Душевная просветленность и радостный прилив чувств 14 страница

— Дело, в общем-то, пустяковое, — промолвила Фэнцзе, — только старая госпожа не захочет вмешиваться.

— А вы не замолвите словечко?

— Деньги мне не нужны, и я тоже не стану вмешиваться, — заявила Фэнцзе.

Цзинсюй долго молчала, а потом сказала:

— Чжаны не поверят, что вы не хотите вмешиваться и вам не нужны деньги. Они подумают, что дела вашего рода совсем плохи, если даже в таком простом деле вы не в состоянии помочь.

Слова монахини задели Фэнцзе за живое:

— Пусть меня ждет какое угодно возмездие после смерти! Но я обещаю помочь, а обещания свои всегда выполняю. Скажи им, пусть принесут три тысячи лянов серебра.

— Вот и отлично! — воскликнула монахиня. — Теперь все в порядке…

— Только не думай, что я польстилась на деньги! — сказала Фэнцзе. — Эти три тысячи потребуются на разъезды слуг. А мне ничего не надо. Я сама в любую минуту могу выложить не то что три тысячи, а тридцать тысяч лянов.

— В таком случае окажите милость, госпожа!

— Торопиться незачем. Разве не видишь, как я занята? Всем нужна, не могут без меня обойтись! — воскликнула Фэнцзе и добавила: — Не беспокойся, раз я пообещала, все улажу!

— Конечно, конечно, — поддакнула монахиня. — Займись кто-нибудь другой этим, хоть и пустяковым, делом, с ног сбился бы! А вы со всем справляетесь! Недаром говорит пословица: «У кого способности, тот и трудится». Вот старая госпожа и поручает вам то одно, то другое, а вам и о своем здоровье не грех позаботиться.

Речи монахини льстили Фэнцзе, и она, несмотря на усталость, продолжала разговор.

Тем временем стемнело, и Цинь Чжун отправился искать Чжинэн. Юную монахиню он нашел во внутренних покоях, она мыла посуду, рядом никого не было. Цинь Чжун привлек ее к себе, поцеловал. .

— Ты что! — испуганно вскричала Чжинэн.

— Милая сестрица, не мучай меня! — взмолился Цинь Чжун. — Не согласишься, умру на этом самом месте!

— Я соглашусь, только вызволи меня из этой тюрьмы, уведи отсюда, — ответила Чжинэн.

— Это легко сделать! — сказал Цинь Чжун. — Но далекой водой не утолишь жажды!

Сказав так, он погасил светильник, обнял Чжинэн и повалил на кан. Напрасно Чжинэн противилась. Кричать она постыдилась, и как-то само собой получилось, что нижняя одежда с нее сползла. Но в тот самый момент, когда Цинь Чжун, как говорится, «вошел в порт», кто-то молча на них навалился. Оба обомлели от страха. Но тут раздался смешок, и они узнали голос Баоюя.

Цинь Чжун вскочил.

— И не совестно тебе?

— Сделаешь все, что я захочу, никому не скажу. А нет — подниму скандал! — заявил Баоюй.

Сгорая от стыда, Чжинэн незаметно выскользнула из комнаты. А Баоюй потащил за собой Цинь Чжуна, приговаривая:

— Еще упрямишься?

— Дорогой брат, я сделаю все, что захочешь, только не шуми, — умолял Цинь Чжун.

— Молчи, — сказал Баоюй, — ляжем спать, тогда и рассчитаюсь с тобой!

Фэнцзе тем временем разделась и легла в постель. Для Баоюя и Цинь Чжуна положили в передней на полу матрацы.

Фэнцзе, опасаясь, как бы не потерялась одушевленная яшма, велела забрать ее у Баоюя, когда тот уснет, чтобы положить камень себе под подушку.

О том, как Баоюй рассчитывался с Цинь Чжуном, мы не знаем, не видели, а придумывать не будем.

На следующее утро матушка Цзя и госпожа Ван прислали за Баоюем людей с наказом потеплее одеться и, если нет причин задерживаться, возвращаться домой. Но Баоюю не хотелось домой. Да и Цинь Чжуну тоже — жаль было расставаться с Чжинэн, и он уговорил Баоюя упросить Фэнцзе оставить их еще на день. Фэнцзе согласилась, хотя все погребальные церемонии были закончены. Ей хотелось угодить Цзя Чжэню, и она решила доделать кое-какие мелкие дела. К тому же надо было выполнить просьбу монахини Цзинсюй. Да и порадовать Баоюя она была не прочь и сказала ему так:

— Все свои дела я сделала, и оставаться здесь — только лишние хлопоты. Не позднее чем завтра необходимо уехать.

— Так ведь всего один день, — умолял Баоюй, — а завтра непременно уедем.

Итак, они остались в монастыре еще на одну ночь.

Фэнцзе осторожно изложила Лай Вану просьбу старой монахини, Лай Ван сразу смекнул, в чем дело, и тотчас отправился в город. Там он нашел стряпчего, который составил письмо, и отвез его в Чанъань, будто бы по поручению Цзя Ляня. До Чанъани не больше ста ли, поэтому через два дня дело было улажено.

Юнь Гуан, генерал-губернатор Чанъани, издавна пользовался милостями рода Цзя и без проволочек сделал все, о чем его просили. Лай Ван получил от него ответное письмо и отвез Фэнцзе, но об этом мы рассказывать не будем.

На следующий день Фэнцзе распрощалась со старой монахиней и велела ей через три дня приехать во дворец Жунго за ответом.

Пожалуй, не стоит подробно описывать страдания, которые испытывал Цинь Чжун, расставаясь с Чжинэн.

Фэнцзе еще раз побывала в кумирне Железного порога и осмотрела, все ли там в порядке. Баочжу заявила, что останется здесь навсегда, и Цзя Чжэню пришлось послать другую служанку сопровождать Фэнцзе.

О том, что было дальше, вы узнаете из следующей главы.

Глава шестнадцатая

Цзя Юаньчунь становится первой управительницей дворца Больших Стилистов;

юный Цинь Чжун уходит в мир иной

Итак, Фэнцзе в сопровождении Баоюя и Цинь Чжуна осмотрела кумирню Железного порога, после чего все трое возвратились в город. Там они первым делом повидались с матушкой Цзя и госпожой Ван, а затем разошлись по своим комнатам. Ночью не случилось ничего такого, о чем стоило бы рассказывать.

Комната для занятий Баоюя была уже готова, и он решил заниматься там по вечерам вместе с Цинь Чжуном.

К несчастью, Цинь Чжун оказался слишком слаб здоровьем. За городом он простудился, да и тайные встречи с Чжинэн не пошли на пользу — был нарушен привычный для него образ жизни. По возвращении домой у него начались кашель и насморк, пропал аппетит. В школу он не ходил, целыми днями сидел дома и лечился. Баоюй, опечаленный, с нетерпением ждал, когда друг поправится.

Как только Фэнцзе получила письмо от Юнь Гуана, старая монахиня не замедлила сообщить семье Чжан, что дело улажено. Начальник стражи сразу присмирел и согласился принять обратно подарки, которые преподнес при сватовстве.

Но кто бы подумал, что у честолюбивых, падких на деньги родителей вырастет такая благородная дочь? Узнав, что прежний брачный договор расторгнут и теперь ее сватают за молодого человека из рода Ли, Цзиньгэ повесилась на собственном поясе… А сын начальника стражи так любил невесту, что с горя утопился. В общем, обе семьи постигло горе. Как говорится, «лишились и богатства, и детей».

Фэнцзе получила три тысячи лянов серебра, но от госпожи Ван это скрыла. После первой удачи она расхрабрилась и уладила еще много подобных дел.

Наступил день рождения Цзя Чжэня, и все родственники из дворцов Нинго и Жунго собрались поздравить его. Неожиданно среди веселья и шума появился привратник и доложил:

— Прибыл старший евнух Шести дворцов[152]господин Ся с высочайшим указом.

Цзя Шэ и Цзя Чжэн встревожились, распорядились прекратить пир, расставили столики и курильницы и, распахнув парадные двери, на коленях встретили государева посланца.

Старший евнух прибыл верхом в сопровождении множества слуг. Прежде ему не доводилось развозить указы, и сейчас на лице его сияла самодовольная улыбка. Войдя в гостиную, он обратился лицом к югу и произнес:

— По высочайшему повелению господину Чжэну надлежит немедленно прибыть ко двору и предстать перед государем во дворце Изъявления почтительности.

Отказавшись выпить предложенный ему чай, посланец удалился, сел на коня и ускакал. В полной растерянности, недоумевая, Цзя Чжэн торопливо переоделся и отправился ко двору.

Одолеваемая тревогой матушка Цзя не выдержала и послала следом нескольких слуг, разузнать, что случилось. Прошло довольно много времени, прежде чем слуги, запыхавшись, прибежали ко вторым воротам и сообщили радостную весть.

— Господин, — сказали они, — велел просить старую госпожу и всех остальных прибыть ко двору и выразить благодарность государю за великую милость.

В это время взволнованная матушка Цзя стоя дожидалась вестей. Вместе с ней в большом зале находились госпожа Син, госпожа Ван, госпожа Ю, Ли Вань, Фэнцзе, Инчунь и остальные сестры.

Матушка Цзя велела Лай Да рассказать подробно, в чем дело.

— Откуда нам, слугам, знать, что произошло во дворце? — ответил Лай Да. — Вышел евнух и сообщил, что нашей старшей барышне пожаловано звание первой управительницы дворца Больших Стилистов и титул Мудрой и Добродетельной супруги государя. Затем вышел наш господин и сказал то же самое. Сейчас господин отправился в восточный дворец, а вас просит поскорее приехать и выразить государю благодарность за оказанную милость.

Только теперь матушка Цзя успокоилась, и лицо ее осветилось радостью. Нарядившись в платье, приличествующее званию, она в сопровождении госпожи Син, госпожи Ван и госпожи Ю отправилась в паланкине во дворец.

Цзя Шэ и Цзя Чжэнь должны были прислуживать матушке Цзя, поэтому они тоже облачились в придворное платье и, захватив Цзя Цяна и Цзя Жуна, последовали за госпожами.

Все обитатели дворцов Нинго и Жунго, начиная от хозяев и кончая слугами, ликовали. Один Баоюй оставался ко всему безучастным. Вы спросите почему? А вот почему. Недавно Чжинэн убежала из монастыря и пришла к Цинь Чжуну. Цинь Банъе, отец Цинь Чжуна, сразу догадался, в чем дело, выгнал девушку, а Цинь Чжуну задал хорошую трепку. От гнева и расстройства старик заболел и через несколько дней скончался.

Больной и слабый Цинь Чжун горько раскаивался, виня себя в смерти отца, а тут еще его высекли. Болезнь обострилась. Все это печалило Баоюя, и даже весть о возвышении старшей сестры Юаньчунь не смогла отвлечь его от грустных мыслей. Его одного не интересовало, как матушка Цзя благодарила государя за милость, как вернулась домой, как приходили с поздравлениями родственники и друзья; он был вдали от веселья, царившего в эти дни во дворцах Жунго и Нинго, и оставался ко всему равнодушен. Все подшучивали над ним, говорили, что за последнее время он поглупел.

К счастью, прибыл человек с письмом, в котором сообщалось, что на следующий день приезжают Цзя Лянь и Дайюй. Эта весть немного обрадовала Баоюя. Потом выяснилось, что вместе с ними едет Цзя Юйцунь, получивший рекомендации Ван Цзытэна; ему надлежало явиться на вакантную должность в столице. В свое время Цзя Юйцунь был учителем Дайюй и приходился родственником Цзя Ляню. Линь Жухая, отца Дайюй, похоронили, как и полагалось, на родовом кладбище.

Останавливайся Цзя Лянь на каждой станции, он добрался бы до дому лишь в следующем месяце. Однако, узнав радостную весть о возвышении Юаньчунь, Цзя Лянь заторопился и ехал без остановок.

Все эти подробности Баоюй пропустил мимо ушей, только справился о самочувствии Дайюй.

Назавтра в полдень доложили:

— Второй господин Цзя Лянь и барышня Линь Дайюй прибыли во дворец.

При встрече все стали рассказывать друг другу о своих радостях и невзгодах, не обошлось без вздохов и горестных слез. Потом начались поздравления и утешения.

Баоюй заметил, что Дайюй стала вести себя непринужденнее, чем прежде. Тщательно подмела комнату, расставила украшения и безделушки, разложила книги. Она привезла в подарок Баоюю, Баочай, Инчунь и остальным сестрам бумагу, кисточки для письма и прочие письменные принадлежности. Тогда Баоюй бережно, как драгоценность, вынул подаренные ему Бэйцзинским ваном четки из ароматного дерева и отдал Дайюй, но девочка неожиданно вспылила:

— Не нужно! Может быть, эти четки держали какие-нибудь грязные руки! — И она швырнула подарок на пол.

Баоюй поднял четки и спрятал. Рассказывать подробно о том, как все это произошло, пожалуй, не стоит.

Цзя Лянь между тем, повидавшись со всеми родными, пошел к себе. И Фэнцзе, у которой и без того не оставалось ни минуты свободного времени, пришлось ради мужа, приехавшего издалека, отложить все дела. Посторонних в комнате не было, и Фэнцзе шутливым тоном обратилась к Цзя Ляню:

— Поздравляю вас с великой радостью, государев зятек! Вы, наверное, устали с дороги! Еще вчера, как только прибыл ваш посланец, я приготовила для вас чарочку вина! Не знаю только, не откажетесь ли вы от моего скромного угощения?!

— Что вы! Что вы! Да разве я посмею? — заулыбался Цзя Лянь. — Премного вам благодарен, премного благодарен!

Тут вошли Пинъэр и другие служанки, поклонились Цзя Ляню и подали чай.

Расспросив обо всем, что произошло после его отъезда, Цзя Лянь еще раз поблагодарил Фэнцзе за хлопоты.

— Уж и не знаю, как справляться со всеми делами! — принялась жаловаться Фэнцзе. — Опыта никакого, хитрости тоже. Как говорится, ударят палкой, а мне кажется, укололи иголкой! Слово ласковое скажут — я и растаяла, нрав слишком мягкий. Прежде мне не поручали таких важных дел, вот и боюсь ошибиться, робею. Ночами не сплю, если старая госпожа чем-нибудь недовольна. А начну отказываться от дел — она и слушать не хочет, говорит, будто я ленюсь, не желаю учиться. Ей и в голову не приходит, что я совсем с ног сбилась! Шага не ступлю, не подумав, слова не вымолвлю. Вам-то известно, каких трудов стоит держать в руках наших управительниц! Чуть ошибешься, злословят, насмехаются; что-нибудь не понравится, как говорится, тычут пальцем в шелковицу, а ругают акацию. Никогда не помогут в беде! Наоборот. Столкнут людей лбами и смотрят, как те дерутся, им бы только чужими руками жар загребать да подливать масла в огонь, а самим сухими из воды выйти, как говорится, сделать вид, будто не замечают, что сейчас упадет бутыль с маслом! Со мной они не считаются, но обижаться не приходится — я слишком молода и невзыскательна. Но что удивительно, когда во дворце Нинго скончалась жена Цзя Жуна, Цзя Чжэнь трижды умолял старую госпожу, на коленях ползал, чтобы она разрешила мне им помочь! Как я ни отказывалась, не помогло, старая госпожа приказала, и пришлось повиноваться. Кончилось тем, что я совершенно запуталась в проведении церемоний и в остальных делах, и наверняка брат Цзя Чжэнь не раз пожалел, что поручил мне такое важное дело. Если завтра увидишься с ним, извинись за меня и спроси, кто посоветовал ему поручить все хозяйственные дела такой неопытной девчонке?

В это время снаружи послышались голоса.

— Кто там? — спросила Фэнцзе.

— Тетушка Сюэ прислала Сянлин спросить кое о чем, — ответила Пинъэр, — я ей все объяснила и отослала обратно.

— Ну и дела! — вскричал Цзя Лянь. — Ведь только что тетушка Сюэ проходила мимо меня с какой-то миловидной девочкой! Я ее впервые увидел. Тетушка сказала, что это та самая служанка Сянлин, из-за которой попал под суд Сюэ Пань. Недавно она стала его наложницей. До чего же хороша! А этот дурак Сюэ Пань ее опозорил!

— О-о-ох! — Фэнцзе скривила губы. — Я думала, во время поездки в Сучжоу и Ханчжоу ты хоть немного изменишься. А ты остался таким же, как прежде! Но раз эта Сянлин так тебе нравится, нет ничего проще, чем обменять Пинъэр на нее! Тебе, надеюсь, известно, что Сюэ Пань «ест из чашки, а заглядывает в котел». Сколько раз в этом году он ссорился с тетушкой Сюэ из-за того, что она мешала ему завести шашни с Сянлин! Наконец тетушка Сюэ решила, что Сянлин хороша собой, ласкова и послушна, даже некоторым барышням из знатных семей до нее далеко, и, созвав гостей, во всеуслышание объявила, что отныне Сянлин наложница ее сына! А тот через полмесяца бросил Сянлин, как бросал остальных!

В это время прибежал мальчик-слуга и доложил:

— Господин приглашает второго господина Цзя Ляня к себе.

Цзя Лянь встал, торопливо оправил одежду и вышел.

Фэнцзе спросила у Пинъэр:

— Зачем тетушка Сюэ присылала Сянлин?

— Какая там Сянлин? — ответила Пинъэр. — Все это я нарочно придумала. Вы только представьте, госпожа, жена Ванъэра совсем сдурела…

С этими словами она подошла к Фэнцзе и прошептала ей на ухо:

— Угораздило ее принести вам проценты как раз в то время, когда был дома второй господин! Хорошо, что я перехватила ее в прихожей. Вы же знаете своего мужа — за деньгами он и в кипящий котел полезет! Узнай он, что у вас завелись деньги, тотчас же их растратит! Деньги я у нее взяла, обругала ее, а вам нарочно сказала, что приходила Сянлин!

— Значит, вздумала меня за нос водить, — рассмеялась Фэнцзе. — А я-то решила, что тетушка Сюэ специально прислала служанку, узнав о приезде второго господина!

Пока они разговаривали, вернулся Цзя Лянь. Фэнцзе приказала подать вино и закуски, и супруги сели друг против друга. Фэнцзе любила вино, но при муже не осмеливалась пить. Вдруг вошла кормилица Цзя Ляня — мамка Чжао. Фэнцзе и Цзя Лянь поспешно встали, поднесли ей вина и предложили сесть на кан. Мамка Чжао наотрез отказалась. Тогда Пинъэр поставила рядом с каном столик и скамеечку для ног, и мамка Чжао на нее села.

Выбрав на своем столе два нетронутых блюда, Цзя Лянь распорядился поставить их на столик мамки Чжао.

— Эта еда для матушки слишком жесткая, — сказала Фэнцзе мужу, — как бы она не сломала зубы, — и обратилась к Пинъэр: — Подай разварную ветчину, о которой я говорила утром. Кстати, почему ты не велела ее разогреть? — И она снова заговорила с мамкой Чжао: — Матушка, отведай вина, которое привез твой сын!

— Вина я выпью! — сказала мамка Чжао. — И вы, госпожа, выпейте. Чего бояться? Только лишнего пить не надо. Я, собственно говоря, не вино сюда пришла пить, у меня к вам важное дело. Выслушайте меня и проявите хоть каплю участия. Господин Цзя Лянь всегда только обещает, а потом забывает свои обещания. Ведь я его выкормила! И теперь, когда состарилась, он мог бы хоть что-нибудь сделать для моих сыновей, ничего зазорного в этом нет. Я несколько раз обращалась к господину, он обещал, но ничего не сделал. Сейчас, когда небо послало великую радость, вам наверняка понадобятся люди. Вот я и пришла еще раз напомнить о своей просьбе. А то ведь недолго умереть с голоду, если надеяться на господина Цзя Ляня!

— Что ж, матушка, — промолвила Фэнцзе, — лучше поручи это дело мне. Разве ты не знаешь Цзя Ляня? Выкормила своим молоком неродного сына, а он к тебе так невнимателен! Неужели твои сыновья хуже других? Все знают, как ты о них заботишься! А вот Цзя Ляня ты вырастила не для себя — для чужих. Впрочем, может быть, я не права и этих чужих ты считаешь своими?

Все рассмеялись. Не сдержала улыбки и мамка Чжао и, помянув Будду, сказала:

— Наконец-то все стало ясно как день! Господин наш не разбирает, кто свой, кто чужой. Стоит его попросить, и по доброте своей он никому не откажет.

— А что, разве не так? — улыбнулась Фэнцзе. — Он особенно добр к мужчинам, у которых красивые жены, а с нами, женщинами, непреклонен и тверд.

— Я счастлива, госпожа, что вы ко мне так добры, — закивала головой мамка Чжао. — Давайте выпьем по чарочке! Раз это дело вы взяли на себя, мне нечего беспокоиться!

Цзя Лянь виновато усмехнулся и произнес:

— Нечего болтать глупости! Лучше накрывайте на стол, а то мне еще надо пойти кое о чем посоветоваться со старшим господином Цзя Чжэнем.

— Смотри не тяни с главным делом, — предупредила Фэнцзе. — Что сказал тебе старый господин, когда ты был у него?

— Что государыня вскоре должна навестить родителей, — ответил Цзя Лянь.

— Значит, это вопрос решенный? — спросила Фэнцзе.

— Почти, — с улыбкой ответил Цзя Лянь.

— Как все же милостив наш государь! — воскликнула Фэнцзе. — Судя по книгам и пьесам, таких государей не было с самых древних времен.

— Воистину, воистину! — подхватила мамка Чжао. — Целыми днями в доме только и разговоров что о каком-то свидании с родными, а я, старая дура, в толк никак не возьму, что это значит. Вот и от вас только что о том же услышала! Не растолкуете ли мне, что это значит?

Цзя Лянь принялся разъяснять:

— Наш государь, заботясь о чувствах своих подданных, считает, что самое главное — это почитание родителей и что отношения между родителями и детьми как в знатных семьях, так и среди простого народа основываются на едином естественном законе. Государь дни и ночи прислуживает своим родителям, но не в силах исполнить до конца свой сыновний долг. Что же тогда говорить о государевых женах, наложницах или девушках, много лет живущих во дворце? Мысли их нет-нет да и возвращаются к родителям, а родители тоскуют по дочерям, могут даже заболеть от тоски, и тогда нарушится установленная самим Небом гармония. Поэтому государь испросил у батюшки и у матушки для родственников своих жен и наложниц дозволения приезжать двадцать шестого числа каждого месяца ко двору и справляться о здоровье дочерей. Родители похвалили ныне правящего государя за его благочестие и гуманность, однако сказали, что во время подобных встреч все равно придется соблюдать все придворные церемонии и нельзя будет свободно выражать свои чувства. Поэтому особым указом было разрешено родственникам государевых жен и наложниц, если они владеют большими усадьбами и отдельными дворами, где можно удобно расположиться, помимо визита ко двору двадцать шестого числа, принимать у себя дворцовые экипажи с бубенцами, чтобы насладиться радостью встречи и выразить полностью родственные чувства, дарованные самим Небом. Кто же мог, получив этот указ, не испытать счастья бесконечной признательности? Отец Чжоу-гуйфэй тотчас же повелел выстроить отдельный двор Свидания с родными. У Тянью — отец У-гуйфэй — не замедлил отправиться за город присмотреть подходящий участок. В общем, дело это, можно сказать, решенное.

— Амитаба! — воскликнула мамка Чжао. — Вот, оказывается, что это значит! Выходит, и мы должны готовиться к приему нашей государыни?

— Об этом все и толкуют, — ответил Цзя Лянь. — Не то мы и забот никаких не знали бы!

— В таком случае и мне посчастливится увидеть большой свет! — произнесла Фэнцзе, не скрывая радости. — Жаль, что я еще так молода! Родись я раньше лет на двадцать — тридцать, все эти старики не презирали бы меня сейчас за то, что я неопытна и не видела света! Я только слышала, как император Тайцзу, подобно Шуню, совершал объезд своих владений, но, к сожалению, не могла быть свидетельницей этого события! А оно, пожалуй, интереснее всех книг!

— Да, подобные события случаются раз в тысячу лет! — поддакнула мамка Чжао. — Тогда я была еще девчонкой и мало что понимала. Господин Цзя в то время ведал строительством морских кораблей и ремонтом дамб в Гусу и Янчжоу. Помню, пришлось ему однажды принимать у себя государя. Сколько денег было истрачено! Поистине серебро текло рекой! Или еще…

— А у нас, в семье Ван, вот что однажды было, — перебила ее Фэнцзе. — Отец мой в то время ведал приемом даров, присылавшихся ко двору из разных государств, в доме у нас постоянно останавливались иноземцы. Привезенные заморскими кораблями в Юэ, Минь, Дянь и Чжэ[153]товары принадлежали нам.

— Так это всем известно! — вставила мамка Чжао. — Ведь и поныне ходит молва: «Когда в Восточном море нет царю Драконов ложа, Цзиньлинское семейство Ван найти его поможет». Это сказано о вашей семье, госпожа! А сейчас в Цзяннани живет семья Чжэнь. Ай-я-я! До чего же это именитый род! Четыре раза принимали они у себя государя. Собственными глазами видела, иначе не стала бы говорить, но все равно никто не поверит. Серебра у них было все равно что навоза, всяких диковинных товаров — целые горы. А уж понадобится им что-нибудь, ни перед чем не остановятся! На преступление пойдут!

— Все это я слышала от деда, — сказала Фэнцзе. — Почему же не верить? Одно удивительно — откуда у них такое богатство?

— Вот что я вам скажу, госпожа, — ответила мамка Чжао. — На приемы государя они тратят деньги, которые у него же крадут. Не думайте, ни у кого нет лишних денег на развлечения!

В это время пришла от госпожи Ван служанка справиться, пообедала ли Фэнцзе, и Фэнцзе сразу поняла, что у госпожи Ван к ней какое-то дело. Она быстро поела и уже собралась идти, как вдруг прибежал мальчик-слуга и доложил:

— Из восточного дворца Нинго пришли братья Цзя Жун и Цзя Цян.

Не успел Цзя Лянь прополоскать рот и вымыть руки, как вошли молодые люди.

— Что скажете? — обратился к ним Цзя Лянь.

Фэнцзе, собравшаяся было уходить, остановилась.

— Отец велел вам передать, — начал Цзя Жун, — что старшие господа договорились построить отдельный двор в три с половиной ли в окружности — от восточной стены дворца Жунго, где находится сад, до северозападного края сада дворца Нинго. Уже заказан план, и завтра мы его получим. Вы сегодня устали с дороги, дядя, и можете прийти к нам утром, если хотите что-нибудь сказать по этому поводу.

— Поблагодари старшего господина за внимание и заботу, — с улыбкой ответил Цзя Лянь. — С его дозволения, я и в самом деле сейчас не пойду. Решили все правильно! Так и передай. В другом месте было бы куда сложнее строить. А утром я непременно приду к старшему господину справиться о здоровье, и мы все подробно обсудим.

Слушая, Цзя Жун почтительно поддакивал. Затем к Цзя Ляню подошел Цзя Цян:

— Старший господин велел мне съездить в Гусу купить девочек-актрис и пригласить к ним учителя, а также достать музыкальные инструменты и выполнить еще кое-какие поручения… Со мной поедут два молодых человека, ценители искусств — Шэнь Пиньжэнь и Бу Гусю и два сына Лай Да. Старший господин приказал об этом доложить вам, дядюшка!

Цзя Лянь внимательно поглядел на Цзя Цяна и спросил:

— А опыт в таких делах у тебя есть? Дело, конечно, не первой важности, но ухо надо держать востро, чтобы не оплошать.

— Попробую, — улыбнулся Цзя Цян, — надо же учиться!

В это время Цзя Жун, на которого не падал свет лампы, осторожно коснулся полы платья Фэнцзе. Та притворилась, будто ничего не заметила.

— Слишком ты заботлив, — сказала она Цзя Ляню. — Неужели мы умнее старшего господина, уж он знает, кого куда посылать. Если Цзя Цян несведущ в таких делах, кто же тогда в них разбирается? И Цзя Цян, и Цзя Жун уже совсем взрослые, и если, как говорится, не пробовали свинины, то по крайней мере видели, как бегает свинья. Старший господин его посылает как своего представителя, значит, ему не придется торговаться и самостоятельно вести дела. Так что старший господин, я полагаю, поступил правильно.

— Совершенно верно, — согласился Цзя Лянь. — Я и не возражаю, только надо все хорошенько обдумать. — И он обратился к Цзя Цяну: — А откуда возьмут на это дело деньги?

— Об этом как раз и шел только что разговор, — произнес Цзя Цян. — Господин Лай Шэн сказал, что деньги с собой везти незачем. Семья Чжэнь должна нам пятьдесят тысяч лянов серебра. Им завтра же напишут письмо с просьбой вернуть долг — тридцать тысяч лянов серебра дадут мне, а оставшиеся двадцать тысяч пойдут на покупку цветных фонариков, свечей, занавесок и пологов.

— Это, пожалуй, неплохо, — кивнул головой Цзя Лянь.

— Не хочешь ли взять с собой еще двух человек? — спросила Фэнцзе, обращаясь к Цзя Цяну. — Люди вполне подходящие. Тебе было бы с ними удобно.

— Весьма кстати! — воскликнул Цзя Цян. — Я как раз собирался просить вас, тетушка, чтобы дали мне еще двух помощников.

Он осведомился у Фэнцзе, что за люди и как их зовут, а Фэнцзе спросила у мамки Чжао имена ее сыновей. Та сидела задумавшись и не сразу поняла, о чем ее спрашивают, а как только сообразила, быстро ответила:

— Чжао Тяньлян и Чжао Тяньдун.

— Смотри не забудь! — сказала Фэнцзе Цзя Цяну и добавила: — Ну ладно, а теперь я пойду по своим делам!

Она вышла. Цзя Жун последовал за нею и, лукаво улыбаясь, спросил:

— Тетушка, может быть, вам что-нибудь нужно? Составьте список, мы непременно раздобудем!

— Не болтай! — прикрикнула на него Фэнцзе. — Неужели ты думаешь какими-то безделушками завоевать мое расположение? Впрочем, ничего удивительного, твои штучки мне хорошо известны!

Она засмеялась и ушла. А Цзя Цян вернулся к Цзя Ляню и спросил, не нужно ли ему что-нибудь привезти.

— Подумать только, — с улыбкой ответил Цзя Лянь. — Едва начал учиться вести дела, а уже хитришь! Если что-нибудь мне понадобится, сообщу письмом.

С этими словами Цзя Лянь отпустил обоих. И тут же явились еще несколько человек по всяким делам. Цзя Лянь утомился и велел передать слуге, который стоял у вторых ворот:

— Никого больше не пускать, делами буду заниматься завтра.

Фэнцзе возвратилась лишь ко времени третьей стражи и сразу же легла спать.

На следующее утро Цзя Лянь побывал у Цзя Шэ и Цзя Чжэна, после чего в сопровождении старого управляющего и нескольких друзей отправился осмотреть место, где предполагалось соорудить двор Свидания с родными и подсчитать, сколько понадобится рабочих. Вскоре созвали мастеровых всех специальностей, начали подвозить золото и серебро, бронзу и олово, песок и дерево, кирпич и черепицу. Строения и стены сада Слияния ароматов вплоть до главного двора дворца Жунго, в том числе все дома, в которых жили слуги и служанки дворца Жунго, были снесены. Дворцы Нинго и Жунго разделял теперь только небольшой переулок, и хотя у него был свой владелец, препятствий для соединения обоих дворцов больше не оставалось. Ручеек, вытекавший из-под стены в северном углу сада Слияния ароматов, теперь можно было легко провести в сад дворца Жунго.

В саду Жунго не хватало украшений и искусственных горок, зато во дворце Нинго были бамбуковые рощи и искусственные каменные горки, беседки, павильоны и балюстрады — все это решили перенести в сад Жунго. Таким образом, оба дворца как бы слились воедино, что избавило от множества лишних расходов. На переустройство ушла весьма скромная сумма. Все строительные работы вел знаменитый мастер по прозвищу Горец Е, который до мелочей все обдумал и произвел необходимые расчеты.