Мая 1996 года, 9:45. 7890 метров
Одно большое преимущество, которое неопытность дарует альпинисту-новичку, состоит в том, что он не увязает в болоте традиций и на него не давит груз его многоопытности. Ему все кажется простым, и он выбирает прямые пути решения проблем, с которыми сталкивается. Конечно, такой подход редко приводит к успеху, а иногда результаты такого подхода трагичны, но сам человек не подозревает об этом, когда отправляется на поиски приключений. Морис Уилсон, Эрл Денман, Клевс Бекер-Ларсен – ни один из них не был многоопытным альпинистом, иначе бы они не предприняли свои безнадежные, и к тому же беспрецедентные по технике исполнения, поиски; решимость вела их по этому долгому и сложному пути.
Уолт Ансуорт «Эверест»
Оставив утром 12 мая Южную седловину, я через пятнадцать минут догнал своих товарищей по команде – они как раз спускались по гребню Коготь Джина. Это было трогательное зрелище: все мы так ослабели, что нам потребовалось невероятно много времени только для того, чтобы проделать спуск в несколько сот метров по заснеженному склону, раскинувшемуся чуть ниже Южной седловины. Но больше всего поражала численность нашей группы: три дня назад, когда мы поднимались по этому гребню, нас было одиннадцать человек; теперь же спускалось только шестеро.
Когда я догнал Стюарта Хатчисона, он был еще на вершине Когтя и готовился к спуску по перилам. Я обратил внимание на то, что он был без солнцезащитных очков. Несмотря на пасмурный день, коварное ультрафиолетовое излучение на такой высоте могло очень быстро вызвать у него снежную слепоту. «Стюарт! – попытался я перекричать ветер, показывая на свои глаза. – Очки!»
«Ах, да, – ответил он утомленным голосом, – спасибо, что напомнил, послушай, раз уж ты здесь, может проверишь мою оснастку? Я так устал, что плохо соображаю. Буду благодарен, если ты меня проконтролируешь». Проверяя его оснастку, я сразу же обнаружил, что пряжка была застегнута лишь наполовину. Стоило ему пристегнуться к перилам, как оснастка расстегнулась бы под тяжестью его тела, и он покатился бы кувырком вниз по стене Лхоцзе. Когда я указал Стюарту на эту оплошность, он сказал: «Да, я боялся, что так случится, но у меня слишком замерзли руки, чтобы я мог правильно застегнуться». Не обращая внимания на резкий ветер, я стянул перчатки, по-быстрому плотно закрепил ему оснастку вокруг пояса и отправил вниз по Когтю вслед за остальными.
Когда Стюарт пристегивался страховкой к перилам, он бросил свой ледоруб и оставил его лежать на камнях, начав спуск по перилам. «Стюарт! – прокричал я ему. – Ледоруб!»
«Я слишком устал, чтобы его нести, – прокричал он в ответ, – оставь его там». Я был утомлен сверх всякой меры, поэтому не стал с ним спорить. Оставив ледоруб лежать там, где его бросил Стюарт, я пристегнулся к перилам и последовал за ним вниз по крутому склону Когтя Джина.
Через час мы добрались до верхнего края Желтой Ленты, где образовался затор вследствие того, что каждый альпинист с большой осторожностью спускался по вертикальному известняковому утесу. Пока я ожидал в хвосте очереди, нас догнали несколько шерпов из команды Фишера. Среди них был Лопсанг Джамбу, обезумевший от горя и усталости. Обняв его за плечи, я сказал, что очень сожалею о случившемся со Скоттом. Лопсанг бил себя кулаком в грудь и со слезами в голосе повторял: «Мне очень не повезло, удача отвернулась от меня. Скотт погиб, это моя вина. Мне так не повезло. Это моя ошибка. Мне очень не повезло».
Изнемогая от усталости, я притащился во второй лагерь около 13:30. И хотя по всем стандартам я еще находился на большой высоте – 6500 метров, – разница в ощущениях здесь и на Южной седловине была очевидна. Убийственный ветер полностью утих. Я уже не дрожал от холода и не боялся обморожения – теперь я сильно потел под лучами палящего солнца. Наконец ушло ощущение, что жизнь моя висит на волоске.
Я обнаружил, что нашу палатку-столовую превратили в импровизированный полевой госпиталь, возглавляемый Хенриком Йессеном Хансеном, датским терапевтом из команды Мэла Даффа, и Кеном Кемлером, американским терапевтом и клиентом экспедиции Тодда Берлесона. В 15:00, когда я сидел там за чашкой чая, шестеро шерпов протиснулись в палатку с окоченевшим Макалу-Го на руках. Доктора сразу же принялись за работу.
Они немедленно уложили его на пол, сняли одежду и сделали обезболивающий укол в руку. Обследовав его обмороженные руки и ноги, которые были словно глянцевые и тускло блестели, как грязная раковина в ванной, Кемлер мрачно заметил: «Это самое сильное обморожение, которое мне когда-либо доводилось видеть». Когда он спросил Го, можно ли сфотографировать его обмороженные конечности, чтобы эти фотографии послужили медицине, тайваньский альпинист широко улыбнулся в знак согласия; казалось, он даже гордился своими ужасными ранами, демонстрируя их, как солдат – боевые ранения.
Полтора часа спустя, когда доктора все еще были заняты Макалу, по радио раздался голос Дэвида Бришерса: «Мы спускаемся вниз с Беком. До темноты доставим его во второй лагерь».
Далеко не сразу до меня дошло, что Бришерс сообщал вовсе не о доставке с горы мертвого тела: Дэвид и его компаньоны вели вниз живого Бека. Я не мог этому поверить. Семь часов назад, оставив его на Южной седловине, я был в ужасе от мысли, что его часы сочтены.
Но Бек снова не сдался, он просто отказался умирать. Позже я узнал от Пита Этанса, что вскоре после того, как Беку ввели дексаметазон, к этому техасцу чудесным образом вернулись силы. «Около половины одиннадцатого мы помогли ему одеться, надели сверху оснастку и обнаружили, что он действительно был в состоянии подняться на ноги и идти. Все мы были приятно изумлены».
Они начали спускаться с седловины, Этанс шел прямо перед Беком, объясняя ему, куда ставить ноги. Руки Бека лежали на плечах Этанса, а Берлесон крепко держал техасского альпиниста сзади за ремни оснастки, таким способом они с большой осторожностью спускались с горы. «Временами ему требовалась наша существенная помощь, но в основном он двигался лучше, чем можно было ожидать», – рассказывает Этанс.
На высоте 7600 метров, добравшись до крутого известнякового утеса, известного под названием Желтая Лента, они встретились с Эдом Вистурсом и Робертом Шауэром, которые успешно спустили Бека вниз по крутой скале. В третьем лагере к ним присоединились Бришерс, Джим Уильямс, Вейкка Густафсон и Арасельи Сегарра. Восемь крепких альпинистов просто несли сильно покалеченного Бека вниз по стене Лхоцзе. Они прошли этот путь значительно быстрее, чем я со своими товарищами утром того же дня.
Услышав, что Бек спускается вниз, я пошел в свою палатку, преодолевая усталость, натянул альпинистские ботинки и потащился вверх, чтобы встретить группу спасателей. Я ожидал, что встречу их в нижней части стены Лхоцзе. Однако уже через двадцать минут подъема от второго лагеря я с изумлением встретил команду в полном составе. Бек хотя и был на короткой страховке, но все же двигался самостоятельно. Бришерс и компания спускали его по леднику в таком быстром темпе, что в моем жалком состоянии я едва поспевал за ними.
Бека поместили в госпитальной палатке рядом с Го, и терапевты начали снимать с него одежду. «Боже мой! – воскликнул доктор Кемлер, когда увидел правую руку Бека. – Он обморозился еще сильнее, чем Макалу». Через три часа, когда я заполз в свой спальный мешок, доктора все еще были заняты оттаиванием обмороженных конечностей Бека в посуде с прохладной водой, работая при свете своих налобных фонарей.
На следующее утро, в понедельник 13 мая, как только рассвело, я вышел из лагеря и, прошагав две с половиной мили по покрытому глубокими трещинами Западному цирку, пришел к краю ледопада. Там, следуя инструкции, переданной по радио из базового лагеря Гаем Коттером, я стал искать ровную площадку, которая могла бы послужить местом для приземления вертолета.
В последние дни Коттер, используя спутниковую связь, приложил немало усилий, чтобы организовать эвакуацию с нижней оконечности Западного цирка, так что Беку не надо было спускаться по коварным трапам и веревкам ледопада: с его сильно поврежденными руками это было бы слишком сложно и рискованно. В 1973 году был случай, когда вертолет приземлялся в Западном цирке; тогда итальянская экспедиция воспользовалась двумя вертолетами, чтобы переправить грузы из базового лагеря. Однако это был чрезвычайно опасный перелет, на грани технических возможностей, и один из итальянских геликоптеров разбился на леднике. С тех пор за все прошедшие двадцать три года никто больше не предпринимал попыток приземлиться выше ледопада.
Но Коттер настоял на своем, и, благодаря его усилиям, американское посольство уговорило непальских военных попытаться использовать вертолет для эвакуации пострадавших с Западного цирка. В понедельник около восьми утра, когда я тщетно разыскивал подходящее место для посадки вертолета среди нагромождения сераков на краю ледопада, голос Коттера протрещал в моем радио: «Вертолет в пути, Джон. Он может прибыть с минуты на минуту. Найди побыстрее хорошую площадку для приземления вертолета». Надеясь найти ровную площадку выше на леднике, я столкнулся с Беком, которого вели вниз на короткой страховке Этанс, Берлесон, Густафсон, Бришерс, Вистурс и другие члены команды IMAX.
Бришерс, которому за время его долгой деятельности как кинорежиссера доводилось работать с различными вертолетами, сразу же нашел посадочную площадку на высоте 6050 метров, ограниченную двумя зияющими трещинами. Я привязал шелковый церемониальный шарф буддистов (ката) к бамбуковой палке, чтобы можно было видеть направление ветра, а Бришерс в это время, используя в качестве красителя бутылку какой-то приправы красного цвета, изобразил на снегу гигантский крест в центре посадочной площадки. Через несколько минут появился Макалу-Го, его тащили вниз по леднику на куске пластика полдюжины шерпов. Минутой позже мы услышали шум двигателя вертолета, который бешено молотил лопастями в разреженном воздухе. Пилотируемый подполковником непальской армии Маданом Кхатри Чхетри, вертолет «Белка» В-2 оливкового цвета, с минимальным запасом топлива и самым необходимым снаряжением, сделал два захода на посадку, но каждый раз в последний момент взмывал ввысь. Третья попытка Мадану удалась, и он посадил на ледник дрожащую «Белку», хвост которой завис над бездонной трещиной. Не отключая двигателя, работавшего на полную мощность, и не сводя глаз с панели управления, Мадан поднял один палец, сообщая тем самым, что он может взять на борт только одного пассажира. На такой высоте лишний вес может при взлете стать причиной катастрофы.
Поскольку обмороженные ноги Го оттаяли во втором лагере и теперь он не мог ни идти, ни даже стоять, мы с Бришерсом и Этансом согласились с тем, что первым должен улететь тайваньский альпинист. «Извини, – заорал я Беку, перекрикивая рев турбин, – наверное, он прилетит еще раз». Бек философски покивал головой.
Мы подняли Го, погрузили его в вертолет, и машина тяжело оторвалась от земли. Как только Мадан оторвал хвост вертолета от ледника, он спикировал вперед, камнем упал за край ледопада и скрылся в тумане. Над Западным цирком повисла плотная тишина.
Тридцать минут спустя, когда мы стояли у взлетной площадки, обсуждая, как спустить Бека вниз, из нижней долины вдруг донесся слабый звук вертолетного двигателя. Звук становился все громче и громче, и наконец в поле зрения показался маленький оливковый вертолет. Мадан пролетел немного вверх по Западному цирку и затем развернулся носом вниз по склону. Потом он уверенно посадил «Белку» точно на цветную метку на леднике, и Бришерс с Этансом погрузили на борт Бека. Через несколько секунд вертолет снова поднялся в воздух, порхая на фоне западного плеча Эвереста, словно причудливая металлическая стрекоза. Через час в госпитале Катманду Беку и Макалу-Го была оказана медицинская помощь.
Когда члены команды спасателей разошлись, я еще долго сидел в одиночестве на снегу, пялясь на свои ботинки и пытаясь осмыслить все, что произошло за последние семьдесят два часа. Как получилось, что все происходящее вышло из-под контроля? Как на самом деле погибли Энди, Роб, Скотт, Дуг и Ясуко? Но сколько я ни старался, ответы не приходили. Масштабы этого бедствия были настолько за гранью всего, что когда-либо рисовало мне мое воображение, что мой мозг просто отказывался работать. Потеряв надежду что-то понять, я взвалил на плечи рюкзак и устремился вниз, к застывшему, опутанному злыми чарами ледопаду, обеспокоенный мыслью о предстоящем мне последнем путешествии по лабиринтам разрушающихся сераков.