День, и, к великому своему облегчению, нашел словцо для порицания этого

столь обременительного для него характера: она была непоседа. А от этого

Эпитета до репутации шалая - хуже этого прозвища в провинции нет - всего

Один шаг.

"Как странно, - говорил себе однажды Жюльен после ухода Матильды, - что

Такая пылкая любовь, предметом которой я являюсь, оставляет меня до такой

Степени безразличным. Я не раз читал, что с приближением смерти человек

Теряет интерес ко всему; но как ужасно чувствовать себя неблагодарным и не

быть в состоянии перемениться! Значит, я эгоист?" И он осыпал себя самыми

Жестокими упреками.

Честолюбие умерло в его сердце, и из праха его появилось новое чувство;

Он называл его раскаянием в том, что он пытался убить г-жу де Реналь.

На самом же деле он был в нее без памяти влюблен. Его охватывало

Неизъяснимое чувство, когда, оставшись один и не опасаясь, что ему помешают,

Он всей душой погружался в воспоминания о счастливых днях, которые он

Пережил в Верьере или в Вержи. Все самые маленькие происшествия той поры,

Которая промелькнула так быстро, дышали для него свежестью и очарованием. Он

Никогда не вспоминал о своих успехах в Париже, ему скучно было думать об

Этом.

Это его душевное состояние, усиливавшееся с каждым днем, было до

Некоторой степени вызвано ревностью Матильды. Она видела, что ей приходится

Бороться с его стремлением к одиночеству. Иногда она с ужасом произносила

Имя г-жи де Реналь. Она замечала, как Жюльен вздрагивал. И ее страстное

Чувство к нему разгоралось сильней, для него уже не существовало пределов.

"Если он умрет, я умру вслед за ним, - говорила она себе с полным

Убеждением. - Что сказали бы в парижских гостиных, если бы увидели, что

Девушка моего круга до такой степени боготворит своего возлюбленного,

осужденного на смерть? Только в героические времена можно найти подобные

Чувства. Да, такой вот любовью пылали сердца во времена Карла IX и Генриха

III.

В минуты самой пылкой нежности, прижимая к груди своей голову Жюльена,

она с ужасом говорила себе: "Как! Эта прелестная голова обречена пасть? Ну

что ж! - прибавляла она, пылая героизмом, не лишенным радости. - Если так,

То не пройдет и суток - и мои губы, что прижимаются сейчас к этим красивым

кудрям, остынут навеки".

Воспоминания об этих порывах героизма и исступленной страсти держали ее

В каком-то неодолимом плену. Мысль о самоубийстве, столь заманчивая сама по

Себе, но доныне неведомая этой высокомерной душе, теперь проникла в нее,

Завладев ею безраздельно.

"Нет, кровь моих предков не охладела во мне", - с гордостью говорила

Себе Матильда.

- У меня есть к вам просьба, - сказал однажды ее возлюбленный, -

Отдайте вашего ребенка какой-нибудь кормилице в Верьере, а госпожа де Реналь

Присмотрит за кормилицей.

- Как это жестоко, то, что вы мне говорите... - Матильда побледнела.

- Да, правда, прости меня, я бесконечно виноват перед тобой! -

Воскликнул Жюльен, очнувшись от забытья и сжимая Матильду в объятиях.

Но после того, как ему удалось успокоить ее и она перестала плакать, он

Снова вернулся к той же мысли, но на этот раз более осмотрительно. Он

Заговорил с оттенком философической грусти. Он говорил о будущем, которое

Вот-вот должно было оборваться для него.

- Надо сознаться, дорогая, что любовь - это просто случайность в жизни,

Но такая случайность возможна только для высокой души. Смерть моего сына

Была бы, в сущности, счастьем для вашей фамильной гордости, и вся ваша

Челядь отлично это поймет. Всеобщее пренебрежение - вот участь, которая

Ожидает этого ребенка, плод несчастья и позора... Я надеюсь, что придет

Время, - не берусь предсказывать, когда это произойдет, но мужество мое это

Предвидит, - вы исполните мою последнюю волю и выйдете замуж за маркиза де

Круазенуа.

- Как! Я, обесчещенная?

- Клеймо бесчестия не пристанет к такому имени, как ваше. Вы будете

вдовой, и вдовой безумца, вот и все. Я даже скажу больше: мое преступление,