Государственно-правовые закономерности и проблема предмета юридической науки

Чаще всего в советской и постсоветской юридической науке категория «государственно-правовая закономерность» рассматривалась в связи с науковедческим вопросом о предмете теории государства и права. Советский период в истории отечественной юриспруденции вообще ознаменовался значительным ростом внимания к методологическим проблемам[211], которые в дореволюционной правовой науке находились на втором плане, сильно уступая философско-правовым и прикладным вопросам по степени разработанности. Интерес к проблеме предмета и метода теории государства и права обострился к середине ХХ века [212].

Изучение таких аспектов теории государства и права, как ее предмет, методология, система, функции, представляет собой форму «самопознания» науки[213], которое, в свою очередь, продиктовано стремлением повысить достоверность получаемых научных знаний. Так, теория государства и права выясняет, что именно является ее предметом, с той целью, чтобы придать своим исследованиям максимально целенаправленный характер. Точно определив свой предмет, наука обретает возможность оценки и проверки вырабатываемых ею положений с точки зрения соответствия этому предмету. Создаются условия для сосредоточения исследовательских усилий на конкретных научных проблемах, являющихся составной частью предмета данной науки. В конце концов, не зная своего

предмета, наука не способна подобрать наиболее эффективные познавательные средства, которые соответствовали бы ее предназначению и в наибольшей степени позволяли бы решить ее научные задачи. Более того, при отсутствии ясного представления о предмете исследований невозможно ставить перед наукой какие-либо цели и требовать от нее социально значимых результатов.

Положение о том, что предметом теории государства и права выступают общие закономерности функционирования и развития государства и права, вслед за первыми советскими учебниками по данной дисциплине[214], долгое время воспроизводилось практически во всех научных работах. Однако получалось так, что этим упоминания о государственно-правовых закономерностях практически и ограничивались: провозгласив их основным предметом своего изучения, теория государства и права как будто забывала о них, едва только дело доходило до выработки конкретных теоретических положений. Это создает определенные основания для мнения о том, что «признание закономерностей права как предмета общей теории права носит чисто формальный характер», «остается не более чем пустым обещанием, научной мифологией»[215], что, в свою очередь, вызывает предложения заново определить предмет теории права. Поэтому начиная с середины 80-х годов прошлого века и по сегодняшний день определение предмета теории государства и права как системы государственно-правовых закономерностей постоянно подвергается критике как неполное, неточное и не отвечающее современному уровню развития науки.

Как верно заметил А.И. Денисов, уточнение предмета теории государства и права объясняется двумя основными причинами. С одной стороны, происходят те или иные изменения в государственно-правовой жизни общества, возникают новые политические и правовые явления, исчезают или видоизменяются прежние реалии, и все это требует соответствующего осмысления со стороны юридической науки. С другой стороны, параллельно имеют место процессы дифференциации и интеграции в самой системе научного зна

ния, что неизбежно влечет за собой известный пересмотр границ отдельных научных дисциплин, обновление их методологической оснащенности; касается это и наук о государстве и праве[216].

Однако усилия по совершенствованию методологических основ юридической науки могут иметь различную степень продуктивности. В настоящее время, как представляется, попытки уточнить предмет теории государства и права сталкиваются с такой преградой, как терминологическая неопределенность. Так, одна из ключевых проблем, связанных с предметом теории государства и права – его соотношение с объектом данной науки. Решение проблемы затрудняется отсутствием среди теоретиков права единого представления о том, что есть предмет и объект науки вообще – обычно комментариев по этому поводу вообще не приводится, а лишь излагаются мнения о содержании предмета и объекта теории государства и права, с которыми трудно соглашаться или спорить ввиду отсутствия общей понятийной основы.

Как правило, пояснения относительно различия объекта и предмета науки сводятся к тому, что «предмет науки – это та область объекта, в данном случае государства и права, на которую научное исследование направлено; предмет – это то, что в данном объекте наука изучает, те закономерности объекта, которые ее интересуют»[217]. Таким образом, разница между предметом и объектом предстает чисто количественной. И предмет, и объект фактически представляют собой то, на что направлено научное исследование, а соотносятся они как часть и целое: «предмет – часть объекта; объект больше, шире предмета»[218]. Но если объект и предмет есть явления однопорядковые и различающиеся только по объему, то неизбежно возникает вопрос: а так ли уж необходимо их различать и рассматривать по отдельности, в чем реальная познавательная ценность такой дифференциации?

Нередко принимается за аксиому, что «предмет науки – это философское понятие, употребляемое для обозначения системы законов материального и духовного мира, изучаемых наукой в целом либо ее отдельными отраслями»[219]. Однако представляется, что в данном случае понятие предмета науки смешивается с его содержанием, в результате чего последнее неоправданно предвосхищается. Суждение о том, что предметом той или иной науки являются именно закономерности, само по себе нуждается в обосновании. Ведь известно, что далеко не все из существующих наук занимаются исключительно исследованием объективных законов окружающего мира. Так, еще баденская школа неокантианства ввела ставшее классическим деление наук на «номотетические», рассматривающие действительность с точки зрения всеобщего, выражаемого посредством закономерностей, и «идеографические», изучающие единичное в его неповторимости[220].

Тем не менее идея различения предмета и объекта теории государства и права в целом представляется вполне рациональной. Потребность в этом разграничении отчетливо видна, например, из такого определения: «Предметом общей теории государства и права… являются государственные и правовые явления, закономерности их возникновения, развития и отмирания, а также объективные социальные закономерности, определяющие особые черты, признаки государства и права, их взаимосвязь и взаимодействие, их служебную роль и отношение к другим явлениям общественной жизни»[221]. Следует согласиться с В.М. Сырых: государственно-правовые явления и закономерности их функционирования – это все-таки феномены разного уровня, и подобное объединение их под общим именем предмета науки является по меньшей мере эклектичным[222]. Государство и право, с одной стороны, и их закономерности, с другой, не могут быть рядоположенными явлениями. Они не соотносятся как часть и целое, поскольку нельзя сказать, что закономерности права являются элементом права, но не могут и выступать равноправными составляющими какого-либо целого, так как

закономерности не имеют собственного бытия, отдельного от эмпирических фактов и явлений. Здесь мы имеем дело с двумя различными аспектами, ракурсами действительности.

Отразить разнопорядковый характер этих явлений как раз возможно при помощи категорий объекта и предмета познания. В юридической науке вполне достаточно методологических ориентиров, чтобы последовательно разграничить эти категории. Так, справедливо, что «предмет науки определяет точку зрения на объект… находится между субъектом и объектом исследования, выступает как своеобразный посредник между ними»[223]. В.А. Шабалин отмечает: «Под объектом исследования принято понимать все то, что противостоит субъекту. Всякая вещь, явление, процесс… все, что познается, представляет собой объект исследования, поскольку оно еще не познано и противостоит знанию»[224]. В то же время не во всем можно поддержать его дальнейшие суждения о предмете науки: «Те же самые вещи, явления, процессы, отношения и т.д., поскольку они уже известны, зафиксированы с определенной стороны в той или иной форме знания, «даны» в ней, но подлежат дальнейшему исследованию, являются предметами исследования»[225]. По существу, аналогичные соображения высказывает В.С. Нерсесянц: «можно сказать, что объект науки – это то, что мы о нем знаем доего научного изучения, а предмет – это изученный объект, то, что мы знаем о нем после научного познания»[226]. Такая позиция вызывает определенные возражения. Прежде всего, из нее следует, что до начала исследования не может быть никакого представления о его предмете. Получается, что научное исследование на первых этапах всегда беспредметно, и предмет у него появляется лишь в конце, как итоговый результат познавательной деятельности.

На наш взгляд, понятия предмета и объекта науки можно уточнить следующим образом. Действительно, и объект, и предмет пред

ставляют собой то, на что направлено научное познание; однако направленность эта различна. Объектом науки выступает та часть реальности, которая попадает в поле зрения данной науки и подвергается исследованию. Эта реальность неоднородна, она содержит в себе, наряду с известным, и нечто неизвестное, о чем имеется лишь самое приблизительное представление. Именно это «неочевидное» и является предметом научного исследования, задача которого как раз и состоит в том, чтобы превратить неизвестное в известное. Таким образом, различие между предметом и объектом носит отнюдь не количественный, а качественный характер: предмет – это не составная часть, не «область» объекта, а его особое видение, особый проблемный подход к нему. Под объектом науки, таким образом, можно понимать ту часть материального и духовного мира, на которую направлено познание, а под предметом – то, изначально скрытое, что наука намерена обнаружить при помощи этого познания.

Если исходить из этого при анализе предмета и объекта теории государства и права, то необходимо признать, что объект является первичным по отношению к предмету. Предмет науки обусловлен объектом и существует в его границах, поэтому определить предмет теории государства и права можно лишь на основе ее объекта.

«Объектом государственно-правового познания служит тот фрагмент объективной реальности, который находится в сфере государственно-правовой деятельности»[227]. Однако по поводу содержания и состава этого фрагмента реальности существуют разные мнения. Так, В.С. Нерсесянц полагает, что теория государства и права, как и юридическая наука в целом, фактически имеет два разных объекта, в качестве которых выступают государство и право; он считает возможным признать дуализм объектов юриспруденции, снятие и преодоление которого достигается в ее предмете[228].

В.М. Сырых, напротив, говорит о едином объекте теории права и иных отраслей правоведения, хотя и складывающемся из нескольких составных частей. В его понимании, объектом теории права

выступают «право, правовая практика и иная (неюридическая) практика в той части, в какой она обусловливает формирование и развитие правовых явлений и процессов»[229]. При этом автор придерживается предельно широкой трактовки юридической практики, включая в нее не только правотворчество, правоприменение, остальную юридически значимую правомерную деятельность, но также и неправомерные деяния, и психологическое отношение субъектов к своему поведению[230].

В.А. Шабалин, предостерегая против чрезмерно обширных или слишком узких определений объекта юридической науки, характеризовал его так: «субъекту правового познания противостоит в качестве объекта исследования не одно право, не общественное бытие в целом и не только экономический базис общества, а специфическая область, сфера, структура социальной жизни. В общем виде ее можно представить как совокупность экономических, правовых и иных, тесно связанных с ними общественных отношений, правовых установлений и институтов и соответствующих им взглядов, представлений и идей»[231].

М.Н. Марченко рассматривает объект теории государства и права как сложную систему, в которой можно вычленить главные и неглавные элементы. Он выделяет, во-первых, ядро объекта теории государства и право – это государство как властная организация общества и право как система норм, установленных или санкционированных государством. Во-вторых, среднее, промежуточное звено между основой объекта и его «неюридической частью» – это те явления, которые непосредственно связаны с государством и правом, зависят от них (правосознание, правоотношения, правомерное поведение, правонарушения и др.). В-третьих, неюридическая часть объекта науки – все те социальные факторы и явления, которые не обладают правовой природой, но связаны с государственно-правовыми явлениями и оказывают на них воздействие[232].

Е.А. Шапиро включает в объект теории государства и права «все политико-правовые феномены (государство, право, правоотношения), а также конкретно-исторические условия их существования, реальное поведение субъектов права, а также психологию граждан, должностных лиц, их оценки своего правомерного или противоправного поведения, действующего права, деятельности государственных органов»[233].

Все приведенные варианты истолкования объекта теории государства и права, несмотря на внешние различия, верны примерно в одинаковой степени. Обращает на себя внимание, что они построены по принципу простого перечисления, и объект теории государства и права раскрывается в них не как единство, а как набор элементов. Именно поэтому многообразие подходов здесь является лишь кажущимся: по существу, в каждом из них описывается одна и та же реальность, которая лишь по-разному структурируется. Однако думается, что объект теории государства и права должен быть по возможности определен в виде единого целого; иными словами, следует искать наиболее емкое и краткое определение, в котором должно быть «удержано» то же богатство содержания.

Существует ли в современной юридической науке такая интегративная категория, которая объединяла бы все явления, указанные выше в качестве объектов правовой науки? На наш взгляд, этому требованию вполне удовлетворяет категория «правовая жизнь», получившая в последние годы развернутую теоретическую характеристику, особенно в работах А.В. Малько[234]. Правовая жизнь представляет собой совокупность всех форм юридического бытия общества и включает не только всю правовую систему,

юридическую практику, правосознание и т.п., но и противоправные, негативные явления[235] – то есть все без исключения, что ранее было перечислено в составе объекта теории государства и права. Таким образом, правовая жизнь идеально совпадает по содержанию с объектом теории государства и права. В свою очередь, поскольку теория государства и права является наиболее универсальной наукой в рамках правоведения и ее выводы имеют силу для всех остальных юридических научных дисциплин, то объект теории государства и права совпадает с объектом всей юридической науки.

По мнению М.Н. Марченко, коль скоро речь идет об объекте теории государства и права, то в нем должно получить отражение, помимо права, и государство с соответствующей практикой[236]. Однако, как представляется, в данном случае достаточно ограничиться указанием лишь на правовую жизнь общества, что создаст верное представление именно о специфике объекта теории государства и права. Дело в том, что поскольку теория государства и права является юридической наукой, то для нее представляют интерес лишь такие стороны и проявления государства как социального института, которые имеют правовой характер. Жизнь государства, помимо юридически значимых составляющих, также содержит иные факты и явления, которые с юридической точки зрения совершенно безразличны и потому правовой наукой не изучаются. Иными словами, к объекту теории государства и права относится лишь та часть жизни государства, которая одновременно входит в правовую жизнь общества.

Итак, объектом теории государства и права выступает правовая жизнь общества. Близки к ней по смыслу, на наш взгляд, понятия «правовая действительность», которая предстает «и в виде изданных государством юридических норм… и в виде результатов применения этих норм… и в виде правовых взглядов, мнений, воззрений, концепций; и в виде законопослушного, а в широком виде и правонарушающего поведения; и т.д.» [237], и «правовая реаль-

ность», которая «охватывает все без исключения значимые с точки зрения права явления… в чем бы они не выражались»[238]. Но понятие правовой жизни для обозначения объекта теории государства и права представляется более предпочтительным, так как выглядит простым, лаконичным и одновременно выразительным.

На этой основе возможно решение вопроса о предмете теории государства и права. Как указывает В.О. Тененбаум, если понятие «объект познания» выражает объективную реальность изучаемых явлений, то понятие «предмет науки» выражает границы, в пределах которых изучается тот или иной объект[239]. Предмет теории государства и права заложен в ее объекте, открывается наукой, и, будучи выявлен, переходит в содержание науки. Таким образом, содержание науки является отражением ее предмета, системой знаний об этом предмете, и установить предмет науки можно, исходя из анализа ее объекта и содержания.

Разумеется, категория «государственно-правовая закономерность» в этом контексте может показаться слишком отвлеченной и недостаточно наглядной. О.В. Мартышин, например, по данному поводу замечает: «Предмет теории государстваиправа определяют обычно как общие закономерностиразвития государства и права. Это вполне справедливо, но, может быть, несколько абстрактно и требует пояснений…»[240]. Действительно, в первую очередь бросается в глаза несколько иное: что теория государства и права «представляет собой «выведенные за скобки» общие положения о законе, праве, правоотношениях, юридических фактах и т.д.»[241]. Напрашивается вывод, что предметом данной науки должны считаться именно общие, основные черты государственно-правовых явлений, а не закономерности их функционирования и развития. В.С. Нерсесянц так и определяет предмет теории государства и права: это

«основные сущностные свойства права и государства»[242]. Однако при более внимательном рассмотрении становится очевидной некоторая узость такого подхода: ведь теория государства и права изучает не только свойства правовых явлений, но и их виды, структуру, динамику и т.п. К тому же подобная формулировка является недостаточно отчетливой, ибо в ней слабо отражен тот факт, что изучаемые теорией государства и права свойства должны быть не только основными, но и повторяться у всей массы явлений.

Более перспективным представляется определение предмета науки как совокупности научно-исследовательских проблем[243]. Однако здесь необходима конкретизация того, что именно представляют собой эти проблемы. Если же ограничиться их механическим перечнем, то, как и в случае с объектом науки, возникает иллюзия их разрозненности, отсутствия объединяющего начала, что, по существу, означает отсутствие целостной науки.

Думается, нет более удачного общего обозначения для предмета теории государства и права, чем термин «закономерность». Государственно-правовая закономерность – это объективная, систематическая, логически обоснованная повторяемость взаимосвязанных фактов в сфере государства и права. Очевидно, что теория государства и права стремится к обнаружению именно таких связей и зависимостей, которые характерны для всей правовой системы, с высокой степенью постоянства воспроизводятся и повторяются в правовой жизни общества. Теория государства и права – это, по существу, система общих суждений о государстве, праве и государственно-правовых явлениях, а любое общее суждение фактически является суждением о закономерности.

При этом государственно-правовые закономерности как предмет научного познания отражаются в содержании теории государства и права в трех основных формах. Во-первых, в виде научных понятий и категорий, обозначающих те или иные явления правовой жизни[244]. При этом следует подчеркнуть: предметом научного

познания выступают не сами эти явления, а именно присущие им закономерности. Ведь при определении того или иного понятия наука учитывает лишь его общие, существенные, устойчивые, повторяющиеся черты, которые в силу этого представляют собой основные закономерности его бытия. Любое понятие, таким образом, отражает закономерное существование в конкретных условиях определенного государственно-правового явления и закономерно принадлежащие ему качества. Например, понятие правовой нормы фактически в сжатом виде содержит указание на следующие закономерности: в социальной жизни существуют общеобязательные правила поведения; эти правила поведения устанавливаются или санкционируются государством; они рассчитаны на неоднократное применение; они регулируют общественные отношения путем предоставления их участникам субъективных прав и наложения на них обязанностей. Во-вторых, в виде классификаций, при помощи которых осуществляется деление государственно-правовых понятий по объему. Само по себе наличие разновидностей какого-либо правового явления уже может рассматриваться как специфическая закономерность его бытия. Как обоснованно отмечается в научной литературе, «в результате проведения классификации во внешне неупорядоченной эмпирической действительности сознание обнаруживает логику и закономерность»[245]; «вскрывая закономерные связи между явлениями, классификации выступают средством приращения нового знания»[246]. Так, разделение правовых норм и правоотношений на регулятивные и охранительные, по мнению многих специалистов, носит характер фундаментальной закономерности права, выражающей глубинную сущность правовой системы[247]. Аналогичное значение придается и некоторым другим классификациям: например, классификации отраслей права на материальные и

процессуальные[248]; классификации норм права по методу регулирования на дозволяющие, обязывающие и запрещающие[249]; и др. Наконец, в-третьих, государственно-правовые закономерности отражаются в содержании науки прямо и непосредственно, в виде констатирующих суждений о связи государственно-правовых явлений между собой, о динамике их развития и т.п.

Теоретический уровень изучения государства и права характеризуется тем, что он имеет дело лишь с обобщенными знаниями об этих явлениях; научные положения теории государства и права всегда представляют собой суждения, основанные на некоем множестве фактов. Поэтому отдельные факты государственно-правовой действительности, хотя и фигурируют в теоретико-правовых исследованиях, не являются предметом теории государства и права. Теория государства и права не устанавливает содержания конкретных норм права или отдельных событий, происходящих в правовой жизни; оно пользуется ими лишь в качестве иллюстративного материала, для аргументации и подтверждения своих выводов о государственно-правовых закономерностях.

Тем не менее дальнейший анализ содержания науки показывает, что в нем все же присутствуют элементы, не сводимые всецело к государственно-правовым закономерностям. Дело в том, что еще одним важным направлением теоретических изысканий в области права является разработка практически значимых рекомендаций, предназначенных для использования в юридической деятельности, например, эффективных методов законотворчества и правоприменения, приемов юридической техники и др. Выдвигая подобные предложения и рекомендации, теория государства и права выполняет свою прикладную функцию и реализует себя как нормативная наука, которая при изучении своего объекта – правовой жизни – не только фиксирует существующее положение вещей в сфере государства и права, но и вносит вклад в совершенствование правовой системы, стремится преобразовать ее[250]. Поэтому в предмет Тео-

рии государства и права, помимо общих закономерностей правовой жизни, следует включать также наиболее рациональные и эффективные способы деятельности в сфере государства и права. В содержании науки они составляют «праксеологический» элемент; праксеология – наука об оптимальной организации деятельности[251].

Рассмотрим некоторые иные трактовки предмета теории государства и права, содержащиеся в научной литературе. Так, А.Б. Венгеров считает, что «предметом теории права… являются закономерности и случайности возникновения, функционирования и развития права как социального института»[252]. Сама идея о том, что теория права призвана наравне с закономерными подвергать осмыслению также и случайные явления, не вызывает возражений. Однако в каком качестве должны изучаться такие случайности? Если по отдельности, то они представляют собой не что иное, как упоминавшиеся выше индивидуальные факты правовой жизни, которые относятся не к предмету, а лишь к объекту теории государства и права. Если же перед наукой ставится цель выработать на основе изучения случайностей какие бы то ни было обобщения, то речь уже идет о поиске закономерностей.

В.М. Сырых включает в предмет теории права «систему общих закономерностей развития права как тотального целого, а также социологических, экономических, политических и иных закономерностей, которые влияют на действие и познание права, его закономерностей, и систему закономерностей познания предмета данной науки»[253]. Думается, все перечисленные закономерности вполне можно объединить под названием «государственно-правовые», так как все они изучаются теорией государства и права лишь постольку, поскольку имеют отношение к юридической сфере. Что касается познания, то его изучение предусматривает не только обнаружение закономерностей, но и разработку действенных познавательных методов.

Несколько непоследовательным в свете вышеприведенной позиции выглядит заявление ее автора, что «признание закономерностей права как предмета общей теории права носит чисто формальный характер. Ибо никто еще в процессе изложения данного курса не выделил и даже не предпринимал попыток к тому, чтобы сформулировать и назвать конкретные закономерности права»[254]. Это означало бы, что наука, имеющая определенный предмет, совершенно не занимается его исследованием. В таком случае неясно, почему именно это должно считаться ее предметом и из чего, если не из закономерностей, складывается ее содержание. В действительности практически любое положение теории государства и права имеет в своей основе государственно-правовую закономерность, если понимать последнюю как устойчивую связь, повторяемость государственно-правовых явлений. Большинство выводов теории государства и права касаются именно государственно-правовых закономерностей; другое дело, что, исследуя систематически повторяющиеся факты в сфере государства и права, ученые далеко не всегда прямо именуют их государственно-правовыми закономерностями, что и создает иллюзию, будто наука без должного внимания относится к собственному предмету.

Е.А. Шапиро насчитывает в предмете теории государства и права более 10 составляющих, в том числе государственно-правовые закономерности, категории, законы, принципы, логику нахождения истины в праве, обобщения, идеи, выводы, приемы юридической техники, научные основы внутренней и внешней политики, систему базовых понятий и взглядов, рекомендации, гипотезы, науковедческие вопросы[255]. Однако в этом перечне допущено явное смешение элементов предмета науки (закономерности) и ее содержания (категории, принципы, выводы, гипотезы, рекомендации и др.); кроме того, многие пункты пересекаются и дублируют друг друга.

Весьма радикальным характером отличается позиция О.А. Пучкова, который отрицает, что теория государства и права имеет в качестве своего предмета основные и общие государственно-

правовые закономерности, поскольку «если обратиться к большинству учебников по теории государства и права, то в них мы не увидим ни одного параграфа, посвященного таким «основным и общим закономерностям»»[256]. С учетом сказанного выше о предмете теории государства и права этот факт представляется вполне естественным: было бы нелогичным посвящать изложению государственно-правовых закономерностей какой-либо отдельный параграф или главу, ведь этот предмет раскрывается во всем содержании науки. О.А. Пучков полагает иначе: «Это симптоматично, поскольку нет ни одной (!) закономерности в теории государства и права, которая была бы истинна»[257]. Но это значит, что абсолютно все теоретические знания о праве, накопленные за длительное время развития юридической науки, являются ложными, что ставит под сомнение существование не только теории государства и права, но и всей юриспруденции. Автор приводит в обоснование такие закономерности, как обусловленность права материальными условиями жизни господствующего класса, увеличение уровня нормативных обобщений, укрепление законности и правопорядка[258]; действительно, эти положения советской науки нуждаются в определенном пересмотре, но это никак не доказывает ложности всех без исключения государственно-правовых закономерностей.

Одно из наиболее серьезных дополнений к предмету теории государства и права предложено Л.С. Мамутом: он указывает, что государственно-правовые закономерности нельзя абсолютизировать и что, помимо них, предметом теории государства и права должны считаться также государственно-правовые ценности[259]. Действительно, нельзя отрицать, что в рамках теории государства и права постоянно дается оценочная характеристика тех или иных правовых явлений и институтов[260]. Однако, с нашей точки зрения, ценности в данном случае тоже могут быть приведены к закономернос-

тям. Ведь ценность того или иного объекта может носить двоякий характер. Если речь идет об индивидуальной оценке, о личном предпочтении исследователя, то такая оценка не носит научного характера и потому не входит в предмет научного познания. Если же речь идет об объективной ценности того или иного явления, о его положительном или отрицательном социальном значении, причем такая оценка не привязана к конкретной ситуации, а носит обобщенный характер – в противном случае она попросту не принадлежит к области теории, – то фактически мы имеем дело с закономерностью. Ничего большего в отношении ценностей юридическая наука сделать не в состоянии, поскольку невозможно из познания фактов правовой реальности вывести систему ценностей: высшие ценности, в том числе и для права, являются недоказуемыми и могут быть лишь приняты на веру[261].

В.А. Козлов также считает понятие закономерности недостаточным для определения предмета научного познания. По его мнению, «в предмет правопознания включается вся правовая действительность, и общая теория права, раскрыв закономерности ее развития и функционирования, возвращается вновь ко всему многообразию правовой действительности…»[262]. Однако ранее он признает правовую действительность объектом правовой теории, чем сводится на нет продекларированная им же «относительная самостоятельность объекта и предмета науки»[263].

Своеобразные варианты решения проблемы встречаются у зарубежных ученых. Так, Ж.-Л. Бержель видит предмет общей теории права в исследовании составных частей права и отношения между этими частями и внешним окружением, а также «принципов, концептов, инструментов, механизмов... руководящих правовым мышлением и приводимых тем же правовым мышлением в действие»[264]. Эта идея поддержана О.В. Мартышиным, который, находя аналогичный подход к предмету науки у дореволюционного русского юриста К.А. Неволина, подчеркивает: «Ныне это опреде-

ление забыто отечественными исследователями, предпочитающими говорить об общих закономерностях развития права. Но воплощающий давнюю традицию вариант Неволина-Бержеля более конкретен: теория права призвана определить место права во внешней по отношению к нему среде или сфере, изучаемой другими науками… и в то же время взаимосвязь между отраслями права, выявляющую их общие черты, присущие правукак родовому явлению, и специфику его отдельных отраслей и институтов»[265]. В целом это мнение представляется вполне обоснованным, однако оно, как нетрудно убедиться, вовсе не противоречит общему представлению о предмете теории государства и права как о закономерностях правовой жизни, а лишь дополняет и разъясняет его. Заметим также, что категория закономерности, при отчетливом ее понимании, ничуть не менее конкретна, зато в теоретическом смысле более содержательна и универсальна, чем понятия «принцип», «концепт», «инструмент», «механизм», «общие черты» и т.п.

Итак, мы можем заключить, что теория государства и права имеет свой объект и предмет, причем последний, будучи познанным, переходит в содержание науки. Объект теории государства и права таков же, как и объект всей юридической науки: им является правовая жизнь общества. Предметом же теории государства и права как научной дисциплины в составе правоведения являются общие закономерности правовой жизни общества, а также наиболее рациональные и эффективные способы деятельности в сфере государства и права. При этом первый элемент отражается в содержании науки в форме понятий, классификаций, иных констатирующих суждений, второй же элемент – в форме научных требований и рекомендаций.

Однако это не решает в полной мере вопроса о том, «что именно из политики, из общественной жизни и общественно-политических организаций, из правовой психологии и культуры относится к предмету теории государства и права?»[266]. Иными словами, каков критерий отграничения теории государства и права по предмету

изучения от иных юридических, а также неюридических наук; как определить, входит или не входит конкретная закономерность в предмет теории государства и права?

Рассмотрим в этой связи место государственно-правовых закономерностей в предметах других наук. Ближе всего к теории государства и права в этом отношении стоит философия права. Следует отметить, что познавательный статус философии права в России до настоящего момента остается неопределенным, несмотря на большое число публикаций по этой проблематике. В одних случаях философия права, наряду с социологией права, рассматривается как составная часть общей теории права[267]; другие специалисты придают ей значение относительно самостоятельной научной дисциплины[268]; третьи вообще отвергают постановку вопроса о существовании философии права, считая ее анахронизмом[269].

Возрождение российской философии права как полноценной области знаний, то есть окончательное оформление ее предмета, метода, системы – дело будущего, и возможно, весьма отдаленного. Как верно отмечает Ю.Е. Пермяков, «в современных публикациях по философии права царит небывалая свобода: авторы не связаны ни взаимным интересом друг к другу, ни общей тематикой и языком, ни методологией»[270].

В предварительном плане можно отметить следующее: на наш взгляд, философия права, как и философия вообще, представляет собой особый, отличающийся от науки уровень познания действительности. Объект философии права, безусловно, тот же, что и у юридической науки – правовая жизнь общества. Если к предмету теории государства и права относятся закономерности правовой жизни, то предметом философии права чаще всего считают смысл и назначение права, его место в общей философской системе миропонимания; очевидно, что у этих двух предметов имеется значи-