Принцип правового представительства как альтернатива принципу народного представительства

С помощью какого механизма, каких средств можно добиться взаимной правовой связанности воли граждан? Каким образом можно обеспечить достижение общей правовой воли членов государственно-правовой корпорации? В политическом государстве способ, обеспечивающий внешнюю связь (в смысле основанности ее не на единстве воли, а на внешнем правовом принуждении) граждан государства и легитимность государственной власти, государственного принуждения, был найден в идее народного представительства. Именно посредством института народного представительства в политическом государстве снимается вопрос, почему государство может поступать вопреки воле отдельных граждан, почему оно вправе навязывать им свою собственную волю, принуждать их к тому, в чем они не заинтересованы. Ш. Монтескье усматривал необходимость народного представительства, во-первых, в том, что в силу организационных факторов в крупных государствах невозможно осуществление всеми законодательной власти, а в малых странах связано с большими неудобствами; во-вторых, в том, что избираемые представители способны обсуждать дела, для чего народ совсем непригоден⁹². При этом важно подчеркнуть то обстоятельство, что он выступал принципиально против того, чтобы народные представители были связаны конкретными указаниями, распоряжениями по отдельным вопросам, он полагал, что нет необходимости в том, чтобы они, получив от своих избирателей общую инструкцию, получали от них еще и частные указания по каждому особому делу. Аналогичным образом против связанности представителей конкретными указаниями избирателей высказывался Джон Локк. Он рассматривал народное представительство как своего рода отчуждение воли изби-

⁹² См.: Монтескье Ш. О духе законов. С. 292-293.

рателей в пользу своих избранников, для него та власть, которую каждый отдельный человек передает законодательному собранию, не может вернуться ему обратно до тех пор, пока существует данный законодательный строй: «Дело в том, что народ, дав законодательному органу право существовать непрерывно, тем самым передал свою политическую власть этому органу и не может вернуть ее себе (подчеркнуто нами. — С. А.)»⁹³. Лишь в некоторых случаях (например, вследствие временной передачи власти или злоупотребления ею) эта власть может, по его мнению, вернуться народу. Б. Чичерин, посвятивший проблеме народного представительства одну из своих наиболее значительных работ, отмечал, что народное представительство не есть простое поручение, как частная доверенность или полномочие, государственное начало придает ей совершенно иной характер. Когда частный человек поручает свои дела другому, он имеет в виду исполнение своей личной воли, поверенный здесь занимает его место и является лишь средством, орудием в руках доверителя; он обязан действовать исключительно в интересах доверителя, по его поручению и в установленных им пределах. Если он уклоняется от исполнения поручения, то доверитель может всегда потребовать от него отчета, отменить его полномочия и даже привлечь поверенного к ответственности. Все это немыслимо в народном представительстве. На поверенного возлагается не исполнение частной воли доверителя, а обсуждение и решение общих дел, он имеет в виду не выгоды избирателей, а пользу государства; он приобретает известную долю власти и тем самым становится выше своих избирателей, которые в качестве подданных обязаны подчиняться его решениям. Поэтому представитель действует совершенно независимо от своих избирателей, иногда он даже обязан поступать несогласно с их волею и интересами, когда их частные желания противоречат общему благу⁹⁴. «Таким образом, воля граждан всецело переносится на представителя; за ними не остается ничего, кроме голого права выбора. Мало того, выборный человек является представителем не только своих избирателей, но и тех, которые его не выбирали... Представительное начало в своей полноте является как бы юридическим вымыслом, но это вымысел, вытекающий из самого существа дела, из государственного начала, из отношения

⁹³ Локк Д. Два трактата о правлении. С. 405.

⁹⁴ См.: Чичерин Б. О народном представительстве. М., 1899. С. 3-4.

го существа дела, из государственного начала, из отношения власти к гражданам, из господства общего блага над частными целями»⁹⁵, — заключает он. Б. Чичерин обратил внимание на двойственный характер института народного представительства: с одной стороны — он есть выражение свободы; с другой стороны — институт, орган власти.

Как институт власти, институт отчуждения правовой личности от решения общих дел, как «юридический вымысел», призванный придать стоящей над обществом власти видимость публичности, народности, институт народного представительства едва ли отвечает идее правового государства. Главное, на наш взгляд, заключается в том принципиальном моменте, что народное представительство есть представительство неправовое!Народный избранник хотя и именуется представителем, однако он вовсе юридически не замещает представляемых им лиц, он совсем не обязан действовать исключительно в интересах доверителей, по их поручению и в установленных ими пределах и доверители не могут по своему усмотрению всегда отменить его полномочия и привлечь поверенного к юридической ответственности. В народном представительстве представитель юридически никого не представляет. Между ним и представляемыми нет действительной правовой связи! Она может быть политической, духовной, нравственной, как утверждал Б. Чичерин, но она не является правовой. В этом заключается один из главных парадоксов современной теории правового государства, заимствующей идею народного представительства. Отсюда формулируемая народными представителями так называемая общая воля, на наш взгляд, не может считаться действительно общей и действительно правовой волей, она не порождает правовой связи, а создает лишь связь политическую, поддерживаемую государственным принуждением. При такой модели правового государства личность оказывается отстраненной от процесса правотворчества, реально не становится творцом права, участником правовой коммуникации. Созданное системой политической государственности правовое отчуждение личности сохраняется. Как верно подметил Гегель, когда вводится представительство (народное представительство), отдельные лица уже не участвуют в решении общих дел «в качестве беско-

⁹⁵ Там же. С. 4-5.

нечного лица», представители не находятся в положении доверенных лиц, здесь принцип единичной субъективной воли отпадает⁹⁶.

Жан-Жак Руссо, исходя из правовых представлений, полагал невозможным осуществление представительства народа. Он отмечал в своем «Общественном договоре», что депутаты народа не являются и не могут являться его представителями, они лишь его уполномоченные, они ничего не могут постановлять окончательно. Всякий закон, пока народ не утвердил его непосредственно сам, является недействительным. Поскольку закон есть провозглашение общей воли, в отношении законодательной власти народ не должен быть представляем. По его мнению, английский народ жестоко ошибается, считая себя свободным, он свободен только во время выборов членов Парламента: как только они избраны — он раб, он ничто; как только народ назначает представителей, он более не свободен, его более нет⁹⁷. Он считал, что понятие представительства досталось нам от феодального правления, когда звание человека было опозорено, в древних же государствах народ никогда не имел представителей, само это слово было неизвестно. Принципиально можно согласиться с Руссо в том, что с правовой точки зрения институт народного представительства не может породить общей правовой воли граждан, но это, на наш взгляд, совсем не означает, что никакое представительство в деле разработки и принятия законов вообще невозможно, что у граждан государства нет другого способа осуществить свою волю в правотворчестве. Что касается вывода Руссо о возникновении идеи народного представительства в Средние века, то он также представляется нам не совсем верным.

Г. Еллинек, анализируя историю возникновения данной идеи и генезис института народного представительства, пришел к другому выводу. Он полагал, что утверждение о чуждости античному правосознанию идеи народного представительства справедливо лишь по отношению к деятельности высших органов республик (народного собрания, совета). Там, где народ мог действовать сам, по его мнению, нет надобности в представительстве, отсутствует исторический мотив к его возникновению. Даже в греческих союзах городов, где община должна была уступить место союзному собранию, предста-

⁹⁶ См.: Гегель. Философия права. С. 348. ⁹⁷ См.: Руссо Жан-Жак. Об общественном договоре. Трактаты. С. 281-282.

вительство не имело места. Но в тех случаях, когда общее, совместное действие всего народа невозможно по самой природе вещей, действующее лицо и в Элладе, и в Риме, несомненно, квалифицируется как представитель⁹⁸. В частности, действия магистратов в пределах их компетенции им рассматриваются как действия самого народа, порождающие для него права и обязанности. В эпоху принципата пользуется общим признанием идея, выраженная Ульпианом, что принцепс сосредоточивает в своих руках все право народа и является его единственным представителем. Эта идея исключительного представительства впоследствии, как утверждал Г. Еллинек, проникла в средневековое сознание и сыграла немалую роль в истории формирования абсолютизма⁹⁹.

Г. Еллинек справедливо обращал внимание на то обстоятельство, что идея представительства есть чисто юридическая, что она без сомнения относится к числу первоначальных правовых воззрений человека¹⁰⁰. Данный тезис представляется для нас принципиально важным: если идея представительства — чисто правовая, то и создаваемый на ее основе институт представительства должен строиться как правовой институт. Однако на практике идея представительства, востребованная для публично-правовых целей, под воздействием сиюминутных экономических, политических, иных интересов постепенно стала утрачивать свой правовой характер. Некоторые исследователи, такие как Гнейст, Рикер, Мейджер, и их последователи стали рассматривать деятельность народных избранников как представительство социальных интересов, а парламент — как социальный институт. Другие авторы (их большинство) рассматривают народное представительство в качестве политического представительства, соответственно законодательное собрание — как политический институт. Отсюда от народных избранников вовсе не требуется исполнять поручения представляемых ими лиц, избирателей, постепенно в законодательных актах идет отказ от обязательных мандатов, наказов избирателей, формируется убеждение, что депутаты представляют не избирателей, а весь народ¹⁰¹. Сам Еллинек, если исходить из данного им определения представительства

⁹⁸ См.: Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 377.

⁹⁹ См.: Там же. С. 377-378.

¹⁰⁰ См.: Там же. С. 376.

¹⁰¹ См.: Там же С. 379-387.

(как отношения одного лица к одному или нескольким другим лицам, в силу которого воля первого непосредственно признается волею последних, так что юридически оба должны рассматриваться как одно лицо), стремится отстаивать правовой подход к пониманию представительства вообще и народного в частности. Однако его высказывания по данной проблеме оказываются весьма противоречивы. В частности, он смешивает представляемых субъектов: с одной стороны, он считает таковым народ, который вместе с народным представительством образует правовое единство; с другой стороны, он восторгается староанглийским высказыванием о том, что всякий англичанин личноприсутствует в парламенте и видит в этом выражение основной правовой идеи народного представительства. Также он рассматривает в качестве формы представительства отношение органа к членам корпорации. Но тогда, с юридической точки зрения, за действия органа корпорации (в частности, государства) должны имущественно отвечать члены корпорации (граждане), а не сама корпорация. Кроме того, для него определение содержания народной воли лежит вне сферы права, которое ограничивает лишь формально ее пределы; законодательная деятельность всецело относится к области политики¹⁰². Таким образом, народное представительство лишь формально оказывается у него правовым институтом, по сути же — это институт политический, инструмент политического властвования.

Правовое государство, по нашему мнению, не должно основываться на политической связи, создаваемой с помощью института народных представителей. Как правовая корпорация граждан государство может опираться лишь на правовую связь, его граждане могут строить свой правовой союз на правовых отношениях. С учетом этого автором выносится на обсуждение идея возможности формирования законодательного собрания не по принципу народного представительства, а по принципу правового представительства,где представляемым лицом является не абстрактный народ (как правовая неопределенность, как квазисубъект права), а конкретный гражданин государства. В процессе представительства в законодательной деятельности, с точки зрения отставиваемой в работе идеи субъекта — творца права, должно происходить не политическое, а

¹⁰² См.: Там же. С. 388.

юридическое замещение представляемых. Само представительство должно, на наш взгляд, иметь личный (персональный) характер; при этом представитель обязан действовать исключительно в интересах представляемого лица, по его поручению. Эта связь, как это обычно происходит при гражданско-правовом представительстве, не может прерываться до момента полного исполнения поручения либо до отмены поручения или полномочий представителя, а также при его отказе в случаях, установленных законом или договором. За свои действия в связи с исполнением поручения представитель (законодательный адвокат) должен нести не иллюзорную политическую ответственность перед народом или моральную перед «своей совестью», а вполне реальную юридическую ответственность перед представляемым лицом и давать ему отчет о своей деятельности.

Осуществление идеи правового представительства в законотворчестве предполагает, по мнению автора, совершенно иную модель организации законодательного собрания, а именно: организацию его как судебного органа, как законодательного суда,независимого от воли конкретных лиц или корпораций. Именно как суда (законодательного суда), ведь не случайно конструкция суда оказывается всякий раз востребованной, когда возникает необходимость решать правовой спор с участием личности, не властвовать над ней, не осуществлять политическое господство над ней, а защищать ее интересы, решать правовые конфликты с ее участием. Идея организации законодательного процесса по типу судебного процесса была востребована уже в античности. Как известно в древних Афинах в гелиэе обсуждение законопроектов осуществлялось в форме обычного судебного процесса; обвинителем старых законов выступал автор предлагаемого законопроекта, а защитниками были лица, назначенные народным собранием. При этом решение принималось присяжными большинством голосов посредством тайного голосования¹⁰³. Связка правовое представительство — суд является вполне закономерной, естественной для правовой системы, проверенной временем, юридической практикой. Относительно новой для нее является лишь та сфера, в которой предлагается ее использование. В отличие от процесса политического законотворчества, основанного на идеях партийности, отстаивания корпоративной, классовой воли,

¹⁰³ См.: Черниловский 3. М. Всеобщая история государства и права. М., 1996. С. 67.

навязывания обществу группового интереса в качестве всеобщего, государственного интереса, процесс правового законотворчества, напротив, в качестве первичного субъекта должен предполагать личность, гражданина, профессионально представленного в законодательном органе. Предлагаемая модель организации правотворческого процесса призвана устранить существующее отчуждение личности от права, законотворчества и одновременно обеспечить профессионализм, объективность правотворчества, достижение в законе правовой всеобщности.

В действительно правовой корпорации каждый должен иметь право отстаивать в законотворческом процессе свои особые интересы, в том числе выступая против большинства или даже против всех, каждый должен иметь возможность оспаривать как уже действующий закон, предлагая ему взамен свой способ решения правовой задачи, так и готовящийся проект законодательного акта. Конструкция законодательного органа — суда, как нам представляется, в наибольшей степени подходит для этих целей, она способна выполнить ключевую роль в деле формирования правовой корпорации граждан — творцов права, также в формировании законодателем их общей правовой воли. С помощью данной конструкции можно решить такие проблемы современного законотворческого процесса, как: преодоления духа корпоративности, партийности правотворчества, игнорирования интересов отдельной личности (обеспечить «чудаку права на существование»), непрофессионализма законодателя, его субъективизма (субъективной заинтересованности в осуществлении особой воли взамен общей) и т. д. Вместе с тем мы отдаем себе отчет в том, что, во-первых, для современного политического сознания идея правового представительства в законотворчестве является чужеродной или по крайней мере не вытекающей из оснований этого сознания; во-вторых, она нуждается в серьезной теоретической проработке. Если учитывать, что идея народного представительства шлифовалась веками и, как отмечал Г. Еллинек, стала результатом продолжительной исторической работы целых народов, то естественно предположить, что всякая иная идея в этой сфере не может быть реализована одним росчерком пера законодателя. Право, как консервативная система, предполагает преемственность и постепенность, эволюционный характер преобразований. Отсюда логичным, на наш взгляд, является предложение создать условия для конкурен-

ции, взаимного сосуществования и противоборства этих двух форм представительства, чтобы каждая из них могла доказать свою состоятельность, во имя реализации идеи права и правового закона. Речь идет о том, чтобы сохранить принципы формирования нижней палаты парламента, основанные на идее народного представительства, а также существующие процедуры подготовки проектов нормативных актов. Параллельно с этим предусмотреть возможность правового представительства граждан профессиональными юристами в созданном вместо верхней палаты парламента законодательном суде, на рассмотрение которого должны передаваться подготовленные как нижней палатой парламента, так и независимыми юристами проекты актов, чтобы каждая сторона в судебном процессе могла доказать свою состоятельность, правовой характер подготовленных ею актов. И лишь после утверждения законодательным судом выносимых на рассмотрение проектов решений они могли бы приобретать силу действующего закона.

Главным ориентиром для законодателя при осуществлении правотворческого процесса должно быть достижение общей правовой воли (достижение правовой всеобщности). На наш взгляд, правовая всеобщность есть внутренний для права и потому формальный (формально-юридический) критерий разграничения правового и неправового закона. Данный критерий имеет вполне «инженерный» характер и может быть положен в качестве организующей процесс правотворческой деятельности идеи, определяющей ее организационные принципы. Такими организационными принципами правотворчества, определяемыми указанным критерием, на наш взгляд, являются принципы: 1) участия личности в правотворческом процессе посредством правового представительства, 2) объективности и 3) профессионализма. Принцип участия личности в правотворческом процессе посредством правового представительства призван обеспечивать любому гражданину государства (а равно апатриду или иностранцу) возможность осуществления в законе его особых интересов, он имеет целью содействовать достижению союзного единства государства, его корпоративно-правовой целостности, восприятию себя гражданами в качестве государственных деятелей и создателей правовой системы. По мнению защитников политической государственности, достижению этой же цели служит институт референдума. Однако, как уже отмечалось ранее, референдум — во-

все не правовой институт, он вовсе не обеспечивает формирование общей правовой воли, напротив, он нужен именно для того, чтобы подчинять волю одной части граждан государства другой. Кроме того, институт референдума не позволяет конструктивно обсуждать законопроекты, осуществлять действительно правовую коммуникацию заинтересованных лиц, выявлять разумные предложения, наиболее оптимальные способы, приемы, обеспечивающие достижение общей правовой воли. Это институт политического популизма, здесь личность оказывается разменной монетой в политической борьбе, с его помощью создается только видимость, иллюзия правовой коммуникации, участия гражданина в правотворчестве. Принцип правового представительства личности в правотворческом процессе имеет прямо противоположную цель: обеспечить не видимость, а реальность осуществления воли гражданина в законе, законодательное закрепление его интересов. Посредством правового представительства гражданин получает возможность квалифицированно отстаивать свой интерес на всех этапах правотворческого процесса, исключая при этом момент субъективного произвола как в отношении других лиц, так и в отношении самого себя. Институт правового представительства можно в связи с этим также рассматривать как особый механизм перевода, трансформации неоформленных субъективных психологических желаний (хотений) в «осязаемые», воспринимаемые правом (понятные для него) правовые притязания лица, которые могут быть затем инкорпорированы в общую волю. Гегель в требовании очищения влечений видел их предстоящее освобождение от формы своей непосредственной природной определенности, от субъективности и случайности содержания и возвращение к их субстанциональной сущности. В том, что влечения должны быть разумной системой волеопределения, он видел содержание науки о праве¹⁰⁴. Он говорил о том, что не надо быть сапожником, чтобы знать, годятся ли башмаки, не надо быть специалистом, чтобы обладать знаниями о предметах, представляющих собой общий интерес (а право касается свободы, самого достойного и священного в человеке, и он сам, поскольку оно для него обязательно, должен знать его)¹⁰⁵.

¹⁰⁴ См.: Гегель. Философия права. С. 83.

¹⁰⁵ Там же. С. 253.

Принцип объективности, беспристрастности правотворческой деятельности выражает политическую непредвзятость законодателя, отсутствие у него иных целей, кроме достижения совместимости воли одного лица с волею других. Данный принцип обеспечивается организацией правотворческого процесса по типу судебного процесса, конструкцией законодательного органа — суда. Идея объективности правотворческого процесса вопреки всем принципам политического права, тенденциям политизации законотворчества находила отражение в правовом сознании с древности и до современности. Эта одна из стратегических идей, определивших современное представление о правотворчестве. Ее можно обнаружить еще в античных учениях о праве и законе, в частности, у Сократа, Платона, Аристотеля. Так, Платон в своих «Законах» писал, что там, «где законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о государственном устройстве, а только о внутренних распрях...», «неправильны те законы, что установлены не ради общего блага всего государства в целом»¹⁰⁶. Она выражается в его предании о Кроносе, поставившем над царями и правителями не людей, а даймонов — существ «более божественных и лучшей природы», чтобы преодолеть заносчивость и несправедливость, исключить раздоры, сделать законы определениями разума¹⁰⁷, также в других представлениях. Затем эта идея через естественно-правовые воззрения римских юристов (Ульпиана, Гая, Павла и иных) стала достоянием средневековья и нового времени. С новой силой она зазвучала у энциклопедистов, в частности, у Монтескье (согласно которому, законодатель должен сообразовываться с народным духом), у Руссо (считавшего, что для открытия наилучших правил общежития, подобающих народам, нужен ум высокий, который видел бы все страсти людей и не испытывал ни одной из них, который не имел бы ничего общего с нашею природой, но знал бы ее в совершенстве, чье счастье не зависело бы от нас¹⁰⁸). Данная идея глубоко проникла в немецкую классическую философию, в частности, в гегелевские представления о законе как разуме предмета, не дозволяющему чув-

¹⁰⁶ См.: Платон. Государство. Закон. Политик. М., 1998. С. 473.

¹⁰⁷ См.: Там же. С. 471-472.

¹⁰⁸ См.: Руссо Жан-Жак. Об общественном договоре. Трактаты. С. 229. Руссо в связи с этим отмечает, что Ликург, когда давал законы своему народу, начал с того, что отрекся от царской власти. (См.: Там же. С. 231.)

ству согреваться своей собственной частной обособленностью. Ее можно найти также у раннего Маркса: «Законодатель же должен смотреть на себя как на естествоиспытателя. Он не делает законов, он не изобретает их, а только формулирует, он выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношении»¹⁰⁹.

Исходя из этой идеи, для правового государства, как всеобщей правовой корпорации, совершенно недопустимым является то, что одно и то же лицо, которое вправе разрабатывать и предлагать (вносить) законопроект от имени какой-то части избирателей, имеет также возможность принимать свой проект в качестве закона. «Тот, кто составляет законы, не имеет... или не должен иметь какой-либо власти их вводить»¹¹⁰, — писал Руссо. Ни о какой объективности и нацеленности на достижение общей правовой воли в этой ситуации говорить невозможно, здесь торжествует идея навязывания своей субъективной, особой воли всей правовой корпорации. Отсюда лицо, представляющее интересы кого-либо из состава корпорации, не должно быть одновременно лицом, утверждающим законы. Все заинтересованные граждане должны иметь возможность через своих представителей отстаивать свои интересы в законодательном органе, предлагать свои проекты законов, участвовать в работе проектных комиссий, рабочих групп, но принимать окончательные решения по ним должна независимая от них инстанция. Задачей законодательного суда должно быть установление надежного заслона на пути осуществления в законе лишь частной воли отдельных лиц. Критерии, которыми должен руководствоваться законодательный суд, принципиально должны быть теми же, которыми должно руководствоваться конституционное правосудие. В этом смысле они должны составлять единую систему, в которой один элемент дополняет другой, где законодатель, выступающий сегодня как политически властвующий орган, не противопоставляет себя идее права и конституционному правосудию, реализующему эту идею. Очевидно, что законодатель и конституционный суд должны осуществлять одну общую цель — формирование правового общества, правового государства, где высшей правовой и социальной ценностью высту-

¹⁰⁹ Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 1. С. 162.

¹¹⁰ Руссо Жан-Жак. Об общественном договоре. Трактаты. С. 231.

пает личность. Если сегодня Конституционный Суд в России является, по сути, экстраординарным органом, в который непросто достучаться индивиду, то в случае реализации предлагаемой модели законодательного органа — суда, он вполне может стать полноценным судом, высшей судебной инстанцией формируемого правового государства.

Принцип профессионализма, идея преобладания профессионального начала в правотворчестве также не являются новыми. Представления о мудром законодателе, способном возвыситься над политическими страстями, воплотить в законе высший разум, умиротворить народ и конституировать оптимальное государственное устройство, с античных времен находили выражение в правовом и политическом сознании многих народов. Легендарный Радамант, возносимые древними Солон и Ликург олицетворяли законодательную мудрость и нередко противопоставлялись своекорыстным и недалеким средневековым законодателям, а также законодателям нового времени. Если деятельность древних законодателей оказывалась сродни искусству, и им приписывался особый дар, исключительное законодательное чувство и интуиция, то применительно к современным творцам законов обычно принято говорить о профессионализме, о технологиях и техниках правотворческого процесса, о своего рода законодательном ремесле, законодательном конвейере. Вместе с тем следует отметить, что при том понимании правотворчества, которое в настоящее время является преобладающим, при отношении к нему как форме государственного властвования, идея профессионализма законодателя оказывается инкорпорированной не в правовую теорию, а в теорию политическую, является частью идеи государственного властвования. Она выражает не собственно правовой профессионализм, а профессионализм государственного, политического управления. Правовые технологии здесь «работают» вовсе не на правовую идею, они востребованы лишь во внешних целях — для оформления политических решений, политической воли государства. В правовом отношении современные законотворцы нисколько не возвысились над теми легендарными законодателями, которые своим правотворческим искусством вдохновляли юристов на подражание им. Профессионализм современных законоведов, на наш взгляд, нисколько не выше искусства составления законов их древних предшественников. И дело не в

форме, процедурах и даже в правовых знаниях и технологиях, а в самой сути, в принципиальных подходах к пониманию законов и права.

Как представляется, правовой профессионализм законодателя начинает проявляться лишь тогда, когда он перестает смотреть на своих граждан взглядом властвующего субъекта, когда он лишается возможности навязывать им свою собственную волю. Лишь когда законодатель ставит перед собой цель определения условий совместимости воли одного лица с волею других, достижения общей правовой воли, тогда собственно и появляются основания для правового профессионализма. Правовой профессионализм заключается не в навязывании воли одной части общества другой, а в соединении воль всех заинтересованных субъектов права, в способности формировать общую правовую волю, в рамках которой реализуются интересы каждого.

Принцип профессионализма в правотворческой деятельности, на наш взгляд, должен выражаться не только в осуществлении профессионального правового представительства интересов граждан в законодательном процессе, но и в формировании рабочих групп, комиссий по подготовке проектов законов, которые должны создаваться прежде всего из профессиональных юристов и привлекаемых к работе над законопроектами экспертов соответствующего профиля. Он должен выражаться в использовании ими только правовых способов, приемов решения правотворческих задач и соответствующих этим задачам правовых технологий. Также он должен выражаться в системе формирования законодательного суда, обеспечивающей привлечение к этой деятельности наиболее подготовленных профессионалов, способных противостоять правовому произволу, навязыванию со стороны государства, а равно со стороны всех иных субъектов права своей особой воли.