Xxxii. третье приключение в метро

Хоттабыч не выдержал обрушившегося на него нового несчастья. Он стал бегать взад и вперёд вдоль опустевшей платформы, яростно вырывая клочья волос из своей бороды и вопя во весь голос:

— Горе мне, горе мне, несчастному джинну Гассану Абдуррахману ибн Хоттабу! Что я здесь буду делать один, в этом таинственном подземном дворце?

Подошёл дежурный по станции, увидел разбросанные по перрону клочья бороды и сказал:

— Гражданин, в метро надо соблюдать тишину… и чистоту…

«Погиб! — подумал Хоттабыч. — Совсем погиб!». Он испугался этого вежливого молодого человека в красной фуражке не меньше, чем поезда. Сам Волька относился к дежурному по станции с почтением. Старик почувствовал, что дело совсем плохо, и решил дорого продать свою жизнь.

К счастью, дежурный снова вступил в разговор, и старик немедленно изменил своё решение.

— Гражданин старичок, — участливо сказал ему дежурный, — вы совершенно напрасно огорчаетесь. Сейчас будет другой поезд, и вы чинно-благородно поедете себе к месту назначения.

Старик хотел ему что-то ответить, пожаловаться на горькую свою судьбу, но вдруг почувствовал, что от страха и сильных волнений позабыл, как говорят по-русски. Он что-то забормотал по-арабски, и дежурный с огорчением развёл руками:

— В таком случае, гражданин, пойдёмте-ка со мной в диспетчерскую, посидите там, а я пока что схлопочу человека, разговаривающего по-вашему.

Он мягко взял Хоттабыча под руку, чтобы отвести в диспетчерскую, и неизвестно ещё, сколько времени старик проторчал бы там, если бы к противоположной стороне перрона не подкатил новый поезд, из которого выскочили Волька с Женькой и со всех ног бросились к Хоттабычу.

— Вот он, вот он! — кричали они. — Ох, и хлопот же с тобой, Хоттабыч!

Откуда-то появилась уборщица с метёлкой. Она подмела клочья стариковой бороды и высыпала их в урну как раз в тот самый момент, когда Хоттабыч со своими друзьями уселись наконец в ярко освещённый вагон метро, в котором они и доехали благополучно до станции «Динамо».

XXXIII. ЛИШНИЕ БИЛЕТИКИ

В дни футбольных состязаний всё население Москвы разбивается на два не понимающих друг друга лагеря. В одном лагере — энтузиасты футбола. В другом — загадочные люди, совершенно равнодушные к этому увлекательнейшему виду спорта.

Первые ещё задолго до начала состязания устремляются со всех концов города к высоким воротам стадиона «Динамо».

На тех, кто направляется в это время в обратную сторону, в центр, они смотрят с чувством собственного превосходства.

Остальные москвичи, в свою очередь, недоуменно пожимают плечами, видя, как сотни, переполненных трамваев, автобусов, троллейбусов и тысячи легковых машин медленно плывут в бурном и шумном море пеших болельщиков.

Но и лагерь болельщиков, столь единый для сторонних наблюдателей, раздирается на самом деле в эти дни глубочайшими и почти неразрешимыми противоречиями. Этого не видно, пока болельщики находятся ещё в пути, но у заветных ворот стадиона эти противоречия выступают сразу во всей своей остроте и непримиримости. Тогда вдруг оказывается, что у одних граждан есть билеты, а у других билетов нет. Те, у кого есть билеты, солидно и спокойно проходят на стадион. А остальные озабоченно шныряют взад и вперёд и кидаются на приближающихся граждан с жалостными возгласами: «Лишнего билетика не найдётся?», «Гражданин, у вас нет лишнего билета?»

Но лишних билетиков, как правило, оказывается так мало, а нуждающихся в них так много, что Волька и его друзья остались бы ни при чём, если бы Хоттабыч не пустил в ход своё искусство.

— С радостью и удовольствием, — промолвил он в ответ на Волькину просьбу. — Сейчас у вас будет сколько угодно билетов.

И точно, не успел он закончить последнее слово, как у него в руках оказалась целая пачка зелёных, голубых, розовых и жёлтых билетов.

— Достаточно ли тебе будет, о прелестный Волька, этих разноцветных листочков бумаги? Если не хватит, то я…

Он помахал билетами, и это чуть не стоило ему жизни.

— Ой, лишние билетики! — обрадованно крикнул один из болельщиков и изо всех сил рванулся к Хоттабычу.

Через несколько секунд не меньше полутораста возбуждённых людей прижало Хоттабыча к бетонному забору стадиона, так что старик тут бы и кончился, если бы Волька, отбежав чуточку в сторону, не гаркнул изо всех сил:

— Граждане, кому лишние билетики? А ну, кому лишние билетики?..

При этих волшебных словах все, кто только что наседал на растерявшегося Хоттабыча, бросились к Вольке, но тот нырнул в толпу и как сквозь землю провалился. А ещё через минуту Волька, Женя и Хоттабыч предъявили контролёру, стоявшему у северных ворот, три билета и прошли на стадион, оставив позади себя тысячи людей, которым так и не суждено было в этот день попасть на состязание.

XXXIV. ОПЯТЬ ЭСКИМО

Только наши друзья расселись на своих местах, как Хоттабычу подошла девушка в белом переднике и с белым лакированным ящиком, висевшим на ремне через плечо.

— Эскимо не потребуется? — спросила она и тут же испуганно вскрикнула.

Будем справедливы: любой на её месте испугался бы не меньше.

В самом деле, какого ответа могла ожидать продавщица эскимо?

В лучшем случае: «С удовольствием. Дайте мне, пожалуйста, две порции». В худшем случае: «Нет, знаете ли, лучше не надо».

Теперь представьте себе, что старичок в канотье, услышав вежливый вопрос продавщицы, сразу покраснел, как помидор, глаза его налились кровью, весь он как-то нахохлился, угрожающе наклонился вперёд и устрашающим шёпотом произнёс:

— А-а-а! Ты хочешь извести меня своим проклятым эскимо! Так нет же, это тебе не удастся, презренная! Мне хватит на всю жизнь тех сорока шести порций, которые я, старый дуралей, съел в цирке и чуть было не отправился к праотцам. Трепещи же, несчастная, ибо я сейчас превращу тебя в безобразную жабу!..

Промолвив это, он встал и уже приподнял над головой свои сухие, морщинистые руки, когда сидевший рядом с ним мальчик с выгоревшими бровями на веснушчатом лице повис на руках старика, испуганно выкрикнув:

— Она не виновата, что ты пожадничал и объелся мороженым!.. Сядь, пожалуйста, на место и не делай глупостей.

— Слушаю и повинуюсь, — покорно ответил старичок, опустил руки, уселся на своё место и внушительно добавил, обращаясь к перепугавшейся продавщице: — Можешь идти. Я тебя прощаю. Уходи с миром и будь до конца своих дней благодарна сему отроку, ибо он спас тебе жизнь.

Девушка так до конца игры и не появлялась в этом проходе.

XXXV. СКОЛЬКО НАДО МЯЧЕЙ

Между тем стадион бурлил той особой, праздничной жизнью, которая всегда кипит на нём во время решающих футбольных состязаний. Гремело радио. Восемьдесят тысяч человек, сидя на своих местах, с жаром обсуждали возможный исход предстоящей игры, и от этого обсуждения в воздухе всё время стоял ровный, ни с чем не сравнимый гул человеческих голосов. Все с нетерпением ждали начала состязания.

И вот наконец на изумрудно-зелёном поле появился судья со своими помощниками. В руках у судьи был мяч, которому суждено было в этот день вынести немало ударов, проделать по земле и в воздухе не один километр, с тем, чтобы, попав несколько лишних раз в чьи-то ворота, решить тем самым, какой из команд достанется в этот день победа. Судья положил мяч в самом центре поля. Обе команды выбежали из своих раздевалок и построились друг против друга. Капитаны обменялись рукопожатиями, бросили жребий, какой команде играть против солнца. Этот печальный удел выпал на долю спортивного общества «Зубило», к великому удовольствию команды общества «Шайба» и части болельщиков.

— Не сочтёшь ли ты, о Волька, возможным объяснить твоему недостойному слуге, что будут делать с мячом эти двадцать два столь симпатичных мне молодых человека! — почтительно осведомился Хоттабыч.

Но Волька в ответ только нетерпеливо отмахнулся:

— Сейчас всё сам поймёшь.

Как раз в этот момент игрок «Зубила» звонко ударил носком бутса по мячу — и состязание началось.

— Неужели этим двадцати двум приятным молодым людям придётся бегать по столь обширному полю, терять силы, падать и толкать друг друга только для того, чтобы иметь возможность несколько мгновений погонять невзрачный кожаный мячик? И всё это лишь потому, что на всех нашёлся для игры только один мяч? — недовольно спросил Хоттабыч через несколько минут.

Но Волька, увлечённый игрой, снова ничего старику не ответил. Было не до Хоттабыча: нападение «Шайбы» завладело мячом и приближалось к воротам «Зубила».

— Знаешь что, Волька? — шепнул своему приятелю Женя. — Мне кажется, просто счастье, что Хоттабыч ничего не понимает в футболе. А то бы он тут таких дров наколол, что ой-ой-ой!

— И мне так кажется, — согласился с ним Волька и вдруг, ахнув, вскочил со своего места.

Одновременно с ним вскочили на ноги и взволнованно загудели и все остальные восемьдесят тысяч зрителей.

Пронзительно прозвучал свисток судьи, но игроки и без того замерли на месте.

Случилось нечто неслыханное в истории футбола и совершенно необъяснимое с точки зрения законов природы: откуда-то сверху, с неба, упали и покатились по полю двадцать два ярко раскрашенных мяча. Все они были изготовлены из превосходного сафьяна.

— Безобразие!.. Неслыханное хулиганство!.. Кто это позволяет себе такие возмутительные шутки? — возбуждённо кричали на трибунах.

Конечно, виновника следовало немедленно вывести со стадиона и даже передать в руки милиции, но никто не в силах был его обнаружить. Только три человека из восьмидесяти тысяч зрителей — Хоттабыч и оба его молодых друга — знали, кто этот виновник.

— Что ты наделал! — зашептал Волька Хоттабычу на ухо. — Ты остановил всю игру и лишил шайбовцев верного гола!

Насчёт неудачи шайбовцев Волька, впрочем, сказал без особого огорчения: он «болел» за «Зубило».

— Я хотел, чтобы было лучше, — также шёпотом оправдывался смущённый Хоттабыч. — Я думал, будет удобнее, если каждый игрок получит возможность, не толкаясь и не бегая, как сумасшедший, по этому огромному полю, вволю поиграть собственным мячом.

— Ну что мне прикажешь с тобой делать! — развёл Волька руками, усадил старика на место и наспех объяснил ему основные принципы футбола. — Вот жалко только, что «Зубилу» приходится играть против солнца, а во второй половине игры, когда команды поменяются местами, солнце уже никому не будет мешать. Получается, что шайбовцы ни за что, ни про что находятся в лучших условиях, — выразительно сказал напоследок Волька. Он надеялся, что Хоттабыч учтёт его слова.

— Действительно несправедливо, — согласился старик, и в то же мгновение солнце скрылось за лёгким облачком и не появлялось до самого конца игры.

Между тем с поля убрали лишние мячи, судья зачёл время, ушедшее впустую, и игра продолжалась.

После Волькиных объяснений Хоттабыч стал следить за состязанием со всё большим и большим интересом. Шайбовцы, лишившиеся в результате истории с двадцатью двумя мячами верного гола, нервничали, часто «мазали». А старик чувствовал себя виноватым перед ними и терзался угрызениями совести.

Наши рекомендации