Сыновья Бога белого и черного 7 страница

- Нет! Я не бу-уду!!! Это так противно! А-а-а!

- Заткнись и жри, свинья!

Слушая все это, Мудя весь испереживался и решил быть безупречным, чтобы, не дай боже, и с ним чего-нибудь такого не приключилось. Судорожно он принялся натирать засаленные потники, боясь, что сейчас кто-то зайдет и увидит, что он нихера еще не сделал. Тут он вспомнил, что когда-то раньше, когда в нем еще была жива духовная совесть, он пытался делать любую работу самоотверженно и с концентрацией внимания. «Тряхну стариной», - подумал дебил и принялся сосредотачиваться в аджне и считать дыхание. «А круто у меня выходит, – стал нахваливать сам себя Мудила через пять минут концентрации. – Можа, еще и молиться стану», – разошелся пердун.

В следующий раз он очнулся минут через двадцать, когда в ванную заглянула Ксива и увидела замечтавшегося Мудона с большим пальцем в носу.

- Ты че здесь засел? – грозно зарычала она.

- Э… Я стираю, – неуверенно промямлил Муд.

- Ты, блять, уже два часа здесь сидишь!

- Виноват, исправлюсь! – вовремя опомнился придурок, чуть было не начав оправдываться. Крутая практика – отвечать, как солдат в армии. Сразу становится видно, что все, что тебя заботит, это как бы выгородить свою задницу и оказаться хорошим у мамы.

- Быстро бери веник и подметай в зале! – скомандовала Ксива и исчезла.

Мудон поперся искать веник. Мимо него проползала Синильга с мрачным ебальником.

- А ты че, Синильга, ползаешь? – поинтересовался Мудерь.

- Иди нахуй! – огрызнулась обозленная Синильга, не оборачиваясь.

- Страус! – заорала из соседней комнаты Аза.

Муд уткнулся башкой в пол. Стали выяснять, кто был последний. Оказалось, шо Вонь. Все собрались на гычу. Вонь повернулась спиной, и все по очереди с разбегу хуярили ей промеж лопаток со всей дури. После первого удара Подретузная чуть было не окосела, но, сжав зубы, вытерпела. Увидев, что некоторые бьют не со всей силы, Элен грозно сказала:

- Если увижу, что кто-то будет жалеть, то он получит три гычи от того, кого пожалел.

С каждой такой ситуацией Муде становилось все тухлее и тухлее. Он с ужасом думал о том, что вот в таких условиях ему предстоит прожить еще много дней. По сравнению с той свинской жизнью, которую он вел, разъезжая по заданиям, это казалось ему адом. Вот так маленькие трудности способны испугать настолько, что чучик готов уже подло сбежать с духовного пути, спасая свою ложную личность и свои пороки от разрушения Святым Духом.

Пока все работали, кто-то один сдавал экзамен. Экзамены принимал Нандзя – один из ближайших учеников Рулона, который был с ним еще с незапамятных времен. Он доебывался к каждой мелочи, и сдать экзамен ему было почти невозможно. Кады Мудон перся на первый экзамен, он был уверен, что уж здесь-то он, бля, покажет себя. Он мнил себя ни в рот ебать каким мудрецом, который знает, бля, все науки, весь шаманизм и весь прочий эзотеризм, как все свои 21 палец. Но как только он начал пиздеть, Нандзя тут же сбил с него спесь, сделав несколько замечаний. Муд внутренне бесился: «Как это так! Я же круто все знаю и умею! Хуй ли он ко мне доебывается?» Мозги долбоеба настолько заплыли от тамасичной беспечной жизни, что он уже не мог увидеть себя реально – что нихуя он не знает, нихуя не может нормально рассказать. Может быть, года два назад он еще че-то знал и мог, но теперь Нандзя ему показывал, кто он есть. Короче, Мудон не смог сдать шаманизм и остался без ужина. Обиженный, он поперся на свое рабочее место, отождествленно пытаясь доказать сам себе во внутреннем пиздеже, шо он все знает, а его несправедливо оставляют без хавала.

Когда наступило время ужина, то ужинать было некому. Все обосрались на экзамене или еще где-нибудь. Пришли Нандзя с Гну – еще одним учеником старшего звена, который тоже принимал экзамены, в частности, строевую подготовку. Они сели посреди комнаты и сказали, что хотят есть. Ксива обратилась к свиньям среднего звена:

- Когда Нандзя и Гну хотят есть, вы должны быстро кормить их!

Бабы засуетились на кухне, а Мудя, Нарада и Гурун тупо стояли и не знали, куда им приткнуть свои освиневшие планетарные тела – привыкли, что за ними все ухаживают.

- А вы че, три хуя, стоите! – заорала Аза бешеным голосом. – Вы че, блять, особенные что ли?!

- А что нам делать? – преданно пропел Гурун, которому всегда было больше всех надо. Мудак тоже нервно заерзал на месте, пытаясь изобразить включенность в дело, которая выразилась у него в ебанутом дерганьи мордой. И только Нарада никак не мог выйти из образа отрешенного воина, в котором он застыл еще лет семь назад.

- Тоже идти на кухню и все таскать сюда! – рыкнула Аза и тут же уткнулась в свой блокнот, с которым она везде таскалась, чтобы не забыть десятки мелких поручений, которые давались ей свыше.

Три долбоеба на карачках на перегонки поломились на кухню, распихивая друг друга у выхода из зала.

- Мудя! Веник! – скомандовала Ксива, и Мудя затормозил у туалета, чтобы взять свой любимый инструмент. Подметать на карачках было, жопа, как непривычно. Ксива постоянно орала, чтобы Муд поторопился, и он, опираясь на одну руку, скреб другой веником по ковру, тяжело дыша и думая только о том, как бы не облажаться еще как-нибудь. Все лишние мысли быстро улетучились.

- Б-бля-ять! Ты к-куда метешь! – забесился Гну на Мудона, который впопыхах стал мести прямо Гну в тарелку.

- Ой, извините…, то есть, виноват, исправлюсь! – залепетал испуганный Мудила.

- Иди сюда, будешь мне рассказывать, чему ты людей учишь, – сказал уже спокойно Гну.

Муд подполз к Гну и замешкался, о чем же ему рассказывать, как вдруг в комнату вошла Аза.

- У Гуруна, Нарады и Муди теперь новая практика. Вы должны кормить Гну и Нандзю, - сказала она.

- Есть, будет сделано! – хором выпалили уже неплохо надрессированные чучики и стали всяко лебезить.

- Давайте, кормите меня! – сказал Гну. – Ты, Гурун, подавай мне курочку, а ты, Мудя, пои меня, чтоб я не подавился, хе-хе, – прикалывался он.

- А меня кто будет кормить?! – захныкал Нандзя, входя в состояние ребенка.

- Я буду! – Нарада немного ожил, обрадовавшись, что может быть первым.

- Давай, намазывай мне варенье на сушку.

Нарада стал старательно макать сушку в варенье. Со стороны был прикольно наблюдать, как всегда надменная харя Нарады натянуто пытается быть услужливой и радостной, в то время как сама ситуация склоняла чувствовать себя униженным. Мудя подумал, что он сейчас выглядит точно так же. Он даже попытался понаблюдать за собой и увидел, как толстенный слой личности, вскормленной постоянной лестью окружающих людей и хорошими условиями жизни, не дает ему вести себя естественно, как нормальному человеку без всякой хуйни в башке. Он увидел, как сильно отождествлен с образом себя, который сплошь пронизан иллюзорными представлениями о собственном величии, всезнании и т.д. Но теперь, ползая на коленях и кормя с ложечки, он был вынужден бороться со всем этим говном.

- Да-а, - сказал Нандзя, пристально глядя на трех придурков, суетившихся на полу возле скатерти с едой, - теперь вы не можете быть эгоистами.

«В натуре, – подумал Мудон. – Вот зачем нужно эта практика! Да, Мастер как всегда мудр! Теперь я не могу жить для себя, а должен служить другим, чтобы расстаться со своим эгоизмом, спесью и ленью». Муд ощутил горестное состояние от осознания того, какой он свинья.

- Ой-ой-ой! Смотри, смотри, как он ест! – вдруг заверещал Гну, тыкая пальцем в Нандзю. – Я тоже хочу сушечки с вареньем!

Пронырливый и хитрожопый Гурун тут же кинулся макать сушки и подавать их Гну. Мудя ощутил, как ебанутая гордость не дает ему сделать то же самое, потому что он не привык бороться за первенство (ебанутые мыши воспитывали его пассивным и слюнявым ублюдком), да еще в такой ситуации, в которой его хуев ум не мог увидеть никакого смысла. Хотя раньше, когда он еще был учеником младшего звена у Рулона, он легко включался в такие практики, потому что начитался у Кастанеды про неделание. «Как же так случилось, что я вырос по иерархии, а духовно только опустился? Видимо, тогда я просто играл в духовность и не заложил правильный фундамент. А сейчас все это говно лезет из меня ведрами! Нихуя, я обуздаю тебя, сука!» – забесился Муд про себя и тоже бросился крошить бублики и как одержимый намазывать их сначала маслом, а затем вареньем.

- Ну-ка, кто лучше мне намажет суфечку, у того я и съем, – подзадоривал Гну с набитым ртом двух дураков.

Гурун и Мудя стали соревноваться, наперебой долдоня:

- Гну, съешьте мой! Ну, съешьте!

- Нет, лучше мой возьмите! Вот посмотрите, какой замечательный кусочек!

- А-а! – закричал Гну. – Че вы на меня капаете! Ну-ка быстро вытирайте!

Муд бросился за тряпкой и стал старательно оттирать брюки Гну от варенья. Тут он осознал себя и увидел, что за счет азарта ему удалось ненадолго угомонить свой ебаный внутренний пиздеж, и от этого ему стало как-то легко, уже не надо было тяготиться всякой хуйней о своей важности и болезненно думать, как же смотрится мой гордый ебальник со стороны.

День уже заканчивался, и Муд со страхом думал, какие еще практики предстоят сегодня. Часов в одиннадцать всех снова согнали в зал и объявили разминку. Надо было делать по 50 раз приседания, потом отжимания, потом пресс и так по кругу без остановки в течение получаса в быстром темпе, а другие полчаса – упражнения с гантелями. Ленивому Муде, чья разминка состояла обычно из одного подхода отжиманий и пары взмахов руками и ногами, подумалось, что вот он – Анутара Самьяк Пиздец уже наступил.

Кады все приступили, Муд стал болезненно прислушиваться к своему иньскому телу, которое кое-как сгибалось и разгибалось, больше напоминая куль с навозом, чем тренирующегося человека. Вместо того, чтобы культивировать самоотверженность, самоотдачу, он начал индульгировать во всю мочь своего уродского ментала и жалеть себя. Сначала они были одни в зале и могли незаметно мухлевать, но вот в зал зашел Сантоша и стал подгонять их, зорко следя за каждым. Больше всех доставалось Судороге в трусах, потому как она особенно «виртуозно» владела своей тушей, демонстрируя «чудеса» культуризма.

На втором круге Муд с ужасом ощутил, что его ноги отказываются приседать – таких усилий он еще никогда не совершал, живя свинской жизнью. Хотя на самом деле проделать такую разминку для нормального человека было бы как два пальца обоссать, зажиревшим свиньям она казалась хуже любой пытки. Второй раз отжиматься Мудерь уже по-человечески не мог, а только судорожно дергал головой вниз-вверх, морда ближе, морда дальше – дескать, отжимается. Сантоша, завидев такое свинство, стал жестко подгонять Мудю. Ебантроп ощутил, как внутри нарастает раздражение – вот так, испытывая маленькие трудности, он всегда бесился на мир и не мог принять уроки Силы. Когда дело дошло до пресса, стало полегче, и Муд, каждый раз, опускаясь на спину, когда Сантоша на него не смотрит, пытался развалиться подольше и посвинить. Он заметил, что Нарада, который пыхтел недалеко от него, проделывает тот же самый фокус, и ощутил с ним позорную солидарность. Да-а, о развитии воли и о просветлении только пиздеть легко, но совершать усилия и сверхусилия готов далеко не каждый.

На третьем круге все уже еле двигались – вот до чего довел «путь совершенства». Тут Нарада вдруг предложил Муде делать пресс, сцепившись ногами друг с другом, чтобы было легче. Только они начали делать так, как в комнату влетели Элен и Аза весело позырить, как надрываются свиньи.

- Нарада! Мудя! Вы че, как два педика, даже здесь расстаться не можете?! – злобным презрительным голосом бросила Элен.

Мудя тут же умудрился обидеться, но ничего не сказал, и только отошел от Нарады. Начали приседать, и как-то случайно он снова оказался рядом с Нарадой.

- Ну, пиздец! – заржала Элен. – Мудя, хуй ли ты липнешь к Нараде?! Вот, блять, два гомосека! Ну-ка, не голубить! – Элен и Аза дико прикалывались, в то время, как Муда скрутило в приступе обиды и самосожаления.

Элен с Азой переключились на Гуруна, которого прозвали так за то, что он запостояк мнил себя великим Гуру с Рулоном наравне. Увидев, что Гурун весь уже зеленый и никак не может оторваться от пола, дергаясь, как раздавленный червяк, они с остервенением набросились на него:

- Фу-у, Гурун! Ты посмотри на себя! Какой же из тебя Гуру?! Ты же подняться с пола даже не можешь! – орала Аза, глумясь и бесясь.

- Ну че, понял, кто ты есть, плешь вонючий? – брезгливо сказал Элен. – Дозалупался! Люди, которых ты учишь, над которыми утверждаешься, в сто раз лучше тебя! Они, по крайней мере, могут нормально качать пресс, а ты? Посмотри, ты же, бля, маленькую разминку выдержать не можешь! – измывалась она, пока уже весь красный Гурун корячился, изображая качание пресса, больше похожее на танец паралитика в гипсе.

У Гуруна было такое жалкое выражение лица, что Муд чуть было не заржал.

- Ну че, Гурун, ты поднимешься наконец, или нет? – издеваясь, спросила Элен. – Может, тебе руку подать?

- Ну, не могу я! – не вынесла душа поэта, и Гурун выплеснул накопившееся напряжение в виде истеричной реплики. Потом быстро опомнился, собрался с духом, но было уже поздно:

- Ах ты, козел! – заорала Аза. – Ты че, еще оправдываешься?! Опять в залупу лезешь?! – и на Гуруна обрушился шквал ругательств и растождествлений с подробным перечислением всех его «достоинств».

После разминки было еще дохуя всего, и спать разрешили часа в три ночи. Муд устроился в прихожке на каком-то оборванном одеяле и укрылся какой-то тряпкой. Примерно с таким же комфортом рядом устроились Гурун и Нарада. Было глубоко похуй, как и где спать, потому что даже просто оказаться на несколько часов в покое казалось бесконечным счастьем. Пришел Нандзя и сказал, что подъем в семь часов и что надо будет одеться и убрать постель, пока горит спичка.

Когда Мудя лег, то вдруг увидел, что уже перестал ощущать тело, как раньше – отождествленно. Пространство вокруг тела сильно вибрировало и гудело, а личность была настолько слабой, что больше не могла выебываться и гордиться собой. «Да, все-таки круто все это, хоть начинаешь вспоминать истинные состояния, которые должны быть», – подумал Мудя и тут же, вместо того, чтобы начать молиться, заиндульгировал, что спать осталось всего 4 часа и завтра снова все повторится.

Под утро, еще плавая в полусонном бреду, Муд услышал резкий крик: «Подъем!», и через несколько секунд появился Нандзя и чиркнул спичкой. Мудила пулей впрыгнул в свои штаны, еще с вечера хитро сложенные так, чтобы они чуть ли не сами надевались, одним движением сгреб то, что было в качестве постели, и на карачках поломился к балкону, где уже толпились бабы и, как попало, набрасывали свои матрасы в общую кучу. Тут Мудон вспомнил, что вчера его назначили главным по этой самой куче, и он должен был следить, чтобы она не грохалась, когда мимо нее проносился кто-нибудь из обитателей штаб-квартиры.

- Стоять, суки! Я тут главный! Быстро все переложили свои матрасы нормально! – гаркнул Муд, но че-то его никто не послушал. Тут куча и наебнулась. Пришлось ему самому все нахрен перекладывать по новой.

Последнему сложившему матрас причиталась всеобщая гыча. Козлом отпущения оказалась бессменная рекордсменша во всех таких делах Вонь Подретузная. Безропотно она приняла серию увесистых тумаков в спину – видно, уже привыкла за вчерашний день. Пока Муд стоял в очереди проставлять гычу, он ощутил, как ему хуево. Тело все ломило и нихера не выспалось, дико хотелось ссать, но он еще не выпросил умыться и почистить зубы не успел, и во рту как коты насрали. Короче, мир предстал пред ним во всех своих самых мрачных красках, и оставалось только отрешаться, потому как впереди ждал день, полный веселых практик и экзекуций.

Гыча резко перешла в ритуал пробуждения. Один чучик ложился на живот, а все остальные садились вокруг него и хуярили кулаками по всему его телу, включая безмозглый чурбан. Потом ложился другой. Потом была разминка, такая же, как вчера вечером, и тупой Мудак вдруг понял, что тело может выдержать в тысячи раз больше, чем воображает его мышиный ум, потому что когда он только проснулся, он был уверен, что даже ползать не сможет, не то, что приседать и отжиматься. Но во время разминки все было в норме, если не считать тех мучений, которые он испытывал от привычки к беспробудному свинству.

Половая Нирвана

Завтрак все хором пропустили. Желание поссать становилось невыносимым, и ебанутая гордость, которая боялась начать просить, сдала позиции. Муд подкараулил Ксиву.

- Ксива, разрешите обратиться! Можно мне попроситься в туалет?

- Давай просись. Ползи на кухню.

Муд начал думать, с чего бы начать. Проситься в туалет означало убедительно обматерить себя за разное говно, которое ты допускал за последнее время, и рассказать все без утайки. Муд натянуто начал че-то гундеть о том, какой он пидор, чмо и долбоеб, но видимо, это звучало неубедительно.

- Хуй ли ты просто себя обсираешь, давай, рассказывай факты, – жестко сказала Ксива, когда Муд минут через десять распинания умолк, потому что у него кончились слова.

«Вот, блять, - подумал раздраженно Мудон. – Теперь все сначала надо начинать». Он стал напрягать память и осторожно признаваться в различных грешках, которые ему казались не такими страшными. Вдруг он осознал, как боится рассказать о себе самое позорное и прикрывается тем, что ничего не было. Вот так мышь всем своим существом трясется и держится за свое говно, готовая выдумывать любые сказки и оправдания, лишь бы про нее не узнали правду. Но невозможно двигаться по духовному пути, не умея открыто и честно признаться в любом своем свинстве.

Только минут через тридцать Муду кое-как удалось выпросить разрешение поссать.

- Ладно, на первый раз хватит, но в следующий раз так ты только издалека на унитаз посмотришь, – приколась Ксива. – Иди к начальнику параши.

Мудя подвалил к Нараде, который сидел на своем почетном месте и штопал рваные носки.

- Начальник параши! Разрешите поссать! – обратился он к нему.

- Я начальник параши, поссать разрешаю! – ответил Нарада и пополз за ключом.

Когда Муд оказался перед унитазом, то он даже сначала не знал, с чего начать. Спустив штаны и высунув свою пипетку, он стал сосредоточенно ждать, когда случится то, к чему он так стремился в последние сутки, но как назло в мочеиспускательном аппарате че-то переклинило из-за долгого бездействия, и он отказывался работать. Муд уже стал нервничать, боясь, что сейчас его время выйдет, и он так и не успеет обоссаться. Тут он вспомнил, что можно управлять посредством воли своими физиологическими функциями, и начал отключать внутренний диалог, глубоко дышать и посылать мысленно-волевые приказы в пипетку, чтобы эта сука немедленно приступила к исполнению своих прямых обязанностей. Мудон изо всех сил напрягся, вены на его хере так вздулись, что казалось, еще немного, и они лопнут. Все лицо побагровело, белки налились кровью, как у быка. В эти долгие мучительные минуты Мудону хотелось отдать все на свете, только бы его мочеиспускатель заработал. Он изливался уже десятым потом.

- Эй, Мудя, ты че там утонул, время уже подошло к концу, давай, вылазь, тут уже очередь, - подлила масла в огонь Элен.

- О, Боже, только не это, - уже в истерике забился Мудя, продолжая стоять со спущенными штанами и трясти своим замороженным концом, - Если он сейчас не заработает, то это сколько мне придется до следующего раза ждать, как минимум сутки, а то и больше, - в панике просчитывал ум Мудозвона, - Нет, только не это!

Все тело долбоеба начало сотрясаться. И физическое напряжение всех мышц тела и страх, который нагнетало болезненное воображение, и жалость к себе, и обида на весь мир, что он стал жертвой такой нелепой ситуации – все в этот момент перемешалось внутри него, и он уже не знал, что же делать, хоть кафель начинай грызть от безысходности.

- Да, я еще никогда не был так несгибаем и целостен ни в одном из своих намерений, как теперь, - на мгновение отметил себе Мудон,

- О, Великая Божественная Сила, помоги мне поссать, я уже не знаю, что делать, - в первый раз за последние полгода вспомнил слова молитвы говноед,

- Я клянусь исполнить любую твою волю, все что скажешь, отработаю все грехи, но только сделай так, чтобы эта пипетка, так ее растак, заработала, - выл уже в беспамятстве Мудон.

А в этот момент за дверью уже слышались нарастающие возмущенные голоса обоссывающихся и обсирающихся рулонитов.

- Ну, все давай, Мудон, вылазь, а то больше не пущу, - уже разгневался генеральный секретарь параши, долбя совком в священную дверь, за которой никак не могло сотовриться чудо.

- С-с-с-сейчас, оч-оч-очень п-п-прррррошу, одну минуууууууту, - еле смог выдавить Мудон. И со всей дури, собрав последние свои силы, всю волю, всю концентрацию внимания, он надавил на затвердевшую пипетку…..И, о, чудо из нее все-таки что-то полилось. Мудон не верил своим глазам:

- Господи, теперь я знаю, что ты есть, - только и смог проговорить шепотом Мудила.

И слезы счастья полились по его щекам. Умиленно, он смотрел на свой обрубок, из которого лилась желтая струйка, облегчая мочевой пузырь. Все мышцы, одна за другой расслаблялись, тело обмякло, все напряжение постепенно уходило, почувствовалось легкое головокружение, некое чувство эйфории.

- Я - в самадхи, - подумал Мудон.

Никогда в жизни он еще не испытывал такого блаженства, как в эти счастливые минуты, это была высшая стадия релаксации.

- Эй, сука, блядь, вылазь, а то мы прямо здесь сейчас все обгадим, - доносились голоса за дверью, но Мудона в эти мгновения они тревожили меньше всего, он наслаждался самым прекрасным для него ощущением движущейся струи по его двадцать первому пальцу.

Казалось, упал бы его шланг на пол, он оказался бы в луже собственной мочи, и это было бы для него высшим блаженством, он мог бы даже начать резвиться, плескаться в этом моче-океане и никаких мыслей и никаких проблем. Через некоторое время Мудон стал постепенно приходить в себя, выходя из состояния медитации. Когда он выполз из сортира, все так и охуели, увидев его осоловевшие глаза и блаженную улыбочку.

Чуха

Когда пришли Гну и Нандзя, их снова начали кормить, наперебой пытаясь угодить им. На этот раз у всех уже лучше получалось, и, например, Нарада стал круто смахивать на заботливую мамашу, которая кормит своего выпердыша, забывая про себя. Практики неэгоизма шли ему явно на пользу. Мудю еще в самом начале кормления отозвали махать веником, и когда он проползал мимо Нандзи и Гну, то увидел, что у Гуруна уже новая практика под смешным названием «Чуха». Муд чуть не обоссался от смеха, когда увидел это.

- Чуха, взять! – крикнул Гну и бросил на ковер обглоданную кость от курицы. Гурун резво бросился за костью и, схватив ее зубами, потащил к скатерти и сложил в кучку отходов.

- А-а-а! Чуха, смотри! Крошка валяется! – нарочито панически завопил Гну через минуту, указывая пальцем на крошку хлеба. Гурун бросился к крошке и в зубах перетащил ее на скатерть. Со стороны он был похож на дрессированную свинью.

Завидев Мудю, Гурун, который уже полностью пребывал в роли Чухи, крикнул:

- Мудила, гляди, какая косточка! – и стал, хрюкая и визжа, возиться с нею. – Вон видишь, корка валяется, давай, сожри ее! – указал он на огрызок хлеба, валяющийся на ковре.

- Не, я не хочу жрать, – ответил Мудя, которому стало западло подбирать с полу грязную корку.

- Смотри, какая у нас ложная личность! – начал издевательски говорить Гурун.

Тут Муд понял, что пошел на поводу у своей проглотившей кол ложной личности и, вместо того, чтобы радостно кинуться на корку, начал позорно оправдываться. Он ощутил на себе презрительные взгляды всех присутствующих, и ему стало хреново: «Я думал, что лучше Гуруна, раз ему дали эту практику, а мне нет, но на самом деле я сейчас в сто раз хуже него, потому что он может быть Чухой и при этом не обижаться, а я не смог».

Заиндульгировавший на всю катушку долбоеб пополз восвояси.

- Рожа! – заорала Аза, и все стали корячиться, пытаясь попасть всеми десятью пальцами в разные дырки на своей роже, чтобы выполнить мудру под названием «рожа».

На этот раз Мудон оказался последним, так как был поглощен своими хуевыми мыслями. Сила проучила его, и все яростно прошлись по его спине. Это было нещекотно.

Через пять минут Аза снова заорала:

- Жопа страуса! – и все на секунду замешкались, потому как жопу они знали, страуса – тоже, а вот жопу страуса еще нет.

Самой безмозглой оказалась Синильга, которая как раз замечталась о принцах и тупо терла уже давно чистое зеркало. Все быстро сообразили, что жопа страуса – это, значит, упереться головой в пол, а жопой – в стену, но Синильга так и осталась, стоять, разинув рот.

Когда наступила очередь Нарады гычить Синильгу, то он как-то так очень слабенько ее хуйнул, чуть ли не погладил. Конечно, это сразу заметила Элен:

- Нарада, ты че ее жалеешь?! Теперь Синильга гычит тебя три раза, да посильнее, чтобы тебе неповадно было! А если она тебя пожалеет, то еще раз получит от всех.

Услышав это, Синильга, у которой два глаза уже сползлись в один на лбу от боли, так разбесилась, что после ее удара Нарада пролетел несколько метров, и только выросшая впереди стена оборвала его мерный полет. После этого случая никто никого больше не жалел.

- А ты, Нарада, че встал, с-сучок? Ты, говорят, больно гордый стал? – грозно спросил Нандзя.

- А что мне делать? – спросил идиот.

- Скатерть расстилай, туго соображается, что ли?

- А кто снимет мои грязные вонючие носки? – радостно спросил Гну.

- Вон, пусть гордый Нарада снимет, – злобно бросила Элен, которая пролетала мимо.

- Ага, давай-ка, Нарада, сними мои носочки, – прикалывался Гну.

Нарада протянул, было, свои крюки, чтобы стянуть с Гну носки, брезгливо морщась, да не тут-то было.

- Не-е, не так! – радостно сказал Гну. – Без рук давай снимай!

Нарада опешил с такого оборота дел и нихуя не мог врубиться, как можно снимать без рук. Тут уже столпились Элен, Аза и Ксива, наблюдая очередную спонтанную практику просветления.

- Че, Нарада, стесняешься? Действуй! – ободряющее прикрикнула Элен.

- Как я сниму без рук? – зачморенно пизданул Нарада.

- Как, как, – передразнила Элен. – Зубами! – пришло вдруг оригинальное решение ентой проблемы.

Нарада скривил и без того кривой ебальник.

- Да-да, зубами снимай, – подбадривал Гну.

Нарада подполз к воняющим за километр ногам Гну и медленно стал приближать харю к носкам. Он раскрыл пасть и зацепил зубами самый край носка.

- О, как ловко! – вскрикнул довольный Гну.

- Будешь знать, как гордиться, – сказала Элен. – Наблюдай за собой! Смотри, как ты не можешь растождествиться со своей надменной пачкой.

Нарада, обливаясь потом, усердно стягивал вонючий носок с ноги. При этом вся его харя покраснела, и он уже явно ловил кайф от передозняка пахучих веществ.

«Еб твою мать, какой ужас, зачем меня заставляют заниматься этим мерзким делом? – заиндульгировал Нарада, - интересно, а где сейчас Синильга, лишь бы она меня в таком виде не увидела, а то, что же она подумает обо мне», - распереживалось говно, да так, что потеряло концентрацию на носке, и как цапануло клыками за палец Гну.

- А-а-а, блядь, гандон, сука, че ты делаешь, неосознанная скотина, - взвыл от боли Гну, хуякнув Нараду кулаком по репе. Нарада даже не успел опомниться, что произошло, как из глаз посыпались звездочки. И, совсем растерявшись, не зная, что сделать, чтобы исправиться, Нарада механично стал гладить ногу Гну:

- Простите, простите, я нечаянно.

- Ха-ха-ха, - угорали жрицы, наблюдая эту картину, - ну, ты, Оля, и в Африке Оля, неисправимый гомосек.

- Классная у тебя практика пранаямы! – позавидовала Ксива.

Стянув оба носка, Нарада уже обрадовался, что практика закончилась, как вдруг Нандзя тоже захотел снять носки.

- А мне?! – закричал он.

- Да, и Нандзе снимай! – скомандовала Элен, и Нарада повторил енту медитацию по раскрытию анахата-чакры.

В этот день уже некоторые сдали по одному экзамену и получили право похавать – кто целую порцию, кто – половину, а кто – четвертину. В зависимости от набранных баллов. Ничего не сдали только Гурун и Судорога в трусах, и их святой пост продолжился. Но прежде, чем получить свою кашу, надо было ее еще выпросить. Пришли Элен, Аза и Ксива, и толпа голодных свиней, стоя на карачках, начала выпрашивать у них еду.

- Ну, Элен, ну, пожалуйста, ну разрешите мне поесть! – ныла чу-Чандра.

- Иди в жопу, не дам, - отвечала Элен.

- Ну, Аза, Вы - такая добрая, дайте мне, пожалуйста, рису! – просил Нарада.

- Нихуя, не заслужил, - воротила нос Аза.

- Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь съесть, а то у меня уже два дня во рту ни крошки не было! – гундел Муд.

- Хуево просите, видно, мало голодали. Тогда еще поголодаете, - презрительно сказала Элен всем.

- Ну, пожалуйста, дайте мне поесть, дайте мне поесть, ну дайте, ну, пожалуйста, - выли все хором, заискивающе заглядывая в глаза.

Кто-то уже стал умоляюще хвататься за одежду и ползать в ногах.

- Ну-ка, блядь, не трогать нас! – прикрикнула Аза.

Стая голодных ублюдков испуганно отшатнулась и продолжила свое нытье уже на расстоянии. Через некоторое время Элен сказала:

- Ну вот, чу-Чандра уже более-менее нормально просит. Можно ей дать.

чу-Чандра завизжала от радости и с грохотом поползла на кухню.

Наши рекомендации