Старая душа и ее нисхождение в материю

Восприятие Отшельника или юнговского мудрого Старца можно уподобить контакту со «старой душой» человека – согласно теории, утверждающей, что через воплощения человека сопровождает старая душа, к которой каждый раз присоединяется Душа новая, молодая. Старая душа слишком много знает, и лишь молодая может дать ей силу и удовольствие от новизны, но и ей необходима поддержка и мудрый опыт души старой.

В «Таро Тота» Алистера Кроули карта «Отшельник» подчеркнуто соотносится с потенциалом творения, со скрытым фаллосом (в противоположность восставшему), с заданностью судьбы и наследственности, с тайной мужской силы, семени и оплодотворения. Отшельнику соответствует зодиакальный знак Девы, земной и мутабельный знак, которым управляет Меркурий. Отсюда проистекает идея проводника души (Гермеса-психопомпа) в хтоническом царстве мертвых, выводящего из Аида юную Персефону (вспомним юнговский архетип Девы-Коры и соотнесем его с идеей молодой души).

Отшельник Таро может стать скрытым Гермесом, способным спуститься в Аид или мрак сугубо материального бытия, чтобы найти там юную Кору, молодую душу, и вывести ее к свету. И кто знает, не в этом ли состоит одна из задач старой души всякого человека?

Вот как описывает Лон М. Дюкетт карту «Отшельник» колоды Тота: «Во-первых, сама фигура Отшельника – это огромный стилизованный Йод[41]. У Отшельника голова ибиса – как у Тота/Меркурия. Кроме головы, видна лишь одна-единственная часть его тела – рука (по-еврейски – Йод). Он стоит посреди плодородного пшеничного поля. Налитые зерном колосья снова ассоциируются с мужским семенем. В руке Отшельника – фонарь, в котором сияет Солнце. По пятам за ним следует трехглавый пес Цербер, привратник подземного мира. Гермес/Меркурий прикормил этого пса медовыми лепешками, когда спускался в Аид, чтобы вызволить Персефону. Но самый загадочный образ этой карты – «стебель» в нижнем левом углу, напоминающий сперматозоид» (Duquette L. Understanding Aleister Crowley's Thoth Tarot. Перевод А. Блейз).

Мистический путь

Для человека, выбравшего особый мистический путь в жизни, карта «Отшельник» может оставаться сильным принципом в течение всей жизни. Вне зависимости от пола, скорее по душевной склонности мистики и маги, ведьмы и колдуньи, прорицательницы, колдуны, эзотерики, оккультисты знают и понимают архетипы «Отшельника» (IX) и Жрицы (II) и следуют за ними.

Это уникальный и зачастую одинокий путь человека, ищущего смысл в себе и в мире. Это кроулианский постулат «Каждый мужчина или женщина – Звезда», глубоко и индивидуально понятый и прочувствованный Отшельником, для которого и он сам, и любой другой в этом мире – такой же Отшельник, бесконечно одинокий, ищущий, свободный и усталый. Наиболее прозрачным и ясным это ощущение предстает в мистических переживаниях и откровениях, возможно кратких во времени, но, подобно горящему фонарю Отшельника в Таро, определяющих смысл взгляда и понимания, восприятия всей человеческой жизни.

Отшельник «Пражского Таро» идет по улице Алхимиков в Праге, не обращая внимания на открытые двери, – просто бредет по улице. Эта карта часто говорит об одиночестве на избранном пути, иногда – о незрячести и невосприимчивости, иногда – о необходимости не поддаться соблазну чужого тепла.

Очень красива карта Отшельника в Таро Хайндля: здесь он, окруженный совами – птицами мудрости и Другими существами на грани реальности, вскинул руки, раскрывая себя всему миру, открывая его в себе, а себя – отдавая ему, всей Вселенной.

Тут мне вспоминаются строки песни «Восхождение Черной Луны» Сергея Калугина из альбома «Нигредо»:

…Я когда-то был молод – так же, как ты.

Я кадил Путем Солнца – так же, как ты.

Я был Светом и Сутью – так же, как ты.

И был Частью Потока – так же, как ты!

Но с тех пор, как Она подарила мне взор,

Леденящие вихри вошли в мои сны,

И все чаще мне снились обрыв и костер

И мой танец в сиянии Черной Луны.

Я готов был собакой стеречь ее кров,

Ради счастья застыть под хозяйской рукой,

Ради права коснуться губами следов,

Мне оставленных узкою, легкой стопой.

А ночами я плакал и бил себя в грудь,

Чтоб не слышать, как с каждым сердечным толчком

Проникает все глубже, да в самую суть

Беспощадный, холодный осиновый кол.

Бог мой, это не ропот – кто вправе роптать?

Слабой персти ли праха рядиться с Тобой?

Я хочу просто страшно, неслышно сказать:

Ты не дал, я не принял дороги иной,

И в этом мире мне нечего больше терять,

Кроме мертвого чувства предельной вины, –

Оттого я пришел сюда петь и плясать

В восходящих потоках сияния

Черной Луны!

Был период, когда я ощущала эту песню как нечто совершенно идентичное происходящему в моей душе. Тогда, очевидно, и совершился выбор самостоятельного мистического пути в моей жизни. А потом «мой этап» этой песни миновал…

В «Таро Элементов» карта Отшельника называется «Шаман–Воля». На ней человек в одежде мистика (которая для мужчины нередко оказывается подобием женского платья, намекая на уподобление андрогинному существу) стоит на вершине горы, вскинув руки к небу; на груди его изображены все символы стихий (вспомним, что Шут лишь стоял поддеревом с этими символами, Маг ими манипулировал, но только Отшельник принял их все в себя). Лозунг этой карты – «В слабости моей не покинь меня, не устрашись моей силы». Это отсылает нас к идее внешней слабости и внутренней силы мистика.

Отшельник в нашей жизни

Состояние Отшельника – необходимая часть жизненных переживаний, пауза для раздумий о себе и мире, о своем прошлом и том, что мы собой представляем на самом деле, вне социальных масок и претензии. Это период уединения, необходимого для того, чтобы лучше понять себя и примириться с собой. Вечное странничество Отшельника способно завершиться лишь этим примирением с собой и своей судьбой.

Глава 17

«КОЛЕСО ФОРТУНЫ» (X)

Колесо Удачи, или Колесо Счастья, было атрибутом Госпожи Фортуны (Удачи). Идея Колеса Фортуны, которое поднимает падших и унижает возгордившихся, была рождена Боэцием, поэтом и философом[42] раннего Средневековья[43], в его «Утешении философией».

Классическое изображение. Иконография известна не только в системе Таро, но и по другим изображениям. Одна фигура карабкается вверх по одной стороне колеса, другая, в короне, восседает на вершине колеса, третья фигура, в лохмотьях, катится вниз с другой стороны, а четвертая лежит, поверженная, на земле. Фигуры могут сопровождаться надписями: «Regnabo». «Regno», «Regnavi» и «Sum sine regno» (лат. «Я буду царствовать», Я царствую», «Я царствовал», «Я без царства»). Колесо вращает непостоянная Госпожа Фортуна с завязанными глазами.

В Марсельской традиции на карте «Колесо Фортуны» вместе с венчающим колесо сфинксом в короне и с мечом в руках изображаются обезьяна и еще некое существо (осел или заяц). При этом с левой стороны обезьяна, символизирующая влечения и страсти, опускается вниз, а с правой стороны заяц, символизирующий разум или осел, обозначающий глупость (в зависимости от морали, вкладываемой в изображение), взбирается вверх. Сфинкс с телом льва, крыльями орла и лицом человека, обуздавший силу звериных страстей, несет в себе принцип равновесия, опыта, позволяющего выйти из круговорота взлетов и падений судьбы.

Принципиальных различий в современных изображениях этого аркана нет, так что в данной главе мы не станем описывать варианты X аркана в различных колодах.

Превратности судьбы

Культ Фортуны в Риме ввел в VI веке до н.э. царь Сервий Туллий, законодатель и реформатор, слывший любимцем этой богини, превратившей сына рабыни в правителя славного народа. Впоследствии из богини плодородия и изобилия римская Фортуна превратилась в наследницу древнегреческой богини Тихэ – подательницы счастья и удачи, в капризную богиню случая, распорядительницу земных благ, по своей прихоти наделявшую ими людей и даже государства. Ее атрибутами были рог изобилия и руль корабля.

В позднеримскую эпоху Фортуна выступала преимущественно, особенно в литературе, как персонификация непостоянства и случайности. Известные аллегории Госпожи Фортуны (прихотливости судьбы) изображают ее не только с колесом и вращающимися на нем фигурами. Встречается, например, Фортуна, стоящая одной ногой (символ неустойчивости) на шаре (еще один) посреди моря (и третий). Женщина сама по себе также была олицетворением непостоянства, хотя в толковании аллегорий и персонификаций эта идея не особенно применима: большинство из них были представлены женскими фигурами.

Фортуна стала одним из самых почитаемых образов высокой культуры западноевропейского Средневековья: ее изображали в живописи, ей посвящали стихи трубадуры и ваганты, к ней обращались юристы, о ней размышляли философы. Однако ряд христианских теологов (Тертуллиан, Иероним и др.) провозгласили, что Фортуна – не более чем пустая фантазия, и стремились всеми силами изгнать ее из круга привычных понятий, несовместимых с праведным христианским образом мыслей. Представление о неуловимой богине уступило место идее неисповедимых путей Господних, Божьего Промысла и Провидения. Госпоже Удаче были противопоставлены постоянство и добродетели, стоящие на кубах – символах устойчивости[44]. Одновременно Фортуне была уготовлена по отношению к Богу-Творцу служебная роль исполнительницы его недоступных пониманию человека предначертаний. Фома Аквинский в «Сумме теологии» полагает, что хотя добродетель не связана напрямую с дарами Фортуны, но все же в них нуждается, – подразумевая под ними богатство и хорошее положение, в целом то, что ранее подвергалось христианскими идеологами достаточному небрежению. Здесь, наоборот, оказывается, что они необходимы для дел добродетели, осуществляемой через великодушие. Данте же поместил тех, кто недостойно пользовался дарами Фортуны («недостойно тратил и копил»), в седьмом круге Ада.

Сочинение Боэция «Утешение Философией» стало одной из самых читаемых книг Средневековья. В нем он «противопоставляет народному, «вульгарному» представлению о Фортуне – богине с «лживым ликом», по собственной прихоти наделяющей человека дарами, «чародейке», принимающей множество обманчивых обликов, «устремляющей свой леденящий взор» или осыпающей человека ласками по своему капризу, – философский взгляд, стремящийся проникнуть в суть того, что именуется Фортуной, понять ее изменчивость как естественное проявление ее природы. Боэций определяет «право» Фортуны, сравнивая его с закономерностями природных явлений, их чередуемостью и повторяемостью: «Ведь разрешено небу рождать светлые дни и погребать их в темных ночах, позволено временам года то украшать цветами и плодами облик земли, то омрачать его бурями и холодами. У моря есть право то ласкать взор ровной гладью, то ужасать штормами и волнами… Наша (Фортуны. – В. У.) сила заключена в непрерывной игре – мы движем колесо в стремительном вращении и радуемся, когда павшее до предела возносится, а вознесенное – повергается в прах. Поднимись, если угодно, но при таком условии, что ты не сочтешь несправедливым падение, когда того потребует порядок моей игры» (Уколова, с. 177).

Эта интерпретация Фортуны получает развитие в мысли европейского Средневековья: богиня становится мировой силой, посредством которой организуется (непостижимым образом!) миропорядок. Игра Фортуны не знает пощады и лишь на поверхности кажется переменчивой и безосновательной, но глубинная ее природа – та же, что и у всех сил, подчиненных божественному закону. Непостоянство же и бренность – необходимые черты существования самого этого бренного мира. И ни одно из благ или несчастий, данных Фортуной человеку, не принадлежит ни самому ему, ни даже ей – а только высшему и непостижимому смыслу и порядку. В поэзии вагантов появляется ставшее впоследствии популярным уподобление Фортуны Луне («О Fortune! velut Luna…»).

В большинстве случаев Колесо Фортуны в Таро толкуется как «превратности судьбы», «внезапный поворот событий, которого нельзя избежать», «судьбоносная неожиданность». Будучи Старшим арканом, эта карта действительно воспринимается как глобальное состояние значительных перемен, тонко чувствующий человек нередко ощущает как будто сам поворот Колеса.

Наши рекомендации