Био­гра­фи­че­ские све­де­ния

Све­де­ния о жиз­ни Ксе­но­фон­та при­хо­дит­ся почер­пать почти исклю­чи­тель­но из его соб­ствен­ных сочи­не­ний. Прав­да, до нас дошла его био­гра­фия, состав­лен­ная Дио­ге­ном Лаэрт­ским (уро­жен­цем горо­да Лаэр­ты в Кили­кии), ком­пи­ля­то­ром II века н. э., но она, как и био­гра­фии дру­гих лиц, состав­лен­ные этим авто­ром, дает све­де­ния и слиш­ком недо­ста­точ­ные по коли­че­ству и ино­гда, может быть, даже мало­до­сто­вер­ные, хотя он ссы­ла­ет­ся на более древ­ние источ­ни­ки.

Уже год рож­де­ния Ксе­но­фон­та неиз­ве­стен: при­хо­дит­ся опре­де­лять его при­бли­зи­тель­но путем ком­би­ни­ро­ва­ния отры­воч­ных све­де­ний, как буд­то про­ти­во­ре­ча­щих друг дру­гу. Так, по сооб­ще­нию Дио­ге­на (II, 5, 22) и Стра­бо­на (IX, 403), Ксе­но­фонт участ­во­вал в сра­же­нии при Делии в Бео­тии в 424 году и был спа­сен Сокра­том. Так как моло­дые люди с 18 до 20 лет нес­ли воен­ную служ­бу толь­ко внут­ри Атти­ки (см. при­меч. 24 к «Вос­по­ми­на­ни­ям» III, 5)1, то с. VIII Ксе­но­фон­ту в 424 году долж­но было быть не менее 20 лет, и пото­му годом его рож­де­ния надо счи­тать 444-й или еще более ран­ний. С этим выво­дом вполне схо­дит­ся соб­ствен­ное сви­де­тель­ство Ксе­но­фон­та в нача­ле его «Пира» о том, что он сам при­сут­ство­вал на этом пире, кото­рый устро­ен был Кал­ли­ем в честь побе­ды его любим­ца Авто­ли­ка на гим­на­сти­че­ском состя­за­нии. Год это­го состя­за­ния, а сле­до­ва­тель­но и пира, опре­де­лен в точ­но­сти — 422-й. А так как все гости на этом пире были взрос­лые моло­дые люди, лет два­дца­ти с лиш­ком, то надо заклю­чить, что и Ксе­но­фонт был не ребен­ком, т. е. что в 422 году ему было более 20 лет: это опять при­во­дит нас при­бли­зи­тель­но к тому же году рож­де­ния его. Такой же вывод надо сде­лать на осно­ва­нии года его смер­ти. Прав­да, этот год нель­зя опре­де­лить с точ­но­стью: по пока­за­нию Сте­си­к­ли­да (у Дио­ге­на II, 6, 56), он умер в 360 году; но вви­ду того, что в «Исто­рии Гре­ции» (VI, 4, 36) Ксе­но­фонт упо­ми­на­ет одно собы­тие 357 года и что его трак­тат «О дохо­дах» напи­сан, судя по неко­то­рым дан­ным, в 356 году, годом смер­ти его мож­но счи­тать толь­ко 356-й или более позд­ний. А так как, по сви­де­тель­ству Луки­а­на («Дол­го­лет­ние», 21), Ксе­но­фонт про­жил с лиш­ком 90 лет (по сви­де­тель­ству Демет­рия у Дио­ге­на, II, 6, 56, «умер доста­точ­но ста­рый»; по сви­де­тель­ству Дио­до­ра Сици­лий­ско­го, XV 76, — «крайне ста­рый»), то опять-таки это ука­зы­ва­ет на рож­де­ние его меж­ду 450-м и 440-м года­ми. Это­го мне­ния и дер­жа­лись преж­ние фило­ло­ги. Но англий­ский исто­рик Мит­форд (Mitford) в сво­ей «Исто­рии Гре­ции» («The history of Greece», 1822, т. V, гл. 23), а потом зна­ме­ни­тый гол­ланд­ский кри­тик Кобет (Cobet), не упо­ми­ная Мит­фор­да, в сво­их «Новых чте­ни­ях» («Novae lectiones», 1858, стр. 534 и след.) ука­за­ли на целый ряд мест в Ксе­но­фон­то­вом «Ана­ба­си­се», на осно­ва­нии кото­рых мож­но заклю­чить, что Ксе­но­фон­ту во вре­мя похо­да Кира в 401 г. (см. об этом ниже) было мень­ше 30 лет и что поэто­му рож­де­ние Ксе­но­фон­та надо отно­сить к како­му-нибудь году с. IX меж­ду 430-м и 425-м. Боль­шин­ство новых био­гра­фов Ксе­но­фон­та при­ни­ма­ет эту дату2. Тем не менее она едва ли вер­на, и, по-види­мо­му, надо вер­нуть­ся к мне­нию преж­них уче­ных. Дело в том, что все ука­зан­ные Кобе­том места в «Ана­ба­си­се» очень неопре­де­лен­ны (III, 1, 14; III, 1, 25; VI, 4, 25; VII, 3, 46; VII, 6, 34): в них как буд­то гово­рит­ся о моло­до­сти Ксе­но­фон­та, но при рас­тя­жи­мо­сти поня­тия «моло­дой», — в древ­них язы­ках даже зна­чи­тель­но боль­шей, чем в новых, — мож­но было назвать моло­дым и чело­ве­ка лет 43-х. К. В. Крю­гер (K. W. Krüger) в сво­ем иссле­до­ва­нии о жиз­ни Ксе­но­фон­та («De Xenophontis vita» в «Historisch-philologische Studien», 1851, II, S. 262 u. ff.) пре­крас­но дока­зал недо­ста­точ­ную убе­ди­тель­ность выво­дов на осно­ва­нии этих мест «Ана­ба­си­са».

А меж­ду тем Кобе­ту и его после­до­ва­те­лям при­хо­дит­ся, ради этих неопре­де­лен­ных мест «Ана­ба­си­са», счи­тать недо­сто­вер­ным изве­стие об уча­стии Ксе­но­фон­та в сра­же­нии при Делии (в 424 году). «Хоро­шо, — гово­рит Кобет (стр. 539), — что у нас есть луч­ший сви­де­тель, — оче­ви­дец, кото­рый в Пла­то­но­вом “Пире” (221 A) очень инте­рес­но рас­ска­зы­ва­ет, как Сократ отсту­пал после это­го пора­же­ния: Алки­ви­ад, вер­хом на лоша­ди, сопро­вож­дал Сокра­та и Лахе­та и довел их до без­опас­но­го места». Гуг (Hug) в при­ме­ча­нии к это­му месту Пла­то­но­ва «Пира» выска­зы­ва­ет пред­по­ло­же­ние, что изве­стие о спа­се­нии Ксе­но­фон­та Сокра­том в сра­же­нии при Делии осно­ва­но на сме­ше­нии его с Алки­ви­а­дом. Но в таком слу­чае при­шлось бы пред­по­ло­жить двой­ное сме­ше­ние — не толь­ко лиц, но и сра­же­ний, пото­му что Алки­ви­ад с. X был спа­сен Сокра­том в сра­же­нии при Поти­дее в 432 году. Рас­сказ Алки­ви­а­да в Пла­то­но­вом «Пире», пожа­луй, еще может бро­сить тень подо­зре­ния на дета­ли изве­стия о спа­се­нии Ксе­но­фон­та Сокра­том, по край­ней мере в Стра­бо­но­вой вер­сии (IX, 7), — о том, что Сократ, «во вре­мя бег­ства уви­дя Ксе­но­фон­та упав­шим с лоша­ди и лежав­шим, взял его на пле­чи и нес мно­го ста­дий, пока не пре­кра­ти­лось бег­ство». Но в Дио­ге­но­вой вер­сии послед­ней дета­ли нет: Сократ в сра­же­нии при Делии «спас Ксе­но­фон­та, упав­ше­го с лоша­ди, взяв на себя». А в таком виде, может быть, нет про­ти­во­ре­чия меж­ду этим рас­ска­зом и рас­ска­зом Алки­ви­а­да: тут могут разу­меть­ся раз­ные момен­ты сра­же­ния; рас­сказ Алки­ви­а­да отно­сит­ся к более позд­не­му вре­ме­ни бег­ства, чем спа­се­ние Ксе­но­фон­та в самом сра­же­нии. Но даже если все изве­стие о спа­се­нии Ксе­но­фон­та Сокра­том при­знать за вымы­сел, то нет осно­ва­ния счи­тать вымыс­лом основ­ную часть изве­стия, — уча­стие Ксе­но­фон­та в сра­же­нии при Делии (что толь­ко и важ­но для био­гра­фии Ксе­но­фон­та); этой части изве­стия рас­сказ Алки­ви­а­да во вся­ком слу­чае не про­ти­во­ре­чит. К тому же надо заме­тить, что неупо­ми­на­ние Ксе­но­фон­та в Алки­ви­а­до­вом рас­ска­зе не дока­зы­ва­ет того, что Ксе­но­фонт не был каким-либо дей­ству­ю­щим лицом в опи­сы­ва­е­мой сцене: древ­ние уче­ные — Ате­ней (XI, 504 E), Дио­ген (III, 34), Авл Гел­лий (XVI, 3) — выска­за­ли пред­по­ло­же­ние, что меж­ду Пла­то­ном и Ксе­но­фон­том была враж­да. Новые кри­ти­ки, прав­да, дока­за­ли (осо­бен­но Бёк) (Böckh) несо­сто­я­тель­ность этой гипо­те­зы. Но факт оста­ет­ся фак­том, и доволь­но стран­ным: Пла­тон в сво­их сочи­не­ни­ях ни разу не упо­ми­на­ет Ксе­но­фон­та, а Ксе­но­фонт упо­ми­на­ет Пла­то­на один раз, и то вскользь («Вос­по­ми­на­ния» III, 6, 1). Поэто­му Алки­ви­а­дов рас­сказ у Пла­то­на не может сви­де­тель­ство­вать про­тив изве­стия об уча­стии Ксе­но­фон­та в сра­же­нии при Делии.

Но мало того, что Кобе­ту и его после­до­ва­те­лям, в уго­ду их гипо­те­зе, при­хо­дит­ся отвер­гать изве­стие об с. XI уча­стии Ксе­но­фон­та в сра­же­нии при Делии; они не верят и заяв­ле­нию само­го Ксе­но­фон­та в нача­ле «Пира» о том, что он лич­но при­сут­ство­вал на пире Кал­лия и, сле­до­ва­тель­но, в 422 году был уже взрос­лым. Это заяв­ле­ние авто­ра кри­ти­ки или совсем замал­чи­ва­ют или счи­та­ют его вымыс­лом, лите­ра­тур­ным при­е­мом, — без вся­ко­го осно­ва­ния. Меж­ду тем Ксе­но­фонт гово­рит это вполне серьез­но3: при­бе­гать к такой фик­ции здесь ему не было ника­кой надоб­но­сти: он мог бы дать опи­са­ние это­го пира с чужих слов, как Пла­тон дела­ет это в сво­ем «Пире» и в дру­гих диа­ло­гах; напро­тив, было бы смеш­но и явно ука­зы­ва­ло бы на фик­цию, если бы Ксе­но­фонт гово­рил о сво­ем при­сут­ствии там, где он не мог быть по воз­рас­ту.

Одна­ко Ксе­но­фонт в «Защи­те» и в «Вос­по­ми­на­ни­ях», IV, 8, не гово­рит, что он лич­но при­сут­ство­вал на суде и при послед­них днях Сокра­та, а слы­шал об этом от Гер­мо­ге­на; точ­но так же в «Вос­по­ми­на­ни­ях» в одних слу­ча­ях он гово­рит, что сам слы­шал бесе­ду Сокра­та или при­сут­ство­вал при ней: напри­мер, II, 4, 1; II, 5, 1; IV, 3, 2; в дру­гих слу­ча­ях он упо­треб­ля­ет выра­же­ние «гово­рят»: напри­мер, о раз­го­во­ре Сокра­та с Кри­ти­ем в I, 2, 30, о раз­го­во­ре Алки­ви­а­да с Пери­к­лом в I, 2, 40; в неко­то­рых слу­ча­ях гово­рит доволь­но неопре­де­лен­но «мне извест­но»: напри­мер, IV, 4, 5; IV, 5, 2. Вви­ду это­го нет осно­ва­ния сомне­вать­ся в прав­ди­во­сти заяв­ле­ния Ксе­но­фон­та о его при­сут­ствии на пире Кал­лия в 422 году.

Итак, на осно­ва­нии при­ве­ден­ных изве­стий и с. XII сооб­ра­же­ний, надо думать, что Ксе­но­фонт родил­ся не поз­же 444 года, а умер не рань­ше 356 года до н. э.

Во вся­ком слу­чае про­жил он дол­го, — лет 90, как мы виде­ли. О пер­вой поло­вине его жиз­ни, до 401 года, у нас нет почти ника­ких све­де­ний. Како­во было соци­аль­ное и мате­ри­аль­ное поло­же­ние его отца, неиз­вест­но; но, судя по тому, что он дал сыну обра­зо­ва­ние, доста­точ­ное для лите­ра­тур­ной дея­тель­но­сти, и судя по тому, что Ксе­но­фонт слу­жил в кава­ле­рии, как вид­но из изве­стия о сра­же­нии при Делии, надо думать, что он не при­над­ле­жал к бед­ным людям.

Так как боль­шая часть пер­во­го пери­о­да его жиз­ни про­шла во вре­мя дол­гой вой­ны, кото­рую вела Спар­та с Афи­на­ми (431—404 годы), то, несо­мнен­но, по дости­же­нии 18-лет­не­го воз­рас­та он дол­жен был при­ни­мать уча­стие в воен­ных опе­ра­ци­ях. На это отча­сти ука­зы­ва­ет и его опыт­ность в воен­ном деле во вре­мя похо­да Кира: нель­зя думать, чтобы вой­ско выбра­ло его вождем в том опас­ном поло­же­нии, в каком оно нахо­ди­лось в Азии, если бы не виде­ло в нем чело­ве­ка, хоро­шо зна­ко­мо­го с воен­ным делом. По одно­му изве­стию, о кото­ром мы толь­ко что упо­ми­на­ли, он участ­во­вал в сра­же­нии при Делии во вре­мя Пело­пон­нес­ской вой­ны; но, как мы виде­ли, этот факт воз­мо­жен толь­ко при пред­по­ло­же­нии, что он родил­ся не позд­нее 444 года; поэто­му новей­шие био­гра­фы его, отно­ся­щие его рож­де­ние ко вре­ме­ни око­ло 430 года, счи­та­ют это изве­стие не заслу­жи­ва­ю­щим веры. Есть еще изве­стие, что он был взят в плен в каком-то сра­же­нии с бео­тий­ца­ми и во вре­мя пле­на слу­шал бесе­ды софи­ста Про­ди­ка. Но досто­вер­ным фак­том из пер­во­го пери­о­да его жиз­ни явля­ет­ся его зна­ком­ство с Сокра­том; сохра­нил­ся даже рас­сказ (впро­чем, может быть, вымыш­лен­ный) о том, как про­изо­шло это зна­ком­ство. Сократ, буд­то бы, одна­жды встре­тил Ксе­но­фон­та в узком пере­ул­ке, заго­ро­дил ему доро­гу пал­кой и спро­сил, где про­да­ют­ся раз­ные съест­ные при­па­сы. Когда Ксе­но­фонт отве­тил, Сократ спро­сил его опять, где люди дела­ют­ся с. XIII доб­ро­де­тель­ны­ми. Ксе­но­фонт не знал, что отве­тить. Тогда Сократ ска­зал: «В таком слу­чае иди со мною и учись». Вот и все, что мы зна­ем о жиз­ни Ксе­но­фон­та до 401 года.

В 404 году кон­чи­лась вой­на, при­нес­шая Афи­нам пора­же­ние и позор; про­изо­шла пере­ме­на обра­за прав­ле­ния: вме­сто демо­кра­тии была уста­нов­ле­на оли­гар­хия; во гла­ве прав­ле­ния были «Трид­цать тира­нов». Что делал Ксе­но­фонт в это вре­мя? На чьей сто­роне он был, — ари­сто­кра­тии или демо­кра­тии? Судя по тому, что он отно­сил­ся к демо­кра­тии враж­деб­но, веро­ят­но, он был в это вре­мя на сто­роне Трид­ца­ти. Если вер­но пред­по­ло­же­ние неко­то­рых его био­гра­фов, что он по про­ис­хож­де­нию при­над­ле­жал к клас­су всад­ни­ков и в прав­ле­ние Трид­ца­ти слу­жил в кава­ле­рии, то надо думать, что после свер­же­ния Трид­ца­ти и вос­ста­нов­ле­ния демо­кра­тии он очу­тил­ся в весь­ма непри­ят­ном поло­же­нии, так как люди, слу­жив­шие в кава­ле­рии при Трид­ца­ти и быв­шие вер­ны­ми испол­ни­те­ля­ми их воли, были осо­бен­но нена­вист­ны демо­кра­ти­че­ской пар­тии. Если это так, то вполне понят­ным явля­ет­ся жела­ние Ксе­но­фон­та поки­нуть оте­че­ство и пой­ти на служ­бу к пер­сид­ско­му царе­ви­чу.

Это собы­тие, быв­шее пово­рот­ным пунк­том в жиз­ни Ксе­но­фон­та, про­изо­шло так.

В Пер­сии с 424 года до н. э. цар­ство­вал Дарий II Ноф. У него было двое сыно­вей: Артак­серкс и Кир. Кир был люби­мым сыном мате­ри их, Пари­са­ти­ды, и она хоте­ла сде­лать наслед­ни­ком пре­сто­ла Кира, кото­рый хотя и был млад­шим бра­том, но родил­ся уже после вступ­ле­ния отца на пре­стол. Но Дарий рас­по­ря­дил­ся ина­че. Когда Кир достиг 17-лет­не­го воз­рас­та в 407 г., он сде­лал его сатра­пом, т. е. пра­ви­те­лем обла­сти, зани­мав­шей бо́льшую часть Малой Азии, а Артак­серк­са назна­чил наслед­ни­ком пре­сто­ла.

Моло­дой сатрап окру­жил себя гре­че­ски­ми выход­ца­ми и имел наем­ный отряд гре­че­ских сол­дат. Он при­ни­мал уча­стие в гре­че­ской поли­ти­ке и помо­гал с. XIV спар­тан­цам про­тив афи­нян в кон­це Пело­пон­нес­ской вой­ны. Неза­дол­го до смер­ти отец вызвал его к себе в Вави­лон (404 год). Лишь толь­ко Дарий умер, как Кир был обви­нен в заго­во­ре про­тив бра­та, всту­пив­ше­го на пре­стол. Он не избег бы смер­ти, если бы мать не выпро­си­ла ему поми­ло­ва­ния и не отпра­ви­ла его обрат­но в его сатра­пию.

Вер­нув­шись туда со зло­бой в серд­це, он немед­лен­но при­сту­пил к тай­ной орга­ни­за­ции заду­ман­но­го им пла­на мести. Рас­пу­стив слух, что сосед­ний сатрап Тис­са­ферн име­ет замыс­лы про­тив гре­че­ских горо­дов в Малой Азии, он стал соби­рать новый отряд гре­че­ских сол­дат для их защи­ты. С этой целью он пору­чил спар­тан­ско­му эми­гран­ту Кле­ар­ху, бео­тий­цу Прок­се­ну, при­я­те­лю Ксе­но­фон­та, и дру­гим гре­че­ским иска­те­лям при­клю­че­ний, собрав­шим­ся при его дво­ре, наби­рать для него вой­ско под пред­ло­гом похо­да про­тив Тис­са­фер­на или гор­но­го насе­ле­ния Писи­дии. Город Сар­ды был сбор­ным пунк­том, Писи­дия — мни­мой целью; все замыс­лы про­тив Артак­серк­са были тща­тель­но скры­ты. В это вре­мя сам «вели­кий царь» нахо­дил­ся в пол­ном неве­де­нии отно­си­тель­но наме­ре­ний бра­та: он думал, что один сатрап соби­ра­ет­ся вое­вать с дру­гим, что слу­ча­лось неред­ко и не заслу­жи­ва­ло его вни­ма­ния.

Одним из при­гла­шен­ных в соби­ра­е­мое вой­ско был Ксе­но­фонт. Прок­сен, нахо­див­ший­ся в Сар­дах у Кира, при­слал Ксе­но­фон­ту пись­мо с при­гла­ше­ни­ем при­быть к Киру, обе­щая сде­лать его дру­гом Кира, кото­ро­го, как он писал, он ценит доро­же сво­е­го оте­че­ства. Ксе­но­фонт посо­ве­то­вал­ся с Сокра­том по пово­ду этой поезд­ки. Сократ, соглас­но со сво­и­ми рели­ги­оз­ны­ми воз­зре­ни­я­ми, а к тому же опа­са­ясь, как бы Ксе­но­фон­ту сограж­дане не поста­ви­ли в вину друж­бу с Киром, помо­гав­шим во вре­мя вой­ны Спар­те про­тив Афин, посо­ве­то­вал Ксе­но­фон­ту поехать в Дель­фы и вопро­сить бога об этом деле. Ксе­но­фонт спро­сил Апол­ло­на, кому из богов надо при­но­сить жерт­вы и молить­ся, чтобы наи­луч­шим обра­зом совер­шить путь, кото­рый он име­ет с. XV в виду, и бла­го­по­луч­но вер­нуть­ся. Апол­лон ука­зал ему, каким богам надо при­но­сить жерт­вы. Вер­нув­шись в Афи­ны, Ксе­но­фонт сооб­щил ответ ора­ку­ла Сокра­ту. Сократ упрек­нул его, что он не спро­сил пред­ва­ри­тель­но о том, что луч­ше ему — ехать или оста­вать­ся, а сам решил, что надо ехать, и спро­сил лишь о том, как луч­ше все­го совер­шить этот путь. «Но раз ты так спро­сил, — при­ба­вил Сократ, — то надо испол­нить все, что бог пове­лел». Тогда Ксе­но­фонт, при­не­ся жерт­вы богам, кото­рых ука­зал Апол­лон, отплыл из Афин и застал в Сар­дах Прок­се­на и Кира уже гото­вы­ми высту­пить в поход. Прок­сен пред­ста­вил его Киру, кото­рый так же, как и Прок­сен, желал, чтобы Ксе­но­фонт остал­ся, и обе­щал отпу­стить его тот­час по окон­ча­нии похо­да. Поход, по сло­вам Кира, был направ­лен про­тив писи­дий­цев. Таким обра­зом, Ксе­но­фонт согла­сил­ся при­нять уча­стие в похо­де, обма­ну­тый Киром, но не Прок­се­ном, кото­рый не знал, что поход будет про­тив само­го царя; и никто дру­гой из гре­ков это­го не знал, кро­ме одно­го Кле­ар­ха. Так рас­ска­зы­ва­ет сам Ксе­но­фонт об этом собы­тии, решив­шем судь­бу осталь­ной его жиз­ни («Ана­ба­сис» III, 1).

Что побу­ди­ло Ксе­но­фон­та участ­во­вать в этой экс­пе­ди­ции? Выше мы ска­за­ли, что его поло­же­ние в Афи­нах после вос­ста­нов­ле­ния демо­кра­тии, веро­ят­но, было неза­вид­ное, если он ском­про­ме­ти­ро­вал себя в прав­ле­ние Трид­ца­ти. Но, как он сам гово­рит в при­ве­ден­ном сей­час месте «Ана­ба­си­са», Сократ ука­зы­вал ему на опас­ность друж­бы с Киром: она долж­на была ском­про­ме­ти­ро­вать его еще боль­ше в гла­зах сограж­дан. Таким обра­зом, уча­стие в похо­де лишь вре­мен­но избав­ля­ло его от тяже­ло­го поло­же­ния на родине, а в буду­щем гро­зи­ло ему еще бо́льши­ми непри­ят­но­стя­ми. Надо думать, что к Киру его влек­ли те же сооб­ра­же­ния, кото­ры­ми руко­во­дил­ся его при­я­тель Прок­сен, а имен­но надеж­да «при­об­ре­сти гром­кое имя, боль­шое вли­я­ние и мно­го денег» («Ана­ба­сис» II, 6, 17). Прав­да, Ксе­но­фонт гово­рит, что в вой­ске Кира он не был «ни с. XVI стра­те­гом, ни лоха­гом (т. е. сот­ни­ком), ни рядо­вым». Но в таком слу­чае совер­шен­но непо­нят­но, что же он делал в вой­ске. Нель­зя пред­по­ла­гать, что он был на поло­же­нии про­сто­го тури­ста, желав­ше­го посмот­реть неви­дан­ные стра­ны: такой ниче­го не дела­ю­щий чело­век был бы толь­ко обу­зой в даль­ней экс­пе­ди­ции, и, конеч­но, ни Прок­сен не при­гла­сил бы его, ни Кир не стал бы уго­ва­ри­вать его остать­ся, если бы не видел в нем полез­но­го чело­ве­ка. Веро­ят­но, не зани­мая офи­ци­аль­но ника­кой долж­но­сти, все-таки какую-нибудь роль он играл: может быть, был при Кире совет­ни­ком или кем-то в этом роде. И в сра­же­нии при Кунак­се (см. ниже) он участ­во­вал («Ана­ба­сис» I, 8, 15), толь­ко в каче­стве не наем­ни­ка, а доб­ро­воль­ца. Да и неве­ро­ят­но, чтобы впо­след­ствии, когда гре­че­ское вой­ско лиши­лось коман­ди­ров, лоха­ги прок­се­нов­ско­го отря­да выбра­ли вождем Ксе­но­фон­та («Ана­ба­сис» III, 1, 26), если бы он не выка­зал так или ина­че зна­ния воен­но­го дела.

Вес­ной 401 года Кир высту­пил в поход про­тив Артак­серк­са с вой­ском, в кото­ром было око­ло 13 000 гре­че­ских наем­ни­ков. Дой­дя бес­пре­пят­ствен­но до дерев­ни Кунак­са (неда­ле­ко от Вави­ло­на), Киро­во вой­ско встре­ти­лось с вой­ском Артак­серк­са. В про­ис­шед­шем здесь сра­же­нии Кир был убит, но гре­че­ское вой­ско одер­жа­ло побе­ду. Со смер­тью Кира для гре­ков исчез­ла и цель похо­да. Надо было воз­вра­щать­ся в Гре­цию, от кото­рой они были очень дале­ко, окру­жен­ные вра­га­ми. Гре­че­ских вое­на­чаль­ни­ков пер­сы зама­ни­ли к себе как бы для пере­го­во­ров и отпра­ви­ли к Артак­серк­су, кото­рый велел их каз­нить. Гре­че­ский отряд решил­ся с ору­жи­ем в руках про­ло­жить себе доро­гу в Малую Азию и воз­вра­тить­ся на роди­ну. Они выбра­ли себе новых пред­во­ди­те­лей, в чис­ле кото­рых, и при­том одним из глав­ных, был Ксе­но­фонт.

Сре­ди очень тяже­лой борь­бы с вра­га­ми и с при­ро­дой гре­кам уда­лось дой­ти, после вось­ми­ме­сяч­но­го похо­да, до южно­го бере­га Чер­но­го моря, поте­ряв око­ло с. XVII тре­ти сво­е­го соста­ва, а отту­да они пере­шли во Фра­кию, где боль­шая часть их наня­лась опять на воен­ную служ­бу к фра­кий­ско­му царю Сев­ту. После это­го Ксе­но­фонт отвел пре­дан­ное ему вой­ско на служ­бу спар­тан­цам, начав­шим в это вре­мя (399 год) вой­ну с пер­са­ми в Малой Азии, и, по-види­мо­му, сам остал­ся в Азии, не вер­нув­шись на роди­ну; а когда в Азию явил­ся спар­тан­ский царь Аге­си­лай (396 год), Ксе­но­фонт сбли­зил­ся с ним, и Аге­си­лай навсе­гда остал­ся для него люби­мым геро­ем. Вме­сте с ним воз­вра­тил­ся он в Гре­цию и нахо­дил­ся при нем во вре­мя бит­вы при Коро­нее (394 год), где спар­тан­цы сра­жа­лись не толь­ко про­тив фиван­цев, но и про­тив афи­нян, быв­ших в сою­зе с фиван­ца­ми. Вер­нуть­ся на роди­ну Ксе­но­фон­ту так и не при­шлось (да, может быть, он и сам не стре­мил­ся): он был заоч­но при­го­во­рен афи­ня­на­ми к изгна­нию из оте­че­ства. Когда имен­но после­до­вал такой при­го­вор, в точ­но­сти неиз­вест­но: веро­ят­но, поста­нов­ле­ние об этом состо­я­лось уже после сра­же­ния при Коро­нее. Во вре­мя Коринф­ской вой­ны (394—387 годы) Ксе­но­фонт, по-види­мо­му, сопро­вож­дал Аге­си­лая в его похо­дах. Спар­тан­цы отбла­го­да­ри­ли его за ока­зан­ные им услу­ги, сто­ив­шие ему изгна­ния из оте­че­ства: они пода­ри­ли ему дом и уча­сток зем­ли в местеч­ке Скил­лун­те в Эли­де близ Олим­пии. Здесь он жил с женой и дву­мя сыно­вья­ми, Грил­лом и Дио­до­ром, и про­вел мно­го лет вда­ли от обще­ствен­ной жиз­ни, — зани­мал­ся сель­ским хозяй­ством, охо­той, лите­ра­тур­ны­ми тру­да­ми и при­ни­мал дру­зей. Эта спо­кой­ная, идил­ли­че­ская жизнь в оча­ро­ва­тель­ном угол­ке про­дол­жа­лась до 371 года, когда во вре­мя вой­ны меж­ду Спар­той и Фива­ми фиван­цы раз­би­ли спар­тан­цев при Левк­трах, и Ксе­но­фонт вынуж­ден был оста­вить Скил­лунт и пере­се­лить­ся в Коринф зимою 370—369 года. В 369 году Афи­ны и Спар­та заклю­чи­ли союз меж­ду собою, и при­го­вор об изгна­нии, тяго­тев­ший над Ксе­но­фон­том, был отме­нен (когда имен­но, неиз­вест­но). Тем не менее на роди­ну он не вер­нул­ся, но в 362 году послал обо­их сыно­вей в Афи­ны, и они с. XVIII в чис­ле афин­ских всад­ни­ков участ­во­ва­ли в кава­ле­рий­ском сра­же­нии, кото­рым нача­лась бит­ва при Ман­ти­нее (в Арка­дии) меж­ду спар­тан­ца­ми и афи­ня­на­ми с одной сто­ро­ны и фиван­ца­ми с дру­гой. В этом сра­же­нии Грилл был убит. Когда изве­стие об этом при­шло к Ксе­но­фон­ту, он совер­шал жерт­во­при­но­ше­ние. Услы­шав о смер­ти сына, он снял с голо­вы венок; но когда гонец доба­вил, что сын его умер смер­тью храб­рых, он сно­ва надел венок и ска­зал: «Я знал, что сын мой смер­тен». Это — послед­ний рас­сказ из жиз­ни Ксе­но­фон­та. Но он еще дол­го жил после это­го в Корин­фе, где и умер в глу­бо­кой ста­ро­сти — не ранее 356 года.

Наши рекомендации