,
И слышно, как ходит в вершинах
Задумчивый ветер высот.
Там за полдень сухо и знойно,
Июль в золотом забытьи.
Там люд муравьиный достойно
Живёт среди палой хвои.
Оставьте мне полную чашу
Небес во глубокой воде
И елей высокую стражу,
Подъявшую пики к звезде…
Оставьте душе невеликой,
Чтоб не задохнулась в пыли,
Природы закатные блики,
Заветы зеленой земли.
Ветра шум - словно шум полыньи.
И так горько цветут хризантемы.
Алый холод осенней поэмы
Колет слабые пальцы мои.
Птиц не видно, а звуки висят
В светлом воздухе, словно подвески.
Эти звоны, и всхлипы, и всплески -
Там, где волны вдоль мола скользят.
Время трепетных, искренних слов
И особенной ясности духа,
Обострённого зренья и слуха,
Наведённых над бездной мостов.
И, как пальцами видит слепой,
Так и я через призму прозренья
Вижу сердцем опасное время,
Не сулящее тишь да покой.
А Природа не верит во зло:
Всё играет, до смертной истомы.
Если б своды горящего дома
Защитило мое ремесло!
Под ветром сохнущие травы,
Леса, грозящие сгореть...
Весенней сухости отрава
Уравновесит жизнь и смерть.
В такие ночи солнце снится.
А дни проходят, как во сне.
Лишь беспокойная синица
Всё ищет песню о весне.
Потом, потом, в конце сезона
С души спадает пелена
И замечаешь удивлённо,
Что жизнь по-прежнему красна,
Что синева неугасима
И притягательна, как встарь,
Что слово мягкое: Россия -
Как неотрывный календарь,
В котором даты и знаменья
Издревле пахарю ясны,
Земля черна, полна терпенья,
И реки полны глубины.
Земля как мать - обид не вспомнит,
И снова серпень золотой
Дом человечества наполнит
Давно желанной суетой.
(Татьяна Суровцева)
Т
В КОНЦЕ СЕМИДЕСЯТЫХ…
В конце семидесятых, век двадцатый,
я не живу за каменной стеной.
Людское море плещет предо мной.
Аэрогрома слышатся раскаты.
Мой старый дом - скорлупка на волне -
меня от мира еле отделяет.
Как вздрагивает дом!
Его качает,
Он звоном стекол жалуется мне.
Мой старый дом - бревенчатый ковчег,
он был построен с думой о потомках
и вот дрейфует без недели век
вдоль ясных дней и в грозовых потемках.
Крепка напротив серая стена
мечети древней - что там, за стеною?
А по шоссе за дымною волною
к аэропорту катится волна.
И мне ведь тоже - пара пустяков:
в автобус сесть, очнуться в самолете.
Не промысел - писание стихов,
когда весь мир на резком повороте.
Но нынче ночью снова нашептал
мне старый дом слова стихотворенья.
Мне ветер пел! Мне тополь трепетал
густой листвой в порыве откровенья!
И как мне быть, когда спешат за мной
снега и звезды, ливни и закаты?
В конце семидесятых, век двадцатый,
я не живу за каменной стеной.
ОБЛЕПИХА
Тучи блуждают по синему пастбищу неба.
Воздух вспоен тишиною на всю высоту...
В листьях гнездится предчувствие ветра и снега,
И поглупевшие бабочки, кажется, спят на лету.
Ветки тугие склонила к земле облепиха -
Рыжая дева в объятьях сибирских садов.
Каждую веточку плотным венцом облепила
Дерзкая ягода - поздняя наша любовь.
Льется и льется прощальная музыка лета...
Плавится ягода, солнцем пробита насквозь.
Выйди, любимый! Нас ждет золотая карета.
В каменном городе сердце свое не морозь.
Нет, не заменят нам вздорные теле-видėнья
Животворящего духа земли и травы:
Вытравят память, лишат изумрудного зренья,
Дайте им волю - оставят и без головы!
Выйди, замри и прислушайся так, на пороге:
Чайки, причудливо рея, летят на Байкал.
Стебли травы оплетут нам усталые ноги...
В землю врастём мы, как эти березы у скал.
ЛЕТО ГОСПОДНЕ (2001-е)
Не кончается позднее лето:
День теплом незаконным дарит...
Пробираясь сквозь морок рассвета,
Солнце дикой гвоздикой горит.
Пьют туман огнелистые клёны,
Искры сыплются с тонких берёз,
И плывут по реке изумленной
Купола, золотые насквозь!
В друзах инея вспыхнула зелень,
И разнежился грубый бурьян...
Ах, какое в природе везенье!
И, наверное, чуточку пьян
Добрый житель страны незаконной,
Где пора бы нам сгинуть давно,
Но для нас этот кубок бездонный,
Это позднего лета вино.
Воздух тёпл, как творения глина -
Так и хочется мир воссоздать
Совершенным!..
Вот чудо - рябина,
И поёт упоительно Нина -
Каждый звук - благодать, благодать!
ТАТЬЯНА СУРОВЦЕВА
ЖУРАВЛИ
Над горькою окалиной земли
На Благовест летели журавли.
Над мокрыми развалинами снега,
Над кладбищем истерзанной тайги -
Им дал Господь шестое чувство неба
На долгий путь средь ночи и пурги.
Летели длиннокрылые, летели,
В фарфоровые дудочки дудели,
Прозрачно, переливчато звеня,
И на балкон вдруг вызвали меня!
Их вёл вожак, родному небу рад,
Стремительно снижаясь на закат:
В Сибири нам не до весенних нег,
Но на болотах стаю ждал ночлег.
И рассиялось солнце на закате,
И на сугробах вербы расцвели -
Как будто мир преодолел заклятье,
Когда в Сибирь вернулись журавли.
Вам встретить грудью холода и вьюги,
Но вы забыли о беспечном юге,
Родные птицы - вы примчались к нам,
К растерянным в ненастье городам.
И к деревням, заброшенным и жалким -
Обители калек и стариков,
Вернувшихся опять к сохе и прялке...
Не греет нищих обветшалый кров.
Но слышались вдали колокола,
Пока шумели сильные крыла!
Я нежной песни слушала мотив -
Как все, как все, кто в этом мире жив.
Кто молится на ясный образ неба,
Взгляд отрывая от земли и хлеба...
Мне слышался России чудный зов
Под благовест живых колоколов.
БАБОЧКА В ОСТАНКИНО
Как попала она в коридор общежитья?
И лежит на полу, на седьмом этаже,
В сарафанчике рваном - какое смешное событье!
В сарафанчике бледном,
В смертельной истоме уже.
Там, внизу, под окном лихорадит рябины и клены,
И Останкинской башни в туманах
безлиственный ствол.
Бедный гений лесов!
Уплывает твой остров зеленый
В море зимнего морока,
В долгих дождей произвол.
Бедный гений лесов, коротка твоя песня простая
В городском лесопарке, вблизи от гремучих колес.
Обессилен твой дух, но горящею искрой взлетает.
И глазам так тепло - от лучей сквозь туман
И от слез.
РОЖДЕСТВО - РОЖДЕНИЕ
В эти ночи декабрьские
Городу
берендеевы грезятся сны...
Едешь утром по синему холоду
В облаках снеговой белизны!
Свежей скатертью путь расстилается,
Воздух снегом пылит за окном.
Ели - словно на царство венчаются -
В серебристом и голубом...
Над рекою текучее золото
Растворенных в тумане огней...
Так светло, необычно и молодо
Ожиданье серебряных дней
Рождества - вечной тайны и таинства,
В правоте безупречной своей,
Человеческо-Божьего равенства -
То, что вечных страданий сильней!
...И березы спелёнуты инеем,
И заря на пречистом столе -
Вот и утро, морозное, синее -
Утро встречи с Тобой на земле,
Что же, дитятко,
тайное, сладкое,
ты сквозь плач улыбаешься мне?
Вытру слезы блаженной заплаткою,
Помолюсь о Твоей белизне.
Не успел Новый год оглянуться назад –
На заснеженный город,
А уже - весь в листве и в черемухе - сад
Ветер треплет за ворот,
И летит над землей лепестковая соль -
Ароматное диво,
И опять нам милее земная юдоль:
Так тепло и красиво.
Заблудился трамвай и кружит, как судьба,
Над цветочной порошею...
Отогрелась душой, не спешит голытьба,
Уезжая из прошлого.
Нет работы, нет денег, и некуда нам
В этот час торопиться,
Но зато мы сегодня пойдём по цветам,
Станут добрыми лица.
Будет патиной памяти прожитый век
Покрываться, светлея,
И уйдёт навсегда, как родной человек
По цветущей аллее...
МАСТЕРСКАЯ ВЕСНЫ
Дорога черна, и весенняя грязь
Весь быт городской обнажила безбожно;
И веток оттаявших бурая вязь
О чём-то шумит, но понять невозможно...
И птиц еще мало в продрогших лесах,
И небо белёсое сыплет снежинки,
Но день тяжелей на небесных весах,
А ночь выставляет Луны половинку.
Как скулы, не бритые с прошлой весны,
Рыжеют травой косогоры крутые,
И жёлтый автобус бежит с крутизны -
В нём люди сидят и глядят как святые.
Опасные воды проносит река,
И лёд ненадежен, как тающий сахар,
Но рыбы трепещут в руках рыбака,
А сердце рыбачье не ведает страха.
Природа сейчас - мастерская, и в ней
Творится весны долгожданное чудо:
Луна всё круглее, а утро - синей,
И жизнь нарождается вновь... ниоткуда.
Мы ждём - ожиданье подобно любви,
В автобусах пыльных теряем перчатки...
Улыбки случайно снуют меж людьми,
А солнце горит золотою печаткой.
(Татьяна Суровцева…Иркутск)
НА АНГАРЕ
ЗАТМЕНИЕ СОЛНЦА
(Остров Юность)
В тот день всё небо обложило
блаженной данью мокрых туч;
березам головы вскружило,
и стал шиповник не колюч.
Весь остров запахом полынным
был полон; день был полонён
парным теплом, дождём былинным,
таким живым, густым и длинным,
как хорошо возросший лен.
Река серебряными косами
перевивала острова,
а выше туч, в бездушном космосе,
серп солнца виден был едва...
Молчали певчие, и вороны
не вскрикнули в полупотьмах.
Не пала тень на нашу сторону:
все было тихо на холмах.
ЭЛЕГИЯ
Не уходи. Пусть утро в окнах
Седой маячит головой,
Блестит асфальт, и тополь мокнет,
Дрожащей светится листвой.
Пока шампанское в бокале
Холодным искрится огнем,
Пока слова не перестали
Быть чудодейственней, чем днем,-
Не уходи. Ведь нам не часто
Приносит время радость встреч.
Звучит над городом молчащим
Дождинок сбивчивая речь.
Грохочут в трубах водопады,
Покорно падает вода,
Мерцают капли, как разряды,
На оголенных проводах...
Прекрасен мир дождливой ночи:
Он отрешен от суеты
И полон запахов и сочной
И полнозвучной красоты!
Часы глубокого покоя,
Черты любимого лица...
И жизнь бессонною рекою
Течёт - до звёздного венца.
ТАТЬЯНА СУРОВЦЕВА…ИРКУТСК