It was the roar of the crowd 9 страница
Фрэнки сидел, по привычке засунув руки в карманы худи, и сквозь чёрные очки смотрел на людей, снующих по аэропорту. Ему было любопытно наблюдать за торопящимися человечками, которые кажутся такими озадаченными, а на самом деле ничего из себя не представляют. Фрэнк удивлялся: ведь у каждого из них есть свои жизненные предпочтения, цели, каждый к чему-то стремится и верит в перемены…
Только он сам уже почти ни во что не верил. Сними он сейчас очки, вы были бы немало удивлены его томным взглядом, безнадёжно-выжидающе ползающему по толпе. Вообще неясно, зачем Айеро надел очки: чтобы остаться незамеченным, или чтоб заведомо отвязаться от вопросов типа "Что случилось?!".
Разбит? Нет, что вы! Он был полон сил и энергии. Просто выяснилось, что Фрэнк, увы, безнадёжен. Он влип в такое болото, какого и врагу, право, не пожелаешь. Его история действительно из ряда вон выходящая: мучительно любить человека, которого неуклонно теряешь с каждым днём. Почему-то тогда, на самом первом своём выступлении с MCR, Фрэнк был уверен, что всё наладится, что ситуация целиком и полностью в его руках, а отношения – дело времени. Он действительно верил, что пройдёт время, и у них с Джерардом всё как-то образумится. Но время прошло, а положение только ухудшилось.
Теперь Фрэнки вглядывался в зелёные клеточки «бегущей строки», упрямо пытаясь вычислить в голове события прошедших лет. Уже два года он играл с My Chemical romance. И куда делось столько времени?! Почему он не верил, что его прошло т а к много?..
Как один день… События зависли, отражая повтор одних и тех же действий: репетиции – концерты – интервью – снова концерты… И Джерард, всё такой же холодный и далёкий… Самое обидное было то, что Айеро до сих пор не мог разгадать причину, по которой Джи на него огорчился.
Всё шло просто шикарно: никто ни с кем не ругался, всё всех устраивало. Начатый ещё до появления Фрэнки альбом был благополучно записан и вызвал тёплые отзывы общественности. О ребятах говорили, писали… Их слушали и, что самое главное, слышали. Фанаты, ночами поющие под окнами кумиров – вот она, мечта музыканта… Но Айеро уже ничто не удовлетворяло. Джерард и его редкие сухие поцелуи – то самое, что успешно портило Фрэнку всю малину. Теперь он готов был отдать всё, лишь бы солист делал своё дело, не отвлекаясь по сторонам, устраивая на сцене обнимашки. Слишком уж холодны они были.
А Фрэнк не желал играть роль заведённой куклы, которой приказали широко распахивать глазки и бросаться с поцелуями на шею другой точно такой же кукле. Он любил и, чёрт возьми, хотел взаимности, но, увы, не получал её.
Джерард так и вёл себя: как друг. Ничего криминального и аморального, естественно, в его действиях не было. Подумаешь, его рука была не такой горячей, когда касалась щеки гитариста… Он ведь никого не оскорблял, не бил… Поверьте, лучше бы он дрался! Его тяжёлый ледяной взгляд не давал Фрэнку покоя. Он что-то значил, безусловно. Но что? ведь Джерард ничего не говорил на этот счёт. А вообще все его слова звучали укоризненно, будто он, к примеру, не рассказывал про свой любимый фильм, а забивал Фрэнки обвинениями. И Фрэнк действительно чувствовал себя преступником. Только вот не знал, в каком месте нарушил закон…
Джи был так неоправданно сух, что, пожалуй, любой на месте Айеро оскорбился бы и плюнул на это дело. Любой, но только не Фрэнки. Он подозревал, что у Джерарда далеко не всё в порядке, поэтому и не приставал к нему со своими чувствами. Хотя ему уже давно хотелось поскорее расставить все точки над «i».
Уэй тонул в луже неурядиц и отчаянно барахтался, пытаясь выплыть, кусая при этом руки, тянущиеся к нему с помощью. Джерард с трудом бросал пить, в то же время отказываясь от травки, и действительно раздражался теми, кто пытался оказать ему хоть какую-то поддержку. Тяжёлый кризис для творческого человека… И он пытался выбраться из него самостоятельно, стыдясь всякой гласности. Но самым неприятным в этой ситуации было то, что Джерард сам не понимал, зачем ему необходимы эти перемены. Ведь можно было оставить всё по-старому, не пытаясь завязать с «вредными привычками». Так-то ему было куда комфортнее! Как бы тяжело Джерарду ни приходилось в этом признаваться, он смутно чувствовал, что в его жизни было что-то, ради чего стоило пожертвовать дозой.
Итак, он сладко улыбался в тысячи камер, поражая людей своей природной красотой и обаянием. Только за одну эту улыбку можно продать сердце… Но Фрэнки просто не находил в себе сил смотреть на него, чувствуя каждой клеточкой своего тела гнетущее Джерарда напряжение.
От него действительно многое зависело. Именно Уэй принял на себя ответственность за все договора и контракты, которые им теперь приходилось подписывать чуть ли не каждую неделю. В конце января MCR заключили контракт с одной серьёзной вашингтонской звукозаписывающей кампанией. К этому времени ребята уже успели исколесить весь штат и обрести сотни новых поклонников. Время шло, творчество развивалось, и вот, наконец, стало ясно, что стадионы Джерси – далеко не единственное место, достойное их выступлений. Право MCR стали слишком популярны, так что грех было не заявить о них всему миру. Теперь, как это бывает только у творческих людей, они, уставшие и счастливые, горели желанием начать уже скорее писать новый альбом, которым и планировалось взорвать общественность. Причём Джерард проявлял наибольшую инициативу, то и дело подсовывая ребятам новые тексты и нотки.
И каков же был всеобщий шок, когда однажды утром они его просто не обнаружили! Уэй испарился, растаял в воздухе, разбив телефон и поменяв замки в квартире. Лишь через пару дней взволнованный Майк сообщил, что брат улетел в Берлин. Тогда Фрэнки вспомнил, Джерард что-то говорил про реабилитационный центр в Германии. Он решительно не понимал, чем немецкие центры могут отличаться от точно таких же в штатах, но всё-таки приветствовал это решение Джерарда. Как, впрочем, он готов был приветствовать любое его решение.
«Может оно и к лучшему. Пусть это ему поможет. Если так будет лучше, пусть так оно и будет в действительности.»
Фрэнк пытался не думать, но ощущение полнейшего неведения крошило его в порошок. Джерард оказался слишком далеко, чтобы можно было быть уверенным в том, что он действительно не мираж…
Уэй решил лечиться от наркотической зависимости. Возможно, это ему поможет… Но, скажите, кто теперь поможет Фрэнку, впавшему в зависимость от Джерарда?! Какими бы замечательными ни были реабилитационные центры в Германии, я вам скажу, даже на Луне вас никто не излечит от любви. Как же она его изматывала! Фрэнк не знал, где Джерард, надолго ли он исчез и вернётся ли вообще… Неведение теперь совершенно выжимало из него все соки.
Иногда Майки передавал им привет от братишки… Джерард категорически запретил звонить ему и, уж тем более, приезжать в гости. Соскучившись, он сам звонил брату.
Нужно было видеть Майки в то время! Никогда ещё Джерард не оказывался так далеко от него. Майк с ума сходил от одиночества. Он выглядел, как зомби, не расстающийся с телефонной трубкой. Майки оказался таким восприимчивым и ранимым, что, пожалуй, окончательно рехнулся, если бы не Алиша, его девушка. Никто из ребят её всерьёз не воспринимал, и с Майком они действительно казались нелепой парой. Однако факт оставался фактом – он мучился, изнывая в ожидании, и Алиша оставалась рядом. Фрэнки наблюдал за Майком, перекошенным ударами судьбы (немало же братец заставил его подрать душу!), и признавался самому себе, что т а к о г о ни одна фальшивка вроде Элайзы точно не выдержала бы! А эта девушка постоянно звонила, устраивала всякие сюрпризы и пати, чтобы отвлечь от скучной реальности, а также утирала Майки сопли, с блеском играя роль жилетки… Что ж, их отношения и правда были похожи на любовь.
Фрэнки тогда старательно избегал их общества: каждый взгляд, движение, исполненное осторожной нежности, жгучим клином врезались ему в грудь, поджигая в голове фитиль одной и той же мысли: «Почему всё – всем, но только не мне?!».
Джерард пропал в феврале…
Не в меру жаркий август припекал Джерси, время от времени пробегаясь по нему горячими сквозняками. Полгода бессонниц и давящего на мозг ожидания…
Теперь Фрэнки, именно он, сидел здесь, в аэропорту, сосредоточенно вглядываясь в лица идущих на него людей. Кто знает, может это судьба? Может не зря у братьев Уэй некого нет кроме друг друга, и встретить Джерарда, кроме Майка некому? Может не зря у младшего разболелся живот, и он попросил именно Фрэнка поехать в аэропорт? Он мог с таким же успехом попросить и Рэя и Боба… Но никого из них не было в городе. Может и это не зря?
В любом случае, именно Айеро был сегодня здесь. Он ждал Джерарда… Его, которого Фрэнки не видел полгода! О, как же эти некогда блестящие цветом горячего шоколада глаза потускнели, практически забыв очертания родного силуэта!.. Фрэнк многое забыл, пережевав обиды… Увы, в душе теперь осталось лишь смешанное чувство грусти, волнения и, конечно, любви…
Целая вечность!..
Но он не мог не узнать его! Он узнал, несмотря на чёрные очки, наполовину закрывавшие лицо Уэя, и замер, наслаждаясь каждой секундой наблюдения. Фрэнки невольно улыбнулся, приметив, что Джерард здорово поправился за это время. Отяжелевшая походка и забавная неуклюжесть в движениях, как ни странно, сделала его ещё соблазнительнее.
Фрэнки безо всякого стыда скользил взглядом по его крепким плечам, как всегда обтянутым кожей, на мгновение остановил его в области полной белой шеи, захватив розовые улыбающиеся губы, и неудержимо пополз ниже…
Джерард тем временем оказался совсем близко, и только теперь увлёкшийся Фрэнки понял, что надо бы подать признаки жизни, иначе Уэй мог его не заметить в толпе. Он быстро поднялся, сняв очки, будто бы без них его точно можно было узнать. Фрэнк хотел что-то крикнуть, но Джерард первый перехватил его взгляд и радостно махнул рукой:
- Фрэ-ээ-нки!
Их разделяло не менее 100 шагов. Но он даже и не заметил, как это расстояние в секунду сократилось до жалких сантиметров. Джерард нахлынул на него, как цунами, окатив волною самых разных вкусных запахов. Он крепко обнял "малыша" и сладко чмокнул в щёку:
- Как же я скучал!..
Айеро тонул в его объятиях и теперь казался особенно крохотным и хрупким по сравнению с Джерардом, который будто ещё и в росте прибавил. Он был так близко, что Фрэнки чувствовал, как бьётся его сердце… Джерард крепко прижимал его к себе, счастливо улыбаясь чуть ли не до слёз.
Прошла минута другая… А они всё так и стояли. Улучив момент, Фрэнки ответно прикоснулся к нему губами: смесь бьющего по носу резкого запаха геля после бритья и ещё чего-то невнятного, солоноватого… Фрэнк не знал, что это такое, но понимал, что настоящий мужчина должен выглядеть и пахнуть точно так же, как и Джи.
Он прижался горящими губами к его левой щеке… Сейчас он повторит это, прижавшись крепче… Проведёт губами ниже по щеке… Нащупает его улыбку… и чмокнет в вишнёвые тёплые губы… Но, увы, секунда, отведённая «простому дружескому поцелую», прошла, и Фрэнки не без боли оторвался от него.
- Давно же мы не виделись! – проговорил он, смущённо отводя взгляд.
Джерард в растерянности тронул его за подбородок, немного запрокинув Айеро голову, будто хотел заглянуть ему в глаза:
- Бог мой, что это?!
Фрэнк самодовольно ухмыльнулся, догадавшись о причине удивления Джерарда.
- Пирсинг! – он ловко провёл языком по нижней губе, блеснув серёжкой.
Джи с недоверием всмотрелся в металлическое колечко и снова улыбнулся:
- Ты изменился, чёрт возьми!
- Ты тоже… - Фрэнки виновато поднял на него глаза, встречая горящий счастливый взгляд Уэя.
«Что с ним? Где прежний Джерард? Он действительно такой, или же снова издевается?»
Но Джерард и правда не был похож на себя. Он обхватил Фрэнка за шею, навалившись на беднягу всем телом, и потащил его к выходу:
- Давай-ка поторопимся, малыш, не то, налетит сейчас сюда журналюг с камерами, мать иху! Надень очки! О, у меня просто руки чешутся скорее взять микрофон! Я жутко хочу снова слышать крики фанатов! Помнишь, как мы это делали? О да, музыка – это моё всё! Я это там понял… о я многое понял!
Джерард трещал без умолку, будто в реабилитационном центре, где он провёл полгода, вообще не было людей, с которыми можно было поговорить. Но Фрэнки жадно слушал знакомый голос, шепчущий ему прямо в ухо и желал только одного: хоть бы кто-нибудь поменял в этом грёбанном аэропорте таблички, и они заблудились, бесконечно продолжая идти к выходу.
Такси ждало у самых дверей. Фрэнки живо открыл перед ним дверцу:
- Давай, ты первый!
Джерард пристально посмотрел на него:
- Боже мой, Фрэнки… Как же я соскучился… - он снова рассмеялся и, притянув к себе ошарашенного Фрэ, крепко поцеловал его в щёку.
Айеро не нашёлся больше ничего ответить, как:
- И я по тебе…
Джерард промолчал.
Более того, теперь он, кажется, понял, что повёл себя слишком дерзко, то и дело обнимаясь с Фрэнки. Он уселся на заднее сидение и, молча сложив руки на груди, сосредоточенно уставился в окно.
~~~
Жизнь – театр.
Кажется, это ещё Шекспир вычислил?
Но вот беда...
Нам было бы куда проще, если б он не забыл отметить, что существует ещё и такое интересное явление, как "встреча". Встреча после долгой разлуки - один из актов в театре жизни - когда актёры нарочно срывают опостылевшие маски.
Глава 2
Чёрный. Этот цвет невероятно шёл его лицу. Фрэнки восторженно вглядывался в Джерарда, сидящего напротив, и никак не мог насытиться силой его красоты…
Уэй действительно предпочитал тёмные цвета. Одежда, косметика (которой он, хоть и не часто, но пользовался), мебель в квартире – всё тёмных или же кроваво-красных тонов. И волосы, приятно оттеняющие белизну кожи, у него также были жгуче-чёрные. Фрэнк решительно плевал на то, что они, конечно, крашеные, - он лишь с жадностью вглядывался в блестящие лохматые локоны, всё больше и больше убеждая себя в том, что такого магического цвета он нигде больше не встречал.
Джерард был воистину красив. Его поза, движения, наклон головы, покачивание обтянутой в плотные чёрные джинсы ногою – так в кресле мог сидеть только настоящий король! Фрэнки влюблялся в него всё сильнее с каждой секундой, с каждым вздохом…
Студия. И они снова вдвоём, наедине. Майки не обещался прийти (в последнее время ему действительно часто нездоровилось), ну а Рэй и Боб, как обычно, опаздывали. В прочем, ребята всегда работали за десятерых, часами выдумывая всевозможные фишки и прогоняя их по сотне раз. Так что никто и рта раскрыть не смел, чтобы упрекнуть их за долгий сон по утрам.
Но, если честно, Фрэнку сейчас даже и думать о них не хотелось. Вернее, он даже и не думал о том, чтобы думать о ком-то другом, кроме Джерарда, сидевшего напротив. Айеро приметил, что с самого своего приезда Уэй не расставался с чёрными очками. Фрэнки, правда, не понимал, к чему сейчас солнцезащитные очки, когда они сидят в полутёмной студии, защищённой и от солнца и от журналистов… Это могло показаться оскорбительным, но Фрэнки, право, лишившийся всякого приличия, упрямо пытался разглядеть зрачки Джерарда, невольно утопая в хитром отсвечивании его очков. Они наполовину закрывали его белое лицо, придавая Джерарду серьёзный деловой вид, как у Бэтмена. Может, Фрэнки являлся поклонником супергероев, а может и не только их, но он не мог не признаться в том, что Уэю жутко идут эти чёрные очки.
В комнате зависла тишина. Они уже несколько минут молчали, хотя обоим, поверьте, было, что сказать друг другу. Но, не ясно, почему, никто не желал воспользоваться случаем и поговорить на весьма значимые темы – они молчали.
Фрэнк лениво покачивал ногой, развалившись в своём кресле. Да уж, если Джерарда называли королём, то Фрэнки – никто иной, как его достойнейший преемник. Длинная чёлка, всё также спадавшая на правый глаз, сложенные в обворожительную ухмылку губы с серебряным колечком на них. Сотни девчонок (и, уж поверьте, не только девчонок!) молились на него, вот такого, трепеща, лишь только Фрэнки небрежно поводил бровью. Он казался им гордым и каменным. Принцем, который ни за что не сойдёт со своей сцены… И, если к Джерарду после концертов девчонки подходили и весьма однозначно предлагали самих себя, то, право, на Айеро лишь молились, только мечтая побыть его гитарой. А этот неприступный айсберг сидел сейчас здесь и сладко таял, в свечении наполированных очков Уэя…
«Признайся, Фрэнки, он тебе нужен. Ты ведь не можешь прожить и дня… Скажи, как ты продержался полгода?! Я не верю! Нет, я просто не могу в это поверить! Да уж… такое, наверно, следовало пережить, чтобы сейчас понять, как он дорог. Ну же, признайся. Ты ведь перед ним ни за что не устоишь. Ничем не побрезгуешь. Ничего не пожалеешь.»
Джерард наконец улыбнулся:
- Чего ты так смотришь?
Смущение, сымитированное им, произвело на Фрэнка взрывное впечатление, пробежавшись по его спине огненными мурашками. Но он никак не показал волнения: лишь повёл бровью и ответил не задумываясь:
- Ничего… Тебя так долго не было… Мне казалось, я тебя знаю, а теперь вот смотрю, и понимаю, что ты совсем другой, не такой, каким я тебя считал. Ты либо такой на самом деле был, либо здорово изменился.
Джи ухмыльнулся и, хоть этого было незаметно под очками, опустил глаза:
- Возможно… Ну, что я думаю о тебе, ты уже слышал.
- Джи, я хочу знать. – Фрэнки опустил ноги на пол и, наклонившись вперёд, уставился Уэю в лицо. – Всё точно в порядке?
- В порядке? – Джерард немного растерялся. Он шустро поглядел по сторонам, будто проверяя. – Вроде да, а что?
- Ничего. – Фрэнк всё так же спокойно глядел на собеседника. – Но я должен знать, что мы действительно не в ссоре.
Джерард изумился. Он явно недоумевал, о сути вопроса и, немного помедлив, переспросил:
- В ссоре? Прости, ты сейчас со мной разговариваешь?
Фрэнки помолчал несколько секунд, рассматривая пачку сигарет, которую он неустанно крутил в руках этим утром. Вообще-то Айеро был абсолютно спокоен. Он только что бросил вызов самому себе, и теперь наблюдал за ситуацией словно со стороны. Надо сказать, испытания и чувства, годами штурмовавшие его сознание, закалили в нём множество качеств, по которым обычно судят о взрослом человеке. Наверно, детство прошло. Фрэнку уже было 20 лет, и всего через пару месяцев должен был исполниться 21 год. Теперь он не просто не нуждался в чьих-либо советах, он был в состоянии принимать взвешенные решения. Конечно, трудно сказать, что он действовал всегда безошибочно и верно. Но эти его проступки никак нельзя сравнить с теми, что некогда совершал мальчик со снесённой крышей. За время разлуки Фрэнк, хоть он и божился никогда так не делать, тысячу раз пересмотрел ситуацию с Джерардом и своё поведение в ней. Теперь-то он уверенно смотрел перед собою, не собираясь ни торопиться, ни врать.
- Да, я хочу знать, не держишь ли ты на меня зла. Знаешь, многое мне было неясно ещё до твоего «исчезновения». И потом, ты так резко пропал, что…
- То есть, ты думаешь, что я на тебя разозлился и из-за этого уехал? – зачем-то перебил Джерард.
- Нет. – Фрэнки, наконец, закурил. – Я не об этом. То, что было ещё полгода назад – что это было? Может, объяснишь?
Джи, казалось, был загнан в угол и смущён до мозга костей. Фрэнк говорил странные вещи, будто адресованные не ему, а какому-то третьему лицу-невидимке. Признаться, загадочность и всякого рода недосказанность заставляла его нервничать, ещё пару размытых фраз, и Джерард начнёт материться и швырять предметы:
- Я не-по-ни-ма-ю…
- Я про твоё отношение ко мне. Я, конечно, не претендую на «кофе в постель», - Фрэнк горько усмехнулся. – Но ты же со мной почти не разговаривал тогда… Помнится, кто-то когда-то говорил, что мы друзья… Честно, мне казалось, ты должен был объяснить. Думаешь, я не чувствовал безразличия? И я бы ничего не говорил, но сейчас ты совсем другой! Я смотрю на тебя и не понимаю. Где ты настоящий – сегодня или вчера?
Фрэнк замолчал, чтобы сделать затяжку. Всего того, что он сейчас наговорил, было слишком мало, чтобы описать чувства, кипевшие у него в груди, но однако слишком много для того, чтобы навлечь на себя самые нежелательные подозрения.
Он выжидающе молчал. Теперь Фрэнку было, пожалуй, не столько страшно, сколько любопытно пронаблюдать реакцию Уэя. Тот мгновение посидел недвижно, и по его дрогнувшим губам можно было решить, что он застигнут врасплох и взволнован. Но губы – они всегда врут. Фрэнку сейчас жутко захотелось стянуть с Джерарда очки и заглянуть в его глаза: малыш - теперь его так уже называли все и вся по поводу и без - был уверен, что только там он сможет найти искренний ответ. Но Уэй не снимал очков, и Фрэнк уже смутно начал догадываться об их предназначении.
Выдержав секундную паузу, Джерард вдруг широко заулыбался и развёл руками:
- Ну прости, я болван!
Он сказал это так непринуждённо и жизнерадостно, что стало ясно: сути вопроса он точно не раскусил. Фрэнки улыбнулся, виновато опустив голову, а сам в этот момент здорово засомневался, кто из них с Джи больший болван…
- Я, правда, не очень понял твоих претензий… - Уэй заговорил серьёзнее, по привычке скрестив руки на груди. – Но, если тебе это так важно, то я скажу. Вообще, я срать хотел на целый мир, но только не на нашу дружбу. Нас ведь многое связывает. И я тебе за многое благодарен. Если я не ору об этом на каждом углу, это ещё не значит, что мне до тебя п а р а л л е л ь н о. Я такой же, каким был всегда. Ну может немного растолстел. - он лукаво улыбнулся, наклонившись вперёд и дружески хлопнув Фрэнка по колену. – Но я такой же. И я не зомби. Так что не горюй, всё, как и прежде…
Джерард тёпло улыбнулся и снова откинулся на спинку кресла. Фрэнки лишь кивнул, а сам подумал: «Нет уж, благодарю… Только вот "как прежде" мне не нужно…».
Джерард внимательно следил за тем, как Фрэнк стряхивает пепел с сигареты. Он ухмыльнулся, видимо, вспомнив что-то интересное, и, переместив взгляд влево, на дверь, заговорил:
- Я вчера был у Майка. Вашу мать, что вы сделали с моим младшим! Стоило брату отлучиться на пару месяцев – он себе татуировок набил! – Джи поглядел на лукаво щурящегося Фрэнка и строго погрозил ему пальцем. – Я знаю, кто его надоумил! И кто это сделал, тоже знаю. – он кинул быстрый взор на пустую барабанную установку и сквасил недовольную рожицу.
Фрэнки умилённо улыбался, наблюдая за тем, как Уэй ворчит, и хотел было пошутить что-то в своё оправдание, но тут щёлкнула дверь, и показался улыбающийся Боб.
- Здорова!
Джерард вскинул руки и в возмущении беспомощно плюхнул ими о колени, заметив в губе барабанщика такое же колечко, как и у Фрэнки.
- Да вы что взялись друг под друга косить-то?! – Джи возмущённо тыкал пальцем в воздух, указывая на дверь. – Не удивлюсь, если сейчас влезет разрисованный Рэй! Разрисованный и в д ы р к а х!
Боб смеялся и, обнимая, радостно хлопал хмурящегося Уэя по спине:
- С возвращением! Мы тебя так ждали!..
- Ждали они! Ничего, со мной такого не выйдет! Я ещё и вам колечки повыдираю! – Джерард будто действительно злился.
Впрочем, может он и не догадывался, но каждый в его отсутствие действительно убивал боль по-своему.
Минут через 10 явился и Рэй. Вопреки предположениям солиста, он оказался точно таким же, каким был полгода назад, безо всяких тату и серёжек. По крайней мере, ничего такого внешне замечено не было, а там уж, кто его знает, во что Рэй горазд…
Само собой, завидев Джерарда, Торро расплылся в улыбке и кинулся приятелю на шею:
- Ухху!!! Возвращение блудного фронтмена! Постой, дай-ка я угадаю, где ты шлялся. Стопудово в какой-нибудь клинике, делал операцию по наращиванию щёк! – Рэй стащил с Джерарда очки и принялся тянуть его щёки в разные стороны, напевая при этом что-то ужасно смешное и, конечно, нецензурное.
Уэю это явно не понравилось. Он отчаянно ворочал брюшком, пытаясь скинуть с себя не менее увесистого гитариста, и посылал его в самые что нинаесть далёкие дикие, я бы сказала, экзотические места.
Забавно, согласитесь, наблюдать двух 27-летних мужиков, играющих в щекотки. Боб, с присущей ему одинаковой для всех ситуаций добродушной улыбкой, молча смотрел на это дело со стороны, отвлечённо постукивая что-то на барабанах. Ну а Фрэнки не выдержал и расхохотался. Громко, от души – на всю студию.
- Слезь с меня, взмыленная овца! – Джерард, кряхтя и матерясь, кое-как выполз из-под явно перевозбуждённого Рэя и глянул в первую очередь на Фрэнка: тот еле сдерживал смех.
Уэй неторопливо уселся в кресле и процедил сквозь зубы:
- А кое-кому я бы сейчас посоветовал не ржать над другими, а для этой цели сначала посмотреть на свою собственную подружку…
Фрэнк мигом переменился в лице, в растерянности глянув на Джерарда. Тот лишь на секунду многозначительно выпучил глаза и снова надел очки.
«Что я сделал?!»
И всё-таки временами Джерард отличался нечеловеческой жестокостью. Одним лишь жестом он мог перемутить дружелюбную атмосферу. Вот и сейчас – всего лишь фраза, никому конкретно не адресованная, она плевком вляпалась Фрэнку в душу… «на свою подружку» - в этих словах было столько злости, что, если бы она смогла материализоваться в энергию, должно быть, Солнце пошатнулось бы и свалилось куда-нибудь за пределы Солнечной Системы.
Не до конца жизни, но, по крайней мере, на сегодня Фрэнк точно разбит и будет чувствовать себя развалиной – страшной и уродливой, над которой любят поглумиться бродячие псы.
Он знал, что все его страдания - из-за Джерарда, и от этого любил его всё больше. Кто знает, что двигало Фрэнком? Любовь к недостаткам симпатичного ему человека или же скрытые садомазохистские наклонности…
Потрясённый, Фрэнк проглотил обиду и тихонько уселся в углу, уложив руки на ручки кресла. Джерард в это время оживлённо разъяснял что-то ребятам. Айеро понял, что речь идёт об альбоме, который MCR собирались писать. Говорить действительно было о чём – работы предстояло навалом: не было, не то, что записано, написано пока ни одной песни. К тому же никто понятия не имел о новом проекте и его названии. Фрэнки мучился месяцами, продумывая самые различные варианты. Надо сказать, то время было не лучшим периодом его жизни, так что на ум приходило одно и то же: разочарование – смерть – пьянь – наркотики – вампиры – снова смерть – грехопадение – запретный плод – ад – рожи бесов – и ещё раз смерть… Смерть как пьяный угар, праздник проклятых.
По этому поводу Фрэнк размышлял, наверно, больше всех, но так и не решился выложить ребятам свои идеи в их депрессивных тонах. Он хотел поговорить об этом непосредственно с Джерардом, а теперь сидел, уничтоженный, выслушивал его речь, и не только не вникал, но и думать ни о чём не хотел.
- Как тебе? – толкнул его Рэй, усевшийся рядом.
Айеро пошатнулся, словно вырвался из дремоты:
- Чего?
- Как тебе название?
- Какое название?
Тут только Фрэнк заметил напряжение, выраженное на лицах парней. Ему стало немного стыдно, но он всё-таки переспросил, обращаясь уже к Джерарду:
- Прости, я прослушал. Поясни.
Джи наклонился вперёд, к Фрэнку, и, оживлённо жестикулируя, не без удовольствия принялся разъяснять:
- В общем, я много думал насчёт пластинки. Я перебрал тысячи вариантов, и остался только один, который, я уверен, единственный подойдёт в нашем случае – «The Black Parade».
Лицо Фрэнка сейчас ровным счётом ничего не выражало, кроме сосредоточенности, так что, кинув на него беглый взгляд, Уэй продолжил:
- Вам пока, конечно, не понять. Но я говорю, это единственное! Нет ничего более подходящего нашему стилю и песням…
Рэй нетерпеливо перебил:
- Это мы уже слышали. Скажи лучше, где мы возьмём «такие» песни? Ещё ни одной новой…
- Это совсем другое дело. Ты можешь поверить мне на слово? Я уже всё почти приготовил и уверен, вам понравится. Сейчас речь о другом.
- Извини, я не совсем понял… Почему именно «чёрный» и почему именно «парад»? – Боб в недоумении развёл руками.
- Я знаю, вы не поймёте сейчас…. Ну, вот, что такое жизнь, Боб? Ты можешь сказать?
- Ну, жизнь – это… группа, тату… сигареты.. барабаны, стол… - заворочал глазами барабанщик, перечисляя все окружающие его предметы.
Джерард лишь ехдно поскалился:
- То, что ты тут наприводил в пример, – рутина. Жизнь – это смерть. Нет, вы не перебивайте, а подумайте сами! Каждый когда-нибудь сдохнет! Жизнь – пьяный парад, где каждый пляшет под чью-то дудку. А смерть – совсем другое дело. Она длиннее, она бесконечна! Рано или поздно жизнь переходит в неё, затягивая за собой и людей. И вот тогда они становятся участниками совсем другого парада. «Чёрный парад», парад гнилых и падших, где каждый, хоть и дохлый, но всё-таки свободный…