Блейк Закона Баррингтон

«Сколько раз я говорил вам, что когда вы исключаете невозможное, которое и может оказаться маловероятной правдой? Мы знаем, что он пришел не через дверь, окно или дымоход. Мы также знаем, что он не прятался в комнате, поскольку здесь негде спрятаться. Откуда же он пришел?»

Шерлок Холмс, «Знак четырех» (1980)

Моя мать живет в апартаментах с видом на Central Park, которые занимают целых три этажа. Потолки двадцать три футов в высоту, окна от пола до потолка, и вид, который открывается перед вами в буквальном смысле захватывает дух. Уже наступила темнота, и город раскинулся роскошным ковром огней внизу, подо мной. Я смотрю вниз, на красивое зрелище и чувствую себя помятым и измученным.

Горничная приносит настой шалфея с ароматным медом и теплые булочки, заполненные гусиной печенью и закрученными ломтиками бекона. В этот момент моя мама совершает свой фантастически элегантный выход, я уже устал ходить по комнате за эти пятнадцать минут. Оборачиваюсь, чтобы оценить ее резкое появление в комнату, фарфоровая белая блондинка, безупречная, я помню ее, когда она еще носила длинные вечерние платья, и ее называли звездой красоты, кроме всего прочего она также носила пальто из оцелотов. Память оставляет неискреннее чувство в глубине моего живота.

Она печально улыбается.

— Я заставила тебя слишком долго ждать?

Мои губы изгибаются в ухмылке.

— Не очень.

Она томно опускается на диван, я почтительно целую ее в обе гладкие и надушенные щеки, сажусь напротив. Она деликатно поднимает руку к губам, чтобы скрыть свой вздох. Все ее действия направлены на то, чтобы скрыть хищный отблеск в своих глазах.

— В Сирии есть Византийские церкви, которые называются Сердцем Миндаля. Представь себе такое название для церкви.

— Маркус звонил тебе?

— А ты как думаешь?

— Ну, ты собираешься сказать мне, кто мой отец? Или мы будем обсуждать непонятные церкви в Сирии?

Она задумывается на мгновение, прищурив глаза, что я вижу только их синеву.

— Ты когда-нибудь видел во снах птицу или зверя с горящими красными глазами?

Я неподготовлен к такому вопросу. Если бы я мог предположить о таком вопросе то, моя реакция была бы совершенно другой. Я бы изобразил на лице совершенно другое выражение. Но так, как я не был готов, то она увидела неприкрытый шок, отразившийся у меня на лице. Хотя я отрицательно качаю головой, она пришпиливает меня своими глазами, неожиданно ставшими алчными и сверкающими от волнения.

— Тебе сняться такие сны, не правда ли?

Она с нескрываемой радостью говорит о таких снах, я же считаю их кошмарами. С самого детства мне снится такой сон, в котором я нахожусь, как в ловушке, и меня преследует массивный черный конь с красными глазами. Он гонится за мной через открытые поля, и я слышу, как он фыркает и тяжело дышит чуть ли не в спину. Иногда я вижу себя в заброшенном доме или сарае, в котором запираюсь и сижу очень тихо, пока конь бьет копытами в дверь. Оцепеневший, я пялюсь на дверь, которая сотрясается от грохота его копыт. Как правило, после этого я просыпаюсь в холодном поту.

— Ты знаешь, как тебе повезло?

Повезло? Я лишился всех слов, чтобы ответить.

— Иначе говоря конечная цель — с позволения мастера обитают наши души. Твой отец позволил это, — ее глаза затуманиваются от воспоминаний. — Иногда ты можешь увидеть, как ОН наблюдает своими глазами. ОН наблюдает за нами, живущими в человеческом облике. Это мы делаем для НЕГО. Мы позволяем ЕМУ воплощаться в человеческом облике и ходить по земле. Именно поэтому мы заботимся о чистоте нашего рода. Если мы загрязним нашу кровь, смешав ее с нечистой линией, он больше не сможет овладевать нами, именно поэтому мы имеем власть над всеми. Это наша награда — абсолютная власть над всем человечеством, — ее голос меняется, становясь вкрадчивым. — Ты не знаешь, каково это. Но ты должен разрешить ему овладеть тобой до конца.

Я встаю и отхожу на несколько шагов.

— Но я безродный, так ведь?

Она вдруг начинает смеяться с сарказмом.

— Дурак ты, Блейк. Я никогда не думала, что ты можешь быть так слеп. Неужели трудно догадаться, что твой род намного чище и выше, чем родословная Баррингтона?

Я смотрю на нее с удивлением, в груди полыхает огонь.

— Кто мой настоящий отец?

— Ты действительно хочешь, чтобы я сказала тебе? — она, кажется, искренне удивленной, что я до сих пор не знаю.

— Да, черт возьми, — резко отвечаю я. — Скажи.

— Твой биологический отец Хьюго.

— Хьюго?

— Да, Хьюго Монтгомери.

Хьюго Монтгомери! На пару минут все потеряло всякий смысл, время остановилось, весь мир, существующий в дали от этой гостиной, перестает существовать. Мы находимся с ней вдвоем в совершенно изолированном пространстве, высоко в небе. Я в упор смотрю на нее, она переводит на меня глаза, с выражением полного безразличия, ее глаза скорее похожи на голубые камни, ничего не выражающие, пустота. Затем антикварные часы на каминной полке семнадцатого столетия начинают свой отсчет.

— Кто? — недоверчиво спрашиваю я.

— Это не то, что пугающе, верно? — вздыхает она.

— Но он отец Виктории!

— Конечно.

— Виктория — моя сестра?

— Сводная сестра.

— И я должен был жениться на ней?

— Но ты же не женился, — напоминает она мягким скучающим тоном.

— Это было бы похоже на инцест, если бы я это сделал, — подчеркиваю я сердито.

— Я никогда не подозревала, что ты можешь быть настолько нудным.

— Почему семьи хотели, чтобы мы поженились?

— Для родословной. В ваших детях была бы самая чистая кровь из всех.

— Виктория знает об этом?

Мать отвечает совершенно сухим голосом.

— Я думаю, что она еще до конца не оправилась от шока, когда мы ей сказали.

— А Хьюго знает?

Она кивает.

— И... отец? Он тоже знал?

Она смотрит на меня с презрением, и я поражаюсь ее бессердечной, совершенно невыразительной маске, заставшей на лице. Она напоминает мне тех ловких снежных коз, которые даже на самых обрывистых скалах никогда не теряют свое спокойствие и опору, небрежно прыгающие по скалам, и поедая пучки травы среди опасной породы.

— Мы все знали, — восклицает она. — Неужели ты думаешь, что у меня была интрижка с Хьюго, не так ли? Мы планировали это заблаговременно, и мы сделали это ради блага семьи.

— Мой Бог! Вы все сумасшедшие.

— Сумасшествие — это субъективная вещь. Со стороны может показаться, что потерпели неудачу, не так ли?

23.

Лана Баррингтон

Джули приходит навестить меня.

Мы обнимаемся.

— Мне жаль, Лана, — говорит она.

Но я смотрю на нее совершенно не выражающим взглядом. Мне наплевать на людей, которые выражают свое сожаление по поводу того, что у меня украли сына. Я хочу вернуть его назад, но не могу. Я хочу получить информацию, любую, какую угодно. Я хочу знать все, что ей сказал Вэнн.

Я предлагаю кофе, и она соглашается. Мы сидим рядом друг с другом и пьем кофе.

— Блейк вернет его обратно, — говорит она мне.

Я ставлю чашу вниз на блюдце.

— Откуда ты это знаешь? — интересуюсь я.

Она не смущается от моего вопроса.

— Потому что я понимаю, что иначе ты и он не успокоитесь.

— Что? Что ты понимаешь? — требую я, и мой голос, да и манера общения становятся более агрессивными, я не планировала это.

— Я знаю, что Блейк особенный. Однажды, тебя там не было в тот момент, но я видела его, как он общался с кем-то, кто был намного мощнее, Вэнн сказал — пугающе мощный. Блейк не уступил ни на дюйм, и удивительно было то, что этот пугающе могущественный человек поклонился Блейку. Он имеет что-то в себе, Лана, что они жаждут его заполучить. Они хотят его вернуть или, скорее всего, сами больше всего нуждаются в нем. Они никогда не допустят, чтобы что-то случилось с ним или с Сорабом.

Я смотрю на Джули.

— Ты знаешь об их плане действий или лучше сказать, повестке дня, не так ли?

Она кивает без особой радости.

— Скажи мне, что это такое?

Она смотрит на меня с жалостью в глазах.

— Ох, Лана. Блейк не сказал тебе, потому что это может огорчить тебя.

Мой кулак с грохотом опускается на кофейный столик, что даже начинают дребезжать кофейные чашки.

— Неужели ты думаешь, от того, что ты скажешь, я буду горевать еще больше, чем уже есть?

Она смотрит мне в глаза, оказывается она храбрая. Я даже готова сказать больше — она намного храбрее, чем я думала ранее.

— Всегда есть место для большего горя.

Мне становится за себя стыдно.

— Блейк считает, что я слабее, чем есть на самом деле. Я хочу знать правду.

— Я доставала Вэнн целую вечность. Я хотела знать, и в конце концов он мне сказал, и теперь я уже совсем другая. Я жалею, что спросила, и жалею, что знаю.

— Почему?

Она смотрит на меня с грустью.

— Потому что я никак не могу на это повлиять.

— Я не ребенок. Я заслуживаю знать.

Но Джули просто отрицательно качает головой.

— Доверься Блейку, Лана. Он по-настоящему любит тебя, и он делает все, чтобы защитить тебя.

Я откидываюсь на спинку дивана в полном разочаровании.

— Хорошо, забудь о том, что я спрашивала. По правде говоря, мне плевать. Я просто хочу вернуть Сораба.

— Ты вернешь, — говорит она с полной убежденностью. Убежденностью, о которой мне остается только мечтать.

Когда приезжает Билли с бутылкой водки, Джули уже давно ушла. Она молча достает два больших стакана для воды и наполняет их, проливая совсем немного. Я замечаю, что она уже немного пьяна. Билли направляется ко мне, к столу, и ставит передо мной стакан. Я отрицательно качаю головой.

— Не думаю, что ты боишься выпить немного водки, — оскорбленно замечает она.

Ох, какого черта! Она права. Может быть, это поможет притупить боль. Я беру стакан и начинаю пить ее, как воду, вижу, как глаза Билли расширяются в удивлении.

Я выпила уже половину стакана, и мне кажется, что мне пора остановиться, потому что я чувствую себя совершенно больной. Ставлю стакан и смотрю на Билли.

— Это не поможет.

— Ты напряжена, словно натянутая тетива лука, тебе необходимо расслабиться.

— Расслабиться? Зачем?

— Это не твоя вина, — говорит она.

— Почему не дерзкое замечание! Теряешь хватку, Билли.

— Эм, да. Возможно, — озадаченно она смотрит на меня.

Я делаю глубокий вдох. Алкоголь уже успел ударить в голову, но даже от него я не чувствую себя счастливой, на самом деле, я чувствую себя больной. Я обхватываю голову руками.

— Мне не становится лучше, Билл.

— Ты ела сегодня?

— Нет, пока нет.

— Дерьмо. Может ты что-нибудь поешь сейчас?

— Нет.

— Давай, я положу тебя в кровать ненадолго.

В спальне я просто падаю на кровать, лежу на боку и начинаю стонать.

— Черт, Билли, комната кружится.

— Не совсем.

Я закрываю глаза, и чувствую, как Билли ложится рядом со мной.

— Я скучаю по малышу, — говорит она и икает.

Мое сердце делает сальто.

— Я тоже.

— У него самые честные, добрые глаза, в которые ты можешь нырнуть и утонуть в них.

— Да, — я улыбаюсь, думая о них. — А мне кажутся они кусочками неба, вписанные в радужную оболочку.

— И у него это великое комическое хихиканье.

— Комическое хихиканье? Да у него громкий смех.

— О Господи, только не переходи к фразе: «у моего сына какашки лучшего цвета, чем твои» сейчас.

Мой смех звучит и пьяно, и грустно.

— Я никогда не хотела детей, пока не появился Сораб, — говорит она.

Это отрезвляет меня, мы обе молчим. Мои конечности тяжелеют, голова чувствуется какой-то тоже тяжелой и странной.

— Какого черта я делаю, Билли? Напиться в такое время?

— Ничего страшного. Это правда плохая идея с моей стороны. Просто давай спать.

— В большой вонючей куче самодовольства, а именно моей.

— Хватит.

— Между мной и Блейком не очень все хорошо.

Я чувствую ее тело напрягается.

— Вы что ругаетесь?

— Нет, вот именно, что нет. Вся страсть ушла из наших отношений.

Ее тело расслабляется.

— Ты глупая секси, Лана, — она хихикает.

— Ты не понимаешь, Билл, — настаиваю я.

— Когда он завтра вернется, сообщи ему, что ты будешь спать со мной, и мы сразу же посмотрим насколько далеко ушла страсть банкира.

Я чувствую, как ее рука обвивается вокруг моей талии, и она прижимается ко мне. Ее большие новые сиськи упираются мне в спину, они теплые, красивые и для меня не неудобные.

— Спасибо, Билл, — бормочу я, придвигаясь к ней ближе, и почти сразу же проваливаюсь в сон.

Не знаю сколько часов спустя, я чувствую, как Билли убрала руку, и я с трудом открываю сонные глаза, голова просто раскалывается, и вижу перед собой улыбающееся лицо Блейка.

— Что-то ты рано, — бормочу я.

— И какая удача, что я успел вовремя, — он несет меня в комнату для гостей, накрывает одеялом, залезает рядом ко мне.

— Никто не имеет права спать с моим маленьким ангелом, кроме меня, — шепчет он, прижимаясь и обнимая меня за талию в точности, как Билли.

24.

Наши рекомендации