Глава 64. Узел. Аркадий. Аврора

Аркадий сделал несколько неловких шагов внутри лавки и остановился посреди комнаты. Сзади, за его спиной, севернее его растрёпанного затылка и почерневших под тканью рубашки лопаток ещё звенели колокольчики. Прямо перед ним, южнее его пересохшего приоткрытого рта с потрескавшимися губами блестела в солнечных лучах стена полок с узлами под стеклом, ракушками, макетами кораблей, фотографиями и рисунками побережий и маяков, маленькими якорями и прочим товаром для туристов и романтичных юношей. По правую руку от считающего, западнее, ближе к синему и необъятному, породившему о себе тысячи красивых легенд и мифов, воплотившихся в таких пошлых сувенирах и безделушках, виднелась дверь в кабинет хозяина лавки. А по левую руку, восточнее, ближе к громадине Здания, куда так надо было сегодня попасть Аркадию, лежала путаница морского каната, в центре которой, словно мальчик, попавший чудесным образом в нарисованную головоломку на последней странице детского журнала, сидел седой, полноватый мужчина, в зелёном жакете, и свободных серых брюках. Он сидел прямо на полу, растерянно и устало перебирая петли. Когда он тянул за одну, затягивалась другая, когда тянул за вторую, затягивалась третья, потом четвёртая, потом пятая, потом снова первая. Казалось, что узлы развязать невозможно. Да так и было, седой полноватый хозяин лавки это знал, ведь это был чудесный загадочный узел, который мог связать и развязать только работавший здесь старый моряк, который исчез и не появлялся с последнего дня июля, оставив лабиринт петель на полу, и вот уже второй день хозяин пытался его распутать, найти из него выход, но у него ничего не получалось. Хозяин лавки был утомлён этим действом и полностью поглощён им. До него ещё не дошёл ни предпоследний слух об отложенной финансовой проверке, ни самый свежий, о лишении инспектора должности. Хозяин уже давно ничего не замечал вокруг, канатный лабиринт пленил его внимание. Засыпая, он видел петли и узлы, он продолжал искать, мозг его совсем не отдыхал, и уже во сне он находил верное решение, вытягивал одну за одной петли. Хозяин просыпался радостный и под ворчание своей ещё спящей некрасивой жены бежал в лавку, боясь спугнуть мысль, пытаясь воплотить сон в реальность, но ничего не выходило, петли только сильнее затягивались. Это была неразрешимая головоломка, и хозяин, так любивший решать шахматные задачи в журналах, оказался бессильным, словно попал на предпоследнюю страничку журнала не шахматного, а детского, и не мог выбраться. А на последней же странице вместо ответов, тускло блестя, лежали ножницы в ящике в его кабинете...

Считающий стоял, не смея шевельнуться и тяжело дыша. Минуту назад он бежал, бежал так долго, что, казалось, лёгкие разорвутся на ходу, что сердце не выдержит и выскочит из груди, и ноги его уже были ватные, и он должен был вот-вот упасть, через пять или семь шагов, не больше, считающий знал точно, он умел считать, и тогда Аркадий сказал себе, что пробежит ещё десять, и пробежал ещё десять, а потом – ещё десять, а потом – ещё пять и остановился. Улица плыла перед глазами, Аркадий стоял, опираясь руками о колени, и дышал раскалённой сипящей глоткой, и ничего не видел перед собой в мутном мареве, расчерченном светлячками. Тогда Аркадий досчитал до десяти, потом ещё до десяти и в расплывающемся, жарком, исчезающем во рту сразу после вдоха воздухе увидел дрейфующую дверь, в которую он и шагнул, спасаясь от погони. И теперь он стоял в центре зала, не понимая, что делать дальше. Где-то были слышны звон и свистки полисменов, и, вроде, пронеслись две кометы мимо, обжигая ледяными волнами под рёбрами, а может, и не они, может, просто велосипедисты, может, затаились и ждут за углом.

Как же трясутся ватные ноги. Как же всё беспросветно, бессмысленно как.

Считающий стоял посреди комнаты, которая приобретала всё более геометрические, прямые черты, затвердевая в исчезающем тумане, считающий стоял, боясь шелохнуться, а хозяин лавки, скорей утомлённый, а не увлечённый раскинувшейся перед ним головоломкой, ничего не замечал. Так прошло несколько минут, и колокольчики на севере перестали звонить, и даже рисунок отблесков на юге, на полках с сувенирами, чуть изменился от движения солнца, и тут Аркадий сухо сглотнул, и хозяин, несколько раз моргнув, поднял утомлённый взор.

– Простите? – хозяин пока не видел вошедшего, он думал о том, что если потянуть вот эту петлю, хотя нет, вот тут затянется.

Считающий вздрогнул.

– Вы ко мне? – и тут затянется туже, нет, не вариант.

– Да… То есть, нет. То есть, да, – Аркадий замолк, – выдаст, как пить дать, выдаст, как пить хочется.

– В смысле? – а если затянуть вот эту и протянуть вот тут.

– Я… Я зашёл к Вам …

«Что? Зачем я зашёл сюда? Придумай, что-нибудь, Аркадий, давай, я простой бюрократ, а ты нет».

– Зашли ко мне, и? – да, я не пробовал затягивать, если попробовать наоборот, точно, попробовать затянуть здесь, тогда эта петля может проскочить сквозь эту и тогда, что ж он встал-то посреди, выбрать не может.

– Зашёл к Вам, чтобы… Чтобы…

«Зачем зашёл? Как на экзамене в счётном училище. По слову вытягивает, свободней, чем ветер.

– Зашли сюда купи-и-ть… – и тогда пропущу через этот узел и таким образом пойду до конца, верно, до конца, и развяжу финальный узел.

– Да! именно узел! Я зашёл купить узел на память о море. Знаете, люблю море.

«Ух. Он меня спас, сам спас. Я – турист. Точно, я турист. Сегодня уезжаю. Лишь бы хватило на узел… Сколько они там стоят? Ох ты, господи».

– Узел… Да, да, конечно, это загадочные узлы, их нельзя развязать…

«Чёрт, сбил меня, сбил. С чего я начал?»

Но мысль, как и паутина канатов, уже выскользнула, и нельзя было найти начало и отличить его от конца предыдущих размышлений.

Хозяин встал и пошёл к полкам с узлами.

– Я турист, знаете, люблю всё морское, кхе-кхе, вот хочу прикупить узел на память.

«Турист он. Чёрт тебя дёрнул».

– А их что, правда, невозможно развязать?

«Один навязал, теперь не развяжешь».

– Как интересно. А вы их сами вяжете?

«Да что ты ко мне пристал? И с мысли сбил и пристал».

– Понятно. А сколько такой стоит?

«Да у него и денег нет. Уступлю, конечно, только скройся с глаз моих долой».

– Спасибо Вам огромное, а то все деньги с багажом оставил у вокзала. Спасибо. Ну, тогда другого наймёте.

«Уходи скорее уже, уходи. На вокзал свой неработающий – уходи».

– А… он один такой моряк. Как интересно. Ну, тогда ножницами, кхе-кхе, ножница… – Аркадию стало страшно от перемены в лице хозяина при слове «ножницы», и он замолк на полуслове. Он понимал, что мелет абсолютную чепуху, но хозяин смотрел на него как-то совсем странно. Считающий поспешил отдать все деньги, что нашёл в карманах, схватил ненужный узел и вышел.

Колокольчики звенели, а хозяин стоял и смотрел перед собой. Хозяин смотрел перед собой. Кто-то проехал по улице на велосипеде. Потом ещё кто-то, рикша на коляске, судя по звуку. Хозяин смотрел перед собой. Потом кто-то закричал фальцетом, раздались свистки и топот. Хозяин смотрел перед собой. Потом опять стало тихо. Хозяин поднял взгляд на север. Затем посмотрел на восток, на иероглифы верёвок. Потом на запад, через дверь кабинета, на свой стол, в котором лежали они.

– Ножницами, говоришь? Тур-р-рист чертов!

Хозяин повернулся влево и решительно пошел в кабинет.

… Аркадий же вышел, сжимая ненужный узел, что был заключён под стекло в деревянной резной рамке, и даже не смотрел на покупку. Он быстро оглядел улицу, пропустил велосипедиста, перешёл на другую сторону, и пошёл направо, на восток, в направлении Здания, чьи надменные и мрачные шпили, четыре по углам и пятый, самый высокий – в центре, виднелись над крышами домов.

Считающий шёл, сжимая рамку с узлом. Навстречу ему проехал усталый рикша и скрылся за спиной, в стороне оставленной лавки, в стороне моря. Аркадий шёл дальше, прижимаясь к стенке. Улица тряслась впереди фасадами, ступенями, подоконниками, украшенными свисающими цветами, тряслась так, что в окнах звенело стекло, так, что горшки угрожали соскочить с насиженных мест и покончить жизнь самоубийством: вдребезги о мостовую, так, что пришлось стиснуть зубы, и вдруг посреди всех этих перил и ступеней, прямо из-за угла появился фокусник в цилиндре. Наверное, это было его самое феерическое появление за всю карьеру. Аплодисменты. Аркадий остановился с занесённой для шага ногой. За фокусником шли двое в форме Бюро Преследования.

– Да я говорю, узнаю, конечно, узнаю… Вот он! Вон! С узлом! Хватай!

Считающий уже бежал.

Он снова свернул в переулок, так надеясь налететь на алую коляску Альфреда, но было пусто. Коляска была в ремонтной мастерской Жерара, а Альфред, приковав велосипед за пол-квартала, чтобы пройти незамеченным братьями, быстро входил в лавку мастера-часовщика с огромным алым букетом. Аркадий дал крюк через какие-то дворы и снова вылетел на ту же улицу, но в более оживлённом месте. Фокусник позади надрывался от крика: «Вот он!» Двое в форме уже приближались, они бежали быстро, сосредоточенно и умело. Аркадий оглянулся. Он не ошибся: на господах были форменные френчи Бюро Преследования, а значит, всё пропало, можно и не бежать, и считающий не хотел бежать дальше, но Аркадий бежал, бежал как никогда быстро, мимо парфюмерных лавок, где за стеклом виднелись флаконы, мимо цветочных прилавков, где стояли букеты, вдоль улицы, мимо женщин самых разных возрастов и рас, что несли на головах своих корзины цветов, и что были закручены в разноцветные языки пламени сари, туник и платьев, и в толпе приходилось бежать медленнее, и это были и белые женщины, и женщины с кофейной кожей и загадочными глазами, и кудрявыми волосами цвета засохшего дерева, и женщины с востока с узкими глазами, кожей лимонного цвета и тёмными волосами, и ни одна из них не была похожа на официантку из кафе, но все они были схожи с ней равнодушностью взоров, и только у одной пожилой, что сидит на маленькой табуретке, глаза полны страдания, как у его матери, в последние дни болезни… Аркадий подошёл к ней вплотную и беспомощно вымолвил:

– Помогите.