Окружу дом Мой теми, кто поборает обо Мне, идущими и возвращающимися (лат.)

2. См. книгу пророка Захарии [6, 2, З], где упоминаются кони четырех расцветок.

Если тебе изобилие и ведение, и стать даны, / Все осквернит, если овладеет (тобой), одна лишь гордыня (лат.).

4. Евангельская реминисценция: "И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь [т. е. освободишь, отворишь] на земле, то будет разрешено на небесах" (Матфей, 16,19); слова Христа, обращенные к Церкви в лице апостола Петра). Право Церкви решать вопросы о грехе, дозволениях и запретах по преимуществу выражается в пастырском служении духовенства (священников, епископов), а не мирян (не имеющих сана), хотя бы и монашествующих, как братья-рыцари Храма.

Картезианский монашеский орден, основанный в 1084 г. св. Бруно.

Монашеская община, основанная в 1076 г. св. Стефайом Муретским как монастырь, перенесенная впоследствии в Великогорскую пустынь в Лимузене и получившая статус ордена в 1156 г.

Монашеский орден Премонстратов, основанный в 1120 г. св. Норбертом.

Августинский монашеский орден, восходящий к установлениям Блаженного Августина, епископа Гиппонского (ум. в 430 г.).

Трусоватый персонаж книг Ф.Рабле о Пантагрюэле

Здесь речь идет не о какой-либо из реальных рыцарских корпораций, а о совокупности всего рыцарства как своего рода ордене, сообществе.

Камень с небес (лат.).

Облатка причастия, тело Христово под видом хлеба.

Перечень грехов с епитимиями; справочник для совершения Таинства покаяния.

Совершение регулярных чтений священных текстов (т. н. чтение Часов) в ходе богослужения. Утренняя служба у тамплиеров сопровождалась чтениями в честь Богоматери.

15. Companiticum (фр.), т. е. То, что едят с хлебом;

16. Ожье (исторический Аутхарий) - соратник Карла Великого, герой французского эпоса. Широко известна поэма Рамбера Парижского "Ожье Датчанин" (кон. XII в.), в которой описываются легендарные деяния датского королевича Ожье, его месть семейству Карла и чудесное примирение с ним. Причина мести - гибель Бодуэна, сына Ожье, который за игрой в шахматы повздорил со старшим сыном императора, "Шарло", и получил от последнего смертельный удар шахматной доской.

Санкторал (sanctoral) - часть литургической книги, содержащая молитвы, обращаемые к святым во время их праздников на всем протяжении года.

ГЛАВА XVIII

Правосудие Дома

I.

Возможно, еще раз следует сказать, что "Статуты" и "Установления" не являются ни более или менее отвлеченными декларациями генерального капитула, ни апологетическими произведениями. Составившие их рыцари ордена Храма обращаются к своему личному опыту и опыту наиболее уважаемых братьев своей общины, чтобы наставить великих бальи и командоров в управлении Домом. Составители говорят об обычаях, хорошо известных их читателям; говорят упрощенными фразами, настоящим "жаргоном Дома", из чего явствует, что наказание провинившихся — дело обычное и повседневное. Выражения etre par terre, etre a deux jours, a un jour, regarder a l'habit [*1] и прочие постоянно появляются в этих текстах без дополнительного объяснения.

Можно говорить о важном значении, придаваемом уставу — "закон суров, но это закон", — и на абсолютно феодальном уважении обычаев Дома. Братья воспитаны в школе, в сущности, более военной, чем монастырской. Недисциплинированность могла стать фатальной для нерадивых, оттого и повиновение усилено чувством постоянной опасности, неведомым мирным монастырям.

Тамплиеры собираются в капитулы двух видов: генеральные капитулы ордена, где обсуждаются вопросы внутренней или внешней политики и ведутся апелляционные процессы по наиболее серьезным дисциплинарным нарушениям, а также капитулы еженедельные, проводимые в каждом командорстве или повсюду, где находится не менее четырех братьев. Правосудием Дома не предусматривается различий между рыцарями и сержантами. Среди "Установлений" обнаруживаются приговоры, вынесенные против братьев-ремесленников, подчиненных той же дисциплине, что и рыцари. Порой, если обстоятельства проступка нам неизвестны, невозможно определить ранг осужденного. Однако, думается, решения выносятся рыцарями по совету с командором, проводящим капитул. Еженедельные капитулы в основном собираются по воскресеньям после мессы, в большом зале или в часовне. "И знайте, — говорится в статутах, — что следует тщательно остерегаться, дабы ни один человек, если он не является братом ордена Храма, не мог слушать, когда они проводят капитул". Тамплиеры одеты в свои плащи, в шапки из белого войлока и в чепцы (ленты из куска белой материи, подвязанные под подбородком) — довольно неожиданная мода сеньоров XIII в. Прежде чем сесть, каждый снимает шапку "и свой чепец, если он не лысый", и читает "Отче наш".

Командор (или магистр, если он присутствует) открывает заседание краткой речью.

Он должен начать свое наставление именем Господа и сделать его столь прекрасным, сколь сумеет, и лучше некуда, и должен наставить братьев, и просить, и приказывать, чтобы они повинились. Под конец проповеди каждый брат, который считает, что совершил проступок, должен подняться и снять свою шапку и чепец <...> и должен подойти к тому, кто ведет капитул, и должен один, или два, или более раз опуститься на колени и быть смиренным, подобно тому, кто исповедуется, и обязан сказать следующее: "Дорогой сир, я взываю к милости Бога и Божией Матери, и к вашей, и братьев, за то, что я допустил ошибку в том-то"; и поведать о заблуждении полностью и правдиво, как было бы, когда он не может солгать ни из плотского стыда, ни из страха пред правосудием Дома, ибо если он солжет, это не будет исповедью. [436]

После публичного признания командор выставляет виновного — отправляет его из капитула "в такое место, где не слышно, что говорят братья". Затем он излагает суть поступков, "ничего не изменяя, и принимает мнение большинства о налагаемом наказании". Существует обычай "спрашивать в первую очередь мнение тех, кто наиболее сведущ в этих делах, потому как они стоят и знают больше всего и потому как они наилучшей жизни".

После того как решение обсуждено, командор призывает "упомянутого брата, чтобы указать ему на его заблуждение и удалить его, если оно велико и если братья считают его совершившим проступок; и он должен приказать ему сделать то, что решили братья, и повторить ему решение. Но он не должен говорить: "такой-то брат вынес такое решение или согласился с этим", — ибо он сделал бы этим свой капитул открытым".

Заметим, что секретность капитула тамплиеров, из которого сделали такую тайну, объясняется просто: какая смертельная ненависть вспыхнула бы в этом замкнутом мире, который вел монастырскую жизнь с мечом в руке, если бы решение кого-нибудь из собратьев стало известным осужденному. По этому поводу предписывается только молчание — статуты повторяют это. Далее очевидно, что составитель "Установлений" называет по именам только умерших братьев. В остальных случаях он довольствуется тем, что говорит брат или старый человек Дома. В Каталонском уставе даже приводится случай, когда испанские тамплиеры отказались открыть магистру, что произошло на Монзонском капитуле, из страха перед наказанием, которое мог бы наложить на них генеральный капитул: ибо раскрыть свой капитул — один из проступков, влекущих за собой изгнание из ордена.

Когда тамплиер узнает, "что его брат совершил или сказал то, что не должен", он может отозвать его в сторону и сказать ему в присутствии двух или трех своих соратников: "Дорогой брат, вспомните об этом и повинитесь на первом капитуле, где вы будете <...>" И говорят достойные мужи, что достаточно сказано <...> когда ему говорят: "Вспомните об этом". В Средние века не испытывали ни малейшего отвращения к доносу. Изобличение виновного брата являлось долгом во всех монастырских уставах, но, как следует из "Установлений", самым прекрасным делом было бы не приступать к публичному изобличению без одного или двух предупреждений, ожидая добровольного покаяния.

Чтобы выдвинуть обвинение на капитуле, тамплиер спрашивает командора: "Дорогой сир, позвольте мне поговорить с таким-то братом". И когда у него есть разрешение, он может встать "и должен позвать по имени брата, коего он хочет осудить". Последний должен подняться, снять шапку и подойти к тому, кто ведет капитул, дабы выслушать, в чем его упрекнут. И если он виноват, — должен признаться в этом; в противном случае он может сказать: "Нет, Мессир, Богу было угодно, чтобы я не совершал никогда этого", или "Сир, дело обстоит иначе", или "Знайте, что дело было не так". При необходимости оба они призывают свидетелей, если те присутствуют на капитуле. "Но если один брат говорил другому на капитуле "Дорогой брат, вы совершили такой-то проступок в Замке Паломника в воскресенье, взывайте к милосердию", и брат ему отвечает: "Нет, Богу угодно, чтобы я в воскресенье был в Берофе", и может сие доказать, он будет оправдан, а его обвинитель уличен во лжи". Если донос не признается за недостатком доказательств, его инициатор должен публично отречься от своих слов или сам подвергнуться правосудию Дома.

Тамплиера на капитуле может обвинить только другой тамплиер. Но если магистр узнает извне ордена, через друзей, достойных доверия, что какой-либо брат позорит Дом, он может строго наказать виновного, заставив его работать и поступив с ним довольно сурово, не советуясь с капитулом.

Впрочем, всегда следует рассмотреть поведение брата и его жизнь, и суть, и меру его проступка. И если человек — "доброго поведения и его Проступок легкий, братья должны обойтись с ним более мягко, а если человек — дурного поведения и его проступок велик и гнусен, братья должны наложить на него суровое и тяжкое наказание".

Судебный кодекс ордена Храма содержит семь видов наказаний, вплоть до отстранения от должности и изгнания из ордена.

"Первое дело — потерять Дом, от чего храни, Боже, каждого". То есть, изгнание из ордена безвозвратно. Виновный должен "идти спасать свою душу в более строгий орден", предпочтительно к цистерцианцам, если последние пожелают его принять. "Второе — потерять свое одеяние". Это наказание может налагаться на продолжительное время, но не более года и одного дня. Плащ у кающегося снимают на капитуле, затем он должен облачиться вновь в одежду без красного креста, жить в доме духовного лица, есть на земле и трудиться вместе с рабами, пока не войдет в милость. "Третье — когда оставляют одеяние во имя Бога". По исключительной милости в случае, который мог бы повлечь потерю одеяния, налагают менее бесчестящее наказание. Тот, кто подвергся этому, должен поститься три раза в неделю, "пока Бог и братья не проявят милосердия и не оставят его однажды" есть на земле "на полах своего плаща, и вести осла или выполнять какую-нибудь другую службу из наиболее грязных служб Дома, то есть мыть миски на кухне, чистить чеснок и лук или разводить огонь <...> и носить свой плащ очень туго завязанным, и ходить, сколь возможно, смиренно". Если он рыцарь или сержант монастыря, он передает своих лошадей и доспехи на хранение одному из собратьев.

Четвертое наказание изначально заключалось в двух днях поста в неделю, но потом, "из-за многочисленности некоторых дурных братьев", прибавили третий день поста в течение первой недели, — "в день, когда он совершил проступок". Виновный должен был есть на земле и числиться в принуждаемых к одной из неприятных и унизительных домашних работ. Однако, если у него добрая репутация, возможно позволить ему заниматься своими лошадьми и снаряжением или продолжать выполнять свои обязанности, если он брат-ремесленник. Пятое наказание представляло собой два дня поста в неделю; шестое — один день без неприятной работы. Последнее, седьмое, — налагаемое за малейшую провинность, — пост одну пятницу. Обвиняемый может еще быть отослан к брату-капеллану — если проступок рассматривается как грех, а не как нарушение устава, — или отдален (отослан из командорства к орденским властям), чтобы быть судимым генеральным капитулом, магистром или командором Провинции. Наконец, если он оправдан, то "отпускается с миром".

Все эти решения не может вынести любой капитул. Командор, которому недостает ловкости заполучить новых братьев, не будет судить за проступок, который мог бы повлечь изгнание или потерю одеяния, но предоставит виновного компетентной власти. Обвиняемый может также воззвать к магистру. И Каталонский устав содержит данные о тамплиерах, преданных суду в Испании и отосланных в Акру, дабы предстать перед судом великого магистра и генерального капитула Святой Земли.

Но оставим детали наказания и вернемся к процессам обычных капитулов.

Всякое покаяние сопровождается бичеванием, которое налагает капитул, за исключением случаев ранения или болезни. В соответствии с уставом это наказание принимается добровольно как искупление; отдать (поручить) бичевание на языке статутов — значит получить его, взять бичевание — нанести удары. Тот, под чьим началом пребывает виновный, должен сказать: "Дорогие сеньоры братья, вы видите здесь своего брата, который подвергнут покаянию, просите Господа, чтобы он простил ему его ошибки". У самого же виновного он спрашивает: "Дорогой брат, раскаиваетесь ли вы в том, что вы совершили таким образом? — Сир, да, очень. — Воздержитесь ли вы от этого впредь? —Да, Сир, если Богу угодно". Прочие тамплиеры читают "Отче наш", "и тот, кто ведет капитул, должен наказать плетью из тонких ремней <...> а если у него ее нет, то может, если пожелает, наказать своим ремнем".

Братьев, наказание которых длится достаточно долго, подымают с земли на капитуле.

Когда какой-либо брат перенес свое наказание хорошо и достойно и пребывал в нем так, что представляется разумным тому, кому надлежит его поднять за его доброе поведение или по просьбе какого-нибудь достойного мужа <...>, [командор] должен сказать братьям: "Дорогие сеньоры, такой-то брат отбыл часть наказания, и мне сдается добрым, чтобы он, если вам угодно, был поднят". А если его попросил какой-либо достойный муж, он должен сказать это братьям и назвать достойного мужа, который обратился к нему с просьбой. "Однако правосудие Дома в Боге и в вас, и насколько вы поддержите ее, настолько вас поддержит Бог <...>"

Если большая часть согласна с прощением, следует привести упомянутого тамплиера, и командор ему говорит:

Дорогой брат, братья выказывают вам великую доброту, поскольку могли бы продержать вас в наказании долго, ежели пожелают, но сейчас они вас поднимают; и Бога ради, хорошенько остерегайтесь того, что вы делать не должны, как если бы они долго продержали вас в наказании.

Тот, кто таким образом входит в милость, благодарит весь капитул и получает свое вооружение и свое положение в Доме.

И бывает много раз, что какого-либо брата, поднятого с земли по просьбе какого-либо достойного мужа, рыцаря, епископа или прочего, отправляют поблагодарить того; и тот, кто желает, может сделать сие, а кто хочет — воздержаться, и более приличным делом мне показалось бы воздержаться от сего, нежели сделать.

Заседание суда Дома, проводимое таким образом, заканчивает командор следующими словами:

Дорогие сеньоры братья, мы можем закрыть наш капитул, ибо по милости Бога на нем не случилось ничего, кроме доброго. Благодарение Богу и Божией Матери, что он прошел таким образом, и пускай добро постоянно возрастает. Господь наш <...>

Затем следует извинение, сопровождаемое следующей формулой:

Дорогие сеньоры братья, вы должны знать, каково прощение нашего капитула и кто принимал в нем участие, а кто нет. Ибо знайте, что те, кто живут не так, как должно, и избегают правосудия Дома, и не исповедуются, и не исправляются способом, установленным в нашем Доме, и те, кто удерживают милостыни Дома неправо и безрассудно, не причастны ни к прощению нашего капитула, ни к прочим благам, кои творятся в нашем Доме. Но те, кто исповедуется хорошо в своих проступках, и не воздерживаются от того, чтобы говорить и признавать свои недостатки из-за плотского стыда или из-за суда Дома, и кои хорошенько раскаялись в делах, которые они дурно совершили, вот эти получают добрую часть прощения нашего капитула и прочих благ, кои творятся в нашем Доме, И последним дарую я такое прощение, какое могу, от Бога, и Богоматери, и монсеньора святого Петра, и монсеньора святого Павла, и от вас самих, кто дал мне эту власть. И я прошу Бога, дабы Его милосердием, и во имя любви к Его благой Матери, и заслугами Его и всех Святых, Он простил бы ваши прегрешения так, как Он простил славной святой Марии Магдалине.

А я, добрые сеньоры, взываю к милосердию вас всех и каждого к себе, если я совершил или сказал о вас что-то, что я не должен был делать, и прощению ради Бога и Его благой Матери; и простите друг друга ради Господа Нашего, дабы гнев или ненависть не смогли поселиться меж вами.

При встрече Жака де Моле с Филиппом IV Красивым незадолго до ареста тамплиеров он признался королю, что их магистры и командоры, хотя и были мирянами, отпускали грехи в конце своих капитулов. [437] Но капитулярная исповедь практиковалась повсеместно религиозными орденами и была допущена св. Фомой Аквинским; она заканчивалась прощением, которое не было священническим прощением, и формула статутов совершенно ясна.

В то же время Жак де Моле сделал другое признание, которое, видимо, объясняет бесспорное вырождение ордена Храма в течение последних пятнадцати лет. Поскольку его братья, говорил он, не желали больше унижаться на капитуле, он сменил обычную формулу, говоря им: "Я прощаю вам ошибки, в которых вы не сознались из плотского стыда или из страха пред судом Дома". — "Однако, — говорят статуты, — правосудие Дома в Боге и в вас, и насколько вы поддержите Его, настолько Бог поддержит вас". Слова, которые оказались пророческими.

II

Статуты тамплиеров отличаются от прочих правил монастырской жизни обращением к рыцарским чувствам. При обстоятельствах, когда строгий надзор невозможен (в военное время или когда монастырь размещается малыми группами на зимних квартирах), доверяют братьям, которые должны вести себя как достойные и благородные мужи. Самое тяжкое последствие серьезного проступка — помешать виновному подниматься в звании и нести знамя в бою. Осужденному брату прощают при потере одеяния всякое прочее наказание, которое было на него наложено, "ибо достаточно для него было наказания жестокой и суровой великой печали, и великой скорби, и великого стыда, который он перенес, когда утратил свое одеяние и всю честь, кою он некогда имел от Дома". Именно в этом движущие силы поведения достойного, но достаточно удаленного от монастырского духа. "Человек, который сохраняет приличие только лишь из-за боязни стыда или из желания чести, даже не начинает настоящую жизнь монаха". [438] Тонкости аббата Иуста не касаются тамплиеров, которые чувство чести кладут в основу своего Дома.

В "Установлениях" очень мало наказаний за сексуальные проступки: имеется в виду только изнасилование, которое следует судить более сурово, и случаи содомии, менее строго наказуемой. Составитель не задерживается на них; он много сильнее озабочен опасностью, которую представляют для тамплиеров драки и интриги. Ибо рыцари питают страсть к политике: к соперничеству внутри своей общины; к феодальной политике ордена в качестве земельного магната в Сирии; к международной политике на европейской арене — самой роковой стороне их деятельности.

Тамплиеров теологические вопросы не занимали безмерно. Дьявол и ад, две навязчивые идеи монастырской литературы средних веков, отсутствуют в их писаниях. Борьба против врагов плотских изгоняет множество демонов, часто посещающих монахов, заточенных в монастыре. Поражение более серьезно, нежели грех. Романтическая традиция, которой угодно делать мистиков из этих воинов, может основываться только на утраченных тайных доктринах или на нелепых выдумках. Абсолютная вера в апостольскую власть, которой обладают их капелланы, отпуская братьям почти все грехи в пределах доступного, ожидание рыцарями более или менее близкого конца на поле битвы и уважение к своему уставу, которое весьма походит на исламское почитание Корана, упрощают их духовные проблемы. У них также есть чувство "участия всех вместе и каждого для себя" в сокровищнице милостей ордена, "в добрых деяниях Дома, которые творились изначально и будут твориться до конца". Все черпают там, каждый вносит туда свою часть. Набожность сочетается с корпоративным духом, а послушание — с честью. Но следовало, чтобы устав подкреплялся железной дисциплиной, одновременно предписанной и соблюдаемой, и чтобы обычаи Дома рассматривались как действительно неприкосновенные, даже для магистра и его совета. В самом деле, последние иногда предаются серьезному наказанию за то, что переворачивали установления, но никогда за то, что не считались [с ними].

Самое суровое наказание — потеря Дома, или исключение из ордена — налагается в десяти определенных случаях: за симонию, [*2] за раскрытие секретов капитула, за убийство христианина, за мелкую кражу (в самых разных значениях), за недозволенный выход из замка или запертого дома, за заговор, за предательство, ересь, содомию и за бегство с поля боя.

И ежели брат совершит поступок, за который он отныне должен покинуть Дом, то, покуда его не отпустили <...> он должен явиться голым, только в штанах, с ремнем на шее, на капитул к своим братьям; <...>и после магистр должен выдать ему отпускную грамоту, чтобы он отправился спасаться в другое, более сгрогое сообщество <...>

Однако это суровое правосудие иногда смягчается.

Во время магистерства Армана Перигорского некоторые рыцари, "мужи достойные и доброй жизни", были подвергнуты добросовестному обсуждению, и обнаружилось, что они повинны в симонии, покупая свое вступление в орден. Они долго пробыли братьями Дома, и никто не обвинял их в таком проступке. Тем не менее они были "в великой сердечной печали" и исповедались магистру, которого это также очень огорчило. Вместо того, чтобы передать дело генеральному капитулу, которому пришлось бы их исключить, Арман Перигорский держал совет "со старыми и наиболее мудрыми мужами Дома", поверив им секрет. Они решили "направить курьера в Рим, чтобы спросить об этом Папу и просить его направить свою волю архиепископу Цезарейскому, который был другом Дома и приближенным". С папского одобрения архиепископ даровал прощение рыцарям-симонитам, и капитул, составленный из членов совета магистра, "сделал их братьями снова, как если бы они никогда не были братьями".

И дела сии были совершены потому, что они долгое время были братьями Дома и были мудрыми и достойными мужами, и доброй жизни, и благочестивыми. И потом один из них стал магистром ордена Храма. И вещи эти, — говорит составитель, — слыхал я, как рассказывали достойные мужи, жившие в это время, ибо я знаю это только от них. [439]

Говоря — "И потом один из них стал магистром ордена Храма" — вероятно, имеют в виду Гийома де Соннака, магистра с 1247 по 1249 г., который ко времени своего избрания был уже стариком. Подобная щепетильность из-за симонистского вступления в орден довольна редка в XIII в., особенно по отношению к человеку совершенно достойному. Однако мы обнаруживаем, что сами тамплиеры требуют иногда вклад, прежде чем принять соискателя, хотя никакая буквально плата не была позволена, и факт этот имел место в магистерство Гийома де Соннака. [440] Второй проступок, который влечет изгнание из ордена, — раскрытие капитула. Далекое от того, чтобы покрывать таинственные церемонии, это молчание — лишь необходимая предосторожность, дающая свободу дебатам. Магистр не может "приказать вне капитула сказать что-либо, произошедшее на капитуле", хотя он и может заставить рассказать об этом на следующем собрании, особенно когда есть основания полагать, что братья "ввели новшества", то есть создали досадные прецеденты.

Как кара за убийство, в "Установлениях" приводится в пример брат Парис и два других тамплиера, которые убили христианских купцов в Антиохии. Их судили пред монастырем и присудили к бичеванию, проведя через Антиохию, Триполи и Тир, провозглашая: "Смотрите, вот правосудие, которое чинит Дом этим дурным людям". Затем их бросили на вечное заточение в темницу Замка Паломника, где они и умерли. [441]

Орден Храма наказывал потерей Дома за мелкую кражу, которую понимают разнообразно: выйти из замка или запертого дома ночью или днем иначе, чем через дверь; украсть ключи или сделать второй ключ; утаить от своего командора имущество Дома стоимостью в три денье и более; запустить руку в котомку к другому. Один тамплиер улизнул из французского командорства через стену, и капитул предоставил ему отсрочку суда. Ги де Базенвиль, тогдашний магистр во Франции, приехал в Сирию и спросил магистра ордена Храма, Реноде Вишье, который находился в Цезарее при Людовике Святом, заслуживает ли подобное такого же наказания в стране христианской, как и в сарацинской марке. "И тот ему сказал, что брат, выходящий из запертого дома иначе, как прямо в дверь, потерял Дом. Таким образом, он отправился во Францию, где находился брат, и тот лишился Дома". [442]

Продажа без разрешения меры зерна с гумна в командорстве Мас Деу в Руссильоне, кража миски масла с овчарни другого Дома повлекли то же наказание. К мелкой краже отнесли также случай, происшедший с одним дезертиром. Он может вернуться в Дом, если он унес только вещи, в которые сам одет, а главное, — ушел без вооружения или доспехов. Если он носит плащ ордена с красным крестом, то должен возвратить его после первой ночи, или его будут считать навсегда исключенным из ордена Храма.

Ибо дурные братья, оставлявшие Дом и увозившие оттуда одежду, носили ее в тавернах и борделях, и в плохих местах, отдавали в залог и продавали ее дурным людям, отчего Дому был великий стыд и великое бесчестье, и великий скандал <...>

Чтобы вступить в Дом, претендент должен объявиться у главных ворот какого-либо командорства в Провинции, откуда он сбежал, и просить духовника походатайствовать за него.

И когда духовник пожелает напомнить о нем братьям, он должен сказать <...> "Дорогие сеньоры-братья, такой-то человек — или такой-то сержант" — и он его называет, — "который был нашим братом, находится у главных ворот и ожидает милосердия Дома".

Затем командор советуется с капитулом, — может ли дезертир вернуться; ежели ничто не свидетельствует против него, "и когда сей безрассудный брат провел долгое время у врат, дабы лучше признать свое безрассудство, достойные мужи зовут его на капитул. Он должен раздеться совершенно, до штанов, у главных ворот, где он находится, и так, с веревкой на шее, должен прийти на капитул и опуститься на колени пред тем, кто ведет капитул, и оттуда должен умолять с рыданиями и слезами <...> чтобы они сжалились над ним".

Если речь идет о ком-то, от кого орден предпочел бы избавиться, командор может сказать ему: "Дорогой брат, вы знаете, что вам следует принести великое и долгое покаяние, и если вы попросите разрешения обратить вас к другому ордену, чтобы спасать свою душу, я полагаю, что вы обретете выгоду для себя". Но если умоляющий настаивает в своей просьбе, нет права отказать ему в этом. Его передают духовнику, который надевает на него облачение без креста и помещает его у себя в доме. В течение года и дня он работает с рабами, ест на земле и постится три раза в неделю — покуда капитул не окажет ему милости. Самое удивительное доказательство могучей привлекательности, которую вызывал орден, — что рыцари готовы добиваться права снова носить белый плащ на столь унизительных условиях.

<...> Брат Пон де Гюзан покинул Дом в Провансе и женился, а по истечении некоторого времени его жена умерла, и он попросился заново вступить в Дом. Братья ему сказали, что он был их братом и что не может вернуться в Дом, не покаявшись сначала. И Пон де Гюзан ответил, что он никогда не приносил ни обета, ни обещания, а на самом деле он ехал в Святую землю и захворал на корабле, и попросил быть принятым в орден, и на него набросили плащ, как если бы он был мертв; но впоследствии он жил как брат и стал туркополом монастыря. А потом он решил, что его ничто не удерживает в ордене Храма, и снял свой плащ, и вернул все, что должен, следуя обычаям, и ничего не унес, а теперь он хотел бы быть братом.

Братья ответили, что он должен считаться братом по церковному праву, как если бы он принес обет и обещание, потому что прожил так долго в нашем Доме. И он был приведен к покаянию в год и день, и выполнил свое покаяние, и вернулся в Дом. [443]

Этот рассказ происходит из каталонской версии, которая также повествует о случае, когда тамплиер покидает орден и в тот же день подымается на борт судна. Если он раскаивается в своем бегстве и объявляется в каком-либо командорстве ордена Храма, ступив на землю, его отсутствие исчисляется только одним днем, "ибо тот, кто находится на борту корабля, не делает то, что хочет", и его наказание, таким образом, должно быть легче. Если судно привозит его в Акру, он должен просить капитана и других достойных мужей, находящихся в путешествии, проводить его к магистру ордена Храма, чтобы засвидетельствовать его поведение в пути и походатайствовать в его пользу.

В Каталонском уставе рассказывается об одном из наиболее ошеломляющих дел. Б Каталонии случилось, что некий тамплиер из недоброжелательства изготовил фальшивые буллы кардинала-исповедника. Он показал их некоторым из своих сотоварищей, требуя хранить это в тайне. Последние его горячо порицали, но не донесли на него. Подделыватель предъявил свои буллы на генеральном капитуле, где подлог был немедленно обнаружен, вызвав всеобщее возмущение. Заставили взывать о милосердии всех, кто знал об этом, и отстранили их, дабы отдать под суд великого магистра и Заморского монастыря. Главный виновник сбежал, но командор привел остальных в Акру, где они предстали перед судом Тома Берара, тогдашнего магистра ордена Храма. Поскольку они настаивали и говорили, что не ответственны и были неправы только в том, что промолчали, их обвинили в преступлении заговора; однако капитул большинством голосов осудил их к потере одеяния — "с великим и долгим покаянием" — оговаривая, чтобы они никогда не могли исполнять свои первоначальные обязанности в Арагонской земле. [444]

Как пример наказания изменника "Установления" приводят историю брата Роже л'Альмана, ставшего пленником в битве при Газе в 1244 г.; сарацины заставили его поднять палец и признать Закон — произнести формулу исламской веры. Потом Роже оказался в темнице с другими тамплиерами и не признавал своей вины, все время протестуя и говоря, что не понимал, что ему велели говорить. Ему дали отсрочку до освобождения, после чего он был судим генеральным капитулом и изгнан из ордена. Скандал должен был быть громким; Альманы принадлежали к высшей знати Святой Земли, а один — Рено л'Альман — был компаньоном магистра Армана Перигорского в то же самое время. [445]

Существуют немало примеров капитулов, состоявшихся в плену: еще доказательство уважения тамплиерами своего устава и обычаев своей монастырской жизни. В каталонской версии сообщается, что "плененные братья не должны носить свою одежду с крестом"; те, кто отпущен, чтобы договориться об освобождении остальных, надевают ее только для молитв и во время трапезы. Только магистр имеет право вернуть освобожденным братьям их одеяние и "все, что им надлежит".

Трое тамплиеров воззвали к милосердию на капитуле, проводившемся в плену, в темницах Алеппо. Один сказал, что взял кольчугу только что умершего брата; второй присвоил шлем рыцаря, уезжавшего на Запад, а свой вернул в хранилище. Третий отнес удила своей лошади в шорную, чтобы там их починили, и так как был дежурным, то взял оттуда другие удила, ему не принадлежавшие. Сотоварищи по плену понимали, что все трое рисковали быть исключенными из ордена Храма, но поскольку они находились в темнице и достаточно претерпели страданий и боли, то делу не дали ход, ибо совершившие проступки были достойными мужами и их хотели пощадить. [446]

Пенитенциалий ордена Храма называет около тридцати проступков, влекущих за собою потерю одеяния. "Ибо это наказание применяется к братьям за достаточно дурные поступки, которые они могут совершить". Эти пороки группируются в три или четыре категории. Отказ повиноваться из-за гнева и ярости, к которому относятся с великой снисходительностью; ссоры между братьями; однодневные отлучки, сопровождаемые пристыженным возвращением на следующий день; порча имущества Дома по небрежности, — что уже много серьезнее. В некоторых случаях уточняется, что у него [провинившегося] не может оставаться одеяние, но в общем в воле братьев забрать его или оставить, и составитель склоняется к милосердию. Примеры, которые он приводит, свидетельствуют о проступках менее серьезных, чем те, по поводу которых возникал вопрос об исключении из ордена, и проступки эти часто имеют комическую сторону.

В противоположность десяти случаям, порождающим исключение из ордена и не допускающим просьбы о помиловании, здесь принимаются во внимание внешний вид, доблесть тамплиера. "Но об этом деле знайте, что должно хорошенько посмотреть на брата и его поведение: если он <...> доброй жизни и честной, братья должны проявить к нему больше доброты <...> лучше бы им оставить ему одежду, и смелее и легче должны и могут они договориться ее оставить". Эта снисходительность, однако, небезгранична. Один тамплиер, вместо того, чтобы ответить "во имя Бога" на приказы своего командора, сказал ему: "Может быть, я это сделаю!.. И все братья не допустили оставить ему одеяние, потому что он не исполнил приказа при первом слове". [447]

Особое понимание необходимо для оценки деяний, совершенных в гневе и ярости. Тамплиеров предупреждают об исповеди на капитуле, если они разгневали своего брата, — это проступок более серьезный, чем разгневаться самому.

Если кто-либо отказывается повиноваться приказам вышестоящего, можно снять с него одеяние и заковать в кандалы. "Но жестокостью было бы поступить таким образом, поэтому должно оставить его охладить свой гнев и подойти к нему благородно, и ему сказать: "Дорогой брат, выполните приказ Дома"; это более по-божески. И если он его выполнит, и убытка ни в чем не приключится, следует его успокоить Бога ради и получить добрую благодарность от него, и можно ему оказать великое добро и великое милосердие". Мы можем сказать: "Повиновение для таких рыцарей происходит не без величия души <...> если они ревностно приемлют дисциплину, то совершают подвиг". [448] Равным образом можно простить брата, если он сказал в гневе и ярости, что уедет к сарацинам, — если брат этот доброго поведения; но если его можно в чем-то заподозрить, "одеяние не может ему принадлежать".