Температуры в США 1880–2000 9 страница
– Да.
– Махни ею.
– Уже машу.
Сара ничего не видела. Сплошная тьма.
– Ладно, – сказала она. – Пока хватит.
– Ты меня видишь?
– Нет.
– Черт. – Он закашлялся. – Здесь жутко холодно, Сара.
– Знаю. Давай потерпи еще немного.
Надо найти какой-то способ заглянуть вниз, в глубину расселины. Она начала осматривать кабину и увидела огнетушитель, прикрепленный к стене. Если имеется огнетушитель, может, и фонарь тоже найдется. В машине наверняка должен быть фонарь, вот только где…
Под приборной доской его не было.
Может, в бардачке?.. Она открыла его, сунула руку, начала шарить в темноте. Зашуршала бумага. Пальцы сомкнулись вокруг какого-то толстого цилиндрического предмета. Она вытащила его.
Фонарь!
И тут же включила. Слава богу, он работал. И Сара направила луч вниз.
– Вижу! – крикнул Питер. – Вижу свет.
– Хорошо, молодец. Теперь попробуй махнуть еще раз.
– Машу!
– Сейчас?
– Да, сейчас.
Она продолжала всматриваться во тьму.
– Питер, я ничего не… Нет, погоди-ка! – Она его увидела. Вернее, не его, а только кончики пальцев в красной перчатке, внизу, под гусеницей снегохода.
– Питер…
– Что?
– Ты совсем рядом, – сказала она. – Прямо подо мной, всего в каких-то пяти-шести футах.
– Здорово. Сможешь вытащить?
– Нет. Я открывала ящик для снаряжения. Он пуст. Ни веревок, ничего.
– Так они там и не должны быть, – сказал он. – Ты под сиденьем посмотри.
– Что?
– Да я сам там все видел. И веревки, и все прочее, под пассажирским сиденьем.
* * *
Она заглянула под сиденье. Металлическая его основа была приварена к полу снегохода. И никакого подступа, дверок, отверстий видно не было. Как же ей достать снаряжение? И тут, чисто импульсивно, она приподняла подушку самого сиденья и увидела под ним отделение. Луч фонаря высветил веревки, крючки, ледорубы, обувь с шипами…
– Есть! – радостно воскликнула она. – Ты был прав. Тут все.
– Здорово! – откликнулся Эванс.
Сара начала осторожно доставать предмет за предметом, чтобы ничего не выпало через распахнутую дверь. Пальцы уже онемели от холода и плохо слушались, когда она стала вытаскивать нейлоновую веревку длиной в пятьдесят футов с металлическим крючком в виде трезубца на конце.
– Если я опущу веревку, сможешь поймать ее, Питер? – спросила она.
– Ну, думаю, да. Постараюсь.
– И будешь держаться за нее крепко, чтоб я смогла себя вытащить, ладно?
– Не знаю, не уверен. У меня только одна рука свободна. Другая зажата.
– Но ведь ты сильный. Ты сможешь крепко держаться и одной рукой, правда?
– Не знаю. Не думаю. А что, если вылезу наполовину и вдруг выпущу эту веревку?.. – Голос у него сорвался. Эванс был на грани слез.
– Да ничего страшного, – поспешила подбодрить его Сара. – Ты, главное, не волнуйся.
– Но я в ловушке, Сара!
– Ничего ты не в ловушке.
– Нет, я в ловушке, застрял в этой гребаной ловушке! – Теперь в голосе звучала паника. – И мне отсюда ни за что не выбраться. Я здесь умру.
– Перестань, Питер. Прекрати сейчас же! – Говоря это, она обматывала веревку вокруг талии. – Все будет хорошо. У меня есть план.
– Какой план?
– Я опущу тебе веревку крючком вниз, – ответила Сара. – Сможешь зацепить его за что-нибудь? Ну, скажем, за ремень?
– Нет, только не за ремень… Я здесь застрял, Сара. Пошевелиться не могу. И до ремня мне не дотянуться.
Сара пыталась оценить ситуацию. Очевидно, Питер застрял в какой-то расселине во льду. Даже представить себе такое было страшно. Неудивительно, что он напуган.
– Послушай, Питер, – спросила она, – ну хоть за что-нибудь можешь зацепить этот крючок?
– Попробую.
– Ладно, тогда держи. – И она начала медленно спускать ему веревку. Крючок исчез в темноте. – Видишь его?
– Вижу.
– Сможешь дотянуться?
– Нет.
– Ладно. Тогда я раскачаю веревку. – И Сара, слегка двигая запястьем, начала слегка раскачивать веревку. Крючок то исчезал из вида, то появлялся снова.
– Знаешь, я просто не смогу… Сара.
– Сможешь.
– Мне его не поймать.
– А ты постарайся.
– Опусти чуть пониже.
– Ладно. Насколько ниже?
– Примерно на фут.
– Хорошо. – Она опустила веревку на фут. – Теперь нормально?
– Да, так уже лучше. Теперь раскачивай.
Сара вновь принялась раскачивать веревку. Казалось, снизу раздается его тяжелое дыхание, но крючок был неуловим.
– Не получается, Сара.
– Все же попробуй. Постарайся изо всех сил.
– Не могу. Пальцы заледенели.
– Работай ими! – крикнула она. – Ну вот, смотри, сейчас снова подам тебе этот крючок!
– Не могу, Сара, никак… Эй! – Что?
– Почти поймал.
Сара посмотрела вниз и увидела появившийся из-за выступа крючок. Он крутился. Стало быть, Питеру удалось дотронуться до него.
– Давай еще разок, – сказала она. – Ты сможешь, Питер!
– Я стараюсь, просто очень неудобно… Есть, Сара! Я его поймал!
Она с облегчением выдохнула.
* * *
Снизу, из темноты, доносился его кашель. Она ждала.
– О'кей, – сказал Эванс. – Я прицепил его к куртке.
– В каком месте?
– Спереди. На груди.
Тут она вдруг представила страшную картину: крючок вырывает клок ткани и ранит ему подбородок и шею.
– Нет, Питер. Лучше прицепить под мышкой.
– Не получится. Знаешь, спусти ее еще фута на два.
– Хорошо. Скажи, когда будешь готов. – Он снова зашелся в кашле. – Послушай, Сара… А ты уверена, что у тебя хватит сил меня вытащить?
Об этом она даже думать боялась. Но потом решила, что как-нибудь да вытащит. Правда, ей неизвестно, сколько он весит и насколько плотно там застрял, но…
– Да, – ответила она. – Сил хватит, вытащу, не волнуйся!
– Уверена? Я вешу сто шестьдесят фунтов. – Он снова закашлялся. – Может, даже чуть больше. Фунтов на десять больше.
– Я привяжу другой конец к рулевому колесу.
– Ладно… Но только смотри не урони меня.
– Не бойся, не уроню, Питер. Пауза, затем он спросил:
– А сколько весишь ты?
– Дамам такие вопросы не задают. Особенно в Лос-Анджелесе.
– Мы же не в Лос-Анджелесе.
– Понятия не имею, сколько вешу, – ответила Сара. На самом деле она, конечно, знала: ровно сто тридцать семь фунтов. Он был тяжелей ее на целых тридцать фунтов. – И все равно уверена, что смогу вытащить тебя, – добавила она. – Ну что, готов?
– Черт…
– Так ты готов, Питер, или нет?
– Да. Давай тяни.
Она натянула веревку, затем расставила ноги и крепко уперлась в пол по обе стороны от распахнутой дверцы. На миг она почувствовала себя борцом сумо перед началом схватки. Сара знала: ноги у нее сильней рук. Иначе ей не справиться. Она сделала глубокий вдох.
– Готов? – снова спросила она.
– Да, думаю, да.
Сара начала медленно выпрямляться, ноги дрожали от напряжения. Веревка туго натянулась, затем медленно двинулась вверх. Совсем немного, всего на несколько дюймов. Но она пошла, пошла!..
Веревка двигалась!
– Хорошо, теперь стоп.
– Что?
– Стоп!
– Ладно. – Она еще не распрямилась. Долго ей в такой позе не продержаться. – Знаешь, я уже не могу. Сил не хватает.
– А ты не держи. Просто отпускай ее понемногу. Медленно. Отпусти фута на три.
Сара поняла, что ей удалось хотя бы частично вытащить его из трещины. И голос Эванса звучал теперь бодрей, в нем уже не слышалось испуганных ноток. А вот кашель не затихал.
– Питер?..
– Минутку. Я прицепляю крючок к поясу.
– Хорошо…
– Теперь могу смотреть вверх, – сказал он. – Вижу гусеницу. Она примерно футах в шести, прямо у меня над головой.
– Прекрасно.
– Но когда будешь тащить меня дальше, веревка может зацепиться за край гусеницы.
– Все будет нормально, – ответила она.
– И тогда я повисну прямо над… над…
– Я не позволю тебе упасть в пропасть, Питер…
Он снова закашлялся. Она ждала. Затем послышался его голос:
– Скажи, когда будешь готова.
– Я готова.
– Тогда давай покончим со всем этим, – сказал он, – прежде чем я испугаюсь уже всерьез.
* * *
Сара подняла его фута на четыре, тут тело Эванса, видимо, полностью высвободилось. И внезапно она ощутила весь его вес. И он показался ей непомерным. Ее шатнуло, веревка резко ушла фута на три вниз. Он так и взвыл:
– Сара!..
Она вцепилась в веревку из последних сил. И вот, наконец, спуск удалось остановить.
– Извини.
– Мать твою!..
– Извини. – Теперь Сара уже приспособилась к возросшему весу и начала тянуть снова. Она стонала от напряжения, но не прошло, наверное, и минуты, как над краем гусеницы показалась его рука и он ухватился за эту гусеницу и начал подтягиваться. Затем показались уже обе руки, а потом и голова.
Для нее это тоже было шоком. Лицо у него было залито кровью, встрепанные волосы тоже сплошь в крови. Но он улыбался.
– Тяни, сестричка.
– Я тяну, Питер. Тяну.
* * *
Вот он, наконец, забрался в кабину, и Сара, совершенно обессиленная, рухнула на пол. Ноги у нее дрожали. Все тело тоже сотрясала мелкая дрожь. Эванс лежал на боку рядом и захлебывался кашлем. Но вот постепенно дрожь унялась. Она нашла аптечку и принялась оттирать ему лицо марлевой салфеткой.
– Порез не слишком глубокий, – сказала Сара, – но несколько швов наложить все же придется.
– Это потом. Если мы отсюда выберемся.
– Выберемся, не бойся.
– Я рад, что ты такая… – Он выглянул из окна наверх. – Когда-нибудь лазала по ледяным скалам?
Сара отрицательно помотала головой:
– Нет, только по обыкновенным, да и то не очень высоким. Как думаешь, большая разница?
– Эти более скользкие… И что будем делать, когда выберемся наверх?
– Не знаю.
– Мы понятия не имеем, в какую сторону идти.
– Пойдем по следам снегохода этого парня.
– Если они сохранились. Может, их уже снегом занесло. Сама знаешь, до станции миль семь или восемь.
– Питер… – начала она.
– А если начнется снежная буря, нам вообще лучше отсидеться здесь.
– Я здесь не останусь, – твердо заявила Сара. – Если уж умирать, то под небом и солнцем.
* * *
Подниматься по ледяной стене расселины оказалось не так уж и сложно, особенно после того, как Сара усвоила, как правильно ставить ногу, обутую в ботинок с шипами, и с какой силой надо замахнуться ледорубом, чтоб он вонзился в эту стену и крепко там держался. Всего минут через семь-восемь она оказалась на поверхности.
Все здесь выглядело как прежде. То же тусклое белесое солнце, та же сероватая дымка горизонта, сливающаяся с небом. Все тот же серый, безжизненный мир…
Она помогла Эвансу вылезти. Из пореза снова пошла кровь, она тут же замерзала, отчего лицо походило на красную блестящую маску.
– Черт, до чего же холодно… – пробормотал он, стуча зубами. – Как думаешь, куда надо идти?
Сара взглянула на солнце. Оно совсем низко нависало над горизонтом, но непонятно было, заходит оно или напротив, встает. Да и вообще, как определяют направление по солнцу, если находишься на Южном полюсе? Сара нахмурилась. Сообразить никак не удавалось, и еще она страшно боялась ошибиться.
– Пойдем по следам, – сказала она наконец. Сняла шипованные ботинки, переобулась и зашагала по льду.
Следовало признать: в одном Питер был прав. На поверхности оказалось гораздо холодней, чем можно было представить. Примерно через полчаса поднялся ветер, он дул со страшной силой и прямо в лицо, так что пришлось идти согнувшись. Хуже того, пошел снег, и по льду зазмеилась поземка. А это означало… – Мы теряем следы, – пробормотал Питер. – Знаю. – Скоро их совсем заметет.
– Вижу. – Порой он вел себя ну просто как малое дитя.
– Что же нам делать? – спросил он.
– Не знаю, Питер. Мне никогда прежде не доводилось блуждать по Антарктиде.
– Мне тоже…
Они, оскальзываясь и спотыкаясь, продолжали брести вперед.
– Это была твоя идея – подняться на поверхность.
– Замолчи, Питер. Возьми себя в руки.
– Взять себя в руки? Спасибо за совет. Я чертовски замерз, просто окоченел, Сара, – пробормотал он. – Уже не чувствую ни носа, ни ушей. Ни пальцев на руках и ногах…
– Питер! – Она ухватила его за плечо и сердито затрясла. – Заткнись!
Он тут же умолк. И смотрел на нее через отверстия в кровавой маске. Ресницы стали белыми от инея.
– Я тоже не чувствую своего носа, – сказала Сара. – Нам надо держаться, другого выхода нет.
Она огляделась по сторонам, пытаясь подавить отчаяние. Ветер и снег усилились. Видимость резко упала. Мир стал плоским, бело-серым. Если так будет продолжаться и дальше, они могут снова провалиться в расселину, просто не заметить ее и провалиться.
Тогда надо остановиться.
Там, где они сейчас находятся. В самой сердцевине этой пустоты.
– Ты такая красивая, когда злишься, – сказал Эванс. – Тебе когда-нибудь говорили?
– Питер, ради бога…
– Жутко до чего красивая.
Она побрела дальше, до рези в глазах всматриваясь в снег и лед, пытаясь разглядеть следы от гусениц.
– Пошли, Питер. – Возможно, эти следы скоро выведут их на дорогу. По дороге куда как легче идти в такой буран. И безопасней, и меньше шансов просто замерзнуть.
– Кажется, я в тебя влюбился, Сара.
– Питер!..
– Я должен был это сказать. Возможно, это последний шанс. – Тут он снова закашлялся.
– Береги горло, Питер. Следи за дыханием.
– Бог ты мой, до чего же холодно.
Дальше они продолжали идти уже молча. Встречный ветер все усиливался. Парка Сары прилипала к телу, снег резал лицо. Казалось, двигаться уже невозможно вовсе, но Сара упрямо продолжала шагать вперед. Она не знала, сколько прошла, просто вдруг остановилась и вскинула руку. Должно быть, идущий следом Эванс этого не заметил. Он врезался в нее, ойкнул, что-то проворчал и тоже остановился.
Ветер завывал так отчаянно, что пришлось сблизить головы, чтоб поговорить, иначе было просто не расслышать.
– Нам надо остановиться! – прокричала она.
– Знаю!
И вот, видимо, просто не зная, что делать дальше, Сара опустилась прямо на лед, подобрала под себя ноги, опустила голову к коленям. И изо всех сил старалась не расплакаться. Ветер завывал все громче и громче. Теперь он просто визжал. Воздух казался непроницаемо плотным от снега.
Эванс уселся рядом с ней.
– Черт, мы умираем, – пробормотал он.
ЩЕЛЕВАЯ ЗОНА
Среда, 6 октября
Вечера
Она начала дрожать. Сперва это были просто приступы мелкой дрожи, сотрясавшей все тело, затем дрожь уже не прекращалась. «Словно припадок или лихорадка», – подумала Сара. Опыт заядлой лыжницы подсказал, что это означает. Температура тела упала до опасного предела, дрожь являлась автоматической физиологической реакцией. Попыткой согреться. Зубы стучали. Говорить она была не в силах. Но мысль ее продолжала работать, продолжала искать выход.
– Может, нам построить нечто вроде снежного дома?..
Эванс что-то ответил. Она не расслышала, слова унес ветер.
– Ты знаешь, как?
Он молчал.
«В любом случае уже слишком поздно», – подумала Сара. Она чувствовала, что теряет контроль над собственным телом. Даже придерживать колени руками было уже трудно, такой силы была эта дрожь.
И еще она вдруг почувствовала сонливость.
Взглянула на Эванса. Тот лежал рядом на боку.
Она затормошила его, старалась заставить подняться. Даже начала пинать носком ботинка. Эванс не шевелился. Ей хотелось закричать, обругать его последними словами, но не вышло, зубы выбивали громкую дробь.
Сонливость наваливалась на нее тяжелой волной, и Сара изо всех сил противилась ей. Спать, спать… одно неукротимое желание уснуть. Она старалась держать глаза открытыми, и тут вдруг, к ее удивлению, перед ними начали мелькать сценки из прошлой жизни – детство, мама, ребята из подготовительного класса, уроки балета, студенческая аудитория…
Вся ее прежняя жизнь проходила перед глазами. В книгах писали, что так всегда бывает перед смертью. Затем, подняв глаза, она вдруг увидела в отдалении свет, и это тоже, говорят, случается с умирающими. Свет в самом конце длинного темного туннеля…
Сара не могла больше сопротивляться. Легла на лед. Впрочем, льда под собой она не чувствовала. Утонула в собственном внутреннем мире боли и изнеможения. А свет впереди становился все ярче и ярче. Появились еще два других источника света, они подмигивали желтым и зеленым…
Желтый и зеленый?..
Она боролась со сном. Пыталась сесть, но не получилось. Мышцы совсем ослабели, а руки походили на куски льда. Ни двинуться, ни шевельнуться…
Желтый и зеленый огни увеличивались в размерах. Появился и еще один, в центре. Ярко-белый, как галогенная лампа. Сара силилась рассмотреть детали в вихре снежинок. Вот появился серебристый купол, затем колеса. И еще – большие светящиеся буквы. Четыре буквы:
НАСА.
Она закашлялась. Странная штуковина надвигалась из снега прямо на нее. Какой-то небольшой движущийся аппарат, около трех футов в высоту, он походил на кары, на которых по воскресеньям разъезжают люди на поле для гольфа. Большие колеса, уплощенная кабина. И он, издавая частые гудки, движется прямо на нее.
Да этот кар того гляди ее переедет. Но страха она почему-то не испытывала. Все равно она не в силах увернуться. Сара лежала на льду, равнодушная и обессиленная вконец. Колеса становились все больше, росли прямо на глазах. Последнее, что запомнилось, так это механический голос. Он говорил ей: «Привет. Привет. Пожалуйста, уйдите с дороги. Огромное спасибо. Привет. Привет. Пожалуйста, уйдите с дороги…»
А потом она провалилась в пустоту.
СТАНЦИЯ ВЕДДЕЛА
Среда, 6 октября
Вечера
Тьма. Боль. Грубые резкие голоса.
Боль.
Растирание. Кто-то растирал все ее тело, руки, ноги. Жгло словно огнем.
Она застонала.
Затем в отдалении послышался хрипловатый голос. Он произнес нечто вроде:
– Офе, молоты.
Растирание продолжалось, чистая пытка. Точно все тело натирали наждаком. И звук такой ужасный, скребущий.
Что-то ударило ей в лицо, в губы. Сара облизала их. Снег. Холодный снег.
– Пдушк пдлючли? – спросил голос.
– Ще не.
Какой-то иностранный язык. Наверное, китайский. Теперь Сара слышала уже несколько голосов сразу. Пыталась открыть глаза, но не смогла. Веки были прикрыты сверху чем-то тяжелым, словно маской или…
Она попробовала поднять руку, ощупать себя, тоже не получилось. Ее держали за руки и ноги. И продолжали растирать, растирать…
Она застонала, уже громче. Пыталась говорить.
– Жет пе и она ивнет?
– Ока не нао.
– Должай тирать.
Господи, до чего же больно!
Они продолжали растирать ее, кем бы они там ни были, а она недвижимо лежала в полной тьме. И вот медленно, постепенно начала ощущать свои конечности. А затем – и лицо. И была вовсе не рада этому. Боль усилилась, она была уже почти невыносима. Точно все тело было охвачено огнем.
Голоса продолжали плавать вокруг, точно отделенные от тел. Теперь их было больше. Четыре или пять, точно она не знала. И все принадлежали женщинам, так ей, во всяком случае, казалось.
И еще теперь они проделывали с ней что-то другое. Просто издевались над ней. Втыкали что-то в тело. Твердое и холодное. Впрочем, больно не было. Просто холодно.
Голоса продолжали плавать над ней. То над головой, то над ногами. И кто-то трогал и теребил ее, так грубо…
Это сон. Или смерть. «Может, я уже умерла?» – подумала Сара. Странно, но ей почему-то все равно. Это из-за боли ей стало все равно. Потому что терпеть такое невозможно. И тут вдруг она услышала женский голос прямо над ухом, и он произнес отчетливо:
– Сара.
Она слабо шевельнула губами.
– Ты проснулась, Сара?
Она слабо кивнула.
– Сейчас я сниму лед с лица, хорошо?
Она снова кивнула. Маска перестала давить на лицо.
– А теперь попробуй открыть глаза. Только медленно.
Сара открыла. Она находилась в комнате с белыми стенами. С одной стороны монитор, по нему бегает сплетение каких-то зеленых линий. Похоже на больничную палату. И склонившееся над ней лицо женщины, она смотрит так озабоченно. На женщине белый халат типа тех, что носят медсестры, сверху большой фартук. В комнате очень холодно. Сара видела пар от своего дыхания.
– Говорить сейчас не надо, – сказала женщина. Сара не стала ничего говорить.
– Ты обезвожена. Надо выждать еще несколько часов. Мы поднимаем температуру твоего тела, понемногу. Тебе очень повезло, Сара. Ты ничего не потеряешь.
Ничего не потеряешь.
Тут она встревожилась. Зашевелила губами. Язык был сухим, толстым и неповоротливым. Из горла донеслось лишь слабое шипение.
– Тебе еще нельзя говорить, – сказала женщина. – Пока еще рано. Сильно болит? Да? Сейчас дам тебе что-нибудь. – В руке у нее появился шприц. – Знаешь, а твой друг спас тебе жизнь. Как-то умудрился встать на ноги и добраться до рации, вмонтированной в робот НАСА. Только после этого мы смогли вас найти.
Сара снова шевельнула губами.
– Он в соседней палате. Уверена, он тоже поправится. А теперь просто отдохни.
Она ощутила прикосновение холодной иглы к вене.
Глаза закрылись сами.
СТАНЦИЯ ВЕДДЕЛА
Четверг, 7 октября
Вечера
Питеру Эвансу надо было одеться, и медсестры вышли. Он начал медленно натягивать одежду. Чувствовал он себя в целом неплохо, вот только в ребрах отдавалась боль, стоило глубоко вздохнуть. На левой стороне груди красовался огромный синяк, еще один синяк – на бедре, и совершенно безобразный кровоподтек украшал шею и часть предплечья. На лицо и голову наложили несколько швов. Все тело ныло и казалось каким-то чужим. Даже натянуть носки и сунуть ступни в тапочки стоило немалых усилий.
Но в целом он в порядке. Более того, он ощущал какую-то новизну, словно заново родился. Там, в ледяной пустыне, Эванс был уверен, что умрет. Он чувствовал, как Сара трясла его и пинала носком ботинка, но сил откликнуться, даже пошевелиться, не было. А потом он услышал какой-то писк или гудок. Поднял голову, открыл глаза и увидел четыре буквы: НАСА.
Он смутно осознавал, что буквы эти находятся на каком-то движущемся механизме. Передние колеса с толстыми шинами остановились буквально в нескольких дюймах от него. И тогда он начал подниматься, цепляясь руками за эти шины. И никак не мог понять, отчего водитель не помогает ему. И вот наконец ему удалось встать на колени. Ветер бушевал с прежней силой. Только тут он как следует разглядел странную машину: приземистая, с корпусом округлой формы, она возвышалась над землей фута на четыре, не больше. Слишком мала, чтобы в ней мог разместиться человек. «Робот», – сообразил Эванс. И начал стряхивать снег с куполообразного корпуса. Показались буквы: «НАСА. Радиоуправляемое устройство для поиска метеоритов».
Робот продолжал говорить с ним, монотонным механическим голосом произносил одни и те же слова. Но Эванс толком не мог расслышать, что именно он говорит, так выл и свистел ветер. Он смахивал снег с корпуса в надежде отыскать какое-нибудь средство связи, антенну или…
И тут вдруг палец наткнулся на панель с небольшим углублением в центре. Он надавил и снял ее. И увидел внутри телефон. Самый обычный, телефон-трубку ярко-красного цвета. Поднес ее к замерзшему лицу. Из трубки не доносилось ни звука, и тогда он отчаянно хриплым голосом закричал:
– Алло! Алло?..
Он не успел ничего больше сказать.
Рухнул на снег.
Тем не менее медсестры уверяли, что он все же сумел послать сигнал на станцию НАСА, что находилась в Пэтриот-Хиллз. Люди из НАСА тут же связались со станцией Веддела. Уже оттуда был отправлен поисковый отряд, и их нашли буквально через десять минут. Оба они, и Сара, и Эванс, были к тому времени едва живы.
С тех пор прошло уже больше суток.
Врачи двенадцать часов работали над тем, чтобы повысить температуру их тел до нормальной. Одна из сестер объяснила Эвансу, что делать это надо медленно. И еще все в голос уверяли, что с ним все будет в порядке, вот только, возможно, придется ампутировать пару пальцев ноги. Они подождут несколько дней, посмотрят, как развивается процесс, а там решат.
Ноги у него были перевязаны, между пальцами вставлены какие-то защитные пластинки. В обычную обувь ноги теперь не влезали, но сестры нашли и принесли ему пару шлепанцев огромного размера. Не иначе как принадлежали прежде какому-нибудь баскетболисту. На Эвансе они смотрелись просто смешно, он смахивал на клоуна. Что ж, придется пока походить в них, да и ногам не больно.
Он осторожно встал. Ноги немного дрожали, но в целом все было нормально.
И палату заглянула медсестра.
– Проголодался?
Он покачал головой:
– Нет еще.
– Что болит?
Эванс снова покачал головой:
– Все болит.
– Может стать хуже, – заметила она. И протянула ему пузырек с пилюлями. – По одной каждые четыре часа, если будет невмоготу. И заснуть с ними легче. Так что, видно, придется попринимать несколько дней.
– Что Сара?
– Сможешь увидеть ее через полчаса.
– А где Кеннер?
– Кажется, в компьютерной комнате.
– Где это?
– Может, тебе лучше опереться на меня, – предложила сестра.
– Да нет, – отмахнулся он. – Я в полном порядке. Вы только покажите мне, где это.
Она показала, и он пошел. Но идти оказалось трудней, чем он предполагал. Мышцы не слушались, все тело сотрясала дрожь. Он едва не упал, хорошо, что медсестра вовремя подхватила его.
– Ну, что я тебе говорила? Идем, провожу.
* * *
Кеннер сидел в компьютерной комнате вместе с бородатым начальником станции Макгрегором и своим помощником Санджонгом Тапа. Лица у всех были мрачные.
– Мы его нашли, – сказал Кеннер и указал на экран монитора. – Узнаете своего дружка, Эванс?
Эванс взглянул на экран.
– Да, – ответил он. – Тот самый ублюдок.
На экране красовался снимок мужчины, выдававшего себя за Болдена. Рядом значилось его настоящее имя. Дэвид Р. Кейн и прочие данные. «Возраст двадцать шесть лет. Родился в Миннеаполисе, штат Миннесота. Степень бакалавра искусств в Нотр-Дам; степень магистра гуманитарных наук, Мичиганский ун-т.; в наст. время: кандидат в доктора философии по океанографии, Мичиганский ун-т, Анн-Арбор; исследовательский проект: „Динамика смещений шельфа Росса. Измерение с помощью датчиков джи-пи-эс“. Руководитель программы/супервайзер проекта: Джеймс Брюстер. Мичиганский ун-т».
– Так, значит, фамилия его Кейн, – заметил начальник станции. – Он пробыл здесь неделю, работал с Брюстером.
– Где он теперь? – мрачно осведомился Эванс.
– Понятия не имею. На станцию сегодня не вернулся. Ни он, ни Брюстер. Думаю, они отправились в Макмердо, хотели захватить там какой-нибудь транспорт и удрать. Мы связались с Макмердо, просили их проверить, весь ли транспорт в наличии, но ответ до сих пор не получен.
– А вы уверены, что его здесь нет? – спросил Эванс.
– Уверен. Чтобы открыть внешние двери на станцию, нужна специальная карточка, удостоверяющая личность, так что мы в любой момент можем узнать, кто где находится. За последние двенадцать часов никто по имени Кейн или Брюстер дверей не открывал. Так что их здесь нет.
– Думаете, они могут быть в самолете?
– Люди из диспетчерской Макмердо не уверены. Надо сказать, они не слишком внимательно следят за перемещением повседневного транспорта. Если кто-то хочет улететь, садится и спокойно взлетает. Вообще, согласно условиям большинства грантов, ученые не имеют права покидать станцию в период проведения исследовательских работ. Но вы же сами понимаете. Все люди. У кого-то день рождения, у другого – семейный праздник. Вот они и мотаются на континент, туда и обратно. Улетают, прилетают, записи не ведутся.
– Насколько мне помнится, – начал Кеннер, – Брюстер явился сюда с двумя студентами-выпускниками. Где второй? – Любопытно. Он вылетел из Макмердо вчера. В день вашего прилета.
– Так что, думаю, всех их уже и след простыл, – сказал Кеннер. – Да, им следует отдать должное. Шустрые ребята и хитрые. – Он взглянул на часы. – Так, теперь давайте посмотрим, что они тут оставили.
* * *
Табличка на двери гласила: «Дэйв Кейн, Мич. ун-т». Эванс толкнул ее и увидел небольшую комнатку, незастланную постель, небольшой стол с в беспорядке разбросанными по нему бумагами, четыре жестянки из-под диетической колы. В углу валялся открытый чемодан.