Может ли творчество завести меня в тупик? Могу ли я обмануть сам себя?
Неправильные аналогии всегда опасны. История науки кишит примерами красивых аналогий, которые оказывались неверными. Например, известный астроном Кеплер убедил себя в том, что орбиты шести известных тогда планет определяются платоновскими телами. Платоновское тело – это всего лишь трехмерная форма, которая может быть сконструирована полностью из правильных многоугольников. Их существует ровно пять: тетраэдр (четыре равносторонних треугольника), секстаэдр (шесть квадратов, ака куб), октаэдр (восемь равносторонних треугольников), додекаэдр (двенадцать правильных пятиугольников) и икосаэдр (двадцать равносторонних треугольников). Они были открыты древними греками, которые были охвачены идеей отношений математики и космоса.
Как и все ученики школы Ренессанса, Кеплер был глубоко подвержен влиянию греческих идей. Ему казалось, что не может быть простым совпадением то, что есть пять платонических тел и шесть планет. Как он написал в своей книге The Cosmic Mystery (1596 год): «Динамический мир представлен телами с плоской поверхностью. Таковых пять: однако, если их рассматривать как границы, они разделяют 6 вещей: отсюда шесть планет, вращающихся вокруг солнца. Это также причина, почему есть только шесть планет». Он видел красивую, но совершенно ложную аналогию.
Кеплер пришел к вычислению орбит планет в терминах вложенных платонических тел, в центре всех которых находится солнце. Он взял сферу, определенную орбитой Меркурия, в качестве основания и описал вокруг нее октаэдр. Вершины октаэдра задали сферу большего диаметра, которая давала орбиту Венеры. Вокруг орбиты Венеры он описал икосаэдр, чьи вершины дали орбиту Земли. Последовательность продолжилась: додекаэдр, описанный вокруг орбиты Земли дал орбиту Марса, тетраэдр вокруг орбиты Марса дал орбиту Юпитера, и куб вокруг орбиты юпитера дал орбиту Сатурна. Это было элегантно и красиво. Имея астрономические данные ограниченной точности тех дней, он смог убедить себя, что эта схема работает. (Годами позже Кеплер понял, что он ошибался, после того, как он использовал высокоточные астрономические данные своего покойного коллеги Тихо Браге, который доказал, что орбиты планет – эллипсы, а не окружности).
Ошибка Кеплера служит предупреждением для ученых и, несомненно, для всех мыслителей. Мозг это орган, который строит модели и делает творческие предсказания, но эти модели и предсказания могут оказаться как обманчивыми, так и верными. Наш мозг всегда смотрит на паттерны и находит аналогии. Если правильные корреляции не могут быть найдены, мозг с легкостью может приять ложную. Псевдонаука, предрассудки, вера и нетерпимость часто коренятся в ложных аналогиях.
Что такое сознание?
Это один из тех вопросов, которые опасаются нейроученые, причем излишне по моему мнению. Некоторые ученые, такие как Кристоф Кох, готовы биться над сутью сознания, но большинство рассматривают этот вопрос на границе философии с псевдонаукой. Я думаю он заслуживает рассмотрения, хотя бы по той причине, что людям это любопытно. Я не могу дать полностью удовлетворяющий ответ, но я думаю, что память и предсказание могут быть обращены к части его. Во-первых, есть привкус головоломки в том, как оно рассматривается в разговорах.
Не так давно я был на научной конференции в прекрасном местечке ЛонгАйлендСаунд. Был ранний вечер, когда большинство из нас приняли по стаканчику вина сидя на пирсе перед водой и болтая перед ужином и вечерней сессией. Через некоторое время разговор коснулся темы сознания. Как я уже сказал, нейроученые обычно не говорят об этом, но мы были в прекрасной обстановке, было выпито некоторое количество вина, и тема разгорелась.
Женщина-ученый из Британии разглагольствовала о ее идеях о сознании, и сказала: «Конечно, мы никогда не поймем сознание». Я не согласился: «Сознание – это не такая большая проблема. Я думаю, сознание это похоже просто наличие кортекса». Наступила тишина, затем быстро последовал аргумент, когда несколько ученых попытались убедить меня в моей очевидной ошибке. «Вы должны признать, что мир кажется таким живым и красивым. Как вы можете отрицать сознание, которое воспринимает мир? Вы должны признать, что вы хотите чего-то особенного». Чтобы доказать свою точку зрения, я сказал: «Я не знаю, о чем вы говорите. Из того факта, как вы говорите о сознании, я делаю вывод, что я отличаюсь от вас. Я не чувствую того, что чувствуете вы, значит я бессознателен. Похоже я зомби». Зомби часто упоминаются, когда философы говоря о сознании. Зомби такие же, как люди, но бессознательные. Они ходячие живые мясные машины, но без царя в голове.
Ученый из Британии посмотрела на меня. «Конечно же у вас есть сознание!».
«Нет, я так не думаю. Вам так может казаться, но я не являюсь сознательным человеком. Не волнуйтесь об этом, мне и так хорошо».
Она сказала: «Значит вы не испытываете каких либо чувств?» и махнула рукой в сторону искрящейся воды, где опускалось солнце и небеса переливались оранжево-розовым оттенком.
«Да, я все это вижу. И что?»
«Тогда как вы объясните свои субъективные ощущения?»
Я ответил, «Да, я знаю, что я здесь. У меня есть воспоминания о вещах, похожих на этот вечер. Но я не чувствую, что должно быть что-то особенное, так что, если вы испытываете что-то особенное, возможно я бессознателен». Я попытался, чтоб она точнее определила свои сверхъестественные и необъяснимые мысли о сознании. Я попытался, чтоб она точно определила сознание.
Мы продолжали этот поток аргументов до тех пор, пока не настало время ужина. Я не думаю, что я изменил чье либо мнение о существовании и значении сознания. Но я попытался, чтоб они поняли, что большинство людей думают о сознании, как о некотором виде волшебного соуса, который добавляется к физическому мозгу. У вас есть мозг, состоящий из нейронов, и они выделяют сознание – в этом суть человека. С этой точки зрения сознания полностью отделено от мозга. Вот почему у зомби есть мозг, но нет сознания. У них есть все механические штуки – нейроны и синапсы, но у них нет волшебного соуса. Они могут все, что может человек. Со стороны вы не можете отличить зомби от человека.
Мысль о том, что сознание это что-то дополнительное к материи произрастает из ранних верований в жизненный поток – некую силу, дающую жизнь всему живому. Люди верят, что им необходима эта жизненная сила, чтобы объяснить разницу между камнями и растениями или металлом и живым человеком. Некоторые люди в это все еще верят. В наше время нам достаточно известно о разнице между неживой и живой материей, чтобы понять, что нет никакого особого соуса. Теперь мы знаем достаточно много о ДНК, о синтезе белков, транскрипции генов и метаболизме. Хотя мы знаем еще не все механизмы живых систем, нам достаточно известно о биологии, чтобы отказаться от волшебства. Аналогично, люди больше не думают, что необходима магия или какие-то духи, чтобы шевелить мускулами. У нас есть длинные белки, которые притягивают молекулы одну к другой. Вы можете обо всем об этом прочитать.
Тем не менее большинство людей продолжают верить, что сознания чем-то отличается и не может быть объяснено сведением к биологическим терминам. С другой стороны я не изучал сознание. Я ее прочел все философские мнения. Но у меня есть некоторые идеи о том, что смущает людей в их рассуждениях. Я верю, что сознание - это похоже просто наличие неокортекса. Но мы можем кое что еще. Мы можем разбить сознание на две категории. Одна подобна самоанализу – обыденное понятие о наличии сознания. Это относительно легкий путь для понимания. Другое это «qualia» - идея, что чувства, ассоциированные с ощущениями, не зависят от сенсорной информации. Qualia – это сложнее.
Когда большинство людей произносят слово сознание, они обычно ссылаются на первую категорию. «Были ли вы в сознании, когда прошли мимо меня не поздоровавшись?». «Были ли вы в сознании, когда свалились в кровать прошлой ночью?». «Вы без сознания, когда спите». Некоторые люди говорят, что такая форма сознания это то же самое, что и осознание. Второе ближе к истине, но я думаю, что осознание охватывает его не совсем точно. Я полагаю, это значение сознания является синонимом формированию декларативных знаний. Декларативная память – это знания, которые вы можете вспоминать и о которых можете рассказать кому-то другому. Вы можете выразить их вербально. Если вы спрашиваете меня, где я был в прошлые выходные, я могу рассказать вам. Это декларативные знания. Если вы спрашиваете меня, как удержать в равновесии велосипед, я могу сказать вам, что нужно держать руль и жать на педали, но я не могу объяснить точно, как сделать это. Удержание велосипеда в равновесии осуществляется в основном нервной активностью в старом мозге, так что это не декларативные знания.
Проведем небольшой мысленный эксперимент, чтоб показать, каким образом наши повседневные замечания о сознании являются тем же самым, что и формирование декларативных знаний. Вспомните, что считается, что вся память заключается в физических изменениях в синапсах и нейронах, которые они соединяют. Следовательно, если у меня был бы способ обратить эти физические изменения, ваша память могла бы быть стерта. Теперь вообразите, что я могу повернуть переключатель и вернуть ваш мозг точно в такое же состояние, в котором он был в некоторый момент прошлого. Это может быть час назад, двенадцать часов назад, любой промежуток времени. Я просто поворачиваю переключатель в моей обращающей машине, и ваши синапсы и нейроны возвращаются в предыдущее состояние во времени. Делая это, я стираю вашу память о том, что произошло с того момента времени.
Теперь предположим, что вы прожили сегодняшний день и проснулись завтра. Но как только вы проснулись, я повернул переключатель и стер последние двенадцать часов. У вас была бы абсолютно нулевая память о предыдущем дне. С точки зрения вашего мозга, «вчера» никогда не происходило. Я сказал бы вам, что уже среда, а вы протестовали бы, «нет, вторник. Я уверен в этом. Календарь просто поменяли. Но все равно вторник. Зачем вы так шутите надо мной?». Но каждый, кого вы встречали во вторник, сказал бы, что вы были весь день в сознании. Они видели вас, обедали с вами, разговаривали с вами. Разве вы этого не помните? Вы бы сказали нет, этого не было. В конце концов, посмотрев видеозапись вашего обеда, вы постепенно убеждаетесь, что день действительно прошел, даже хотя у вас нет воспоминаний об этом. Как будто вы были целый день зомби, а не в сознании. Однако, вы были в сознании все время. Ваша уверенность в том, что вы были в сознании, исчезла только тогда, когда ваши декларативные знания были стерты.
Этот мысленный эксперимент охватывает эквивалентность между декларативной памятью и нашим повседневным пониманием сознания. Если во время или в конце игры в теннис я спрошу вас, были ли вы в сознании, конечно же, вы скажете да. Если затем я стер бы ваши воспоминания по последних двух часах, вы заявили бы, что были без сознания и не отвечаете за действия, которые происходили в течение игры. В обоих случаях, это была одна и та же игра в теннис. Единственная разница в том, есть ли у вас воспоминания о ней в тот момент, когда я вас спрашиваю. Следовательно, это значение сознания не абсолютно. Оно может изменить после стирания памяти.
Наиболее сложные вопросы о сознании касаются qualia. Qualia часто перефразируется в стиле дзен-буддизма, например «Почему красное – красное, а зеленое – зеленое? Является ли красное для меня таким же, как и для вас? Почему красное эмоционально связывается с определенными чувствами? Это должно быть для меня неотъемлемое качество или чувство. Какое чувство оно вызывает у вас?»
Я обнаружил, что такое описание трудно соотносится с нейробиологией, так что я предпочитаю перефразировать вопрос. Для меня эквивалентным, но все также трудным для объяснения, является вопрос «Почему разные чувства кажутся качественно различными? Почему зрение кажется отличным от слуха, и почему слух кажется отличным от осязания? Если кортекс одинаков везде, если он работает по одним и те м же принципам, если он всего лишь оперирует с паттернами, если нет звука или света в голове, а только паттерны, то почему зрение кажется таким отличающимся от слуха?». Мне трудно описать, как зрение отличается от слуха, но это самоочевидно. Я думаю, для вас также. Аксоны для представления звука и аксоны для представления света во всех практических отношениях идентичны. «Освещенность» и «звучание» не переносятся по аксонам сенсорных нейронов.
У людей с особенностью, называемой синестезией, мозг размывает различия между чувствами – определенные звуки имеют цвет, или определенные текстуры имеют цвет. Это говорит нам, что качественный аспект чувств не является неизменным. Путем некоторых физических модификаций, мозг может придать качественный аспект зрения слуховой информации.
Так каково же объяснение для qualia? Я могу предположить две возможности, ни одну из которых я не нахожу полностью удовлетворительной. Одна заключается в том, что хотя слух, осязание и зрение работают по одним и тем же принципам неокортекса, они по разному обрабатываются под кортексом. Слух полагается на множество специфических для слуха подкорковых структур, которые обрабатывают звуковые паттерны прежде чем они достигнут кортекса. Соматосенсорные паттерны также проходят через множество субкортикальных областей, которые уникальны для чувств осязания. Вероятно qualia, подобно эмоциям, не опосредуется только неокортексом. Если они как-то переплетены с субкортикальными частями мозга, которые имеют уникальную структуру связей, возможно связанную с эмоциональными центрами, это могло бы объяснить, почему мы воспринимаем их по-разному, даже если это не поможет нам объяснить, почему какой-то вид qualia находится на первом месте.
Другая возможность, которую я могу подразумевать, это что структура поступающей информации – отличия в самих паттернах – диктует то, как вы воспринимаете качественные аспекты информации. Природа пространственно-временных паттернов в слуховом нерве отличается от природы пространственно-временных паттернов в оптическом нерве. В оптическом нерве миллионы волокон и он переносит практически пространственную информацию. В слуховом нерве только тридцать тысяч волокон и он переносит больше временнОй информации. Эти отличия могут быть соотнесены с тем, что мы называем qualia.
Мы можем быть уверены, что как бы ни определялось сознание, память и предсказание играют ключевую роль в их создании.
К сознанию относятся и понятия разума и души.
Когда я был ребенком, я не переставал удивляться тому, что было бы, если бы «Я» родился в теле другого ребенка в другой стране, как если бы «Я» каким-то образом не зависело от моего тела. Эти мысли о независимом разуме являются всеобще распространенными и естественным следствием того, как работает неокортекс. Ваш кортекс создает модель мира в своей иерархической памяти. Мысли – это то, что возникает, когда эта модель работает сама по себе; воспоминания ведут к предсказаниям, которая выступает в качестве сенсорной информации, что ведет к новым воспоминаниям и т.д. Наши наиболее абстрактные мысли не приводятся в действие и даже не связаны с реальным миром; они чисто продукт модели. Мы закрываем глаза и тихо размышляем, так что наши мысли не прерываются сенсорной информацией. Конечно, наша модель мира изначально создана изучением реального мира через органы чувств, но когда мы планируем и думаем о мире, мы делаем это в кортикальной модели, а не в реальном мире.
Для кортекса наше тело является всего лишь частью внешнего мира. Вспомните, что мозг находится в тихой и темной коробке. Он знает о мире только через паттерны в сенсорных нервных волокнах. С точки зрения мозга, как устройства для обработки паттернов, он не знает о вашем теле как-нибудь не так, как об остальном мире. Нет какого-либо специального различия между тем, где кончается тело и начинается мир. Но у кортекса нет возможности смоделировать мозг сам по себе, потому что в мозгу нет сенсоров. Таким образом, мы можем видеть, почему наши мысли возникают независимо от нашего тела, почему он склонен к тому, чтоб у нас был независимый разум или душа. Кортекс строит модель вашего тела, но он не может построить модель мозга самого по себе. Ваши мысли, которые располагаются в мозгу, физически отделены от тела и оставшегося мира. Разум независим от тела, но не от мозга.
Мы можем ясно увидеть эти отличия при травме или заболевании. Если кто-то теряет конечность, модель конечности в его мозгу может тем не менее оставаться нетронутой, давая в результате так называемую фантомную конечность, которую он все также может ощущать как часть тела. С другой стороны, если он испытает кортикальную травму, он может потерять модель руки, даже хотя рука сама по себе останется. В этом случае он может испытать то, что известно как синдром чужой конечности, и ощущать дискомфортное, возможно невыносимое чувство, что рука не его собственная и управляется кем-то другим. Некоторые даже настаивают, что конечность должна быть ампутирована! Если наш мозг остается нетронутым, тогда как остальное тело заболевает, у нас ощущение здравого разума заключенного в умирающем теле, хотя то, что мы имеем в действительности – это здоровый мозг, заключенный в умирающем теле. Естественно считать, что наш разум продолжается после смерти тела, но когда мозг умирает, также умирает и разум. Истинность этого становится очевидной, если наш мозг выходит из строя раньше тела. Люди с болезнью Альцгеймера или с серьезным повреждением мозга теряют свой разум даже если из тела остаются здоровыми.