Безайт - византийская золотая монета
Ритуальное погашение свечей при провозглашении отлучения.
Приводимые выдержки из буллы содержат отсылки к Ветхому и Новому Заветам (Бытие, 29-30; Евангелие от Луки, 10, от Иоанна, 11-12), долженствующие пояснить предпочтение, оказываемое деятельному служению тамплиеров перед созерцательным служением цистерцианцев.
Каждый из кардиналов римской курии был условно приписан к одному из исторических храмов Рима и именовался по святому патрону этого храма.
Се, храмовники против нас изострили зубы (лат.).
Рыцари снова воспользовались угрозой отбыть из Святой Земли, если Папа не позволит им защищаться силой оружия (прим. ав.).
8. Тамплиеры поначалу назвали замок "Замком Сына Божия".
Полагают, что здесь можно уловить признание в слабости со стороны маршала монастыря (прим. авт.).
Имеются в виду местные благочестивые братства (confraternitates), также собиравшие подаяния.
11. Место, откуда будто бы совершал свои вылазки "злодей", о котором рассказывается в Евангелии от Луки (23,40-43). Осужденный за свои преступления и распятый вместе с Иисусом, "добрый" (или "благоразумный") разбойник испытал раскаяние, жалость и почтение к невинно страдающему Спасителю, воззвал к его милосердию и получил прощение.
ГЛАВА XIV
Ключи от Египта
Начиная с катастрофы 1187 г. Святая Земля жила в ожидании новых крестовых походов. Иерусалимское королевство могло восстановиться в прежнем виде только при помощи массового вторжения из Европы. Драма тридцати лет, протекших с 1199 по 1229 г., заключалась в усилиях двух великих пап Иннокентия III и Гонория III, направленных на предоставление ему этой помощи, которому мешали зависть, ревность и политические игры. Именно поэтому крестовый поход 1204 г., способный воссоздать Латинское королевство, оказался на ложном пути и завершился бесплодным завоеванием Константинополя.
Со времени своего избрания в 1198 г. Иннокентий III проявлял постоянную заботу о Святой Земле. Он берет Иерусалимское и Кипрское королевства под свое апостольское покровительство [357]; выступает в качестве посредника между королем Кипра и графом Триполи, [358] между графом Триполитанским и королем Армении [359] и пытается привести к согласию все эти воюющие княжества. Он вновь пытается разжечь в сердцах храбрость, внушая надежду на столь желанный общий крестовый поход всех цивилизованных стран — "всеобщий переход". Он беспрестанно посылает средства на восстановление крепостей, на жалование воинам, на помощь бедным. [360]
При все большей слабости королевства, порожденной тем, что власть наследовали женщины или дети, а также положением первого среди равных, выпавшим на долю государей, которые властвовали исключительно по праву своих жен. Папы являлись истинными покровителями Святой Земли. Для связи они использовали три великих духовно-рыцарских ордена, прежде всего — тамплиеров. И только обнаруживая в папских архивах директивы, адресованные ордену Храма, можно оценить политику этого ордена в первой трети XIII в. Пример представляется тут же. Амальрик II Лузиньян — последний иерусалимский король, сумевший сохранить свою власть, умер в 1205 г. одновременно со своей женой, королевой Изабеллой. [361] Регентский совет управлял королевством до 1210 г. в пору малолетства наследницы Марии, дочери Изабеллы и Конрада Монферратского. Королевство возглавляли патриарх, магистры орденов Храма и Госпиталя и род Ибеленов (дядья юной королевы). В 1208 г. встал вопрос: продолжить или прервать перемирие с Исламом? Магистр ордена Храма, Филипп де Плессье, считал, что перемирие следует продлить, и заставил прочих принять свое мнение. Хронист "Истории Ираклия" неодобрительно относится к этому решению, которое часто упоминается в доказательство прямолинейного и политически недальновидного образа действий тамплиеров. Их побуждения, однако, были менее наивными.
В начале перемирия, в 1198 г., Иннокентий III написал магистру ордена Храма Жильберу Эралю, передавая ему средства, предназначенные для христиан на Востоке: "В настоящее время люди охладевают, узнавая, что вы заключили перемирие с сарацинами. Сами же мы отнюдь не остыли, но постоянно идем к нашей цели". [362] В то же время Папа извинялся, что не посылает более действенного вспоможения. Это был способ предупредить тамплиеров: "Если вы хотите, чтобы Запад вам помог, надо поддерживать святую войну". Когда в 1208 г. снова возник вопрос о перемирии, окрепла и надежда на начало нового крестового похода. Необходимо было не погасить уже изрядно охладевших симпатий европейских государств видимостью чрезмерно крепкого согласия с султаном; и советы Филиппа де Плессье должны быть истолкованы в связи с этим.
В 1211 г. бароны Святой Земли обратились к французскому королю с просьбой подыскать достойного супруга их юной королеве. По довольно мелочному расчету Филипп II Август отослал в Сирию графа Жана де Бриенна, сеньора без состояния, которого он подозревал в любовной связи с королевой Франции. Жан де Бриенн был человеком уважаемым, но ему недоставало высокого происхождения, состояния и силы характера, способной внушить уважение сирийской знати. На свое бракосочетание он прибыл в Акру небогато одетым и снаряженным, в сопровождении лишь немногих рыцарей. Разочарование пуленов было горьким, и Иерусалимское королевство начало скатываться к феодальной анархии. [363]
Со смертью Иннокентия III в 1216 г. Гонорий III с возросшей энергией вновь обратился к политике своего предшественника на Востоке. Вырисовывался грандиозный план, включавший не только освобождение Иерусалима, но и крупномасштабную атаку на Египет, которая отдала бы в руки христиан весь Ближний Восток. Иннокентий указал на Дамьетту как на цель ближайшего крестового похода. Идея не настолько неосуществимая, как можно было бы подумать. Султан Сеифеддин, брат Саладина, старел, а его сыновья, из которых каждый правил уже в своем княжестве, плохо уживались друг с другом. Последний из оставшихся в живых детей Саладина, султан Алеппо, выказывал себя другом христиан и поддерживал переписку с Папой, питавшим надежды на его обращение. [364]
Наряду с крестоносцами, кроме силы трех военных орденов и сирийских баронов, неоценимое содействие христианам на море оказывали генуэзцы и пизанцы. Тактика совместных операций союзников была усовершенствована со времени третьего крестового похода. Однако вмешательство итальянских купцов привносило в Святую войну торговые заботы, до той поры неведомые. Освобождение Иерусалима мало интересовало этих дельцов; они искали ключи к Египту, дабы расставить вдоль Нила свои конторы и контролировать товары, прибывшие с Дальнего Востока. Существенный вклад в успех подобного предприятия внесла бы военная помощь императора (с 1220) Фридриха II Гогенштауфена, короля Сицилии, которую Святой престол хотел использовать в рамках своей глобальной политики. Умиротворенная Европа, Фридрих, соглашающийся одновременно принять крест [выступить в крестовый поход] и папское покровительство, все рыцарство Германии, выступающее против Ислама под знаменем святого Петра — какой триумф политики Иннокентия и Гонория! И когда Фридрих в 1215 г. принял крест, мечта, казалось, была совсем близка к воплощению.
Гонорий ощутил себя обязанным вести подготовку к крестовому походу сразу по своем избрании в 1216 г. Он поддерживал постоянную переписку с Гийомом Шартрским, с 1209 г. магистром ордена Храма, с магистрами ордена Госпиталя и Тевтонского ордена и с патриархом Иерусалимским. Папа пообещал денежную помощь в одну двадцатую состояния церкви, избрав банкиром брата Эймара, казначея ордена Храма в Париже. Уже в ноябре 1216 г. казначею было приказано получить в аббатстве Клюни средства на крестовый поход, специально выделенные по папскому приказу. [365]
Годом позже, в ноябре 1217 г., Гийом Шартрский писал в Курию, дабы сообщить о высадке на Святой Земле короля Венгерского, герцога Австрийского и многих других рыцарей. Он заверял Папу, что султан Сеифеддин начинает сильно опасаться прибытия немецкой армии и еще больше — прибытия венгерского короля; мусульмане боялись и флота фризов, который только что бросил якорь на рейде Акры; "ибо эти язычники уже окружены!" Брат Гийом настаивал на срочной поставке лошадей и продовольствия для отрядов. [366]
Крестоносцы предприняли две небольшие экспедиции, довольно неудачные: одну по ту сторону Иордана, другую — к горе Фавор. Зимой 1217 г. они перешли к сооружению двух замков в Цезарее и Атлите. Потом, видя, что император все еще запаздывает, они решили напасть на Дамьетту в устье Нила, используя содействие фризских моряков. Войско собралось в Замке Паломника, флот поднял якорь в Акре 9 мая 1219 г. Среди монахов на борту находился некий схоласт Оливье из Падерборна, который вел паломников из Кельна и который оставил рассказ об экспедиции, часто приписываемый Жаку де Вотри, архиепископу Акры, также сопровождавшему крестовый поход. [367]
Высадка состоялась на египетском берегу через три дня. Крестоносцы не встретили сопротивления, но были отрезаны от Дамьетты одним из рукавов Нила. Башня на горном хребте, прозванная франками Башней Косбари, перекрывала реку, и галеры тамплиеров и фризов бросались в неистовые атаки против этого, первого на их пути, укрепления. После многочисленных бесплодных попыток тамплиеры "взяли одно из своих парусных судов и посадили в него сорок братьев ордена Храма и прочих людей так, что в нем оказалось 300 человек. Тогда они дождались ветра и таким образом отчалили, и двигались по реке, идя к горе, опасаясь столкнуться со скалами и разбиться. Но когда они оказались близ горной цепи, люди из города и из башни встретили их камнеметами и катапультами и так атаковали их, что рулевые растерялись и не справились с парусным судном, и оно поплыло без управления. Течение реки подхватило его и понесло к городу <...> Те, кто находился на нем, увидав сие, спустили парус и бросили якорь и очутились посреди реки. Сарацины навалились на них сверху <...> и оказалось их там добрых две тысячи человек, и когда оттесненные вниз под палубу тамплиеры увидали, что ускользнуть невозможно, они пожелали умереть на службе у Господа, истребляя его врагов. Тогда они взяли топоры и дробили дно корабля, отчего Он пощея ко дну и утонуло более 140 христиан и более 15OO сарацин". [368]
Честь взять башню Косбари выпала фризам, захватившим ее в бою 24 августа. Тем не менее крестоносцы потратили еще два месяца на переправу через Нил.
Из Рима Гонорий делал все, что мог, дабы продвинуть крестовый поход. З августа 1218 г. он уведомлял военачальников, что только что отдал приказ генуэзцам и пизанцам перевезти до Дамьетты всех паломников, которые, объявятся в их портах; одновременно он призывал епископов поторопить крестоносцев с отъездом. [369]
В январе 1219 г. брат Мартин, камергер ордена Храма, и брат Жан, маршал ордена Госпиталя, отбыли с миссией в Германию, собирая по приходам пожертвования, предназначавшиеся для поддержки Святой Земли. [370] Несколько недель спустя Папа направил магистру ордена Храма средства на расходы, "то ли на галеры, то ли на прочие машины или приспособления, на усмотрение легата Пелагия, епископа Альбанского". [371] Таким образом, по роковому заблуждению Великий понтифик послал в Дамаск легата, облеченного высшей властью над всеми светскими военачальниками, избрав для этой роли высокомерного и надменного испанца, которому нравилось председательствовать на военных советах и играть в главнокомандующего. Отныне папские послания и неиссякаемые субсидии стали в первую очередь направляться легату, хотя он и должен был использовать их "по согласованию с патриархом, королем Иерусалимским, магистрами орденов Храма, Госпиталя, рыцарями Тевтонского ордена и латинскими полководцами". [372]
На следующее лето сопротивление мусульман ослабло, и 25 июня крестоносцам удалось преодолеть Нил. Они разбили лагерь на другом берегу реки и начали осаду Дамьетты.
У тамплиеров был большой камнемет, бросавший очень далеко и очень прямо, при помощи которого они причинили великий ущерб городу, и бросавший таким образом, что те не могли от него уберечься, ибо метал он один раз в одну сторону, другой раз в другую, один раз близко, второй раз далеко; так что сарацины прозвали его Эль Мефертейс, то есть Вертушка (El moufrite qui reverse). [373]
Несмотря на храбрость и упорство, положение крестоносцев бьмо неутешительным. Король Венгерский, герцог Австрийский и многие рыцари этим же летом отплыли в Европу. В войске осаждающих свирепствовал недуг наподобие скорбута, сопровождавшийся гангреной десен и воспалением костей ног. Магистр ордена Храма Гийом Шартрский оказался среди жертв. Он умер 26 августа 1219 г. [374] Вместо него тамплиеры избрали Пере де Монтегаудо, на французский лад — Пьера де Монтегю, магистра в Испании и Провансе, рыцаря из благородной фамилии Валенсийского королевства.
Но если крестоносцы жестоко страдали, то и в городе дошли до крайности. Престарелый султан Сеифеддин (франки называли его Сафадином) умер в Каире в августе 1218 г. Его сын и наследник Малек ал-Камиль безропотно покорился установлению мирных отношений. Он предложил франкам Иерусалим со всем королевством, исключая Крак и Монреаль, за освобождение Дамьетты. "Король, французы, граф Лестер и тевтонские военачальники высказались и настойчиво поддержали мнение, что следует принять эти условия, кои они посчитали полезными для христианства, ибо, по слухам, они уже согласились на худшие", — пишет Оливье, бывший секретарем Пелагия. С другой стороны, "легат, патриарх, епископы, тамплиеры и госпитальеры и все итальянские предводители дружно воспротивились заключению этого договора, справедливо доказывая, что прежде всего следует взять город Дамьетту". [375]
Отказ был мотивирован рядом соображений. Чистосердечие султана изначально не было бесспорным, и не без оснований можно было полагать, что он сделал бы более выгодные предложения, если бы город оказался в руках христиан. Кроме того, тамплиеры упорно домогались крепостей Крак и Монреаль, стратегическую мощь которых оценили так же, как и султан. Обе крепости, представлявшие опору для сарацинских отрядов, можно было взять только измором — но голод угрожал осаждавшим так же, как и осажденным в этой бесплодной стране. Замки перекрывали пути сообщения между Каиром и Дамаском, а рыцари особенно боялись, что оба султана возьмут Святую Землю в кольцо. С другой стороны, пизанцы и генуэзцы много больше желали обладать Дамьеттой, нежели освобождать Иерусалим, и вряд ли намеревались предпочесть перворазрядный торговый порт городу, представлявшему лишь исторический интерес. Но отклонение предложений султана было в основном обусловлено главенствующей идеей Папы и его окружения, а именно — нападением на Ближний Восток, при котором Дамьетта являлась бы плацдармом. Речь шла также и о том, чтобы продлить кампанию до прибытия императора: легат в самом деле получил письма из Рима, которые возвещали ему о скорейшем прибытии Фридриха II. [376]
Город пал в начале ноября. Он являл собой ужасающее зрелище:
Мертвые убили живых <...> Трупы жертв чумы покрывали площади. Мертвых находили в домах, в спальнях, в постелях <...> сына видели рядом с отцом, раба подле своего хозяина, убитых заразой трупов, кои касались их". Победители обнаружили еще "золото и серебро в великом количестве, шелковые ткани <...> в чрезвычайном изобилии и безмерные богатства всякого рода ценных вещей <...>
Добычу поделили между всеми паломниками, очистили, как могли, город и из мечети сделали церковь. Пояс укреплений, считавшийся "ключом и оплотом всего Египта, был укреплен тройной стеной и многочисленными и большими башнями, сложенными из кирпича". Крестоносцы нашли крепостные стены в достаточно хорошем состоянии, за исключением ворот, основательно расшатанных натиском тамплиеров. [377]
Отряд в тысячу человек, погрузившись на легкие суда, отправился в разведку вдоль Нила — искать продовольствие. Пройдя озерным и болотистым краем, где водились птицы, они захватили замок Танис, турецкий гарнизон которого бежал при их приближении. "Никогда не видано было более сильного замка, — рассказывали воины по возвращении, — он оснащен семью очень мощными башнями и увенчан крепостными стенами; два рва и две стены создают пояс укреплений. Со всех сторон простирается озеро, которое до такой степени делает приближение летом очень трудным, а зимой совершенно невозможным, что осадой никто не мог бы его преодолеть". [378]
В Дамьетте вспыхнули злосчастные раздоры между королем и баронами с одной стороны, легатом и епископами — с другой. Пелагий, ничего не смысливший ни в войне, ни в топографии страны, играл в стратега и ратовал за продвижение всеми силами на Каир; когда Жан де Бриенн воспротивился этому, легат, злоупотребляющий своими полномочиями, наложил на королевский лагерь интердикт. К несчастью, Папа выслушивал жалобы легата и поддерживал его. Когда Гонорий прислал свои поздравления со взятием Дамьетты, он посоветовал патриарху, королю и магистрам трех орденов со смирением и благочестием повиноваться епископу Альбанскому, "ибо светская власть так же, как и духовная, доверена ему, и он может осуществлять ее сам или через передачу полномочий, как ему будет угодно". [379] Споры предводителей отражались и на войске, дисциплина которого падала. "Зло и грех появились в войске после взятия города; воистину до взятия Дамьетты люди пребывали в мире и верности, не было там никакого мелкого воровства или сластолюбия; если кто-нибудь находил чужую вещь, она затем возвращалась; и также стоило только крикнуть: "Кто нашел такую-то вещь?", как оказывалось, что кричат: "Кто ее потерял?". [380]
Между тем султан возобновил переговоры. Он передал им, что если они захотят возвратить Дамьетту, он отдаст им всю Иерусалимскую землю, как если бы ее держали христиане, за исключением Крака <...> Христиане поговорили об этом и держали совет. И совет им сказал, чтобы они ни за что не отдавали ее, и что посредством Дамьетты они бы смогли завоевать всю Египетскую и Иерусалимскую землю; ибо тот, кто должен стать римским императором, принял обет крестоносца, и приведет с собой множество воинов <...> и если бы там находился император, при всей своей власти, и крестоносцы, которые еще собирались прийти на помощь <...> можно было бы с Божьей помощью вновь получить; всю египетскую и иерусалимскую землю, и что сие они довели до Первосвященника. [381]
Со своей стороны. Папа ожидал в ближайшее время отправления немецких крестоносцев и поддерживал чаяния гарнизона Дамьетты.
Король Иоанн покинул Египет летом 1220 г. Его возмутили действия легата, и дела государства требовали его присутствия. Высшее командование осталось за Пелагием, ибо власть, предоставленная легату Папой, давала ему право вето, перед которым магистры трех орденов могли только склоняться.
Гонорий III поддерживал крестоносцев, насколько это было в его силах, при энергичном содействии казначея ордена Храма в Париже. В июле Папа писал брату Эймару, чтобы тот выделил шесть тысяч марок серебром, или, если этого будет недостаточно, — взял бы из других средств, принадлежащих Папе, и безотлагательно переправил бы их за море. [382] Брат Эймар удвоил названную сумму и отослал тринадцать тысяч марок. Папа упрекнул его [383], а 22 сентября казначей снова получил выволочку за то, что без распоряжения передал крестоносцам новые папские средства при посредничестве болонских купцов. [384] "Продовольствие и лошади приходили к нам в изобилии по воле Божией, неся радость собранию верующих", свидетельствует Оливье Схоластик; он отмечает шесть успешных высадок. [385]
Магистр ордена Храма, Пере де Монтегаудо, покинул Дамьетту и присоединился в Акре к королю. Письмо, адресованное им епископу Эльнскому 20 сентября 1220 г., позволяет проникнуть одновременно в его надежды и тревоги.
Знайте, что числа паломников, высадившихся при первом переезде после взятия Дамьетты, вместе с остатками войска могло хватить, чтобы снабдить город и защитить свой замок. Тем не менее, господин легат (dominus quidem legatus) высказался за наступательную войну по согласию с духовенством и проповедовал народу, часто и с прилежанием, совершить набег на язычников. Но бароны войска, как заморские, так и бароны Земли, уверенные, что при нашем положении не хватит сил, чтобы вооружить город и двинуться в наступление, полезное для христианства, не желали соглашаться на попытку продвижения. Ибо вавилонский султан, отброшенный недалеко от Дамьетты со множеством язычников, соорудил на обоих рукавах реки мосты, дабы воспрепятствовать нашему успеху. Он ожидал нас там со столь мощной силой, что верующим угрожала бы самая великая опасность, если бы они рискнули на них напасть. Мы же укрепили город, замок и прилегающие берега, надеясь получить утешение от Бога в виде подкреплений <...>
Знайте также, что Корадин [Малек ал-Моаддам], султан Дамаска, собрал бесчисленное множество сарацин и объявился близ Акры и Тира. Поскольку рыцари и народ претерпели слишком много лишений, чтобы сопротивляться ему, он в многочисленных набегах причинил им много зла. Перед этим он много раз прошел перед нашим замком, названным Замком Паломника, и разбил там шатры и произвел у нас серьезные опустошения. Он осадил и взял замок Цезарею, пока в Акре отдыхало множество паломников.
Знайте далее, что Сераф [Малек ал-Ашраф], княжащий в Армении, сын Сафедина [Сеифеддина] и брат султана Вавилонии и Дамаска, начал войну с сарацинами востока, и что он победил многих из их эмиров, хотя милостью Божией одолел не всех. Ибо если бы война сия закончилась его победой, земли Антиохии, Триполи, Акры и Египта, судя по направлению его атак, оказались бы в наибольшей опасности. И если бы он осадил одну из наших крепостей, мы бы не смогли заставить его уйти никаким образом. Поистине, раздоры наших врагов приносят нам радость и утешение!
Мы давно дожидаемся прибытия императора и прочих сеньоров, дабы иметь смену <...> но если надежды на подобную помощь обманут нас, ближайшим летом (храни от этого Бог!) обе земли Сирии и Египта <...> окажутся в непрочном положении. Сами мы и прочие люди Земли настолько обременены расходами на крестовый поход, что больше тратить не можем. [386]
Полезно сравнить письма Пере де Монтегаудо с письмами, написанными Жоффруа Фуше и Бертраном де Бланфором пятьюдесятью годами ранее при аналогичных обстоятельствах. [387] В 1163 г., как и в 1220, рыцарство Святой Земли неподвижно стояло в Дельте, и сарацины воспользовались этим, чтобы опустошить Сирию. Монтегаудо, как великий командор, выказал себя много более обеспокоенным положением королевства, нежели участью крестоносцев в Египте. Ни один, ни другие, кажется, не надеялись на легкие экспедиции. Троих тамплиеров неотступно преследовал страх окружения, захвата власти единым главой Ислама, который мог, по выражению Бертрана де Бланфора, "объединить оба премогущественных королевства Вавилон и Дамаск ради уничтожения самого имени христианина". Именно так случилось при Саладине и Бейбарсе, и всякий раз это оказывалось катастрофой для Святой Земли. Вся тамплиерская политика направлялась на разъединение египетских и азиатских сарацин: дипломатическими средствами — путем альянсов с Дамаском или Алеппо и военными — посредством удержания замков Крака Моавитского и Монреаля.
Очевидно, что Пере де Монтегаудо осуждал стратегию легата и потерял всякую надежду на немецкий крестовый поход. Появление герцога Баварского в сопровождении некоторых рыцарей Империи должно было окончательно убедить, что лично император не прибудет. Когда весной 1221 г. султан повторил свои мирные предложения, тамплиеры и госпитальеры согласились их принять и добились согласия от сирийских баронов. [388] Мусульмане в обмен на Дамьетту должны были возвратить Иерусалим со всей его округой, за исключением Крака и Монреаля, а также выплатить возмещение на восстановление крепостей, срытых ими до этого. Один Пелагий не желал признавать очевидное и отказывался от любого компромисса. Он упорно добивался похода всеми силами на Каир, не учитывая стратегических обстоятельств. И когда рыцари-миряне вновь отказались последовать за ним, он отлучил от церкви всех, кто остался в тылу.
Одно из наиболее трезвых и объективных свидетельств о последнем акте этой трагедии дошло до нас опять-таки из-под пера Пере де Монтегаудо, который писал Алену Мартелю, магистру в Англии:
Христианская армия долго оставалась в бездействии после взятия Дамьетты, и люди с обеих сторон моря нас за это сильно порицали. Ибо со времени своего прибытия герцог Баварский, наместник императора, объявил всем, что приехал сражаться с язычниками, а не томиться в праздности. Затем мы собрали совет, на котором присутствовали сеньор легат, герцог Баварский, магистры орденов Храма, Госпиталя и Тевтонского ордена с графами, баронами и прочими. Мы единодушно согласились совершить нападение. Со своими рыцарями, галерами и военными кораблями возвратился знаменитый король Иерусалимский и нашел христиан в их палатках под стенами. После праздника святых Петра и Павла король, легат и все христианское войско двинулось в добром порядке по суше и по реке. Мы шли навстречу султану и его многочисленным силам, которые ускользали. Наше продвижение было без происшествий, пока мы не дошли до лагеря султана, расположенного на другом берегу реки, каковая преграждала нам дорогу. Это был Танис, рукав Нила, отделявший нас от язычников. Мы натянули свои палатки и приготовили мосты, чтобы его перейти. Пока мы устраивали здесь привал, больше десяти тысяч воинов бежали из наших рядов без разрешения.
Во время разлива Нила султан велел провести галеры и галеоны по древнему каналу и пустить их в реку, чтобы помешать нашему судоходству и прервать наше сообщение с Дамьеттой, как они уже прервали его по суше <...>
Наше войско, однако, попыталось ночью пробиться по дорогам и по реке, но потеряло все свое продовольствие и великое число людей в волнах. Поскольку Нил разлился, султан велел повернуть воду посредством секретных шлюзов и вырытых в древности речек, чтобы помешать нашему отступлению. Когда же мы потеряли в болотах наших вьючных животных, упряжь, доспехи и повозки с почти всеми нашими припасами, мы не смогли больше ни двигаться, ни бежать в каком-нибудь направлении. Лишенные продовольствия, мы были пойманы среди вод, как рыба в сети. Мы не могли даже сразиться с сарацинами, так как нас разделяло озеро. Именно тогда мы заключили с султаном договор, насильно и против нашей воли. Мы согласились вернуть ему Дамьетту и обменять пленников в Акре и Тире на христиан, задержанных в мусульманских странах. Впридачу он уступил нам Святой Крест.
Сами мы в обществе других посланных и с согласия всего войска возвратились в Дамьетту, дабы объявить народу условия нашей сдачи. Они крайне не понравились епископу Акры [Жаку де Витри], канцлеру и графу Мальты, которых мы там встретили. Последние захотели любой ценой защитить город, что и мы бы весьма одобрили, если бы было чем это делать. Ибо мы бы предпочли скорее оказаться заключенными навечно в темницу, чем опозорить христианство, уступив город язычникам. Но продолжительные поиски не обнаружили в городе ни денег, ни людей, необходимых для его защиты. Наконец мы покорились и решили подписать договор с клятвой и заложниками. Одновременно мы заключили перемирие на восемь лет. Султан, со своей стороны, соблюл в точности то, что он пообещал, и в течение более двух недель кормил наше оголодавшее войско, поставляя хлеб и продовольствие.
Проникнитесь же и вы сочувствием к нашим несчастьям и помогите нам, как можете. Прощайте. [389]
В этом донесении, где проявились и достоинство, и правдивость. Пере де Монтегаудо старается оправдать легата, бросая упрек герцогу Баварскому. Магистр принял на себя долю ответственности за катастрофу, называя себя первым среди тех, кто согласился на безрассудное наступление. Однако он достаточно хорошо знал его опасность, как свидетельствует письмо епископу Эльна.
Только рассматривая в целом крестовый поход и папские директивы, равно как и недостатки крестоносцев, мы можем оценить роковую роль императора. "Его присутствие даже в течение одного месяца могло бы все изменить". [390]
Магистр тевтонских рыцарей, понимавший, что поведение его суверена было недостойным, первый отбыл в Рим, дабы опередить всех и пожаловаться на легата. Гонорий созвал к себе всех действующих лиц: приплыл король Иоанн с магистром ордена Госпиталя, но Пере де Монтегаудо довольствовался тем, что послал вместо себя брата Гийома Каделя, командора Храма. Папа укорил Пелагия, но тем не менее, утешил его надеждой на скорый отъезд императора Фридриха в Святую Землю. [391]
ГЛАВА XV