Е) Пассионарная концепция Л.Н. Гумилева 4 страница

Эту же линию на создание бюрократического государственного аппарата продолжал и его внук — Иван Грозный[320]. Однако классическую форму бюрократического (абсолютистского) государства создает в России только Петр I[321]. А пик ее развития приходится на царствование Николая I (1796-1855). После чего начинается (в условиях реформ Александра II) процесс демократизации государственного управления (процесс создания местного, выборного земского самоуправления и независимых судов присяжных). Предреволюционного пика демократизация государственного управления достигает при Николае II (1868-1918), который был вынужден допустить рядом со своей администрацией Государственную Думу. В этот же период достигает пика и процесс либерализации российской государственной идеологии и внутренней политики. Царь был вынужден даровать народу относительную свободу прессы и свободу деятельности политических партий.

Однако слишком медленный, по мнению тогдашнего российского общества, процесс реформирования государственного управления, сопровождаемый попытками царя повернуть этот процесс вспять, приводит в конце концов к революционному взрыву, стремящемуся завершить социально-политические преобразования «одним махом». В 1917-1921 гг. Россия погружается в пучину хаоса и гражданской войны.

Идеологическое размежевание российского общества, проявившее себя в начале ХХ века в ходе революции и гражданской войны, впервые формируется в относительно либеральных условиях, возникших после реформ Александра II и позволивших образованному русскому обществу впервые открыто формулировать и выяснять свои идеологические установки. В этих условиях выяснилось, что общественное мнение страны было расколото на два основных лагеря — консервативный и модернистский.

Консерваторы второй половины XIX в. оставались в идеологических рамках теории «официальной народности». Самодержавие объявлялось ими важнейшим устоем государства, обеспечивающим величие и славу России. Православие провозглашалось основой духовной жизни народа и активно насаждалось. Народность означала единение царя с народом (а не с высшими сословиями). Консерваторы настаивали также на своеобразии исторического пути России, не требовавшем, по их мнению, повторять тот путь развития, который демонстрировала после Великой французской революции Европа. Поэтому они выступали против проведения либеральных реформ 1860-1870-х годов, а в последующие десятилетия добивались пересмотра их результатов. В экономической сфере они выступали за неприкосновенность частной собственности, сохранение помещичьего землевладения и крестьянской общины. В социальной области они настаивали на укреплении позиций дворянства — основы государства и сохранении сословного деления общества. Основной мишенью для их критики стала теория и практика «нигилистов», отрицавших традиционные моральные принципы[322]. Идеологами консерваторов были К.П. Победоносцев, Д.А. Толстой, М.Н. Катков, издававший газету «Московские ведомости» и др.

Модернистское же идеологическое направление делилось на два основных течения — либеральноеи народническое.

Социальную основу либерального направления со­ставляли обуржуазившиеся помещики, часть буржуазии и интелли­генции (ученые, писатели, журналисты, врачи и др.). Они отстаивали идею об общем с Западной Европой пути исто­рического развития России. Во внутриполитической области либералы настаивали на введе­нии конституционных начал, демократических свобод и продолжении реформ. Они выступали за создание общероссийского выборного ор­гана (Земского собора), расширение прав и функций местных орга­нов самоуправления (земств). Политическим идеалом для них была конституционная монархия. Либералы выступали за сохранение силь­ной исполнительной власти, но призывали провести мероприятия, способствующие ста­новлению в России правового государства и гражданского общества. В социально-экономической сфере они приветствовали развитие капитализма и свободы предпринимательства, выступали за сохранение частной собственности, понижение выкупных платежей. Они требовали также ликвидировать сословные привилегиии признать неприкосновен­ность личности и ее право на свободное духовное развитие. При этом либералы стояли за эволюционный путь развития, считая рефор­мы главным методом социально-политической модернизации России. Поэтому их общественная деятельность состояла в основном в подаче на имя царя «адре­сов» — ходатайств с предложением программы преобразований. Идеологами либералов являлись ученые, публицисты, земские деятели (В.А. Гольцев, П.А. Долгоруков, К.Д. Кавелин, Ф.И. Родичев, Б.Н. Чичерин, Д.И. Шахов­ской и др.). Их организационной основой были земства, журналы («Русская мысль», «Вестник Европы») и на­учные общества[323].

Наиболее же энергичным и динамичным оказалось в России конца XIX века идеологическое течение народничества. Представители этого течения, в отличие от консервато­ров и либералов, стремились к революционнымметодам преоб­разования России и коренному переустройству общества. Поэтому в самой России могли существовать только тайные их органи­зации. Теоретики этого направления, как правило, были вынуждены эмигри­ровать и действовать за границей. При этом в народническом направлении вначале господ­ствующее положение занимало течение, выступавшее за признание особого, некапиталистического пути развития России и существование в ней «общинного социализма». Вождями этого движения были А.И. Герцен, издававший в Лондоне журнал «Колокол», и Н.Г. Чернышевский, сотрудничавший в журнале «Современ­ник». издававший в России Н.А. Некрасовым. В 1862 г. Н.Г. Чернышевский был арестован, при­говорен к каторге и сослан в Сибирь.

На основе программных работ этих двух выдающихся идеологов народничества в России сформировалось и окрепло течение революционного народничества, в котором, в свою очередь, выделилось три основных направления — анархистское (М.А. Бакунин), делавшее ставку на стихийный мужицкий бунт; агитационное (П.Л. Лавров), считавшее необходимым предварительную идеологическую подготовку народа к восстанию с помощью «критически мыслящих личностей», и заговорщическое (П.Н. Ткачев), призывавшее к созданию революционных «штабов» будущей революции. Однако все эти направления обращали свое внимание в основном на русских крестьян — носителей, по их мнению, идеологии «стихийного общинного социализма».

Неудачи народников, действовавших террористическими методами, в попытках поднять крестьянские массы на восстание против самодержавного строя, привели, с одной стороны, к выделению из них либерального народничества, заявившего о неприятии насильственных методов борьбы и призывавшего к проведению реформ для постепенного улучшения жизни народа. Основным направлением своей деятельности они из­брали культурно-просветительскую работу среди населения (теория «малых дел»). С этой целью они использовали печатные органы (журнал «Русское богатство»), земства и различные общественные организации. Идеологами либеральных народников были Н.К. Ми­хайловский, Н.Ф. Даниельсон, В.П. Воронцов и др.

Но, с другой стороны, часть народников, разочаровавшись в революционном потенциале крестьянства, обратилась к другому низшему классу российского общества — пролетариату, увидев именно в нем основную движущую силу грядущих революционных преобразований. Идеологией этого течения общественной мысли стал марксизм. Лидерами этого течения в России стали Г.В. Плеханов, В.И. Засулич, Л.Г. Дейч и др. В 1883 г. в Женеве была образована группа «Освобождение тру­да». Ее программа включала в себя: полный разрыв с народничеством и народниче­ской идеологией; пропаганда марксизма; борьба с самодержавием; создание рабочей партии. Важнейшим условием социального про­гресса в России они считали буржуазно-демократическую револю­цию, движущей силой которой будут городская буржуазия и проле­тариат. Крестьянство они рассматривали как реакционную силу об­щества, как политический антипод пролетариату.

Это направление политической мысли присвоило себе название социал-демократов. С появлением на политической арене В.И. Ульянова (Лени­на) и Ю.О. Цедербаума (Л. Мартова), социал-демократы раскалываются на большевиков(В.И. Ленин), требовавших жесткой централизации движения и применения самых решительных методов борьбы с самодержавием, и меньшевиков(Л. Мартов), допускавших больше либерализма в организации партии и призывавших «не торопить события».

Все эти идеологические направления и течения отражали основные особенности социальной структуры предреволюционной российской империи, которая характеризовалась следующими параметрами.

Главное привилегированное сословие России со­ставляли дворяне (1,4% населения). Они занимали ключевые посты в центральных и местных органах власти, владели большим земельным фондом и играли заметную роль в сельском хозяйстве.

Духовенство (0,5%) было вторым привилегированным сосло­вием. Оно не платило податей, не несло воинскую повинность, но располагало значительным имуществом: 2 млн. десятин земли, дома, больницы, приюты, типографии и т.д. Духовенство идейно обслуживало самодержавие и следило за моральным со­стоянием общества.

Свои привилегии имело и казачество (2,5%) — военнослуживое сословие. В казачьих округах было развито местное са­моуправление. В свободное от несения службы время казаки обраба­тывали землю (по 30 десятин на 1 душу мужского пола). Они поль­зовались бесплатным медицинским обслуживанием и обучением.

Особая роль при­надлежала в России чиновничеству. Но оно было неоднород­ным по своему имущественному положению и роли в государствен­ной жизни. Оклады высшей бюрократии (министры, сенаторы, губер­наторы и т. д.), тяготевших к дворянской верхушке, намного превосходили заработок мелких служащих, приближавшихся по своему положению к пролетариату.

Буржуазия была невелика (1,5 млн. из 160 млн. всего населения) и в политической системе России она не играла значительной роли. Крупная буржуазия поддерживала само­державие, средняя была настроена либерально и выдвигала проекты умеренных преобразований.

Крестьяне являлись самым многочисленным (около 77% населения) и наиболее бесправным сословием. До аг­рарной реформы 1906-1910 гг. они не могли свободно распоряжаться своими наделами и платили выкупные платежи, подвергались телес­ным наказаниям (до 1905 г.), на них не распространялся суд присяж­ных. 3% крестьян составляли сель­скую буржуазию («кулачество»), около 15% были зажиточ­ными(середняками). Последние занимались не только сельским трудом, но и ростовщичеством и мелкой торговлей в деревне. Основная же масса вела общинное натуральное хозяйство и служила источни­ком наемной рабочей силы в деревне и городах.

Пролетариатк 1913 г. составлял около 19% населения. Он формировался за счет выходцев из беднейших слоев всех сословий (в основном из крестьян и мещан). Условия труда и быта рабочих были очень тяжелыми: самая низкая зара­ботная плата (21-37 рублей), самый продолжительный рабочий день (11-14 часов), плохие жилищные условия. Экономические интере­сы рабочих фактически никто не защищал, так как до 1906 г. не было профессиональных союзов.

В условиях модернизации страны значительно увеличилась и ин­теллигенция (ученые, писатели, юристы, врачи, художники, артисты и др.). Этот слой пополнялся за счет выходцев из всех сословий и не имел общих политических интересов[324].

Таким образом, консервативная идеология выражала интересы господствующей верхушки российского общества конца XIX века (земельного дворянства, духовенства и высшего чиновничества, крупной буржуазии), либеральная идеология отражала интересы и настроение его средних, наиболее динамичных, слоев (мелкого дворянства, мелкой городской и сельской буржуазии, разночинной интеллигенции и мелкого чиновничества); народническая идеология выражала интересы его низших слоев, состоявших преимущественно из крестьянства;а социал-демократическое марксистскоенаправлениеотражало интересырастущего пролетариатаи примыкавших к нему слоев.

Именно эти основные политические силы и стали главными действующими субъектами российской политики после того, как в Российской империи были допущены легальные политические партии. После революции 1905 года в России был создан первый представительный орган (Госу­дарственная дума), и государственное устройство страны стало приближаться к европейской парламентской монархии. Представители либеральной идеологии образовали партию кадетов (1905 г.), народническое направление создало партию эсеров (1902), марксистские направления образовали партию социал-демократов (1903), разделенную на большевиков (Ленин) и меньшевиков(Мартов и Плеханов), а консервативное направление создало ряд менее влиятельных партий — от октябристов (1905) и прогрессистов (1912) до различных националистических групп черносотенцев,так ине сумевших создать единой организации.

На первом этапе Февральской революции 1917 года монархисты и черносотенцы потерпели полный провал, и лидерство в государственном управлении захватили кадеты (П.Н. Милюков, А.И. Гучков). Однако эсерам и социал-демократам удалось создать в столице параллельный орган власти — Петроградский Совет, и в условиях неудачи правительства в управлении страной кадеты были вынуждены в мае 1917 г. вступить в коалицию с эсерами (А.Ф. Керенский) и меньшевиками(И.Г. Церетели). В новое правительство вошли 6 меньшевиков и эсеров. Однако часть эсеров («левые эсеры») перешли в оппозицию к Временному правительству и соединились в своих требованиях с большевиками. Против этого объединения Временным правительством в начале июля 1917 года были направлены репрессии.

25 октября 1917 года в Петрограде открылся II Всероссийский съезд Советов, в котором у большевиков было большинство, и более 100 мандатов имели представители левых эсеров. В ночь перед открытием заседания съезда большевики арестовали Временное правительство[325] и передали власть Съезду Советов, который сформировал новое правительство — Совет Народных Комиссаров (СНК) во главе с В.И. Лениным, и новую постоянно действующую представительную власть — Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК) во главе с Л.Б. Каменевым. Эти новые органы государственной власти — Съезд Советов, ВЦИК, СНК — и стали основными органами новой — советской — политической системы России.

В условиях разразившейся в 1918 году гражданской войны и начавшейся после окончания Первой мировой войны интервенции стран Антанты, США и Японии в Россию, политический режим молодой советской республики по необходимости принял мобилизационный, военный характер. Но после окончания войны и отпора интервентам происходит значительная либерализация режима, получившая название НЭПа («новой экономической политики», объявленной В.И. Лениным). Однако все политические партии (в том числе и левые эсеры) в ходе войны так или иначе скомпрометировали себя антипатриотической или антиправительственной деятельностью[326] и поэтому были запрещены. В результате новый, относительно либеральный режим, установившийся в стране, получил однопартийный характер. Этот недостаток восполнялся однако поначалу достаточно широкой внутрипартийной демократией, допускавшейся на тот момент большевиками. В стране при относительной свободе печати регулярно проводились общероссийские дискуссии по самым насущным внутриполитическим и внешнеполитическим вопросам[327], и победа той или иной фракции решалась на съездах партии, депутаты которых избирались прямым демократическим голосованием.

Однако к концу 1920-х — началу 1930-х гг. все фракции ВКП(б) были последовательно разгромлены сторонниками одного из лидеров большевиков — И.В. Сталина, и в партии (а вместе с тем и в стране) установился жесткий режим с жестко бюрократическим, а не демократическим методом управления. Этот режим быстро приобрел все признаки мобилизационного режима. Основной стратегической целью нового режима была объявлена форсированная индустриализация страны[328], которая, в свою очередь, имела целью создание самых современных вооруженных сил, необходимых для отражения неминуемой военной агрессии буржуазных стран против молодой советской республики. Наиболее явные признаки подготовки к такой агрессии демонстрировал фашизм (и особенно германский нацизм), набиравший в тот период все большую силу в Европе (диктаторские и полуфашистские режимы были установлены в 15 европейских странах).

Необходимость сворачивания НЭПа объяснялась при этом большевиками тем, что эта политика не способствовала быстрой индустриализации страны. «Частный капитал, — отмечал И.В. Сталин, — внедрился не в производство, где риску больше и капитал оборачивается медленнее, а в торговлю ... И, внедрившись в торговлю, частный капитал укрепился там до того, что у него оказалось в руках около 80 процентов всей розничной торговли и около 50 процентов всей оптово-розничной торговли в стране»[329].

Формулируя причины и цели введения нового мобилизационного режима, И.В. Сталин говорил в феврале 1931 года: «Мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было выгодно, доходно и сходило безнаказанно ... Таков уж волчий закон эксплуататоров — бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб — значит ты не прав, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч — значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот почему нам нельзя больше отставать. В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость. Хотите ли, чтобы наше социалистическое отечество было побито и чтобы оно утеряло свою независимость? Но если этого не хотите, вы должны в кратчайший срок ликвидировать его отсталость и развить настоящие большевистские темпы в деле строительства его социалистического хозяйства. Других путей нет. Вот почему Ленин говорил накануне Октября: «Либо смерть, либо догнать и перегнать передовые капиталистические страны». Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»[330].

После разгрома фашистской Германии и смерти И.В. Сталина в СССР снова наступил период либерализации политического режима («хру­щев­ская оттепель»), который снова был остановлен при Л.И. Брежневе, теперь уже без объяснения причин и постановки исторических целей. Некоторым политическим обоснованием делиберализации режима служило указание на ведение холодной войны, развернутой западными государствами с подачи У. Черчилля и подхваченной политическими кругами США. Наиболее острой фазой этой войны был период так называемого Карибского кризиса. Однако после перехода к политике разрядки напряженности и достижения паритета СССР и США в области ядерных вооружений этот фактор перестал оправдывать мобилизационные меры и политические установки. К тому же, тот факт, что самим Западным миром холодная война велась без перехода их политических систем в мобилизационный режим, дезавуировал в глазах советской общественности указанное обоснование.

Отпадала в условиях брежневской, «застойной» политической системы и цель построения коммунизма в СССР, в которую уже не верили и сами партийные верхи. Поэтому критически мыслящие советские граждане приходили к выводу, что отсутствие демократии в стране объясняется исключительно амбициями партийной верхушки, не желающей поступаться своей властью. В стране нарастали политическая оппозиция со стороны образованных слоев населения и политическая апатия со стороны широких народных масс.

Политическая система СССР, таким образом, перестала соответствовать как условиям времени, так и самой логике ее политического обоснования. В этом отношении очень характерно следующее рассуждение И.В. Сталина, в котором он сравнивал партию с армией. «Что такое армия? — Писал он. — Армия есть замкнутая организация, строящаяся сверху. Существо армии предполагает, что во главе армии стоит штаб, назначенный сверху и формирующий армию на началах принудительности. Штаб не только формирует армию, — он еще снабжает ее, одевает, обувает и пр. Материальная зависимость всего состава армии от штаба — полная. На этом, между прочим, зиждется та армейская дисциплина, нарушение которой влечет за собой специфическую форму высшей меры наказания — расстрел. Этим же нужно объяснить тот факт, что штаб может двигать армию куда угодно и когда угодно, сообразуясь лишь со своими собственными стратегическими планами.

Что такое партия? — Противопоставлял ее армии И.В. Сталин. — Партия есть передовой отряд пролетариата, строящийся снизу на началах добровольности. У партии тоже имеется свой штаб, но он не назначается сверху, а избирается снизу всей партией. Не штаб формирует партию, а, наоборот, партия формирует свой штаб. Партия формируется сама на началах добровольности. Здесь нет также той материальной зависимости между штабом партии и партией в целом, о которой говорилось выше в отношении армии. Штаб партии не снабжает партию, не кормит и не одевает ее. Этим, между прочим, объясняется тот факт, что штаб партии не может двигать ряды партии произвольно, куда угодно и когда угодно, что штаб партии может руководить партией в целом лишь по линии экономических и политических интересов того класса, частицей которого является сама партия. Отсюда особый характер партийной дисциплины, строящейся в основном по линии метода убеждения, в отличие от дисциплины армейской, строящейся в основном по линии метода принуждения. Отсюда основная разница между высшей мерой наказания в партии (исключение из партии) и высшей мерой наказания в армии (расстрел)»[331].

Однако эти рассуждения в условиях позднего советского режима уже не выдерживали никакой критики.

Во-первых, партия большевиков не формировалась снизу «на добровольных началах». Ее члены не примыкали к партии добровольно и свободно, как то было до завоевания ею государственной власти, а их принимали (кооптировали) в нее по решению самих партийцев. Причем, принимали только тех, кого считали «достойными»[332]. Кроме того, в условиях, когда карьеру во всех сферах, жестко контролировавшихся этой организацией, могли сделать только члены партии, вступление в нее было делом не только (и не столько) политических убеждений, но и самых обыкновенных «шкурных», материальных расчетов. При этом, партия и ее «штабы» именно обеспечивали материальное положение своих членов тем, что именно они в конечном счете и назначали партийцев на те или иные «хлебные» должности. Это была своеобразная система «кормлений», возрожденная на новом уровне исторического развития российского общества. По тем же причинам и выход из партии был делом не добровольным, а принудительным. Коммунистическая партия, таким образом, была не добровольным политическим союзом граждан, а полугосударственной организацией, жестко контролировавшей состав своих членов и обеспечивавшей им привилегированный уровень материального обеспечения.

Во-вторых, и внутрипартийная демократия к концу существования КПСС была практически уничтожена. Некоторая свобода выбора у членов партии еще существовала при выборе самого низшего звена ее руководителей (на уровне отдельных предприятий и учреждений), что же касается более высоких ступеней руководства, то все они формировались в основном по указанию сверху. В результате, управление партией было почти полностью бюрократизировано, так же, как и в армии. Не партия формировала свой «штаб» снизу, а именно ее «штаб» формировал как все нижестоящие органы ее управления, так и саму партию.

Тот же самый принцип распространялся и на все советские органы власти, формировавшиеся сверху по указанию «штабов» Коммунистической партии. При этом в советских органах власти не существовало даже и той минимальной «низовой» демократии, которая еще сохранялась в самой партии и в некоторых «подсобных» общественных организациях (проф­союзе, комсомоле и т.д.). Советская власть была бюрократизирована практически полностью и просто штамповала решения штабов партии.

Наконец, в-третьих, КПСС позднего периода ее существования нельзя было уже рассматривать и как организацию рабочегокласса (и колхозного крестьянства), поскольку даже количественно огромную и непропорциональную долю в ее составе (соизмеримую с самими рабочими) составляли так называемые служащие. В 1933 году численность членов партии и кандидатов в члены составляла 3.5 млн. чел. По социальному составу 44% членов КПСС являлись заводскими рабочими, 12 % — колхозниками. Остальные 44% — служащие. В 1973 году партия достигла размеров 14 млн. ее членов. Из них рабочие составляли 40,7%; крестьяне (колхозники) — 14,7%; служащие — 44,6%.[333] При этом рабочие наполняли преимущественно низовые организации КПСС, а ее высшие органы управления формировались преимущественно из служащих. По данным на 1986 год, членов КПСС было уже 19 миллионов человек, или примерно 10% взрослого населения СССР. Социальный состав ее оставался примерно тем же.

Хотя советская статистика обычно зачисляла рабочих и служащих в одну и ту же категорию «рабочих и служащих», но по своему социальному положению и менталитету это были принципиально разные категории граждан. Служащие относились не столько к управляемым, как рабочие, сколько к управляющим — низшего, среднего и высшего звеньев — во всех сферах общественной жизни: материально-производственной, политико-государственной, социальной и духовно-культурной. Поздняя КПСС была уже по преимуществу социально и духовно партией служащих, а не рабочих и крестьян. Ее официальная идеология перестала соответствовать ее социальному правящему составу. И именно этот фактор, на наш взгляд, и явился главной причиной того, что коммунистическая партия сама (в лице ее высшего руководства) отказалась от своей наследственной идеологии, и сама развалила себя, преобразовавшись во множество различных политических партий. «Трансформация советской политической системы и внешней политики, — отмечает в этой связи английский политолог А. Браун, — проистекала из союза между интеллектуалами из партии реформ и новым лидером, готовым к ним прислушиваться. Советская политическая элита была глубоко расколота, однако у реформистов было большое преимущество — на их стороне находился Генеральный секретарь, в 1988-1989 годах еще обладавший огромной властью. В итоге, решения, принятые в Москве, не только сыграли решающую роль в распространении коммунизма в Восточной Европе в середине сороковых, но и в не меньшей степени поспособствовали концу господства коммунистов в Европе сорока годами позже»[334].

Таким образом, советскую политическую систему в период ее расцвета мы можем охарактеризовать как жестко бюрократическую (строившу­юся исключительно сверху), тоталитарную (не допускавшую свободного развития гражданского общества ни в одной из сфер общественной жизни), систему мобилизационного типа (направленную на достижение конкретных исторических целей), но реализованную в полностью эгалитарном, бессословном обществе. Идеологическим и политическим стержнем этого общества была марксистская коммунистическая партия, построенная по бюрократическому, армейскому типу. При этом партия управляла всем обществом практически теми же методами, которыми управляется обычно армия.

К концу 1980-х годов этот недемократический («казарменный») режим утратил уже поддержку почти всех слоев населения СССР, которое с воодушевлением восприняло новую политику «Перестройки и гласности», объявленную Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым. Открытие идеологических, политических и экономических «шлюзов» свободы, предпринятое самой партией во главе с ее высшим руководителем, — свободы слова, свободы совести, свободы политической деятельности, свободы образования партий и частного предпринимательства в экономической сфере — подорвало сами основы советского политического строя и привело к революционному формированию в России в начале 1990-х годов совершенно новой политической системы.