А именно на эту роль я была бы обречена, если б полюбила де Круазенуа.

Это было бы точь-в-точь повторением того счастья, которым наслаждаются мои

Кузины, как раз то, что я от души презираю. Мне заранее известно все, что

Мне будет говорить этот бедняжка маркиз, и все, что я должна буду ему

отвечать. Что же это за любовь, от которой тебя одолевает зевота? Уж лучше

стать ханжой. Подумать: подпишут брачный контракт, как это проделали с

Младшей из моих двоюродных сестер, и добрые родственники придут в умиление.

Хорошо еще, что им не так легко угодить и они мнутся из-за этого последнего

условия, которое внес накануне в договор нотариус противной стороны".

XII

НЕ ДАНТОН ЛИ ЭТО?

Жажда треволнений - таков был характер прекрасной Маргариты Валуа, моей

Тетки, которая вскоре вступила в брак с королем Наваррским, царствующим ныне

Во Франции под именем Генриха IV. Потребность рисковать - вот в чем весь

Секрет характера этой обворожительной принцессы; отсюда и все ее ссоры и

Примирения с братьями, начиная с шестнадцатилетнего возраста. А чем может

рисковать молодая девушка? Самым драгоценным, что есть у нее: своим добрым

Именем. По нему судится вся жизнь ее.

Мемуары герцога Ангулемского, побочного сына Карла IX.

"А у меня с Жюльеном никаких контрактов, никаких нотариусов,

Предваряющих мещанский обряд. Все будет героическим, все будет предоставлено

Случаю. Если не считать знатного происхождения, чего у него нет, это совсем

Как любовь Маргариты Валуа к юному де Ла-Молю, самому замечательному

Человеку того времени. Но разве я виновата в том, что наши придворные

Молодые люди слепо привержены к приличиям и бледнеют при одной мысли о

Каком-нибудь хоть чуточку необычном происшествии. Маленькое путешествие в

Грецию или Африку представляется им верхом отваги, да и на это они не

Рискнут иначе, как по команде, отрядом. А стоит их только предоставить самим

Себе, ими тотчас же овладевает страх, - не перед копьем бедуина, нет, а как

Бы не очутиться в смешном положении; и этот страх просто сводит их с ума.

А мой милый Жюльен - как раз наоборот: он все любит делать сам, у этого

Исключительного существа никогда в мыслях нет опереться на кого-нибудь,

Обратиться к другому за поддержкой. Он всех других презирает, и потому я не

Презираю его.

Если бы Жюльен при своей бедности был дворянином, любовь моя была бы

Просто пошлейшей глупостью, самым обыкновенным мезальянсом, никогда бы я на

Это не пошла; в этом не было бы ничего такого, чем отличаются подлинно

Великие страсти, никаких неодолимых препятствий, ни этой темной

неизвестности грядущего".

Мадемуазель де Ла-Моль была так увлечена этими возвышенными

Рассуждениями, что на другой день незаметно для себя стала превозносить

Жюльена маркизу де Круазенуа и своему брату. Она говорила с таким жаром, что

Это в конце концов уязвило их.

- Берегитесь этого молодого человека с его энергичным характером! -

Воскликнул ее брат. - Начнись опять революция, он всех нас отправит на

Гильотину.

Она остереглась отвечать на это и принялась подшучивать над братом и

Маркизом де Круазенуа по поводу того страха, который внушала им решимость.

Ведь, в сущности, это просто страх столкнуться с чем-то непредвиденным,

Просто боязнь растеряться перед непредвиденным...

- Вечно, вечно, господа, у вас этот страх очутиться в смешном положении

- пугало, которое, к несчастью, погребено в тысяча восемьсот шестнадцатом

Году.

"В стране, где существуют две партии, - говорил г-н де Ла-Моль, -

смешного положения быть не может". Его дочь поняла, что он хотел этим

Сказать.

- Итак, господа, - говорила она недругам Жюльена, - вы будете бояться

всю вашу жизнь, а потом вам споют:

Ведь это был не волк, а просто волчья тень.

Вскоре Матильда ушла от них. Слова брата ужаснули ее: она долго не

Могла успокоиться, но на другой день пришла к заключению, что это -

Величайшая похвала.

"В наше время, когда всякая решимость умерла, его решимость пугает их.