Глава 28. Капелька утешения

- О Боже, что я за дура ... - Из чистой досады я ударила себя по лбу. Я как раз рассказывала Тильману о моей встрече с Джианной (и хотя рьяно использовала технику пропусков, стало ясно, что в этом деле не заслужила никаких почестей). И в тот момент, когда я рассказывала ему о своих намерениях сводницы, поняла, что всё могло бы быть для меня намного проще. Вместо того чтобы восторгаться голубыми глазами Пауля, мне следовало только упомянуть о его предполагаемых художественных амбициях. В конце концов, это было то, что могло связать обоих друг с другом.

Тильман даже не пытался скрыть свою усмешку.

- Но она придёт? - удостоверился он.

- Я на это надеюсь, - сказала я, хотя больше не была в этом уверенна. Я, на её месте, скорее всего, осталась бы дома.

- Что она вообще из себя представляет? - Тильман облокотился, сидя на своей узкой койке, на стенку и этим дал мне понять, что началась наша вечерняя психотерапия. По-другому это вряд ли можно было назвать. Я сидела весь день-деньской одна дома, и как только мальчики возвращались домой, Тильман и я ломали свои уже дымящиеся головы и пытались друг друга убедить в том, что делаем всё правильно и переживём эту ночь.

- Не для тебя, - ответила я уверенно. У Тильмана даже не должно возникнуть идеи начать заигрывать с Джианной. - Слишком старая. Ей точно около двадцати пяти.

Тильман небрежно пожал плечами.

- Моя первая была на пять лет старше. Ну и что?

- Ты оставишь её в покое, не то поедешь домой, понятно? - Я уставилась на него так грозно, как только могла.

Тильман, как всегда, ни капельки не испугался.

- Опиши мне её несколькими словами. Какой она тебе показалась?

- Хммм ... разочарованная, двадцатипятилетняя с комплексом альтруизма и повреждённой осанкой.

- Не похоже на стойкую журналистку. Она, по крайней мере, хотя бы красивая?

- Да, красивая, если тебе нравится такой тип женщин, - признала я ворчливо. - Меня интересует то, можно ли ей доверять, а не её размер груди. Я всё ещё спрашиваю себя, почему папа считает её идеальным союзником. Должен же он был иметь при этом что-то в виду.

- Эй, Эли ... - Тон Тильмана стал серьёзным, его усмешка исчезла. - Ты вообще допускала то, что твой отец может быть мёртв?

Слово "мёртв" ударило меня словно кнутом. Мои ноги вздрогнули, потому что я хотела встать и убежать. Только горящий взгляд Тильмана удерживал меня. Я ненавидела его за его катастрофическое чувство такта и прямоту, но я осталась сидеть.

- Конечно, допускала! - воскликнула я разгневанно. - Что ты вообще думаешь? Что я страдаю от потери реальности? День и ночь я думаю только об этом, если как раз не занята тем, чтобы спасти душу моего брата или тосковать по Колину, что не работает, потому что я ... ах, ты этого не поймёшь!

Тильман молчал, но продолжал смотреть на меня дальше с почти безжалостным любопытством.

- Он снится мне почти каждую ночь - что мама и я смогли вернуть его, но он такой уставший, бесконечно уставший. Он остаётся только ради нас. На самом деле он не хочет находиться там, но мы не отпускаем его, потому что не сможем вынести, если потеряем его во второй раз. - Мои слова прозвучали так окончательно, что моё сердце начало болеть. Снова большой ком образовался у меня в горле, который уже при встрече с Джианной я смогла проглотить только с трудом.

- Я поверю в это только тогда, когда у меня будет доказательство, что его больше нет. Только тогда! Ещё всё возможно. А теперь перестань смотреть на меня так. Я и сама знаю, что это я виновата во всех этих несчастьях! Он на моей совести!

Я отвернулась и прижала лицо к подушке, чтобы Тильман не видел моих слёз. С Колином я никогда не чувствовала себя уродливой, когда плакала. С Тильманом - да. В его присутствие я не хотела показывать ни одной слезинки. Я была уверена, что они ему не нравились. Он встанет и уйдёт. Когда я тогда, после встречи с Тессой, ревела рядом с ним, это было совсем другое. У нас у обоих был шок. Наверное, он даже не заметил этого. Но парням не нравились плачущие девушки, это был древний закон.

И так оно и случилось. Я услышала, как заскрипели пружины его кровати, потом удаляющиеся шаги. Это меня не удивило и всё-таки так разозлило, что я со всей силы пнула стену.

- Я сойду здесь с ума, - всхлипнула я и ударила кулаком в подушку. Я чувствовала себя в ловушке, окружённой водой, туманом и крысами и в постоянном страхе пред Маром, который сегодня ночью, скорее всего, снова посетит Пауля. А мы не могли ничего против этого сделать, совсем ничего ... Эта квартира была тюрьмой. Я тосковала по лесу и дому Колина, по тому покою, который я всегда там испытывала. Пока не появилась Тесса. Она всё разрушила.

Шаги Тильмана снова приблизились. Я задержала дыхание. Что-то шлёпнулась рядом со мной на подушку, и слабый запах какао коснулся моего носа.

- Я не особо хорошо могу утешать, - заметил Тильман объективно. Его кровать, скрипя, просела, когда он сел на своё привычное место возле стены. - Но шоколад никогда не помешает. В нём что-то есть, что поднимает настроение.

Я рассмеялась сквозь слёзы. В этот момент у меня действительно не было желания есть шоколад. Тем не менее, я взяла его и сунула кусочек в рот. Смотреть на Тильмана я всё ещё не хотела.

- Я считаю, ты судишь себя слишком строго, Эли. - Тильман говорил снова как учитель. Теперь я знала, что это было, можно сказать, наследственно. - Если завтра на землю упадёт астероид, наверное, ты тоже будешь виновата, потому что в тайне пукнула, и этим нарушила орбиты планет, не так ли?

Я вытащила салфетку из кармана джинсов и основательно высморкалась, прежде чем решилась ответить.

- Я просто не могу вынести мысль о том, что моя мама сидит совершенно одна в этом большом доме и втайне меня ненавидит. Теперь у неё никого нет. Но я не могу находиться и рядом с ней, потому что меня постоянно преследует такое чувство, что я должна защищать себя. И в то же время мне так её бесконечно жаль. Мне так её жаль!

- Да, но твоя мама взрослая. Кроме того, я немного порасспросил моего отца насчёт него и его разговора с ней. Ты совершенно неправа, Эли.

- Неужели она что-то рассказала ему?

- Нет, не рассказала. Мой папа тоже думает, что твой отец пропал без вести. Но твоя мама, вероятно, сказала, что уже давно ожидала этого и что снова и снова возникали критические ситуации.

- Критические ситуации? - Я повернулась к Тильману, так как мои слёзы более и менее высохли. Критические ситуации - это было милым приуменьшением. И так типично для мамы. Тильман кивнул.

- И она также сказала, как ужасно ей его не хватает. И что иногда это было почти ещё хуже для неё, постоянно бояться того, что он исчезнет. Но прежде всего она беспокоится о тебе. Что ты можешь начать его искать. Она ожидает это и просто надеется, что твоей душе не будет нанесён ущерб. Это она сказала моему отцу. А это звучит не так, будто она тебя ненавидит.

Я положила себе на язык второй кусочек шоколада и позволила ему медленно растаять во рту. Тильман ошибался. Он умел утешать, хотя при этом излучал обаяние морозильника, и его слова не могли меня ни успокоить, ни освободить от чувства вины.

- Кроме того, я считаю, что ты хорошо справляешься. Ты пытаешься спасти своего брата, и с Клином, пожалуй, тоже не так просто. И мимоходом ещё заканчиваешь гимназию на отлично. Тебе нужно быть немного более мягче к себе самой. Правда, расслабься немного, Эли.

- Расслабится, - фыркнула я. - Пффф ... - Для меня всегда было загадкой, как это сделать. По команде расслабиться. Я слышала это изречение не в первый раз. Тем не менее, я знала, как должна оценить его, когда это говорил Тильман. Тильман от меня ничего не ожидал. И сделать я должна была это вовсе не для него, а для себя.

- Кроме того ... - Тильман вытянул руки над головой и зевнул, хрустя челюстью. - Кроме того, у меня для тебя есть сюрприз. - Он указал на полочку, находящуюся по диагонали надо мной. - За старой сумкой врача.

Я встала и отодвинула сумку в сторону.

- Камера!

Тильман сделал это - дырка была просверлена, камера установлена. Чтобы проверить, я её включила и посмотрела через объектив. Она была направлена прямо на кровать Пауля, под впечатляюще широким углом, который включал в себя так же окно.

- Она может записывать в течение трёх часов, если поставить на низкое качество, - объяснил Тильман гордо. - Так что мы можем и заснуть. Нам только нужно будет включить её вовремя. Это уж у нас точно получится.

- А что, если он её заметит? Если он каким-то образом почувствует, что за ним наблюдают? - спросила я, и мой голос прозвучал внезапно очень пискляво. - Ты ведь знаешь, что Мары не хотят быть обнаруженными.

- Это только камера. Объектив. Не человек. Не так ли? - Тильман коротко прикусил свою губу. Он был тоже настолько же не уверен, как и я. У Колина был исключительно тонкий инстинкт. Он бы сразу же заметил, если бы камера снимала - нет, если бы она снимала с целью заснять его. С другой стороны, сегодня почти везде находились какие-то камеры. А через Google Earth можно было шпионить почти за любым домом. Это тоже, в конце концов, не мешало Марам охотиться.

Я посмотрела на свои наручные часы. Было незадолго до полуночи.

- Колдовской час ..., - сказала я вполголоса. Мы зачарованно прислушались. Слив туалета зажурчал, очень знакомый звук, но намного громче я слышала стук моего сердца в голове. Теперь хлопнула дверь ванной. Значит, Пауль как раз шёл в кровать.

Тильман встал, подошёл ко мне, бросил контрольный взгляд через объектив и нажал на кнопку запуска.

- Запись идёт.

Я искала его взгляда. Могло случиться так, что он был последним человеком, на которого я посмотрю. Миндалевидные глаза Тильмана спокойно встретились с моими, но, как всегда, очень внимательные. Как сказал Колин? От него ничего не ускользает. И именно в этом заключалось моё преимущество. Казалось, мои ладони покалывает. Они хотели коснуться человеческой кожи. Удостовериться в том, что могли чувствовать жизнь. Я противостояла моей потребности погладить его по веснушчатой щеке, отвернулась и легла, как онемевшая, в кровать. Одеяло я натянула до самого подбородка, как в детстве, когда боялась пауков и ведьм. Мягкий материал на теле придавал мне ощущение, будто удерживает вдали от меня всё зло. Оно было моей защитной оболочкой. Но теперь это больше не работало.

Тильман сел возле стены напротив, скрестив ноги, обмотав одеялом плечи. Как тогда в лесу, перед своей сауной-палаткой.

- Если хочешь, поспи немного, - сказал он. - Я попытаюсь бодрствовать, как можно дольше. - И хотя я чувствовала, что ужас приближается, и первые пары гнили уже проникали через закрытые окна, чтобы каждую клеточку моего тела повергнуть в панику, моё сознание всего за какие-то секунды проиграло битву тьме.

Глава 29. Крупным планом

Я приближалась сверху, с безопасного расстояния. Я хотела только понаблюдать за ним. Было приятно делать это. Большего мне было не нужно. Я спустилась ещё на несколько метров вниз. Теперь я почувствовала запах соли пенящихся волн и услышала прибой, но они не могли мне навредить. Я была здесь не из-за них. Я пришла из-за него.

Я хотела навсегда закрепить в памяти его движения. Поношенная, тонкая ткань его кимоно развивалась на ветру, когда он приготовился прыгать, гибко повернулся, развернул свою верхнюю часть тела и выбросил кулак вперёд. Волны омывали, бурля, его лодыжки, но они не сбивали его даже на секунду. Идеальное равновесие.

Его противники оставались невидимыми, его веки опущенными. Он сконцентрировался только на себе. Он не замечал меня, хотя я пристально смотрела на него и ни разу не моргнула, чтобы не пропустить ни одного мгновения. Каждая доля секунды была ценной. Я любила то, что видела. Я любила это так сильно, что меня не могла прогнать даже тень, которая, грохоча, поднялась надо мной. Я не повернулась в её сторону. Пусть похоронит меня вместе с ним. И поэтому я улыбалась, когда вода сомкнулась надо мной и потащила вниз, вглубь холодной чёрной пустоты океана.

Потом давление ушло, а тьма рассеялась. Я больше не была в море. Я была в квартире, которую не знала, но это была моя квартира. Это была моя первая ночь здесь. Я посмотрела на улицу. Я находилась посередине огромного города - такого огромного, что я не могла представить себе его пределы. Передо мной возвышался головокружительно высокий дом, рядом с ещё одним, между ними проходили совершенно прямые узкие улицы. В поле зрения ни одного дерева. В окнах не было света. Ни одна машина не проезжала мимо.

Все люди спали. Или были уже мертвы. Я точно знала, что мне нужно делать. Я должна было найти кого-то, кто лёг бы рядом со мной. Потому что если я останусь одна, то не переживу эту ночь.

Поспешно я выбежала из своей квартиры и начала бродить по пустынным улицам, заглядывая в витрины магазинов и дома, но ставни везде были закрытыми или жалюзи опущены. В отчаянии я обеими руками нажимала на кнопки звонков небоскрёбов, расположенные на уровне человеческого роста. Никто мне не открывал. Переговорные устройства оставались тихими.

И мои шаги стали тяжёлее, а мой пульс более медленным. Они преследовали меня. Они подстерегали. Я могла чувствовать их взгляды, их жадное дыхание. Я чувствовала запах гнили. Крысы выползли из люков канализации, заползали в мои штанины и цеплялись за мою голую кожу, когда я, шатаясь, достигла переулка и, наконец, нашла открытую дверь. Тяжело дыша, я проскользнула в неё и с трудом забралась по узкой лестнице к единственной комнате, которая была в этом доме. Большая, широкая кровать стояла в углу, накрытая бархатным покрывалом, освещённая только одной мерцающей свечой. На четвереньках я потащилась к кровати, положила руку на матрас и захватила пальцами тонкую простыню, чтобы вскарабкаться наверх. Мне это не удалось. Я была слишком слаба. Но потом кто-то нежно взял меня за плечи и притянул к себе.

- Гриша, - пробормотала я устало. - Это ты.

Да, это был он. Сегодня ночью я буду находиться в его объятьях. С ним я была в безопасности. Я обхватила руками его тёплую шею и прижала ухо к груди, чтобы послушать такт его сердца. Оно билось сильно и равномерно. Гриша попытался оторвать мои руки от своей шеи, но я не могла этого допустить. Это будет означать мою смерть. Я сильнее переплела мои пальцы друг с другом и сосредоточилась только на его сердце ... Если оно билось, то мы были живыми ...

- Эли. Давай же, просыпайся. Мне уже почти не хватает воздуха. Эй! Эли!

Я так внезапно поднялась, что мой лоб ударился о подбородок Тильмана. С металлическим лязгом его зубы стукнулись друг о друга. Быстро я откатилась в сторону, ожидая того, что упаду на пол, но это меня устраивало, если при этом я не буду и дальше цепляться за него, как собака, у которой течка. Но я не упала. Кровать Тильмана, по-видимому, за ночь стала в два раза шире. Или мы снова лежали в комнате Пауля?

Растерянно я огляделась. Нет, мы были в нашей комнате, и всё выглядело так же, как всегда - с небольшой разницей, что обе наши кровати теперь стояли вплотную друг к другу.

- Мера безопасности, - объяснил Тильман и потёр свою пострадавшую челюсть. - Ты спала так неспокойно. Я думаю, тебе потихоньку пора решать твою проблему с Колином.

Я сильно покраснела.

- Я только что видела сон не про Колина.

- Нет? - Тильман весело усмехнулся. – Значит, всё же обо мне?

- Нет! О ... Не имеет значения. - О, конечно это имело значение, даже большое. Потому что я уже во второй раз видела сон о Грише, а проснулась в объятьях другого мужчины. И, к сожалению, в этот раз это был Тильман, а не Колин. Почему, к чёрту, я вообще увидела сон про Гришу? Я провела пальцами по волосам, чтобы изгнать все образы сновидения.

- Извини, пожалуйста, - сказала я натянуто. - Я не хотела быть с тобой такой бестактной. - Потом я увидела, что Тильман держит в правой руке камеру, снова испугалась. - Пауль! Мне нужно проверить Пауля ...

- Уже посмотрел. Всё в порядке. Он мирно похрапывает. - Со вздохом облегчения я позволила себе упасть назад на матрац. У меня в ушах всё ещё раздавалось глубокое, равномерное биение сердца Тильмана, и я чувствовала слабый отблеск тепла его тела на своей щеке.

- Нам нужно проверить запись, пока он спит. - Тильман помахал камерой. - Нам для этого понадобится ноутбук Пауля.

Я всё равно хотела в туалет. И мне срочно были нужны несколько минут, чтобы прийти в себя. У меня было такое чувство, будто я изменила Колину - и к тому же ещё в двойне. С Гришой во сне и с Тильманом в реальности. Оба обстоятельства были не в моей власти, но это не делало их, благодаря этому, более приемлемыми. В тот момент мне даже не пришлось преодолевать себя. Я искала эту близость.

Требование Тильмана, решить "проблему" с Колином, было, возможно, не таким уж неправильным. Кто знает, что в последующие ночи я сделаю с Тильманом, когда мне будет сниться сон о Колине (или Грише) или же мне придётся спасать себя от нападающих Маров? Но ещё я не могла заставить себя сделать это. Страх ещё был слишком сильным. Я ждала знамения, которое покажет мне, что пора поехать к нему - но что, если знамения никогда не будет? И он в какой-то момент откажется от меня?

На обратном пути из ванной я взяла ноутбук Пауля, который как всегда лежал на кресле в гостиной, потому что он снова часами сравнивал в интернете потребительские товары. Тильман тем временем уже оделся, вытащил чип-карту из камеры и вставил её в считывающее устройство, которое он натренированным жестом подключил к ноутбуку.

- Чёрт ..., - выругался он тихо, когда открылось окно с информацией о файле.

- Что такое? Что-то не так? - спросила я нетерпеливо и посмотрела ему через плечо, хотя сама ненавидела, когда кто-то делал так со мной.

- Величина файла слишком маленькая. Только четырнадцать мегабайт. Карта памяти же вмещает семь гигабайт.

- Ну, давай! Включай фильм! - Я хотела уже вырвать ящик у него из рук, когда появились песочные часы и медиаплеер открылся. Он представил нам Пауля, как тот лежит в кровати и спит, в первый момент мне показалось это таким личным, что я смущённо отвернулась.

- Не прикидывайся, Эли, - сказал Тильман невозмутимо. - Совсем недавно ты на меня набросилась, и это тебя не смутило.

- Я не набрасывалась на тебя! Кроме того, мне из-за этого было даже очень неловко.

Тильман не отреагировал на мой протест. Он передвинул полосу прокрутки вправо. Пауль всё ещё спал, теперь на спине. Потом изображение коротко заморгало. И потухло. Запись закончилась.

- Дерьмо! - прорычал Тильман. - Я так и думал. Камера отключилась.

- Там вообще ничего нет? Даже намёка? Вернись к последним секундам и включи громкость на полную катушку. - Я приказала сделать это не особо вежливо, но Тильман будет знать, как себя вести в такой ситуации. В конце концов, он тоже не обращался со мной тактично. И что за чудо - он сделал то, что я ему сказала.

Храп Пауля раздавался из динамиков, нерегулярный и страдальческий. Я так сильно сосредоточилась на звуках из фильма, что думала, что чувствую, как вибрируют реснички в моём ухе.

- Стоп! - воскликнула я. - Ещё раз назад. - Теперь Тильман тоже услышал это. Почти не слышный, размеренный всплеск. Движения пловца.

- Значит, мы не ошиблись. Оно выходит из воды, - констатировал Тильман удовлетворённо. В целом мы могли различить пять плавательных движений. Потом запись прерывалась. Тильман решительно покачал головой.

- Это бессмысленно. Он выводит камеру из строя, прежде чем вообще забирается на стену. Или она.

- Это он.

- Откуда ты это знаешь? - Тильман посмотрел на меня вопрошающе.

- Не знаю откуда. Я просто в этом уверена. У меня такое ощущение. - Я потёрла себе руки, чтобы избавиться от мурашек на коже, которые покрыли всю верхнюю часть моего тела. - Класс. Теперь мы впустую просадили шестьсот евро и ни капельки не продвинулись вперед.

Я вытащила считывающее устройство из USB порта и хотела закрыть ноутбук, но Тильман засунул свою руку под крышку.

- Подожди. У меня появилась идея, как это может сработать. Я попытаюсь заполучить камеру супер-8.

- Что именно ты понимаешь под "заполучить"? И что такое супер-8?

- Купить, может, на аукционе, в крайнем случае, украсть. - Тильман вошёл в интернет и открыл eBay. – Супер-8 - это старый формат фильма из семидесятых годов. У моего отца есть такая камера, от дедушки. Он брал её на экскурсии. Эта штука совершенно не практична, но зато не цифровая.

- Может быть, это сработает. - Я должна была признать, что мне импонировала прагматичная логика Тильмана при решении нашей проблемы. В тоже время постепенно, но верно, я чувствовала себя совершенно лишней в этой игре. Всё, что я до сих пор сделала, было напугать журналистку и организовывать ужин. При том, что я даже не могла готовить. Я снова исчезла в ванной, чтобы принять душ, поставила готовиться кофе, и вернулась назад в нашу комнату. Тильман, нахмурившись, стучал по клавишам ноутбука.

- Так..., - сказал он, не подняв взгляда. - Всё не так просто. На eBay я получу и камеру, и плёнку, там есть некоторый выбор. Но срок годности плёнки давно истёк. Сегодня её уже никто не производит.

- Срок годности, - ответила я непонимающе.

- Да. Она может испортиться. Но нам нужно будет рискнуть. Кроме того, мне нужна XL-камера, чтобы мы могли записывать в темноте. С обычным супер-8 устройством это не работает. И нам нельзя будет заснуть. - Тильман поднял голову и посмотрел на меня. - Время записи на плёнки всего три минуты двадцать секунд.

- Три минуты? Про это можно забыть! - воскликнула я разочарованно.

- Не спиши с выводом. Во всяком случае, мне нужна кредитная карточка. Весь этот хлам нужно покупать сразу, и он должен быть выслан как можно скорее. Продавцы делают это чаще всего только при оплате кредитной картой. - Тильман требовательно на меня посмотрел.

- У меня нет кредитной карточки!

- Но она есть у твоего брата. Его кошелёк лежит снаружи на столике в коридоре. Эли, пожалуйста, он заметит это только тогда, когда придёт расчёт. Если до того времени он будет ещё жив.

А если нет, то Францёз унаследует всё его богатство - вместе с Porsche, но, как известно, цель оправдывает средства. Я бросилась в коридор, вытащила кредитную карту Пауля из кошелька и дала её Тильману, который выписал себе несколько номеров, и снова отдал её мне.

- Это всё. Можешь положить её обратно. - Он снова повернулся к ноутбуку и начал просматривать разные распродажи на eBay.

- Во сколько всё это обойдётся?

- Твой брат это переживёт. Камера, плёнка, проектор с экраном, пара химикатов и ...

- Химикатов? - спросила я настороженно.

- Да. Для проявления. Или ты хочешь запись видео с атакой Мара отдать в чужие руки? Кроме того, у нас нет времени для таких шуток. Я собираюсь проявить сам весь этот хлам.

Тильман отвечал теперь лишь неохотно. Я его обременяла. Но мне его рвение было только на руку. Чем быстрее мы сможем предоставить Паулю доказательство, тем лучше. И, в конце концов, мне тоже нужно было позаботиться о некоторых вещах, хотя они казались мне менее привлекательными, чем то, что собирался сделать Тильман. Это была работа домохозяйки. Сегодня была пятница. Мне не осталось и двадцати четырёх часов, чтобы организовать ужин. Самое время посвятить в это Пауля. Ему не должно придти в голову завтра вечером заняться чем-то другим.

- Эй! - воскликнул Тильман, когда я захотела удалиться. - Мне будет нужен Volvo.

- У тебя нет прав, Тильман.

- Господи, ты что, с недавних пор вышла за муж за закон? Что с тобой такое, Эли? Когда посреди ночи я должен был отвезти тебя к Колину и Тессе, тебе на это было наплевать, были ли у меня права или нет. Тогда ты просто делала, что было нужно, и не задавала глупых вопросов.

- Но теперь я за тебя в ответе, разве ты не понимаешь?

- Не в ответе. Вовсе не в ответе. Я и сам могу о себе позаботиться. Ладно, другое предложение: ты отвезёшь меня через весь Гамбург в Фульсбюттель. Именно там находится камера вместе с принадлежностями, которая продаётся и которую я мог бы забрать. И честно скажу тебе Эли, после нашей поездки сюда я знаю, что это опасно, когда ты сидишь за рулём. Ты ездишь как подпалённая свинья. А твои мысли всегда где-то блуждают.

- Ладно, пожалуйста! - зашипела я и бросила ему ключ от машины на колени. - Ты можешь быть таким навязчивым! Блин!

Тильман только усмехнулся, прежде чем снова обратить своё внимание на компьютер. Я взяла две чашки кофе из кухни, нажала локтем на ручку двери, ведущую в комнату Пауля, и осторожно протиснулась в неё.

Пауль лежал на боку, спиной ко мне, лицом к окну. Я застыла на месте. Я не слышала звука дыхания. Но Тильман ведь сказал ...

- Я не сплю. - Пауль с трудом поднялся и прислонился к спинке кровати. Его волосы образовали взъерошенное птичье гнездо, а на левой щеке складки подушки после сна оставили глубокие борозды. Он выглядел так, будто участвовал в тяжёлых боях. - Уже как две минуты. Почему ты так хлопаешь дверью?

- Разве? - спросила я, изобразив невинное выражение лица. - Вот, кофе для тебя. - Пауль постучал рядом с собой по подушке, приглашая меня сесть.

- И для себя, как я вижу. Ну, подойди же ко мне, Люпенька. - Он взял пульт дистанционного управления стереосистемой, которая стояла на комоде, и выбрал одну из своих чилл-аут коллекций. Когда я оставалась одна после обеда в этой квартире, я постепенно все их прослушала и даже нашла несколько песен от Моби, которые ещё не знала. Мне начинала нравиться эта музыка, хотя я не знала, для чего она была нужна Паулю. Она помогала ему оправиться после его ночных сражений?

Мы пили кофе, слушали нежные, ласковые звуки и несколько минут не говорили. Я могла бы просидеть здесь с Паулем целую вечность, ноги завёрнуты в одеяло, голова склонена на его плечо. В эти светлые утренние часы я могла вытеснить из мыслей то, что случалось здесь почти каждую ночь. Мар отдыхал, а мы могли перевести дух и подготовиться.

- Ты ..., - начала я вяло. - Я кое с кем тут познакомилась, с девушкой, и я её пригласила. Сюда.

- Ты с кем-то познакомилась? Где? - спросил Пауль с интересом.

- В Кунстхалле. Мы случайно разговорились. - О, как это было классно, не обманывать. Мне нужно насладиться этим, прежде чем всё закончится. Я на один момент остановилась и посмотрела на Пауля. «Говорила ли я тебе уже, что люблю тебя?», подумала я. - Её зовут Джианна. Она придёт в субботу. И я... я буду рада, если ты тоже там будешь.

Пауль улыбнулся.

- Конечно. Почему бы и нет? Я ничего другого не запланировал, а Францез всё равно весь день будет в Берлине, потому что ...

- О, круто. Не пойми меня неправильно, Пауль, но Францёз иногда слишком утомляет, и я думаю, ему не нравятся женщины.

Пауль решительно покачал головой.

- Нет, ты ошибаешься, Эли. Францёз ничего против женщин не имеет. Он может быть очень обаятельным, когда захочет.

- Что же. Со мной, значит, он этого не хочет.

- Не бойся. Как я уже сказал, он будет в Берлине и вернётся только поздно вечером. На переговоры о контракте он всегда ездит один. Что бы я ни делал, он не берёт меня с собой. Он говорит, что я слишком грубый в общении и отпугиваю людей.

- Ты? - Я коротко рассмеялась. Пауль был всегда человеком, который притягивал людей к себе. Он буквально в считанные минуты мог как мужчин, так и женщин при помощи шутки или какого-нибудь замечания заставить открыться. Он даже ладил с Тильманом. Хорошо, его шутки не всегда были веселыми. Тем не менее, он был определённо намного симпатичнее, чем Францёз.

- Мы почти не разговаривали в последние дни, сестричка. Как идёт твоя терапия? - О да. Моя предполагаемая терапия у доктора Занд. Господи, про неё я совершенно забыла. Теперь мне придётся броситься в омут обмана.

- Очень хорошо, я думаю. Я чувствую себя немного лучше.

- Да, я это вижу. Ты прибавила в весе, не так ли? Теперь уже не такая худая. Он поставил уже определённый диагноз?

Диагноз. Ещё и это. Теперь пригодится мой талант к импровизации.

- Э-э ... да, поставил, но он сказал, что в настоящее время слишком рано говорить мне об этом. Он хочет подождать, пока я буду более стабильной.

- Это говорит за него. Очень хорошо, - ответил Пауль одобрительно и заботливо погладил меня по спине. Я не уклонилась. - Что он говорит, можешь ли ты пойти учиться в университет? Ты уже там огляделась?

Хорошее ключевое слово. Учёба в университете. Из этого можно кое-что сделать.

- Ну да. Я хотела бы пойти учить биологию, медицину или биохимию. Но я боюсь, что через несколько семестров пойму, что это не для меня. Как ты, собственно, это заметил? Я имею в виду, безусловно, была какая-то причина, почему ты выбрал искусство, не так ли? Не учитывая, конечно, деньги?

Лицо Пауля омрачилось. Он закашлял и схватился за грудь. Его дыхание стало тяжёлым.

- Я вдруг больше не мог делать это. Я работал в больнице медбратом и внезапно стал постоянно заражаться от пациентов всяким дерьмом. Я только и делал, что болел. И ... с одного дня я стал ко всякой мелочи испытывать чувство отвращения. Когда я мыл пациента, мне становилось почти плохо, я больше не мог менять подгузники или вытирать рвоту. Я не знаю, почему так случилось. Но это больше не уходило. Между тем я испытываю чувство отвращения даже к крему для бритья и гелю для душа. Они такие скользкие. Я всегда хочу быстро смыть их с тела.

Пауль прервал себя. Я попыталась понять, что он мне рассказал. Чувство отвращения? Всё, что я раньше считала противным, заставляло глаза Пауля святиться. Во время каникул он из воды, муки, яйца и какао подделывал дерьмо и с самоотверженностью распределял его на все крышки унитазов и дорожки в саду бабушки. Он экспериментировал со слизью улиток, а с личинками из мусорной бочки устраивал гонки на столе гостиной (в тот день даже у мамы была истерика). Всякий раз, когда у кого-то шла кровь, Пауль был там. Один раз он даже облизал кровь, которая капала у меня из раны на коленке, потому что хотел знать, какой она была на вкус.

Но только что он мне не соврал. Это я точно знала. Пауль перенёс полное изменение личности, и в этом, должно быть, был виноват Мар. Это было единственным объяснением, которое пришло мне в голову. Потому что это подходило так же к его слабой иммунной системе. Обычно у медицинского персонала в больнице со временем появлялась более стабильная иммунная система. С Паулем же случилось всё совсем наоборот. Что насчёт этого сказал Колин? Мары могли нанести ущерб защитным механизмам человека.

- Как давно это случилось? - спросила я в свободном разговорном стиле, хотя мне стало плохо, так что я почти больше не могла чувствовать запах кофе и отставила свою чашку в сторону.

- Два года назад я перестал работать в больнице. А полтора года назад забросил учёбу в университете. В этом больше не было никакого смысла. Исследованиями я не хочу заниматься. Это не для меня. - В виде исключения в этом он был прав. Пауль любил работать своими руками.

Два года назад ... Это означало, что он, как минимум, уже два года подвергается атакам. На одно мгновение у меня появилось такое чувство, что кровать под нами сносит в сторону. Как он только мог это выдерживать? В один момент я поняла, каким сильным был Пауль. Сильным и стойким. Он не знал, что с ним происходило, чувствовал каждый день, что становился более вялым и обессиленным и что ему не хватало энергии для самых обыкновенных вещей. У него была депрессия и меланхолия. И, тем не менее, он каждое утро вставал с кровати, которая однажды ночью станет его могилой, и церемонно завтракал, как будто у него ещё были все возможности мира. Он каждое утро начинал жить заново. То, что он считал себя геем, вдруг стало для меня несущественным.

Теперь он снова закашлял, и я ясно слышала, что его лёгкие вибрировали.

- Блин, я такой разбитый ... Я хотел бы знать, из-за чего это у меня. Но врачи ничего не находят.

- Может быть, это уйдёт само по себе. Ты просто должен иметь немного терпения. Тогда наступит весна, и всё станет лучше. - Мой голос дрожал, но я избегала вопросительного взгляда Пауля. Хорошо, что я дала Тильману кредитную карточку. Надеюсь, что он был в пути, и надеюсь, он не попадёт в аварию. Сейчас он был нужен мне, как никогда. Нам нельзя делать ошибок. Я проглотила свою панику и встала.

- Ладно. Завтра вечером в шесть, я что-нибудь приготовлю. - Я поспешно удалилась на кухню, прежде чем Пауль смог заметить мой страх. Два года. Почему так долго? Почему Мар прямо-таки впился в него? Это было не типично. По словам папы и Колина, Мары работали эффективно. Они высасывали, что могли получить, пока сны не теряли свою питательную ценность. Потом они оставляли своих жертв. Возможно ли то, что он был атакован несколькими Марами подряд? И было ли это связано с папиными махинациями? Была ли это своего рода месть Маров за то, что полукровка вмешался в их дела?

Существовало только одно существо, которому я могла задать эти вопросы. Колин. Я услышала, как в голове зашумел прибой, когда в первый раз после той несчастной ночи произнесла название острова, на котором это случилось.

- Тришин. - Я ненавидела это слово. Оно было моим личным ужасом, как дракон Катла для братьев Львиное сердце. Но они преодолели свой страх перед Катлай.

И, тем не менее, я оставалась сидеть за кухонным столом, уставившись на свои бледные руки, которые пассивно лежали предо мной, и ждала, пока Пауль не пришёл ко мне и не включил музыку, он из необъяснимых источников заправился силой, а вода - погибель для нас обоих – отражалась, переливаясь, в его глазах.

Глава 30. Танец Солнца

- Ну, наконец-то! Вот и ты! - воскликнула я более укоризненно, чем хотела, когда Тильман ворвался в комнату примерно в десять часов вечера, в обеих руках держа два больших бумажных стакана кофе на вынос, а на плече висела набитая спортивная сумка. - Где Пауль? Как он? Всё в порядке? Ты достал камеру?

- Осторожно, горячий. - Тильман сунул мне в руку один стакан. - Выпей так быстро, как можешь. - Он опустил сумку на пол и поставил свой бумажный стакан на письменный стол. - С Паулем всё в порядке. Всё время после обеда оба были в сауне. Теперь они сидят внизу в ягуаре и ссорятся.

Я с чувством отвращения скривилась. Пауль и Францёз вместе в сауне - этого я не хотела себе представлять, но моё воображение это вовсе не интересовало. Оно просто сделало это, не спросив меня.

- Что там внутри? - Я открыла крышку бумажного стакана и понюхала. Аромат кофе был таким интенсивным, что я отпрянула и закашляла.

- Два двойных эспрессо. - Тильман достал массивную камеру из сумки. - Ты увеличила дырку?

Я только кивнула. Тильман позвонил мне в обед по мобильному, приказал до вечера ничего больше не есть и увеличить отверстие в стене, потому что в новой камере объектив был намного больше. Теперь у меня был зияющий пустой желудок и ещё больше мозолей на пальцах, и к тому же всё ещё ничего не запланировано для завтрашнего вечера. Но у дыры был нужный диаметр.

- Глаз змеи я полностью вырезала из полотна и потом прикрепила его лентой, клеящей с двух сторон. В противном случае, это было бы заметно. Нам нужно будет только убрать её, как только Пауль уснёт. Он останется ночевать здесь? - Я почти не могла скрыть то, что бы было видно мою надежду. Если Пауль будет спать у Франйза, то Мар не придёт. У нас будет самая нормальная ночь. Мы могли просто лечь и поспать.

- Да. Поэтому оба как раз и ругаются. Пауль измотан из-за сауны и хочет только скорее в свою кровать. Один. А Францёз чувствует себя вновь преданным. При этом он мог ведь весь день лапать твоего брата. А я мог в галереи спокойно заниматься камерой.

Мы услышали, как захлопнулась входная дверь. Мы уже какое-то время назад объявили нашу комнату своей личной зоной и просили Пауля в будущем стучаться. Так у нас всегда было время устранить возможные подозрительные моменты. Естественным результатом этого соглашение было то, что Пауль думал, что у нас с Тильманом шуры-муры. Хотя это было и неприятно, но необходимо.

Но Пауль не постучался. Он только, зевая, крикнул:

- Спокойной ночи, Люпине! - потом в ванной начала течь вода. Значит, он сразу ляжет спать и не будет смотреть телевизор. Очень хорошо. Тильман установил камеру на полке и вставил первобытную плёнку. Затем он повернулся в мою сторону, и его осведомлённое выражение лица подсказало мне, что последует лекция.

- Можешь выпить, пожалуйста, твой эспрессо? Если возможно, то залпом. - Я послушно отхлебнула и затряслась. Он был совершенно не сладким и на вкус как смола.

- Мы должны сделать всё, чтобы остаться бодрыми. Когда ты голоден, то не можешь хорошо спать, - читал лекцию Тильман, подошёл к окну и отключил отопление. - Так же, когда тебе холодно. Насчёт эспрессо мне, вероятно, объяснять не нужно.

Нет, не нужно. Давясь, я залила остаток в глотку. Тильман забрал у меня бутылку воды из рук и поставил её на самую верхнюю полку.

- Больше не пей. Нам нельзя разбавлять кофе. Но самое важное ...

Он встал на колени и вытащил два MP3-плеера из спортивной сумки. Один принадлежал ему, другой был новым и, несомненно, оплачен кредиткой Пауля. Или моими деньгами, которые я уже давно не считала.

- Музыка? - Я посмотрела на Тильмана вопрошающе.

- Тогда, в лесу, ты сказала, что мне нельзя думать о Тессе, потому что, в противном случае, она меня учует, не так ли? А здесь разве не то же самое? Нам ни в коем случае нельзя думать о Маре.

Я отказалась от того, чтобы одобрительно закивать. По-видимому, теперь Тильман был Джеймсом Бондом, а я всего лишь его глупой Мисс Манипенни, которая проводила свой день, ничего не делая, добывая деньги и просверливая дыры в кирпичных стенах, а вечером услужливо ожидала своего господина и хозяина. Новое распределение ролей мне вовсе не нравилось.

- Будет лучше, если мы погрузимся в своего рода транс. Мы не спим, но и не думаем много. Поэтому вот. - Он протянул мне MP3-плеер и потребовал скудным жестом, чтобы я засунула наушники в уши. Я нажала на кнопку Play и послушала первую песню. Я была не знакома с этим жанром музыки.

Но я и не хотела знакомиться с ним. Жёсткие, быстрые удары - слишком быстрые и слишком жёсткие. Почти как техно. Я нажала на Stop и посмотрела на Тильмана с сомнением.

- Ты так поспешно делаешь выводы, Эли. Через двадцать секунд.

- Я не могу послушать что-нибудь другое?

- Что, твой скулёж Моби? Да с ним ты тут же заснёшь! Кроме того, под него невозможно хорошо танцевать.

- Я должна буду танцевать?

- Мы оба. Каждый сам для себя. Мы ведь не можем поставить музыку громко, если Пауль должен заснуть. - Тильман выпил свой эспрессо, а его жёсткие резкие движения сказали мне, что я действовала ему на нервы.

- Но обязательно это должно быть техно? - проворчала я.

- Это не техно. Это народный танец. Песнопения индейцев и аборигенов, смешанные с трансом. Я нашёл диск у твоего брата, он в самый раз. Блин, Эли, не смотри так! Прости, просто не успел так быстро пригласить сюда шамана с барабанчиком!

- Ладно уже, - проворчала я. - Но я не могу танцевать. Не просто так. – Вздыхая, Тильман опустился на кровать. Напряжённо он потирал свои бёдра.

- Нет, можешь. Я видел это тогда, на вечеринке в стиле восьмидесятых в Шике. Если ты стесняешься, я могу тебя успокоить. Я не буду на тебя смотреть. Я буду держать глаза закрытыми, и тебе тоже следует поступить так же. Просто слушай удары и звуки. Ни о чём другом не думай. И двигайся под них. Кто танцует, тот не спит. - Тильман снова встал. - Ты не знаешь много о музыке, не так ли?

Я пожала плечами.

- Мне это нужно?

- Нет, но ... Техно, в принципе, это нечто другое, как то, что делают коренные народности, когда танцуют, погружаясь в транс. Размеренные удары в ритме сердца. Любое Пау-вау так работает. - Ну, по крайней мере, я знала, что такое было Пау-вау.

(прим.редактора: Пау-вау - специфическое мероприятие, на котором американцы и индейцы собираются танцевать, петь, общаться, обсуждать индейскую культуру.)

Тильман снял через голову свой пуловер и свою футболку. При том, что в комнате было уже неприятно холодно. Значит, он действительно хотел это сделать.

- Мне что, теперь тоже так сделать? - спросила я язвительно, но голая грудь Тильмана заставила меня замереть. Я забыла про моё смущение и наклонилась вперёд, чтобы взглянуть на него более внимательно. Над его сосками были два плохо заживших вздутых рубца. Они выглядели так, будто он разорвал себе кожу в клочья.

- Что это такое? - Я не могла вспомнить, что у него были эти рубцы летом. Хотя у меня и вправду были другие заботы, когда Тильман стащил со своего тела футболку и пошёл навстречу Тессе, но эти рубцы я бы точно заметила. Они были новыми. Края ран светились красноватым, почти как воспалённые. Тильман сделал вид, что не услышал мой вопрос, и с опущенными веками опустошил свой эспрессо.

- Эй! Пожалуйста, скажи мне, что это такое! Где это произошло? Они появились сами по себе? Это что-то общего имеет с ней?

- Нет! - Прервал меня резко Тильман. - Они исходят от меня.

- От тебя? Но как ...? - Я в замешательстве подняла руки.

- Ты когда-нибудь что-нибудь слышала о танце Солнца? Нет? - Тильман глубоко вздохнул, и вдруг я поняла, что заговорила о чём-то очень личном. Он отвернулся от меня, прежде чем дать ответ.

- Закрепляешь под кожей тонкие ветки, привязываешь их верёвками к столбу, и танцуешь вокруг этого столба, пока не находишь в себе мужества вырвать ветки. Лакоте иногда для этого нужно несколько дней. Мне понадобилось полдня и одна ночь.

(прим.редактора: Лакота - индейский народ в США, аборигены Америки.)

- Ты проткнул себе кожу ветками? Ты понимаешь, что мог от этого умереть?

- Да. - Тильман посмотрел на меня холодно. - Но я не полный дурак, Эли. Сначала я прокипятил и продезинфицировал их, точно так же, как и бритву, которой я резал кожу.

- Почему, во имя всего святого, ты делаешь это? - Я автоматически прижала руку к груди. Это, должно быть, было чертовски больно.

- Познание своих границ, - ответил Тильман замкнуто.

- Разве у нас не было достаточно опыта в познание своих границ прошлым летом?

- Речь шла о моих собственных физических пределах. Кроме того, танец исполняют для того, чтобы найти ответы. Может быть, даже увидеть видение.

То, как он это сказал, дало мне понять, что он не нашёл ответа. Он ранил сам себя, танцевал день и ночь, чтобы вырвать ветки из груди, и всё равно не нашёл ответа. Тесса оставила в нём ещё более глубокое впечатление, чем я боялась. Она словно забралась ему под кожу.

Тяжёлые шаги Пауля проковыляли по коридору. Потом дверь его спальни щёлкнула. Молча, сидя рядом друг с другом на кровати, мы облокотились на стену и стали ждать. Через некоторое время я преодолела свою застенчивость и тоже сняла мою вязаную кофту и футболку, так, что сидела возле Тильмана только в рубашечке и джинсах. Он не удостоил меня и взглядом. Холод сразу же покрыл мою кожу мурашками, и я почти радовалась тому, что у меня будет возможность двигаться.

Потом, как будто исполняем тайную команду, мы наклонились вперёд и сняли обувь и носки. Мы будем танцевать босиком. По прошествии полчаса Тильман молча встал и прокрался к Паулю. Тихое шарканье за стеной сказало мне, что он убрал глаз змеи. Мы были готовы. Я встала и завязала волосы в непослушный хвост.

Беззвучно Тильман вернулся, выключил свет на потолке и взял у меня из рук мой MP3-плеер, чтобы включить его. Теперь только прикроватная лампа излучала желтоватый слабый свет. Наши призрачно огромные силуэты двигались на стене, а мерзости на полочках Пауля бросали гротескные тени на обои.

- Я запрограммировал их так, чтобы они играли те же самые песни, если мы в один и тот же момент нажмём на старт. - Он отдал мне устройство назад. Я положила палец на кнопку.

- Один, два, три ... - Мы включили их.

Я закрыла глаза и попыталась забыть, где я находилась, но мне это не удавалось. Слишком сильно я чувствовала тесноту этой комнаты и присутствие Тильмана. Я чувствовала запах его кожи, мужской и всё-таки мягкий аромат, а под моими веками горели бугристые рубцы на его груди. Доски пола начали мягко и ритмично вибрировать, когда он начал танцевать, но я всё ещё не двигалась. Мой рот пересох. Кофеин заставлял моё сердце бешено стучать и замирать, и, несмотря на ноющий холод, по моей спине пробегала горячая дрожь.

Не думай ни о Пауле. Ни о Маре. Ни о Колине, ни об отце, ни о матери. Только о музыке.

Вторая песня облегчила мне задачу. Стены, которые я только что ещё чётко ощущала, как стены тюрьмы, отступили. Потолок над нами улетучился. Я была одна и, тем не менее, различала шаги Тильмана, которые равномерно передавались через половицы пола и щекотали мне подошвы ног. Я подстроилась под них, сначала нерешительно, потом более и смелее, а потом мне больше уже не нужно было мужество. Это получалось само по себе.

Пол потерял свою твёрдость. Он стал приятным, уступал под моими голыми ногами. Я повернулась, оставила руки свисать вниз, один удар, один шаг, полповорота - ни о чём другом не думать. Моя голова откинулась назад, когда я чуть приподняла плечи, чтобы повернуть ладони вверх, и я думала, что чувствую горячее солнце на них, да, я чувствовала запах нагретых камней и древних дров, которые сгорали передо мной в песке.

Ритм моего сердца перестал замирать и настроился на удары. Моё тело было невесомым. Мы стали единым целым - Тильман, я, наши сердца, музыка. Образы в наших головах. Он взял меня с собой, далеко отсюда. Далеко от меня самой.

Пот стекал у меня по щекам и подбородку и сбегал вниз по позвоночнику, джинсы прилипли к ногам. Языком я ловила солёные капли и вытягивала из них новую энергию. Я не знала, как долго мы уже танцевали. Музыке не было конца, но я закричала бы, если бы она умолкла. Потому что только она позволяла мне молчать, и лишь чувствовать, быть лишь человеком. Сердцебиение, танец, дыхание. Я больше никогда не хотела открывать глаза. Здесь, в себе самой, в своей собственно бодрствующей темноте, было прохладно и безопасно.

Ни разу мы не коснулись и не задели друг друга, хотя ничего не видели. Я двигалась уверенно и гибко в темноте. И, тем не менее, ничего не могла поделать с тяжестью моих век, которая внезапно стала увеличиваться с каждым ударом барабана.

Мой рот так пересох, что я больше не могла глотать. Моему телу нужна была вода и еда. Но прежде всего ему был нужен сон. И оно возьмёт своё. Я хотела сделать музыку громче, но я и так уже поставила её на всю громкость. Слишком тихо ... она была слишком тихой. Я, шатаясь, сделала несколько шагов назад, в сторону окна, потеряла чувство ритма и равновесие. Я почувствовала боль, когда падала, подоконник задрал майку вверх и ободрал тонкую кожу на моём позвоночнике, но это меня не беспокоило. Тёплая кровь стекала по моей спине.

Вибрирующий пол мягко и с теплом встретил меня. Не спи. Не спи ... Посмотри на него ... Посмотри на него и вернись назад к чувству своего ритма. Открой глаза. Ты должна сделать это. Из полуоткрытых век я посмотрела на Тильмана вверх. В комнате действительно больше не было стен. Не было комнаты, только огромное, светящиеся красным небо, купол полный гнева, злости и боли. Угловатые облака кружились вихрем вокруг Тильмана, когда он вращался по кругу, снова и снова вокруг своей оси и вокруг огня, с кровоточащей грудью и веткой в обеих руках, пока не закричал и в следующий барабанный удар бросил её в пламя.

Искры попали прямо мне в глаза. Теперь я должна была закрыть их, чтобы они не сгорели, чтобы я снова могла видеть и чувствовать. Я должна была научиться снова чувствовать. Я умру, если не начну снова чувствовать. Я сдалась. Небо растворило пол подо мной. Стало тихо.